В одной из таверн Шадизара Конана нанимает древняя старуха, для того чтобы он нашел пропавшую при загадочных обстоятельствах девушку.
Разные люди захаживали в кабак Абулетеса на окраине Шадизара. Самые разные. И воры, и солдаты, и городские стражники, и неудачники, и просто искатели приключений.
И в женщинах здесь тоже никогда недостатка не наблюдалось. Молодые и не слишком, красивые и не очень. Но все они так или иначе готовы были пойти на риск, вступив в общение с завсегдатаями кабачка, - и были, в общем и целом, привлекательны и доступны.
Киммериец Конан, беспробудно пьянствовавший там уже вторые сутки, уставился на вошедшую особу так, словно перед ним явилось привидение. Впрочем, Конан оправился быстрее и проще остальных свидетелей разыгравшейся сценки. Киммериец попросту решил, что все происходящее ему пригрезилось. Нельзя ведь безнаказанно выпить такое количество вина!
Прочие, к сожалению, не могли быть так уверены в том, что перед ними - призрак. Более того, спустя несколько минут большинство уже не сомневалось в полной реальности явления.
В кабачок на окраине Шадизара вошла старушка…
Не грязная, прожженная бестия, старая ведьма, сводня или подручная работорговца, - о, нет! Судя по одежде, то была именно почтенная старушка, обитательница уважаемого дома. Какая-нибудь нянюшка или пожилая тетушка из числа небогатой родни.
Она была закутана в длинное покрывало темно-синего цвета. Ткань добротная, хотя вещь и выглядела поношенной. Она могла быть подарена старушенции, за ненадобностью, кем-то из состоятельных родственников. Пожилая особа шла, сгорбившись и шаркая по полу сандалиями из хорошей кожи.
В том, что это именно старушка, а не молодая женщина, ради каких-то целей притворяющаяся таковой, легко было убедиться, взглянув на руки, которыми дама придерживала свое покрывало. Сморщенные, покрытые пятнами, потемневшие, как пергамент, - эти руки могли принадлежать только очень старой женщине.
Она остановилась посреди кабачка и немного растерянно огляделась по сторонам.
Абулетес приблизился к ней, на ходу обтирая жирные ладони о засаленный фартук. Ни фартук от этого не делался грязнее, ни ладони чище, но Абулетесу нужно было производить хоть какие-то телодвижения, дабы продемонстрировать свою деловитость и скрыть растерянность.
- Что угодно? - громко обратился он к старой женщине. И, наклонившись к ее уху, понизил голос: - Что ты здесь делаешь, старуха? Это не место для таких, как ты! Уходи подобру-поздорову, пока тебе здесь кишки не выпустили!
- Кому охота выпускать кишки старой женщине? - удивилась старуха. Она не сочла нужным шептать, подобно Абулетесу, и таким образом содержание их разговора сделалось известным для окружающих. - Я ведь всего-навсего старая женщина, беспомощная и бедная.
- Бедная? - Абулетес насторожился. - Насколько бедная? Если ты не в состоянии заплатить за еду и выпивку, то можешь рассчитывать лишь на кусок хлеба и стакан воды. Я вовсе не такой жестокосердый, как меня тут изображают… некоторые… - Он покосился на одного из наемников, от которого совсем недавно слышал подобное обвинение. Солдат сделал вид, что не замечает взгляда, хотя разговор забавной старушенции с Абулетесом многих заинтересовал и позабавил, так что общая болтовня вдруг утихла: завсегдатаи прислушивались. - Но заниматься благотворительностью я тоже не могу себе позволить. Не в моих правилах. Да и никаких денег на всю ораву не напасешься - нищих-то пруд пруди, а Абулетес - один.
- Принеси стакан воды, - согласилась старуха. - Хлеба не нужно. В моем возрасте человек ест мало.
В ее речи слышалась та изящная правильность, которая возможна лишь в одном случае: если человек никогда не употребляет бранных выражений и не коверкает слова при общении с подонками общества.
Старуха определенно начала нравиться обитателям кабачка. Один из них, наемник с изумительно чумазым лицом и жилистой тонкой шеей, которая выглядела так, словно ее обладатель не раз уже избегал петли палача, выразил свою симпатию криком:
- Эй, старая кочерга! Шевели-ка своими трухлявыми подпорками до моего стола - я налью тебе пойла понажористей воды.
- У Абулетеса и вода нажориста, - захохотал рядом с ним другой, как нарочно, жирный и вовсе без шеи (но такой же чумазый). - Не пей ее, бабка! От грязи да насекомых впору с супом перепутать.
Блестящий глаз, заметный в маленькую щель в покрывале внимательно рассматривал наемников. Затем зашелестел старческий голос:
- Я не понимаю, о чем вы говорите.
- Она не понимает! - Тощий наемник в восторге хлопнул ладонями по столу. - А? Ты слыхал подобную шутку? - Он повернулся к своему жирному приятелю в поисках поддержки.
Тот только качал головой и ухмылялся, демонстрируя черную дыру там, где у большинства людей зубы.
Старуха повернулась к солдатам спиной и зашаркала к столику в углу, где подремывал убаюканный забавным сновидением Конан. Когда она опустилась перед ним на скамью, киммериец открыл глаза. Мгновение он взирал на явление спокойно, убежденный в том, что это - удивительное воздействие на ослабленный пьянством ум каких-то безобидных трактирных чар. (Известно, что каждый хозяин трактира немножко колдун - эта мысль посещает каждого пьяницу на определенном этапе).
- Ты - Конан-киммериец? - обратилась старуха к молодому человеку.
Тот вдруг насторожился. Для видения это было уж слишком! Ни одно видение не рассуждает так разумно и складно. "Ты - Конан-киммериец?" Фраза более чем изящная!
- Я, - буркнул он в ответ. Его синие глаза вспыхнули мрачным огнем. То, что представлялось забавным и необязательным, обернулось обычным трезвым разговором.
- Мне сказали, что ты самый ловкий вор в Шадизаре, - добавила старая женщина. Это не было лестью: она действительно говорила то, что думала.
Взгляд Конана немного смягчился.
- Положим, это так, - отозвался он. - Тебе что с того? Хочешь, чтобы я украл твою девственность?
Шутка показалась ему забавной, но старуха только вздрогнула и плотнее закуталась в свое покрывало.
- Ловкий человек может помочь мне, - сказала она.
- Я работаю за плату, - предупредил Конан.
- Возможно, оплата твоего труда будет велика, - загадочным тоном обещала старуха.
Киммериец негромко рассмеялся.
- Ты, кажется, не поняла, почтенная женщина. Никаких "возможно". Если речь не идет о том, чтобы обчистить сокровищницу какого-нибудь дворца или утащить алмаз из головы статуи почитаемого демона, то я не признаю ни "возможно", ни "потом".
- Сейчас у меня нет денег, - сообщила старуха. - Если ты добьешься успеха, деньги появятся. Это похоже на ограбление сокровищницы?
- Зависит от того, как много денег у тебя появится.
- Много. - И она вздохнула.
Конан с любопытством глядел на нее. Она казалась ему старой, как Атлантида. Сам киммериец был чревычайно молод, жизнь бурлила в нем, кровь вскипала в жилах, и весь мир, казалось, лежал у его ног. Стоило протянуть руку - и в ладонь сами собою ложились драгоценности, а женщины так и льнули. Стоило ступить на землю - и дорога без всяких усилий с его стороны стелилась ему под ноги.
Удивительно хорошо чувствовать себя молодым, всесильным! Впервые в жизни, кажется, Конан задумался о том, каково это - быть старым. Дряхлым, с трясущимися плечами, с поникшей головой и потухшим взглядом. Как видят мир эти блеклые глаза? Впрочем, нет, глаза-то у старой ведьмы, кажется, зоркие и блестящие. Любопытные - это точно.
Интересно, правы ли те, кто утверждает, будто старые женщины, утратившие силу плодородия, сплошь ведьмы и злодейки?
Конану не слишком-то хотелось иметь дело с таковой. Но никакой магии в старухе - по крайней мере, в этой, - он не ощущал.
Абулетес принес в глиняной кружке воды и с выразительной улыбкой поставил перед старухой. Конан тотчас щедрой рукой плеснул в кружку вина.
- Никогда не пей простой воды, особенно в кабаке Абулетеса.
- Меня уже предупреждали, - спокойно произнесла старуха и принялась цедить сквозь зубы воду, подкрашенную вином.
Абулетес пожал плечами, подмигнул Конану и ушел.
- Ты готов? - спросила старуха.
- Помогать тебе? - Конан усмехнулся. - По-моему, мы еще не все обсудили. Я не знаю ни работы, которую ты желаешь мне предложить, ни оплаты, которую я пожелаю за это взять.
- Меня зовут Эригона, - сказала старуха. - Для начала я должна показать тебе мое лицо. Я понимаю, что ты не можешь иметь дело с человеком, чьего лица никогда не видел. Ты готов?
- Прекрати спрашивать об этом! - зарычал Конан. Старуха вдруг начала выводить его из себя. Если бы на ее месте была юная красавица, Конан не испытывал бы такой жгучей скуки, но старуха с ее непонятным кокетством!..
- Я пытаюсь быть вежливой. Прости.
Конан метнул в нее испепеляющий взгляд, и она осеклась.
Ее руки шевельнулись, покрывало приоткрылось - так распахивается на миг дверь в опочивальню какой-нибудь распутной графини, чтобы явить поклоннику прелестное обнаженное тело и тотчас спрятать его опять за тяжелыми створками.
Увиденное поразило Конана настолько, что он поперхнулся и отчаянно кашлял несколько минут. Старуха с сочувствием смотрела на него, но не предпринимала никаких попыток постучать его по спине или сказать пару слов в утешение.
- Не может быть! - отрывисто бросил Конан в промежутках между кашлем и вздохом. - Такого просто не может быть!
Старуха покачала головой и снова тщательно задрапировалась в синее покрывало.
- Ты ведь видишь, что это возможно. Я - есть.
- Покажи еще раз.
- Хватит с тебя и одного раза. У тебя слишком нежные нервы. Я надеялась, что варвар окажется более закаленным.
- Что ты знаешь о варварах, несчастная! - огрызнулся Конан. - Мы бываем куда более чувствительными, нежели так называемые "цивилизованные" люди. Разве не цивилизованные владыки четвертуют преступников, сажают их в железные клетки так, чтобы птицы падальщики склевывали их еще живую плоть? Никогда такого не видала? У варваров разговор короткий: если враг - голову с плеч и дело покончено… Покажи мне свое лицо. Я должен к нему привыкнуть.
Старуха опять развела в стороны края покрывала. Конан воззрился на нее с неподдельным ужасом.
- Впервые вижу такую уродину.
Старуха была не просто стара и дряхла, она была безобразна. Это было само уродство во плоти. Ее нос, мясистый и жеваный, в сизых бородавках, нависал над верхней губой. Такие же бородавки украшали и губы - не красного, а какого-то трупного лилового цвета. Кожа ее лица имела землистый оттенок и была покрыта мириадами морщин. Бровей у нее не было вовсе, равно как и ресниц, и Конану не хотелось даже представлять себе, как выглядят ее волосы на голове. Только глаза, темные и внимательные, сохраняли живой блеск.
- Налюбовался? - спросила Эригона. - Надеюсь, ты получил удовольствие.
- Я получил сильное ощущение, - ответил Конан, - которое вряд ли можно назвать удовольствием. Как будто мне в задницу воткнули пучок стрел.
- У тебя богатый опыт, несмотря на молодость, - отметила старуха.
Конан понял, что она смеется! Неужели можно сохранить способность смеяться, будучи такой дряхлой… и такой отвратительной на вид? В это верилось с трудом.
- С меня довольно, - проворчал он. - Спрячь… это. Я недостаточно цивилизован для созерцания подобных… э… вещей. Мне жаль, что ты так выглядишь, - прибавил он, не желая показаться совсем уж бессердечным. - Наверняка у тебя добрая душа и все такое. И ты пользуешься любовью своих близких. Ну, я надеюсь на это.
- У меня нет близких, - сказала Эригона. - И я не пользуюсь ничьей любовью.
- Где же ты живешь?
Этот вопрос, казалось, поставил старуху в тупик. Она молча уставилась на Конана и ничего не ответила.
- Я просто пытаюсь прояснить для себя все обстоятельства, - пояснил Конан. - Если ты хочешь, чтобы я работал на тебя, ты должна дать мне как можно больше сведений. И мне хотелось бы получше представлять себе моего нанимателя, понимаешь?
Она кивнула, но очень растерянно.
- Попробуем еще раз, - сказал киммериец. - Где ты живешь? Учти, мне безразлично, обитаешь ли ты во дворце или под забором в канаве. Я лишь хочу знать…
- Не знаю, - перебила старуха. - Я еще не задумывалась над этим.
- Хочешь сказать, что до сих пор ты не жила нигде? - Конан прищурился. - Судя по твоему виду, ты прожила уже лет девяносто. И все эти девяносто лет ты существовала в "нигде"? Так не бывает. Хоть я и варвар, как ты утверждаешь, но даже меня, даже пьяного, невозможно убедить в том, что…
Он запутался в словах и просто махнул рукой.
Старуха накрыла его руку своей. Киммериец вздрогнул от ее прикосновения. Было такое ощущение, словно древняя мумия дотронулась до него иссушенной конечностью.
- У меня еще не было времени подыскать себе жилье в Шадизаре, - пояснила старуха. - Так понятнее?
Конан кивнул и выпил еще вина.
- Ты пытаешься сейчас убедить меня в том, что прежде ты жила где-то в другом городе, а в Шадизар пришла одна-одинешенька, пешком, и при том не имея здесь ни одного знакомого?
- Приблизительно так… - Она вздохнула. - А что, не похоже на правду?
- Дьявольски не похоже, дорогая. Просто адски не похоже! Клянусь преисподней и всеми ее демонами, ты что-то от меня скрываешь. Осталось понять, что. Будь ты помоложе, я тряс бы тебя до тех пор, пока правда не посыпалась бы из твоих губок, как спелые плоды с дерева. Но, боюсь, если я хоть разок тряхну тебя как следует, ты развалишься - и тогда плакали мои денежки… Кстати, какую сумму ты мне обещаешь?
- Если мы с тобой добьемся успеха, ты получишь двести золотых полновесной монетой, - ответила старуха.
- Боги! - Конан сжал кулаки. - Кого же я должен убить для тебя, чтобы заработать все это?
- Не убить. - Она опять уставила на него свой загадочный взгляд и моргнула, как птица, не меняя выражения глаз. - Убить я могла бы и сама.
- Не сомневаюсь, - пробурчал Конан.
- Давай вернемся к твоему вопросу о том, где я живу, - предложила старуха.
Конан насторожился.
- Мне показалось, ты не хочешь это обсуждать.
- Я не хочу обсуждать способ, которым я добралась до Шадизара. Что касается жилья, то у меня нет ни крыши над головой, ни денег, чтобы эту крышу заполучить.
- Только не говори, что мечтаешь поселиться в этой дыре и что платить за тебя должен я, - простонал Конан.
- Ты угадал совершенно верно. Сними для меня комнату. Мне необходимо находиться поблизости от тебя. Это облегчит нам задачу.
- Тебе не приходило в голову, что такой постоялец, как ты, вызовет ненужные вопросы? - сказал Конан, целяясь за последнюю надежду (в глубине души он понимал, что старуха права). - Люди захотят знать, почему я поселил рядом с собой не молодую, полную сил красотку, а…
- Безобразную старуху, - заключила она спокойно. - Конечно, поначалу многих это удивит, но скоро все привыкнут.
- Может быть, ты целительница? - с надеждой спросил Конан. - Это бы объяснило многое… Говорят, иногда кошмарные с виду старушенции умеют хорошо залечивать раны.
- Нет, - она покачала головой. - Никакая я не целительница. В травах я тоже не разбираюсь, если не считать двух-трех травок, которые кладут в соус. А от вида крови меня тошнит, и я падаю в обморок.
- В обморок? - Конан не верил своим ушам. - Эригона, в своем ли ты уме? Падать в обморок - привилегия молодых, богатых девиц! У всех остальных на это просто нет времени.
Эригона пожала плечами.
- Уж такая я есть. Итак, я вижу, что мы договорились. Ты снимаешь для меня комнату в кабаке Абулетеса и делаешь работу.
- Теперь, надеюсь, мы можем поговорить о работе?
- Нужно найти человека.
- Кром! Неужели я дожил до такого позора?
- Позора? - Эригона удивилась. - Я не посмела бы предложить воину ничего, что могло бы навлечь на него позор. Я хоть и женщина, но разбираюсь в вопросах чести!
- А как насчет моей воровской чести? Украсть, утащить, слямзить, выхватить из-под носа, отковырять да смыться - вот это служит к моей воровской чести. Убить какого-нибудь негодяя - еще одно достойное задание. Но найти!.. А кого я должен найти - за двести полновесных золотых?
- Молодую девушку. Ее звали Майра.
- Кем ты ей приходишься? Прабабушкой?
- Я не желаю это обсуждать! - в тоне старухи вдруг прозвучали резкие, даже властные нотки. - Я твой наниматель. Я сообщаю тебе необходимые сведения. Мои отношения с этой Майрой не входят в число необходимых сведений. Слушай внимательно. Майра - дочь богатых и знатных родителей. Ей было шестнадцать лет.
- Хороший возраст, - перебил Конан невозмутимо. Ему хотелось поставить старуху на место. Не хватало еще, чтобы им помыкала женщина, да еще такая уродливая! - В эти годы любая будущая крокодилица выглядит привлекательно. Что и сбивает с толку иных мужчин…
- Так и вышло, - подхватила Эригона, и Конан поразился тому, с каким изяществом она перехватила нить разговора. - Шестнадцатилетняя Майра была очень хороша. Темные глаза, густые черные волосы, очаровательный ротик… Она особенно гордилась своим ротиком, потому что по форме ее губы напоминали бабочку.
- Что ж, наверное, есть любители целовать распластанных бабочек, прилепленных к женскому лицу, - сказал Конан мститетльно. - Лично я предпочитаю что-нибудь более классическое. Лук, к примеру, или луну.
- Как насчет винного следа от донышка кружки? - язвительно осведомилась старуха, указывая на лунообразное пятно на столе, оставленное кружкой.
- Тебе палец в пасть не клади, - фыркнул Конан. - Кажется, мы сработаемся. Продолжай.
- Очаровательная Майра была объектом страсти сразу двух женихов. Оба сватались к ней. Оба - из хороших семей. Одного зовут Аркамон, другого - Рувио. Ты запоминаешь имена?
- Они запечатлеваются в моей памяти так, словно их высекает резец ваятеля.
- Что ж, это лишь подтверждает мое предположение о том, что у киммерийцев гранитные мозги, - вздохнула старуха. - Надеюсь, твой внутренний ваятель достаточно быстр и ловок и успеет до конца месяца завершить свой нелегкий труд.
Конан сжал и разжал кулаки. Определенно, старуха превосходила его в остроумии. Так что на этой почве им лучше не состязаться.
- Продолжай, - буркнул он.
- Рувио имел у Майры больше успеха. Она не скрывала того, что предпочитает его Аркамону. Ни девушка, ни ее родители еще не дали окончательного ответа претендентам, но было совершенно очевидно, что победителем в этом поединке окажется Рувио.
- Ближе к делу, - сказал Конан. - Кто пропал, Аркамон или Рувио?
- Пропала Майра, если ты еще не понял этого. В один прекрасный день она попросту исчезла.