- А тебе стало очень худо, когда ты увидел, как там всё разгромлено?
- Было столько причин чувствовать себя ужасно, что не знаю, с чего и начать. Наверное, это даже не слишком меня потрясло.
- Да, и меня тоже. Когда мы сюда приехали утром и я увидела, что тут творится... не знаю. Я ведь чего-то такого ожидала, но всё равно это было ужасно. Мне даже стыдно стало оттого, что я не испытываю достаточно сильных чувств. Наверное, как ты и сказал, слишком многое произошло. Слишком многое.
- Да.
Ли произнёс всего одно слово, но я никогда не забуду того, как он это сказал, - словно в одном коротком слове уместилось всё то, о чём я говорила. Я придвинулась ещё ближе к нему, продолжая говорить:
- И ещё я думаю о Корри и о том, как всё жутко должно быть для неё, куда хуже, чем для меня. И для всех, у кого есть младшие братья и сестрёнки. Это страшно. А представь, что должны чувствовать родители Криса, они ведь за границей и, наверное, даже не могут вернуться домой и представления не имеют, что там с Крисом.
- Но мы не знаем, насколько всё это распространилось. Может, и другие страны тоже... Помнишь, как мы шутили там, в Аду, насчёт Третьей мировой войны? А мы могли и угадать.
Ли обнял меня, и мы лежали, глядя на старые деревянные стропила сарая для сена.
- Ты мне снился, - сказала наконец я.
- Когда?
- Только что, этим утром, тут, в сарае.
- Правда? И как именно?
- Ох... ну, мы кое-чем занимались, вот так же, как сейчас.
- Правда? Я рад, что это стало реальностью.
- Я тоже.
Мне действительно было приятно, но я как-то не разобралась в своих чувствах к Ли и чувствах к Гомеру. Прошлым вечером мы с Гомером держались за руки, и от этого было так тепло и приятно, а теперь я лежала рядом с Ли... Он легонько поцеловал меня в нос, потом уже не так легонько в губы, потом ещё несколько раз, уже страстно. Я поцеловала его в ответ, но потом слегка отстранилась. Я вовсе не собиралась становиться местной шлюшкой, мне не нравилась мысль о том, что я вроде как спуталась с двумя мальчиками одновременно. Я вздохнула и высвободилась:
- Пойду-ка лучше посмотрю, как там Крис.
Крис был в полном порядке, уж слишком в порядке. Он крепко спал на посту, и я просто взбесилась. Я заорала, завизжала, а потом даже крепко пнула его ногой. Но, даже делая всё это, я ощущала потрясение от собственных действий. Да и теперь, думая об этом, я заново поражаюсь. Сильнее всего меня напугала мысль о том, что, может быть, все те жестокости, которые я творила, вроде сенокосилки и грузовика, за какую-то пару ночей превратили меня в бешеное чудовище. Но, если честно, со стороны Криса было непростительно заснуть. Он ведь из-за своей слабости подвергал риску наши жизни. Я вспомнила наш летний лагерь, один разговор там: кто-то сказал, что в армии, если солдат засыпает на посту, его казнят. Мы были потрясены. Да, логика подобного понятна, но, может быть, как раз самым ужасным и является та логичность... Холодная, безжалостная логичность. Мы просто не ожидали, что реальная жизнь станет такой экстремальной. Но в тот момент я действительно чувствовала, что могла бы убить Криса. А он, перевернувшись на бок и поднявшись, уставился на меня с настоящим страхом.
- Эй, остынь, Элли! Полегче, - пробормотал он.
- Полегче?! - заорала я ему в лицо. - О да, ты это умеешь! Вот только если мы будем на всё смотреть полегче, мы просто умрём! Ты что, не понимаешь, что всё изменилось? Ты этого не понимаешь? Если нет, то ты точно так же можешь взять винтовку и прикончить нас всех прямо сейчас! Потому что ты умеешь смотреть на всё легко!
Крис ушёл, покраснев и что-то бормоча себе под нос. Я села на его место. Через минуту или две у меня, похоже, наступило нечто вроде послешокового состояния. Мне пришлось запереть все свои эмоциональные реакции, потому что для такой роскоши просто не было времени. Но не зря ведь говорится: подавленные эмоции - это отложенные эмоции. Я так много подавляла, что река вышла из берегов. Большая часть того дня для меня потерялась. Гомер мне говорил много позже, что я несколько часов подряд просидела в углу сарая, закутавшись в одеяло, дрожа и повторяя всем, что нужна осторожность. Наверное, я пошла тем же путём, что и Корри, только немножко в другую сторону. Я отчётливо помню, как отказывалась от еды и наконец ужасно проголодалась, но есть всё равно не стала, потому что была уверена: меня стошнит. А Гомер сказал, что я съела так много, что они за меня испугались и больше ничего не дали. Странно...
Я была ужасно огорчена тем, что мне не позволили сесть за руль "лендровера", ведь я обещала папе, что никому больше не разрешу водить эту машину. Впрочем, я вдруг устала спорить, забралась назад и заснула. Гомер повёл машину к Тейлор-Стич. Если бы я это знала, то не отказалась бы от спора так внезапно и окончательно.
Каким-то образом поздно ночью я всё же доползла до Ада и забралась в палатку к Корри, которая впала в истерическую радость, увидев нас. Я проспала три дня подряд, просыпаясь лишь изредка, чтобы поесть, сходить в туалет и немножко поболтать. Я помню даже, как успокаивала Криса, он ведь думал, что это он виноват в моём нервном срыве. Я не спрашивала, как до Ада добрался Ли, но, когда ко мне постепенно вернулась способность мыслить, я узнала, что ребята сделали из веток носилки и несли его. Робин и Гомер сменяли друг друга с одной стороны носилок, а с другой стороны их держал Крис, всю дорогу в темноте, хотя и сложен был куда более хрупко.
В общем, я решила, что он искупил свою вину.
Все эти три дня мне снились кошмары, каких я и не видела прежде. Демонические фигуры неслись от меня с воем, я ощущала хруст черепов под ногами. Горящие тела протягивали ко мне руки, умоляя о милосердии. Я убивала всех, даже тех, кого любила сильнее всего. Я швырнула газовый баллон и взорвала дом, в котором были мои родители. Подожгла сарай, в котором спали мои друзья. Переехала на машине двоюродного брага и не смогла спасти свою собаку, которую унесло паводком. И хотя я бегала вокруг и звала на помощь, звала людей и "скорую помощь", никто не откликнулся. Похоже, никому это не было интересно. Нет, люди вокруг не были жестоки, просто слишком заняты или равнодушны. А я стала демоном смерти, и в мире не осталось ни единого ангела, никого, кто мог бы сделать меня лучше или спасти меня от тех бедствий, которые я причиняла.
А потом я проснулась. Было раннее утро, очень раннее. И день обещал быть прекрасным. Я лежала в спальном мешке, глядя на небо и деревья. Почему в английском языке так мало слов для обозначения оттенков зелёного? Каждый листок и каждое дерево стали другими, каждый обладал собственным оттенком. Ещё один пример того, как далеко природа обгоняет человека. Что-то порхнуло с ветки на ветку одного из деревьев... маленькая птичка, чёрная с тёмно-красным, с длинными крыльями... она внимательно изучала кору. А выше в небе кружили два больших белых попугая. И по их крикам можно было предположить, что где-то рядом их целая стая, а эти две птицы просто отстали. Я села, чтобы рассмотреть остальных птиц, но их не было видно. Поэтому я выползла из палатки, придерживая спальник, - как какое-нибудь насекомое, наполовину выбравшееся из кокона. Попугаи рассыпались в небе, как хриплоголосые ангелы. Они неслись мимо, их было слишком много, чтобы сосчитать, и наконец исчезли из виду, но я всё ещё слышала их дружелюбные крики.
Я стряхнула с себя спальный мешок и пошла к ручью. Там была Робин, она мыла волосы.
- Привет! - сказала она.
- Привет.
- Как себя чувствуешь?
- Хорошо.
- Проголодалась?
- Да, немножко.
- Неудивительно. Ты ничего не ела с позавчерашнего дня.
- О! Неужели?
- Идём. Приготовлю тебе что-нибудь. Яйца любишь? Я съела холодные варёные яйца - в дневное время мы не могли разводить огонь - с бисквитами и джемом и чашку мюсли с порошковым молоком. Не знаю, в чём было дело - в попугаях или в мюсли, но к тому времени, когда я покончила с завтраком, я почувствовала, что, похоже, опять могу справляться с собой.
13
Одним из маленьких ежедневных ритуалом стала "проверка трэнзи", как говорила Корри. Это была серьёзная церемония, которая происходила тогда, когда Корри ощущала в том потребность. Она вдруг вставала, смотрела на палатку, бормотала: "Думаю, надо дать трэнзи ещё один шанс" - и шла в палатку. Через мгновение Корри появлялась с драгоценным транзисторным приёмником в руках, выходила на самое высокое место на поляне, прижимая транзистор к уху, и тщательно проверяла всю шкалу.
Она никому не позволяла прикоснуться к приёмнику, потому что это было радио её отца, и никому его не доверяла. Это ведь была единственная вещь отца, оставшаяся у Корри. И хотя мы подтрунивали над ней, всё равно возникало напряжение, когда она включала приёмник. Но дни шли, а результата не было, и Корри говорила, что батарейки вот-вот окончательно сядут.
Как-то вечером я сидела с ней рядом, когда Корри в очередной раз принялась исследовать всю шкалу. И как обычно, не услышала ничего, кроме шума. Корри со вздохом выключила приёмник. Мы поболтали, так, ни о чём в особенности, и вдруг она сказала:
- А для чего всё остальное?
- Что остальное?
- Ну, все другие настройки.
- О чём ты?
Корри пустилась в длинные объяснения насчёт того, как в тех редких случаях, когда отец позволял ей взять этот приёмник, он говорил, что нужно ловить станции на шкале средних волн.
- Только средние? Давай-ка посмотрим.
Корри с некоторой неохотой протянула мне приёмник. Я поняла по надписям, что он сделан во Франции. И попыталась перевести. Ну, средние волны обозначались так же. "Etendue" - наверное, длинные или что-то в этом роде. И вдруг до меня дошло.
- Корри, это не обычный транзистор. Он коротковолновый.
- Что это значит?
- Значит, что ты можешь ловить станции по всему миру. Корри, ты что, пыталась поймать только местные станции?
- Ну да. Так мне папа говорил. FM. Об остальном я ничего не знаю, и я не хотела сажать батарейки, шаря по всем шкалам. Они и так уже почти сдохли, а других у нас нет.
Я ужасно разволновалась и закричала всем:
- Эй, идите сюда, ребята, скорее!
Они прибежали, услышав настойчивость в моём голосе.
- Приёмник Корри может ловить короткие волны, только она этого не знала. Хотите проверить? Батарейки почти сели, но вдруг повезёт?
Я выбрала шкалу "ОС Etendue 1" и вернула транзистор Корри:
- Давай, Корри. Просто двигайся по этой шкале, как обычно.
Мы столпились вокруг Корри, а она, от волнения слегка высунув язык, начала медленно вращать ручку. И через мгновение мы уже услышали рассудительный взрослый голос, какого большинство из нас не слышало уже давно. Это была женщина, быстро говорившая сквозь шум, но на непонятном языке.
- Продолжай, - выдохнул Гомер.
Мы услышали обрывок какой-то экзотической музыки, потом голос, явно американский, сказал: "Впустите Его в своё сердце, и только тогда вы познаете истинную любовь", потом попались ещё две иностранные станции.
- Это Тайвань, - сказала Фай про одну из них.
А потом, когда приёмник уже начал замолкать, раздался слабый голос, говоривший по-английски. Голос был мужским, и мы все услышали вот что:
- ...предупредил, чтобы Америка не вмешивалась. Генерал заявил, что Америка ввяжется в самую долгую, дорогостоящую и кровавую войну за всю свою историю, если попытается вмешаться. Он сказал, что его силы заняли несколько главных прибрежных городов. Большая часть внутренних территорий уже захвачена, и потери превзошли все ожидания. Многие гражданские и военные взяты в плен, но их содержат в соответствии с законами гуманизма. Группам Красного Креста будет позволено в этом убедиться, когда ситуация стабилизируется.
Генерал повторил, что целью вторжения является "устранение дисбаланса в регионе". Международное напряжение продолжает нарастать, а космическая разведка сообщает о спонтанных схватках во многих районах страны и по меньшей мере о двух серьёзных битвах на суше...
На том всё и кончилось. Голос как-то сразу умолк. Мы ещё поймали несколько отдельных слов: "Организация Объединённых Наций", "Новая Зеландия", "от двадцати до двадцати пяти самолётов", и всё. Мы переглянулись.
- Так, давайте быстро возьмём бумагу и карандаши и запишем всё, что запомнили, - спокойно сказал Гомер. - А потом сравним записи.
Мы сделали это десять минут спустя. Просто удивительно, как разнились между собой наши версии, но в главных деталях мы оказались едины.
- Прежде всего, - сказал Гомер, садясь на корточки, - мы теперь точно знаем: это не Третья мировая война. Пока не она. Похоже, всё это касается только нас.
- О пленниках нормально говорили, - сказала Корри.
Все согласно кивнули. Похоже, это было правдой. И нам всем стало немножко легче, хотя всё равно нас терзали жуткие страхи.
- Он пытается напомнить американцам о Вьетнаме, - сказала Фай. - Это ведь вроде их национального кошмара или что-то в таком роде.
- Для вьетнамцев это был кошмар похуже, - заметил Крис.
Я посмотрела на Ли, но на его лице ничего не отразилось.
- Американцам не хочется ввязываться в проблемы других стран, - сказала я, припомнив уроки истории двадцатого века. - Вудро Вильсон и изоляционизм, разве нам не эту тему задавали на каникулы?
- Мм... напомни мне написать этот доклад сегодня вечером. - Это был Кевин.
- "Международное напряжение" звучит многообещающе, - проговорила Робин.
- Пожалуй, это и есть наша главная надежда. Но я представить не могу, чтобы множество других стран ринулись проливать за нас кровь, - сказала я.
- Но разве у нас нет всяких там международных договоров? - спросил Кевин. - Я думал, политики должны такое предусматривать. А иначе за что они получают свои деньги?
Ответа на его вопрос никто не знал. Может быть, все думали то же, что и я, - что нам следовало бы поинтересоваться этим давным-давно, пока не стало слишком поздно.
- А что значит "устранение дисбаланса в регионе"? - спросил Кевин.
- Ну, наверное, он говорит о более равномерном распределении всего, - предположила Робин. - У нас огромные земли и всякие ресурсы, а совсем рядом есть страны, где людей как селёдок в бочке. И не приходится их винить за то, что им это не нравится. Но мы-то ведь ничего не делаем, чтобы устранить дисбаланс, просто сидим на своих толстых задницах и наслаждаемся своим богатством.
- Ну да, а другим достаются крошки от печенья, - смущённо произнёс Кевин.
- А теперь они забрали печенье и крошат его по-своему, - вздохнула Робин. - И похоже, забрали всю упаковку.
- Я не понимаю, - покачал головой Кевин. - Ты так говоришь, как будто ничего не имеешь против. Ты думаешь, это вполне справедливо? Пусть себе ходят здесь и забирают всё, что хотят, всё, ради чего работали твои родители? Конечно, ребята, угощайтесь, не обращайте на нас внимания! Это ты в Библии вычитала? Плюй на всех, или как там? Напомни потом мне, чтобы я не ходил в твою церковь.
- Да вряд ли и получится, - фыркнула Корри и, улыбнувшись, положила ладонь на колено Кевина, стараясь его успокоить.
Но Робин сразу вскипела.
- Конечно я против! - воскликнула она. - Если бы я была святой, может, я и не стала бы возражать, но я не святая, и я очень даже возражаю. К тому же они действуют весьма нерелигиозным способом. Не знаю такой веры, которая велела бы людям врываться в чужие дома и воровать всё что вздумается. Я могу понять, почему они это делают, но понимать не значит поддерживать. Просто если вы всю свою жизнь прожили в трущобах, умирали от голода, не имели работы, вечно болели и при этом видели, как люди через дорогу купаются в богатстве и каждый день едят мороженое, то через какое-то время вы можете убедить себя, что забрать у них богатство и разделить его между всеми - не так и ужасно. Да, несколько человек пострадают, зато множеству других станет лучше.
- Всё равно это неправильно, - упрямо произнёс Кевин.
- Может, и неправильно. Но ты просто смотришь на всё по-другому. Тут не может быть правильной и неправильной стороны. Обе стороны могут быть и правы, и не правы. Я думаю, обе стороны на этот раз ошибаются.
- Это означает, что ты не собираешься с ними бороться? - спросил Кевин всё с тем же воинственным видом.
- Я не знаю, - вздохнула Робин. - Я ведь уже немножко боролась... Я была там, с Элли, когда мы прорывались через Виррави. Наверное, и дальше буду бороться, просто ради своей семьи. Но после войны - если вообще настанет такое время - "после войны", - я изо всех сил постараюсь изменить положение дел. Мне наплевать, если я даже потрачу на это всю свою жизнь.
- А ведь ты полагал, что мы слишком рискуем, отправляясь искать Робин и Ли, - сказала я Кевину. - Ты вроде бы не слишком горел желанием найти их.
Кевин явно смутился:
- Ну, я не это имел в виду... - Вот и всё, что он сказал.
- Может быть, - заговорил Гомер, - нам пора уже решить, что мы все вообще собираемся делать. Мы получили возможность отдохнуть, восстановить дыхание, подумать о многом. А теперь мы должны решить, останемся ли мы здесь и будем ли прятаться, пока война не утихнет сама собой, или мы должны выбраться отсюда и что-то предпринять. - Он немного помолчал и, поскольку никто не сказал ни слова, продолжил: - Я знаю, что нам вроде как полагается быть просто школьниками, мы слишком молоды для того, чтобы делать нечто большее, чем стирать мел с доски по просьбе учителя, но некоторые из тех солдат, которых я видел ночью, были не намного старше нас.
- Я видела двоих, которые выглядели намного моложе нас, - сказала Робин.
Гомер кивнул. Все долго молчали. Повисло напряжение, тяжёлое, как душная ночь. Здесь, во впадине за горным хребтом, мы на какое-то время спрятались от страха, пота и крови внешнего мира. Люди там продолжали убивать друг друга, брать в плен, причинять друг другу боль, но мы отступили и очутились в раю Ада.
Я чувствовала, что моя мысль вроде бы не имеет отношения к тому, что говорил Гомер, но всё равно сказала:
- Я теперь понимаю, почему Отшельник решил поселиться здесь, подальше от всего этого.
- Подальше от рода человеческого, - пробормотал Крис.
- Но наши родные, - заговорила Корри. - Ведь именно о них каждый из нас тревожится. Наверное, я стала бы сражаться за свою страну, но меня бы сводила с ума мысль о моих родных, о том, что могло с ними случиться. Мы не знаем даже, живы ли они. Мы думаем и надеемся, что они заперты на территории ярмарки и с ними хорошо обращаются, но на самом деле мы ничего не знаем. Мы просто полагаемся на слова мистера Клемента.
- Но мы видели мистера Коулса там, на ярмарочной площади, - напомнила я. - Это немного утешает. Он выглядел здоровым. И не похоже было, что он слишком испуган или ранен. А для меня это очень важно.