Глава 1
Симков чертыхнулся и потянулся за ваткой.
– Что такое? – заглянула в ванную пробегавшая мимо жена.
– Порезался, – хмыкнул мужчина. – В первый раз с институтских времен.
Валя улыбнулась:
– Неужели могущественные волшебники страдают от утренней дрожи в руках так же, как простые смертные?
– Зато мы способны от нее намного быстрее избавиться, – отшутился псион в ответ.
Стоило женщине отойти, как радостное выражение исчезло с его лица. Они были вместе уже тридцать лет. Поженились сразу после института, попали на Дальний Восток, дружно терпели тяготы военной службы, прожили достойную жизнь и воспитали троих детей. Даже с чужаками столкнулись в один день, когда в их часть привезли трех израненных солдат и тех пришлось срочно оперировать. Гнездо возникло неподалеку, идущее от него излучение инициировало всех жителей маленького военного городка.
Олег стал псионом. Валентина осталась человеком.
Как ни странно, их брак не рассыпался, подобно большинству оказавшихся в схожей ситуации семей. Новые увлечения и возможности мужа ничуть не повлияли на их отношения. Видимо, они действительно подходили друг другу.
Проблемы начались позднее. Когда Валя начала стареть.
Олег считался неплохим целителем, специализировавшимся на различных ранениях, но после первой замеченной в волосах жены седины заинтересовался геронтологией и слегка сменил сферу деятельности. Запредельных успехов на новом поприще не достиг, хотя полностью неудачными его исследования назвать тоже нельзя. Скорее, он был крепким середнячком, мог похвастаться несколькими открытиями в области продления срока жизни и хорошей репутацией среди коллег. Валя в свои пятьдесят два выглядела лет на тридцать пять, процессы старения в ее теле замедлились на сорок восемь процентов по отношению к стандарту.
Но этого было недостаточно.
– Ты идешь?
– Да. – Олег провел рукой по порезу, посмотрел в зеркало, в котором отражалась идеально гладкая кожа. – Сейчас.
Завтрак состоял из пары толстых оладий со сметаной, бутерброда с сыром и большой кружки кофе. В обычные дни он предпочел бы что-нибудь посущественнее, верный старой привычке наедаться с утра впрок, однако сегодня предстояла сложная операция по неотработанной методике, и целителю не хотелось таскать лишнюю тяжесть в желудке. Подкрепиться после работы он сможет и в больничном кафе.
– К скольким тебя ждать?
– Не раньше девяти, – прикинул муж. – Операция, комиссия эта дурацкая, потом отчет писать по свежим впечатлениям… Может, позднее.
– Я не совсем поняла, что вы сегодня затеваете, – призналась Валя. – Какое отношение опухоль мозга имеет к геронтологии?
Олег с тоской посмотрел на пустую тарелку и принялся собираться, попутно рассказывая:
– Вообще в человеческом организме все взаимосвязано. Ты помнишь, что кариес вызывает язву желудка? Поэтому, научившись лечить один орган, мы сумеем избежать заболевания другого, третьего, четвертого и так далее. Хотя в данном случае ты права – я просто ассистирую врачу не моего профиля. Министерство спустило инструкцию, чтобы на каждой операции, проводимой целителем, присутствовал псион сопоставимого уровня и квалификации. У нас четверок в клинике всего двое: я и Владимир Филиппович. Так что до тех пор, пока этот идиотизм не отменят, придется нам работать вместе. Остряки уже "сладкой парочкой" окрестили… Все, побежал.
– Пока.
Олег Иванович Симков на работу не явился. Он даже в ее сторону не выехал. Его тело обнаружили на стоянке подземного гаража спустя пятнадцать минут после того, как он вышел из дверей собственной квартиры. Камеры наружного наблюдения бесстрастно зафиксировали последние минуты его жизни.
Целитель неподвижно стоял возле дверей своего автомобиля, чуть приоткрыв дверцу и глядя в никуда пустыми глазами. Кажется, на окружающее он совсем не реагировал. Поэтому одетый в спецовку мужчина, в приступе необычайного благодушия пропущенный охраной на территорию дома, без всяких помех ударил псиона ножом в висок.
За деньги, выкладываемые корпорацией, можно было бы построить три таких же дома. Тридцатиэтажных, из сверхсовременных материалов, с огромными зеркальными стеклами, с собственными бассейнами, лекционными залами, вертолетными площадками и многим, многим другим. К числу последних изысков архитектурной мысли также относилась встраиваемая система пси-защиты, препятствующая наблюдению за работниками или жильцами находившихся здесь же квартир. Также, по мысли авторов, расположенные с учетом потоков мировой энергии офисы позволяли повысить работоспособность сотрудников.
Корпорация торопилась. В связи с переездом из Штатов в Берлин ей срочно требовалась новая штаб-квартира.
Ганс Мюллер, в прошлом рядовой отряда "Омега", а ныне преуспевающий бизнесмен, саркастически хмыкнул. Лично он к мифическим "потокам энергии" относился со скепсисом, одинаково старательно вкалывая в любой обстановке, но признавал, что на обычных людей тонкое поле планеты может действовать на порядок сильнее. Целителям лучше знать. У него есть свой участок работы, за который он несет ответственность, и, между прочим, за скорость и качество выполнения ему заплатят неплохую сумму. Это уже четвертый дом, построенный с его участием. Опытным путем мастера-артефакторы, его нынешние коллеги, выяснили, что они умеют хорошо изготавливать всякие дорогие безделушки, закладывать знаки в кирпичи или фундамент, умеют неплохо просчитывать каркас общей системы защиты и делать прочую популярную среди толстосумов работу. Не умеют они двух вещей: соединять знаки так, чтобы добиваться их максимальной эффективности, и находить уязвимости в общей структуре.
Поэтому Ганса и пригласили. Хотя ему и далеко до своего бывшего командира, "Гвоздя" Штольца, или русского корейца Васи, практика у него все-таки обширная. Четвертый боевой уровень – это немало. Причем в отличие от коллег, сосредоточившихся на скорости создания знаков и развитии оболочки, он всерьез увлекался артефакторикой. Благодаря чему завел нужные связи и после выхода в отставку – отпустили его с неохотой, дело чуть до скандала не дошло – быстро устроился в строительную фирму с хорошей репутацией.
– Эй, эй! – заорал Ганс при виде двух турок, разбивавших уже затвердевший куб цемента с замурованным внутри элементом общей системы защиты. – Вы что делаете?
– Бригадир сказал, – пожал плечами один.
– Разбей, говорит, – на ломаном немецком добавил другой.
– Не трогать здесь ничего, – приказал псион. И добавил для доступности: – Увижу, что разломали, – головы пооткручиваю.
Убедившись, что его слова достигли рабочих ушей, он отправился искать тупого бригадира. Его интересовала причина этого, мягко говоря, странного приказа. Он дурак по жизни или планы стройки ни с того ни с сего поменялись?
Кемаль нашелся тремя этажами ниже – обсуждал что-то по-турецки с четырьмя подчиненными. В углу на куске полиэтилена сидел еще один работяга, прежде Гансом не замеченный. Впрочем, псион на него внимания не обратил, сразу направившись к бригадиру со словами:
– Кемаль, что происходит?
Артефакты защиты, расположенные на стройке, еще не успели объединить в единую сеть. Не успели настроить должным образом. Поодиночке каждый из них был слаб и пробивался знаком первого уровня. Единственное, что успел сделать Ганс, – проверить их на работоспособность и разметить должным образом, чтобы в будущем облегчить расстановку в нужных местах.
Поэтому сейчас, почувствовав угрозу жизни связанного с ними человека, они отреагировали заложенным создателями образом. Сотня крошечных, почти бессильных щитов окружила псиона, стараясь предохранить Ганса от неведомой угрозы. Первый же удар сокрушил половину, второй добил оставшихся. Третий уперся в созданную Мюллером "святую броню".
Он не понимал причины атаки, не чувствовал атакующих. Для Ганса Кемаль и другие рабочие всегда выглядели обычными людьми, и сейчас он не мог поверить, что сильнейшие ментальные удары исходят от них. Спасали его инстинкты. Воинское прошлое, служба в зачищавших Гнезда чужаков частях намертво вбили в подкорку рефлексы, заставлявшие при малейшей угрозе поставить защиту, найти источник, сообщить о проблеме командованию… Если бы неведомые враги ограничились атакой на сознание, псион бы так и поступил.
"Броня" недолго сопротивлялась давлению – ровно столько, сколько Мюллеру потребовалось на создание "шлема тишины". Немец едва успел закрепить специально предназначенный противостоять ментальным атакам знак, как его попытались достать на физическом уровне. Проще говоря, попробовали забить насмерть – именно насмерть, сомнений не было. Первый удар, нанесенный Кемалем, Ганс заблокировал. Он успел поразиться скорости и силе невысокого турка, когда второй рабочий ловко пнул его под колено, заставляя припасть на пол, третий попытался ударить рукой в голову. Они действовали слишком быстро и слаженно – люди так не могут, по крайней мере, без специальных тренировок. Из дверных проемов показались еще рабочие, не менее десятка их побросали дела и быстро, необычайно быстро спешили на шум. Ментальный напор на "шлем" усилился, заставляя еще сильнее отвлечься на его защиту и замедляя движения псиона.
Изорванное тело Ганса Мюллера нашли поздно вечером, когда в компанию поступили сообщения о срыве графика строительства с других участков объекта. Рядом с ним лежали тела пяти рабочих из недавно нанятой бригады. Все строители были убиты голыми руками.
Свою маленькую страстишку падре Алехандро не то чтобы скрывал – не афишировал. Не к лицу скромному слуге матери нашей Римско-католической церкви увлекаться метанием ножей. Архиепископ и так уже несколько раз выражал свое недоумение из-за упорного отказа настоятеля одного из крупнейших соборов Барселоны перейти на более полезную, по мнению его преосвященства, должность. Мотивы начальства падре понимал, но действовал по-своему. Он не чувствовал в себе сил, потребных для прямого противостояния со злом, равно как и не желал участвовать в кропотливой работе по улучшению связей со светскими правительствами. Иными словами, падре хотел оставаться простым священником, никак не связанным с прелатурой Гнева Божия.
Кое-кто называл созданную вскоре после Вторжения особой папской буллой организацию "новой инквизицией" и в чем-то был прав. Псионы, составившие костяк прелатуры, занимались расследованием преступлений, связанных с использованием оккультных сил против богобоязненных католиков. Наряду с вызовом различных сущностей из ментала – не столь важно, с какой целью, – под запрет попало чтение чужих мыслей и нанесение урона, за исключением случаев самозащиты. Кроме того, по слухам, папские ищейки официально декларируемым списком нарушений не ограничивались, весьма вольно трактуя понятие "защиты интересов церкви"…
Падре Алехандро заботился о своей пастве и не желал большего. Он считал, что исцелять души людей важнее, чем вытаскивать на свет чужие мысли или охотиться за нелицензированными шаманами. Да, Господь наградил его даром, позволив стать вровень с ментатами третьего-четвертого уровня. По воле Его падре всегда знал, какими словами утешить, ободрить прихожан, как наилучшим образом беседовать с малолетними беспризорниками, убеждая жить в приюте, а не воровать на улицах, помогал врачам в клинике для душевнобольных по мере сил своих и умения. Он верил, что находится именно на том месте, которое Господь предназначил ему, и не собирался ничего менять.
Свой последний вечер падре провел как обычно. Разобрался с отчетностью, причастил уезжавшего по делам во Вьетнам прихожанина, запер церковь и пешком отправился восвояси. Его маленький домик, точнее говоря, комната, снимаемая у одной почтенной сеньоры, располагалась неподалеку. По своему статусу священник имел право на более комфортное жилище, но не видел в нем нужды – в комнате он только ночевал, вся остальная его жизнь проходила либо в соборе, либо в благотворительных учреждениях.
Удар застал его возле церковной ограды. Падре внезапно ощутил, что тело не повинуется ему, он неподвижной статуей замер возле калитки. Неизвестный был очень силен. Церковник чувствовал себя запутавшейся в силках птицей, его разум словно бы спеленали тонкими прочными нитями. Попытки освободиться раз за разом ничего не давали. В отчаянии священник принялся молиться, уповая на помощь Всевышнего.
Людская вера обладает колоссальной силой. Она превращает слабого калеку в пылкого вождя, благодаря ей маленькие племена дикарей повергают в прах великие империи и на их руинах основывают собственные королевства. "Намоленные" древние иконы исцеляют хронические болезни, парализованные начинают ходить от прикосновения простого деревянного креста. Могущественные духи и демоны, призываемые псионами, теряют силы на святой земле.
Алехандро вытащил нож из внутреннего кармана куртки, с трудом разворачиваясь к стремительно приближавшейся фигуре. Шел неизвестный быстро, однако священник был уверен – сейчас, когда дьявольское наваждение ослабло, он сумеет защититься. Продолжая шептать молитву, отгораживаясь от чужой воли, как щитом, с детского возраста заученными словами, он приготовился метнуть оружие. Неизвестный перешел на бег, будто бы получив неслышимый приказ и торопясь покончить с жертвой как можно скорее. Падре чувствовал, как исходящий от собора поток набирает мощь, смывая прикосновение невидимых липких пальцев с его сознания, и не испытывал сомнения в исходе предстоящей схватки. Вот только как поступить с нападавшим, он не знал.
Немного поколебавшись, церковник убрал нож. Так было правильно. Сила, защищающая своего слугу, с неодобрением относилась к пролитию крови и приказывала попытаться остановить бой, не убивая. Следовало очистить несчастного от чужого влияния. Падре Алехандро шагнул вперед, воздевая руку в благословляющем жесте, чувствуя себя проводником могучей и светлой воли…
Сухо хлопнул выстрел.
Прибывшая по вызову полиция обнаружила известного в городе священника застреленным перед входом в собор, служению в котором он отдал почти двадцать лет своей жизни.
Адольф Доре в последний раз окинул придирчивым оком недавно установленный митан. Столб, вокруг которого проходили почти все церемонии Вуду, символизировал дорогу богов и являлся центром предстоящего действа, зависело от него многое. Другие школы призывов относились к материальным атрибутам не столь тщательно, больше ориентируясь на рисунки, геометрические чертежи или – в редких случаях – создавая каналы в тонкий мир одной лишь силой воли, но Адольф предпочитал следовать традициям оставленной им когда-то родины. Жители Бенина знали толк в черной магии.
Правда, теперь он изгнанник и живет в Бразилии, но так даже лучше. Здесь у него большой дом с садом, ему служат красивые девушки, белые люди приезжают и платят неплохие деньги за нужные ритуалы. Дома было иначе. Там приходилось почти все время тратить на собственную защиту, жертвы лоа приносились едва ли не ежедневно. Теперь все не так. Десять дней назад он просил благословения Каррефура, убив для него пятнадцатилетнюю девственницу, и до сих пор чувствует кипящую в крови силу. Покровитель дал ему столько, что для проведения очередного ритуала не нужно вновь призывать бога – достаточно окропить алтарь кровью убитого козла, прося благословения других лоа.
Глупые белые приняли странные законы. Они считают, врагов убивать нельзя. А что с ними еще делать? Поэтому умные люди приезжают из Европы или США сюда, в Бразилию, или на Тринидад, или на Гаити, чтобы прийти к хорошему бокору и заплатить ему за проклятье. Чем сильнее проклятье, тем выше цена. Он, Адольф Доре, один из лучших бокоров. Он слышит голос Каррефура, сам Самеди изредка выполняет его просьбы. Белые дают ему фотографию, дают ему денег, говорят имя человека, которому предстоит умереть, – и человек умирает. Почти всегда.
Адольф сделал последние приготовления и собрался начать церемонию. Повинуясь его кивку, трое барабанщиков, устремив невидящий взгляд прямо перед собой, начали отбивать ритм. Он специально лишил их разума, чтобы никто не узнал его тайн. После завершения обряда они вернутся в подвал и станут ждать там до тех пор, пока хозяин вновь не призовет их для своих дел. Сейчас они просто стучали по туго натянутой коже. Адольф сосредоточился и затянул:
– Папа Легба, отвори ворота. Папа Легба, отвори ворота и дай мне пройти. Отвори ворота, чтобы я смог возблагодарить лоа.
"Привратник" Папа Легба служил посредником между миром живых и миром духов. Без него не обходилась ни одна церемония Вуду. Другие псионы могли связываться с обитателями ментала напрямую, но им приходилось тратить больше сил. Еще Адольф, как уже говорилось, был традиционалистом и добра от добра не искал. Кроме того, для успешного ритуала требовалась помощь Каррефура – духа несчастий и покровителя черной магии – и ни много ни мало, а самого Барона Самеди. Последний являлся богом смерти и хозяином загробного мира.
Бокор почувствовал знакомое присутствие великих сущностей и уже хотел обратиться к ним с обычной просьбой, когда дверь, ведущая в его заклинательную комнату, вылетела, снесенная с петель. Сразу десяток человек вбежали внутрь, причем странным образом они не запинались, не сталкивались, действуя, будто единый многорукий организм. Духи-стражники недовольно взвыли, безуспешно пытаясь наброситься на нарушителей границы.
Адольф на мгновение растерялся. Он не понимал, почему лоа, привязанные к поместью, не предупредили его об угрозе, каким образом нападавшим удалось не потревожить опутавших дом заклинаний, что вообще происходит? С местными бандами он нашел общий язык, на европейцев или посланцев старых врагов пришедшие за его жизнью люди не походили. Если, конечно, они действительно люди, в чем Адольф с каждым мгновением все больше сомневался. Очень уж странные у них ауры.
Как бы то ни было, он не позволит убить себя, словно цыпленка. Он – бокор, слуга великого лоа! Последней просьбой, обращенной Адольфом к своим покровителям, была мольба о смерти его врагов.
Прислуга осмелилась потревожить хозяина только на следующий вечер. Две девушки, пользовавшиеся особым расположением колдуна, спустились вниз и со страхом заглянули внутрь. В следующее мгновение обе они с визгом унеслись прочь, чтобы, прихватив подаренные драгоценности и некоторые ценные вещи, поскорее покинуть дом.
Заклинательная комната была завалена трупами. Посредине, с довольной улыбкой на черном лице, с торчащим из груди ломом лежал Адольф Доре. Черный колдун, служивший богу несчастий Каррефуру.
Машина свернула во двор и, с трудом отыскав среди других припаркованных тут автомобилей свободное место, плавно затормозила возле изрядно вытоптанного газона, поросшего желтоватой жухлой травой.
– Т-т-ты как? – слегка заикаясь, спросил водитель у сидевшего справа от него угрюмого молодого мужчины в расстегнутой на груди темно-синей рубашке.
– Да нормально, – отозвался тот. – Никаких проблем.