Боец раскрыл ладони, и монолитная туча разделилась на десятки мечей. Это выглядело настолько невозможно, мистично и завораживающе, что не было и шанса, что черная птица хотя бы моргнет. Мечи, сотканные из ветра и явившие себя мерцанием играющего на солнце песка, оказались столь же остры, как и сабли, нашедшие свой покой в простеньких ножнах. Они то порхали в воздухе, то вслед за вытянутыми ладонями пускались в смертельную пляску. И, зритель был уверен, не нашлось бы такой брони, которая остановила бы их.
Клинки оставляли на стене все новые и новые порезы, расходящиеся трещинами по всему периметру древнего строения. Будь ворон поэтом, он сказал бы, что это походило на трепыхающуюся в клетке вольную птицу, страстно выбивающую себе путь на волю. Но он не был ни поэтом, ни бардом, ни слагателем былин. Все, что видела черная птица, – это тело могучего северянина, каждое движение которого было одновременно и прекрасно, и столь же убийственно.
Но вот опять тишина. Клинки, истаяв, как утренний туман в лучах зенитного светила, вновь обернулись бесформенной тучей. Гладиатор, выпрямившись, открыл глаза. Ворон невольно каркнул и взмыл в воздух, зависнув там, паря на восходящих потоках. Даже спустя сотни лет он будет вспоминать этот свой шаг, благодаря богов за посланное ими благоразумие.
Северянин стремительным, неуловимым движением обнажил сабли. Скрестил их перед собой и резко выдохнул. Воздух задрожал, перья ворона встопорщились, и ему пришлось взмахнуть крыльями. Потоки воздуха преображались, олицетворяя собой настоящий хаос. Будь на горизонте туча, черная птица поклялась бы, что надвигается буря. Но небо было чистым, словно слеза младенца.
Песчинки сорвались с места, и вот туча стала походить на рассерженный рой пчел или стаю танцующих скворцов. Гладиатор вытянул сабли вперед, а потом разрубил ими невидимого врага. Песок, вопреки ожиданиям, вовсе не повторил этот жест, расходясь убийственными серпами или лентами. Наоборот, он сжался, а потом устремился к стене. На миг, лишь на краткий миг ворон увидел в этой туче оскаленную пасть силха, погнавшегося за жертвой. И, быть может, то, что услышала черная птица, было лишь иллюзией, созданной игрой ветра, но уши четко различили рык царя зверей.
Ветряной силх, нашедший олицетворение в песке, врезался в южный угол стены, и та взорвалась каменной крошкой. Гладиатор, убрав сабли, смотрел на бескрайнюю долину облаков, вид которой теперь не загораживало такое недоразумение, как стена толщиной почти в метр.
– Демон, говоришь? – хищно улыбнулся северянин. – Да хоть сам дьявол!
Ворон, оглашая окрестности страшным клекотом, взмыл под купол голубого неба, исчезая черной точкой в вышине. Он увидел достаточно, но подозревал, что это лишь малая часть того, что он увидит после. И пусть на горизонте нет туч, но древняя птица отчетливо ощущала, как надвигается что-то неопределимое, как девятиметровый водяной вал; гигантское, как гребень горы Шао, нависшей над страной, где рождается солнце, по легенде, лежащее за океаном, на который величаво смотрит Алиат. И кроваво-мрачное, как врата бездны, которые вот-вот распахнутся.
Ворон исчез в небе, оставляя гладиатора в полном одиночестве.
Тим Ройс
Натерев руки белым порошком, похожим одновременно на тальк и на магнезию, я уселся на скамейку. Стены, увешанные броней, словно смотрели на меня насмешливо, с молчаливым вызовом. Они будто говорили: "Мы видели многих, и ты лишь один из них, завтра тебя здесь уже не будет". Немые, древние стены, видевшие тысячи гладиаторов.
Прислонившись спиной к стойке с разнообразным оружием, я прикрыл глаза. Вот уже почти сезон я жил в полном одиночестве. Гвардейцы уже давно испарились, уйдя на свои бутафорные городские посты, а со старушкой-служанкой я не общался, да и она не горела желанием поболтать со мной "о девичьем". Тишина, повисшая в корпусе гладиаторов, меня почти не напрягала, скорее даже дарила покой, но здесь все было совсем по-другому.
Тишина этой комнаты, служившей входом на песок арены, внушала чувство неловкости и беспокойство. Все было неправильно. Не слышно лязганья точильного камня, резво бегущего по лезвию клинка или секиры. Смолкли хлопки побеленных порошком рук, обрабатывающих уязвимые участки тела. Не раздавалось редких шуточек, которые так любят те, кто идет по краю бритвенно-острой косы Темного Жнеца.
Да, здесь все иначе. Не как раньше. И это "не как раньше" страшнее самого опасного и кровавого демона, которого только могли выпустить на арену. Хотя бы потому, что демон – это просто новый противник, даже враг. Его можно ударить, наслаждаясь глухим отзвуком, можно пронзить, пьянея от бьющей из порванной артерии крови. Его, наверное, даже можно убить.
Но как ударить тишину? Как ее пронзить? Ее можно только убить. Но вот в чем беда – в этом убийстве никак не обойтись без подельника. Да, спокойствие, ледяное, могильное спокойствие этой древней комнаты пугало меня куда больше даже самого опасного врага.
Тут, как далекое горное эхо, до слуха дотянулся приглушенный возглас горна. Все ближе и ближе, сильнее и резче стали раздаваться тугие скрипы рычагов, поднимающих тяжелые цепи. Пыхтел щербленый ворот, натягивая массивные металлические звенья. Медленно поднималась стена, заливая комнату светом.
Сперва желтая полоска, оживляющая краски, коснулась пола, потом лизнула ступни и стала подниматься выше, согревая меня теплом зенитного солнца. Но я продолжал сидеть. Даже когда своеобразная дверь приняла горизонтальное положение, а все вокруг потонуло в гуле толпы, я продолжал сидеть. Я не мог себе позволить не насладиться этим моментом. Тем самым моментом, когда бессмертное существо – тишина – повержено и растоптано тысячами кричащих и галдящих людей. И если уж одно бессмертное создание нашло свою погибель, то, может, и другое – то, с которым я должен сегодня сразиться, – тоже встретит не менее недвусмысленный конец.
Скрипнув кожаной броней, я вышел на песок. Подняв правую руку, в которой была зажата сабля, я приветствовал толпу, отвечавшую мне аплодисментами, лепестками разнообразных цветов, упавшими звездами осевшими на песок, и звонкими возгласами, терзающими внезапно проснувшееся эго. Это людское море захватывало в свои теплые объятия, оно пьянило терпким вином и вызывало привыкание не хуже самого сильного наркотика. Я больше не бегал от арены, но с нетерпением ждал каждой новой битвы.
Встав в центре, я повернулся лицом к ложе. Там, среди лиц умудренных мужей, виднелось лицо прекрасной леди. Правда, сейчас оно было обезображено некоей хищностью и мстительностью. А может, таковым оно было всегда, ведь кто знает, что прячется под пламенем свечи.
Лидер свободного острова Териал взмахнул рукой и произнес какую-то длинную, пафосную речь. Но я не слушал, лишь неотрывно смотрел на платформу. Это была самая обычная, простенько, но добротно сбитая деревянная платформа. На ней стоял кристалл, скрытый под серой плащаницей. Это я понял уже по одному тянущему чувству в груди. Магия, те ее ниточки, что зависли в воздухе, устремилась к кристаллу, безвозвратно поглощаемая им.
Наконец толпа вновь взорвалась криками и топотом, что означало лишь одно – время пришло. Наместник повернулся ко мне. На миг мы встретились с ним глазами, и взгляд этот было невозможно не узнать. Все равно как если бы я был узником, который удостоился чести взглянуть на своего палача. Но толкователь законов Термуна не испытывал тех же эмоций.
Я не успел заметить, что он сделал, но вдруг под трибунами засияли голубые кристаллы. Они были небольшими, похожими на прожекторы, но их назначение было весьма прозаичным и понятным. Никто не хочет, чтобы обезумевший демон стал терзать мирных жителей. Эти кристаллы – как ловушка, они не позволят твари выбраться. Что ж, вполне логичное решение. В следующий миг кристалл, стоявший на платформе, взорвался тысячами осколков. Себя явил демон.
– Ха-а-а! – выдохнул он, запрокидывая голову назад.
Инстинктивно я сделал шаг назад и скрестил сабли. От моего противника веяло неподдельной мощью, одно ощущение которой заставило мои руки задрожать. Кожаная броня прилипла к взмокшей спине. Демон действительно заслуживал это название.
Его рост был чуть выше двух с половиной метров. Руки бугрились мышцами, настолько тугими, резными и мощными, что не возникало сомнений в том, что они не человеческие. В качестве брони демон носил нечто, светящееся кровавым светом. В этом своеобразном доспехе узнавался былинный металл, закаленный в крови пресловутых девственниц. Морда, похожая на шакалью, выдыхала облачка черного пара, а по желтым клыкам стекала вязкая серая слюна. Грозные черные глаза шарили вокруг, пока не остановились на мне. Я сделал еще один шаг назад. Ноги демона напоминали волчьи, разве что со стопой и ярко выраженной пяткой. Вот только стоял демон на мыске, врезаясь в песок когтями. От этого создавалось впечатление, что ноги его имеют два сустава.
– Чу-у-ую, – прорычал он, потрясая своими рогами. – Чу-у-ую плоть.
– Чу-у-ую, – сморщился я. – Чу-у-ую запах.
Демон замер, а потом рассмеялся своим шакальим смехом. Его толстая, бычья шея пошла буграми. Руки дрожали, сжимая исполинский клинок, который длиной был почти в мой рост, а шириной – с талию первой красотки Империи. Меч сверкал теми же красками, что и броня, но испуганный взгляд видел бы вечно кровоточащий меч, с которого и по сей день стекают рубиновые капли.
– Ты-ы-ы! – прорычал демон. Почему-то я был уверен в том, что его слова понятны лишь мне. – Твой зна-а-ак, я чу-у-ую его. Гер-р-риот!
Демон распахнул пасть и рыкнул с такой мощью, что песок пошел волной в мою сторону, засыпав сандалии и исцарапав кожу.
Сердце билось ровно, как отлаженный механизм часов ручной работы. Дыхание струилось плавно, не царапая глотку и не терзая легкие. Руки спокойно держали клинки, готовясь сорваться в стремительном выпаде. Внешне я был спокоен. Но только внешне. Внутри все вскипело горным гейзером, задрожало проснувшимся вулканом. Настоящий пожар разлился по венам, почти затапливая сознание. Передо мной вновь стоял враг. Возможно, самый сильный враг из всех, что я встречал. И нетерпение слилось с желанием поскорее окунуться в кровавый омут пылающего сражения.
Заведя саблю за спину, я сделал небольшой взмах, и в тот же миг в сторону демона сорвался ветряной серп. Он окутался песком, постепенно вытягиваясь и превращаясь в копию моей сабли. Метровую копию, оскалившуюся змеиным жалом. "Перо ветра", как я назвал этот прием, было устремлено прямо к сердцу демона. Лишь мгновение осталось до столкновения, но отродье бездны вскинуло свободную руку. Ею оно схватило клинок. Оскаленная морда зашлась жутким гоготом. Вздулись бугры мышц на предплечье, скрипнули узловатые пальцы, увенчанные когтями, и в тот же миг песок осыпался. Клинок был уничтожен и развеян.
– Я выр-р-рву твое сер-р-рдце, – рыча, смеялся демон. – Я сожр-р-ру твою душу. Я разор-р-рву тебя, Гер-р-рио-о-от!
Но сейчас я смотрел лишь на то, как на песок падают капли черной крови из рассеченной лапы твари.
Ворон
Бой начался. Демон, занеся свой клинок, одним невозможным прыжком преодолел расстояние в пять метров и приземлился рядом с гладиатором. Тот бесстрашно сжимал свои сабли, в этот миг больше походившие на зубочистки на фоне исполинского алого клинка.
Шакалоподобная тварь занесла меч и с оглушающим рыком опустила его прямо на северянина. Страшным был тот удар, поднявший в воздух облако песка и породивший маленький вихрь. Тем не менее никто не услышал ни вскрика, ни лязга металла. Меч пронзил пустоту.
Демон бешено вращал черными звериными глазами, но никак не мог найти северянина. Наконец боец явил себя. Он, словно перо, сброшенное птицей, плавно опустился на клинок зверя. И стоял на нем спокойно, даже немного вальяжно, немного разведя сабли в стороны. Несомненно, обоюдоострое лезвие меча даже не поцарапало простенькие подметки из сыромятной кожи.
Отродье бездны заревело, скаля десятисантиметровые клыки. Вздулись мышцы на его спине и плечах, заставляя трещать красную броню, закаленную в крови невинно убиенных. Но как бы демон ни напрягался, а меч все так же покоился в песке и северянин все так же спокойно стоял на нем.
Тварь вновь распахнула пасть, заставляя древние стены дрожать от громоподобного рыка. Зрители съежились, дети зарыдали в голос, запах пота душил и мутил сознание, но гладиатор лишь улыбался. Спокойно и уверенно, как если бы улыбался ветер, который попытались поймать сачком.
Демон, отчаявшись вернуть меч, попытался достать гладиатора когтистой лапой, но его вновь постигло разочарование. Северянин взмыл в воздух ласточкой, казалось, что он даже немного проплыл по воздуху на спине, а потом пушинкой приземлился на песок. Сражавшихся вновь разделяло несколько метров.
Холод сковал сердца зрителей, когда они увидели налитые кровью глаза демона, готового терзать своего врага, и спокойное лицо бойца. Возможно, они разглядели в этом спокойствии предопределенность, какая бывает на лице того, кому на шею со свистом опускается топор. Но им следовало смотреть в глаза. О, это были вовсе не глаза смертника. Этот пожар… нет, настоящая буря, отразившаяся в серых глазах бойца, являлась вовсе не тем, что испытывает смертник.
Отродье бездны, обезумев от жажды крови, схватилось за рукоять громадного меча обеими руками и взмахнуло им, рассекая пустоту. В тот же миг в воздухе замерцала черная полоса. Минул удар сердца, и вот в сторону гладиатора полетели десятки, сотни черных клинков цвета безлунной, проклятой ночи. Не было шанса отразить эту атаку, и северянин не отразил.
Вместо этого он сделал всего несколько шагов. Несколько плавных, текучих шагов, за которые преодолел немыслимое расстояние. Сражавшиеся вновь стояли почти вплотную, а черные клинки лишь испещрили стену за спиной гладиатора.
Демон, оскалившись, втянул животными ноздрями воздух, а потом радостно завыл. По правому бедру и плечу бойца бежали ручейки крови. Даже олицетворенный ветер, резво бегущий по песку, не сумел уклониться от всех клинков, несущих за собой дыхание Темного Жнеца.
Но вой вдруг смолк. Только некоторые смогли различить две вспышки, две серебряные молнии, прочертившие пространство. Демон пошатнулся. На его груди чернели две длинные полосы. Черная кровь, падая на песок, смешивалась с красной. В следующий миг битва закипела.
Это было похоже на сражение гиганта с комаром. Демон обрушивал на гладиатора страшные, ужасающие и потрясающие воображение удары, но тот плавно уходил от них, чтобы мгновением позже с яростью штормовой бури прочертить саблей новую полосу.
Тварь стонала и рычала, но не могла достать северянина, больше похожего на перо, парящее на ветру. Но если перо парило не по своей воле, подчиняясь законам потока, то боец сам был этим потоком. Он разил и разил, сверкали вспышками его клинки, а песок стал черным от пролитой крови.
Но сколько бы раз его сабли не находили свою добычу, с жадностью вгрызаясь в горячую, пылающую плоть, демон не слабел. Все так же сильны и стремительны были его удары, взрывом отзывающиеся при соприкосновении с поверхностью. Все так же яростно сверкали звезды бездны, неведомым образом уместившиеся в глазницах, заменяя сами глаза. Никакой удар не мог сломить тварь и оборвать биение ее сердца. Но человек – не демон, у него есть свои пределы.
В какую-то секунду плавное движение северянина обернулось сбивчиво-резким, и демон не упустил свой шанс. Он с диким свистом ударил бойца когтистой ногой. В пространстве вокруг бутонами расцвели кровавые брызги, а смертный пролетел по воздуху, врезавшись в стену. Судорожный хрип вырвался из его растерзанной, проломленной груди. Обвисли руки, затуманился прежде ясный взгляд.
Демон, запрокинув голову, загоготал и облизнул желтые клыки. Он вновь взмахнул мечом, и на этот раз в сторону северянина полетела черная сфера диаметром почти полметра. Боец, отлепившись от стены и упав на песок, крутанул запястьями, и тотчас вокруг него взвилось торнадо. Оно растрепало сферу и лентами рассеяло ее по воздуху. Этот удар был отражен.
Гладиатор с трудом поднялся на ноги. Его глаза широко распахнулись. Он не мог этого видеть, но в тот же миг, когда в свой скоротечный полет устремилась сфера мрака, за ней вдогонку ринулся демон.
Исполинский, кровавый меч нашел свою жертву. Он насквозь пронзил гладиатора, прибив того к стене. Демон нагнулся и что-то зашипел на ухо человеку. Без сомнений, тот держался лишь на последнем ударе сердца. С такой раной не выжить никому. Это была безоговорочная победа. Так подумал и сам демон, если верить его победному рыку, буквально разрывающему барабанные перепонки в ушах зрителей. Но рык прервался.
Демон стоял, держа свой меч воткнутым в стену, а перед ним туманом истаивала призрачная фигура гладиатора. Тварь опустила взгляд ниже и заметила, что у него из сердца торчат два черных клыка, коими были кончики сабель, пронзивших грудь отрыжки бездны.
Обернувшись, шакал увидел лишь спокойное, но бледное лицо человека, в чьих глазах буйствовала безумная буря. Окровавленный, изломанный северянин сумел обмануть бессмертного, закаленного в веках сражений.
Ворон взмыл в небо.
Тим Ройс
– Ты-ы-ы, – прохрипел демон. – Я пр-р-ронзил тебя!
– Ты пронзил ветер, – прошептал я.
Сил говорить не было. У меня оказались сломаны почти все ребра, вывихнута нога, растерзана грудина, а в теле, наверное, почти не оставалось крови. Это был мой проигрыш. Пронзенное сердце лишь замедлит моего врага, но никак не убьет. Я так и не смог найти способ, чтобы повергнуть бессмертного.
– Это не конец, Гер-р-риот, – хрипел демон, и я понимал, что он прав. Я даже стоял лишь из чувства гордости, держась лишь на одной воле. – Скор-р-ро, уже скор-р-ро мои братья и сестр-р-ры освободятся, и мы затопим ваш мир-р-р кр-р-ровью. Слышишь? Мы пожр-р-рем ваших жен и детей, мы окр-р-расим океаны в кр-р-расный цвет! Мы погасим ваше солнце, мы пр-р-ридем!
Демон засмеялся, а я приготовился к смерти. Но последний удар все никак не приходил. И тогда я почувствовал, как что-то вырывает сабли из моих рук. Приглядевшись, я различил сквозь мутную пелену, накрывшую меня совсем недавно, контуры шакала, заваливающегося на песок и утягивающего за собой Лунные Перья. Без сомнений, он был мертв.
Все, на что меня хватило, это глупо, но в то же время иронично выругаться:
– Демон!
После пришла тьма.
И вновь Темный Жнец ушел ни с чем. Пожалуй, странно уже то, что я не погиб на арене и что вместо меня помер демон. Но не менее странным выглядело то, что я выжил после. Хотя здесь есть одно резонное объяснение – жижа. Все демоны бездны… Больше никогда не буду так ругаться. Кхм. Все темные боги, дайте мне хотя бы одну баночку с этой дрянью, отпустите на землю, и через декаду, может, через две, я стану самым богатым жителем Ангадора.
Впрочем, сидевший напротив меня старший малас явно так не думал. Во всяком случае он трижды отклонял мой план по экстренному обогащению. Что самое обидное – даже ни разу не дослушав.
– Черный мифрил, – наконец произнес он, глядя на мои клинки.
– То есть эту кровищу не отмыть? – уныло спросил я.