Кен соврал. Он волновался. После мотеля, ставшего ловушкой для его людей, после подземелий с их ужасами, уверенность Чжоу в собственных силах дала течь, как "Титаник" после столкновения с айсбергом. Долговязый по ночам плохо спал, шарахался от каждой непонятной тени, вздрагивал от громких звуков. К тому же у него практически не осталось подчиненных. В это путешествие он отправился, захватив только одного оставшегося под рукой "силовика". Второго его заставили взять, прислав буквально в последнюю минуту. И это нервировало Кена Чжоу еще больше.
К монастырю они подошли, когда солнце уже висело над горизонтом, медленно и устало собираясь погрузиться в него, но, словно раздумывая, стоит ли…
Согласно легенде, Шаолинь был основан в V веке н. э. монахом из Индии, Бодхидхармой, проповедовавшим чань (дзэн) буддизм. В промежутках между долгими периодами медитации ученики Бодхидхармы имитировали естественные движения птиц и зверей, с течением столетий эти имитации превратились в высшую форму боя без оружия. Предполагается, что монахи Шаолиня участвовали практически во всех войнах и восстаниях в Китае – всегда, конечно, на стороне правого дела. В результате всех этих выступлений монастырь неоднократно сжигали и разрушали победители с другой стороны. В XX веке монастырь дважды подвергся разрушениям: в 1928 году, во время визита одного из многочисленных военных вождей гражданской войны, и в 1970 году, во время набега банд хунвейбинов в ходе Культурной революции. Несмотря на пожары и вандализм, многие здания монастыря сохранились в первоначальном виде.
Массивные ворота Шаолиня были приветливо распахнуты для посетителей.
– Вот видишь, Чен, – радостно заявила Бетси. – Мы пришли под вечер, долго тут не пробудем.
– Ага… – вяло согласился Джимми.
Он старательно отворачивался от двух монахов в шафрановых одеждах, которые так же старательно присматривались к нему. Внезапно монахи переглянулись, хлопнули себя по бедрам и резвой рысью рванули в сторону главного здания.
– Чего это они?
– Не надо мне сюда было приезжать, – грустно заявил водитель.
– Ладно, ладно. Ничего страшного тут с тобой не произойдет.
Чен только вздохнул, проходя через ворота.
– Товарищ капитан, а зачем они посещают монастырь? – поинтересовался лейтенант Цзинь.
– Бог их знает, может быть, у них есть какое-нибудь секретное послание от вдовы к настоятелю монастыря.
– Не может быть.
– Почему это?
– Настоятель монастыря коммунист с бог знает каким стажем. Он не станет связываться с такой рискованной аферой.
– С чего ты взял?! – глаза капитана Лю округлились.
– Ну, ведь все, что касается вдовы императора, держится под нашим контролем и…
– Нет! С чего ты взял, что настоятель храма – коммунист?!
– Ну… – Цзинь потупился. – Слухи. Иначе, говорят, с чего бы это ему разрешили воссоздать монастырь на старом месте?
– Кто говорит?!! Кто?!
– Ну, люди… А что?
Капитан обалдело смотрел перед собой и молчал.
– А что? – повторил вопрос лейтенант.
– Ничего! Ты хотя бы представляешь, что говоришь, и что с тобой сделают, если узнают? И что я должен с тобой сделать?!
– Ничего…
– Ничего!? Это из тебя сделают ничего? Смирно!! Что еще говорят?
Лейтенант молчал, вытянувшись в струнку, насколько это было возможно в тесной машине.
– Говори!
– Говорят, что очередь в мавзолей товарища Мао стоит на зарплате.
– Чего? – у капитана отвисла челюсть.
– Ну, что им платят, чтобы они создавали ажиотаж. Что они все работники…э-э-э… нашего министерства. Говорят, что наше правительство не может позволить, чтобы в мавзолей мог попасть каждый человек, который прогуливается по площади, безо всякой цели. Это снижает роль Великого Кормчего в истории…
– Откуда ты это взял? – прошептал Лю. – Откуда…
Лейтенант молчал.
– Кто тебе это сказал, зараза!? – завопил вдруг капитан и кинулся на подчиненного. – Говори! Убью!
– Помогите!!!
– Убью!!! Говори!!!
Капитан тряс, сидящего по стойке "смирно", лейтенанта, как терьер тряпку.
Наконец тот сдался.
– Хорошо! Хорошо! Я скажу… Я слушал… Я слушал радио "Свободная Азия"…
– Оно же глушится.
– Мне… записали.
Капитан долго молчал, и лейтенант решил пояснить:
– Когда я во Владивосток ездил…
– Идиот, – тихо прошептал Лю. – Полный идиот. Ты же…
От неизбежной расправы Цзиня спас все тот же шикарный джип, принадлежащий, официально, садовнику из Пекина.
Из машины вышли трое и, воровато озираясь, направились к храму.
– Так, лейтенант, вольно. Мы на задании. О ваших антикоммунистических высказываниях мы поговорим позже в другом месте. Вперед.
– Я правильно понимаю, что теперь нас интересуют эти бандиты, и мы следим за ними?
– Неправильно! Мы следим за всеми!
– Пошли, незаметно, – Долговязый Кен в сопровождении двух громил вошел в монастырь. – Ходим, рассматриваем все. Но глаз с них не спускаем. Понятно?
– Понятно, босс, – хором отозвались "быки".
В это время Бетси и компания рассматривали удивительные молельные залы монастыря. Чен неожиданно взял на себя роль гида. Оказалось, что он знал множество историй о Шаолине, не входящих в официальную историю этого уникального комплекса. Водитель говорил громко, иногда даже кричал. Девушка никак не могла понять почему, но неожиданно услышав за спиной приглушенный смешок, обернулась и увидела разбегающихся в разные стороны монахов. При этом некоторые буквально держались за живот от распиравшего их хохота.
"Странно, – подумала Элизабет. – Что смешного?"
На всякий случай она осмотрела себя и своих попутчиков. Беспорядка в одежде ни у кого не обнаружилось. Все как обычно.
Ситуация прояснилась, когда они вышли на внутреннюю площадь, использовавшуюся монахами для ежеутренних тренировок. По вытертым временем камням носилось удивительное существо, больше всего похожее на огромного гамадрила. Вокруг него бегали с криками мальчишки, они тыкали куклу палками и кувыркались от хохота, когда обезьяна очень натурально огрызалась, пытаясь в пародийной форме ударить кого-либо из них ногой. Неудачно сшитый костюм невероятно мешал сидящему внутри человеку. Зрелище было на редкость комичным, и Бетси не удержалась от смеха.
– Продажные мерзавцы! – воскликнул Чен.
– О ком это ты? – поинтересовалась англичанка.
– О режиссере и сценаристе! Они все-таки продали ее! Мерзавцы!
– Не понимаю!
– Не понимаете?! – возмущенно воскликнул Джимми. – Это же мой костюм!!! Это моя Кинг-Конгша! Эти чертовы монахи хотели купить ее у кинокомпании после съемок! Дело в том, что режиссёра со сценаристом свезли после премьеры в психиатрическую лечебницу в Сиане. Им нужны были деньги на лечение вот они куклу и продали.
– Зачем?
– Что, зачем?
– Зачем продали именно монахам?
– Затем! Чтобы сделать из меня посмешище!!! Ну, я им сейчас покажу!
И он кинулся на площадь к нелепой кукле. Монахи вокруг едва не лежали в пыли от смеха.
Кукольная Кинг-Конгша в притворном ужасе всплеснула лапами, увидев приближающегося Чена, и попыталась убежать. Но водитель настиг ее, и стал лупить по коричневой морде. Обезьяна отбивалась, пыталась ударить китайца лапой, неизменно падала, но, как заметила Бетси, ни один из ударов Чена не достиг цели. Страдала только кукла, но не человек внутри нее.
Наконец монахи оттащили запыхавшегося Джимми от куклы и, весело болтая, повлекли всю компанию куда-то во внутренние покои.
– Куда это мы? – спросила Элизабет.
– Они приглашают нас на чай… – хмуро ответил водитель. – Говорят, что им с самых съемок не было так весело.
– Не обижайся на них, это было действительно потешно.
– Я заметил, – еще более посуровел Чен.
– За ними, – прошептал Долговязый Кен, когда вся веселая компания скрылась в здании.
Удивительно, но войдя в двери, бандиты увидели только лестницу ведущую вниз. Ничего похожего на зал или комнаты.
– Ерунда какая-то, не потащили же они их в подвал, – выразил свое мнение Крыса.
– Тебя забыли спросить, – отрезал Кен. – Вперед. Точнее вниз! Марш!
Когда они добрались до подножия лестницы и осторожно открыли дверь, то их ждал сюрприз. Такая же лестница, но ведущая вверх.
– Вперед! То есть вверх…
После четвертой двери Кен сел и задумался. Тем более что умаявшиеся "быки" уже вряд ли бы преодолели очередную лестницу.
– За ними! – скомандовал капитан, и первым устремился к закрывшейся за Долговязым Кеном двери.
– Надо же, – прошептал лейтенант, когда заглянул внутрь.
– Вот так архитектура.
Перед ними была огромная лестница, ведущая вверх. Никаких следов предполагаемых членов Триады не было и в помине.
– Эй, Долговязый… – Крыса неприятно оскалился. – Ты того…
Кен повернулся к нему с невозмутимым видом. За спиной его рука ухватила рифленую рукоять "Береты".
"Первая пуля твоя", – подумал он.
– Что?
– Не нравится мне все это. Вот.
– И что?
– Ты зачем нас сюда приволок, Долговязый? Назад пошли.
– Никуда мы не пойдем. У нас есть работа, и я хочу ее сделать. А значит, и вы ее сделаете… Понятно.
– Понятно, Долговязый. Но ты…
– Что?
– Ты, кажется, зарвался.
– Это твое мнение?
– Нет, – ответил Крыса.
– Хорошо, – кивнул Кен Чжоу.
Тяжело вздохнул и словно невзначай выстрелил "быку" в лицо. Тело покатилось вниз по ступенькам. Кен перевел пистолет на Жабу.
– Ты тоже так считаешь?
– Я?.. – глаза Жабы забегали. – Нет, босс… Ты что?..
"И этого прикормили", – понял Кен.
– Слышал?! – воскликнул капитан Лю.
– Что? – прошептал лейтенант.
Он сидел у стены и тупо смотрел в потолок. Иногда ему вдруг начинало мерещиться, что стены двигаются, норовя стиснуть двух агентов, сплюснуть их в лепешку. Тогда Цзинь Хунчжи устремлял глаза вверх, от этого становилось легче.
– Стреляли. Дважды! Тут кто-то есть!
– Где? – на Цзиня навалилась апатия.
– Там! Вперед!
– О боже…
И агенты кинулись вверх. Они не заметили двух тел, что лежали у них под ногами. Так же и Кен Чжоу не увидел двух работников Министерства Общественной Безопасности, которые пробежали мимо него вверх по лестнице. Он вздохнул, радуясь, что снова остался один и побрел вниз. У него еще имелись кое-какие делишки в Шаолине.
Монахи оказались на редкость вежливыми. Они долго и внимательно слушали рассказы Бетси о ее приключениях, в переводе Чена. Интересовались каждой деталью, рассказывали какие-то интересные факты из жизни монастыря. С ними было просто и легко. Так, как бывает, когда собирается компания близких и хорошо знакомых тебе друзей, которые умеют вести непринужденную беседу.
Кроме чая к столу было подано подогретое вино и блюдо с вареными яйцами. Мисс МакДугал никогда прежде не доводилось пробовать подобное блюдо. Яйца были какого-то сине-черного цвета и пахли весьма специфически.
– Это что? – тихонько спросила она у Чена.
– О! – по своему обыкновению закатил глаза водитель. – Перед вами необычный деликатес – тысячелетние яйца! Такие в старину подавались к императорскому столу. Это знак особого уважения к нам.
– А что, им и правда тысяча лет? – усомнилась девушка.
– Нет, что вы! В лучшем случае, два или три года. Берите, не сомневайтесь. Вкусно и необычно. Китайская экзотика!
Бетси с сомнением положила себе на тарелку одно яйцо. Краем глаза она заметила, что монахи с неприкрытым интересом следят за ее действиями.
– Сами-то они почему не едят? – с подозрением поинтересовалась мисс МакДугал.
– Им нельзя есть яйца по уставу, – пояснил Джимми. – Подобное блюдо держат специально для гостей. Для особых гостей…
Зажмурившись, девушка отправила в рот, кусочек необычного яйца.
Ничего. Вкус необычный, но есть можно.
Монахи заулыбались и стали подбадривающе кивать.
– Существует два основных способа консервирования яиц, – разглагольствовал всезнающий водитель. – Первый заключается в том, что свежие утиные или куриные яйца складывают в глиняный чан на пшеничную солому и покрывают бамбуковой трухой. Затем делают отвар из чая, соли, соды, хвои и смешивают его с глиной, золой и известью. Охлажденным отваром заливают яйца и больше месяца выдерживают в тепле. Второй способ…
Только перед самым закрытием монастыря их проводили до ворот.
– Какие, все-таки, приятные люди! – сказала Элизабет, глядя в заднее стекло машины.
– Я же говорил. Меня тут все любят! – радостно откликнулся Чен.
Вей, повернувшись к Бетси, скорчил такую рожу, что девушка не удержалась от смеха.
– Что такого? Что я такого сказал?! – заволновался водитель.
– Ничего, ничего, – успокоила его англичанка. – Разбуди меня, когда мы подъедем к Лояну. Я устала.
И она выключилась, с улыбкой погрузившись в сон. Это был самый приятный день в ее путешествии по Китаю.
Убедившись, что пассажирка спит, Джимми ткнул в бок Вея, тоже было задремавшего.
– Ты вот мне скажи, толстяк. Ответь мне. Как ты так выкрутился в Пекине? А?
– Что ты имеешь ввиду? – тихонько пробормотал Вей.
– Ну, эти все фокусы с искрами, туман этот… Ты давай, скажи! Я же свой! Что это за новогодняя елка была такая? Я уж думал, что нас заметут на пару суток… А ты… Ты хоть понимаешь, кого ты там лупил?
Толстяк неопределенно хмыкнул.
– Нечего было школу прогуливать.
– Какую такую школу? – обиделся Чен.
– Школу Китайской Оперы, – прошептал толстяк и сдавленно захихикал.
Джимми грустно вздохнул.
Глава четырнадцатая
Последний евнух
– Ты знаешь, что это такое? – совал ему свиток под нос император.
– Нет, о Будда наших дней, – почтительно сгибался в поклонах Гунь Сяотин. – Раб не ведает, что держит в своих руках почтенный предок.
– Мы полагаем, что ты лжешь! – орал Пу И.
Гунь Сяотин, прикрыв лицо руками, отрицательно мотал головой.
– Ладно, не хочешь по-хорошему, – с этими словами император вытащил из кармана халата револьвер и направил его в грудь слуги.
Окружающие испуганно шарахнулись в разные стороны. Побледневший Гунь Сяотин упал перед повелителем на колени и ткнулся лбом в разноцветную плитку пола.
– Итак, мы ждем! – приставил револьвер к его затылку Сын Неба. – Говори, презренный!
Гунь Сяотин заплетающимся языком поведал государю, что, по его ничтожному разумению, в бумаге сокрыта тайна сокровищ Юя, спрятанных по приказу Цыси. В 1908 г. он стал нечаянным свидетелем разговора императрицы-регентши с главным евнухом двора Ли Ляньином. Беседа велась как раз по поводу некого свитка, похожего на тот, который держит в своих руках государь.
– И ты думаешь, что это та самая бумага?
– Рабу почтенного предка так показалось…
– Посмотрим, посмотрим, – быстро пробормотал Сюаньтун и нажал на курок.
Раздался глухой щелчок. Император улыбнулся и, разведя руками, обратился к присутствующим:
– Да я просто пошутил над ним! Револьвер-то на самом деле был не заряжен!
Уже без малого семьдесят лет прошло, а у него все стоит перед глазами эта сцена. И так живо и ярко все видится, словно приключилось только вчера. И с чего бы это? Он ведь так надеялся, что со временем все пройдет, забудется, как дурной сон.
Не забылось.
Уже и к врачам обращался, уповая на их искусство. Но то ли ему одни шарлатаны-недоучки попадались, то ли кошмар запечатлелся в его сознании где-то на самых глубинах – ничего не помогало.
Правда, один раз он уже совсем было посчитал, что исцелился. Это когда в шестьдесят седьмом узнал о смерти императора. Видения как рукой сняло. То почти еженощно приходили, а тут три месяца сряду не беспокоили. Даже благодарственный молебен заказал в храме предков.
А потом Янь-ван его надоумил примириться с покойным…
Как последний дурак отправился в столицу, разыскал родственников покойного императора и выпросил у его брата ту бумагу. Вернее, снял с нее копию. Злой дух нашептал, что это всенепременно нужно сделать. Следовало взять бумагу и сжечь ее на жертвенном огне в храме предков. Дескать, именно тогда его душа успокоится окончательно.
Ну, привез бумагу домой. Начал готовиться к церемонии примирения. И тут снова Янь-ван стал его мучить своими сладкими речами.
В ушах раздавался змеиный свист:
"Загляни в бумагу".
Заглянул.
"Прочти ее".
А как тут прочтешь, если написано старинным стилем багу, который не использовался в Китае с конца XIX века?
"Читай, читай", – подзуживал злобный дух преисподней.
– А вот и не стану! – воспротивился он и, скомкав бумагу, побежал искать душевного равновесия у ног священной статуи Будды Вайрочаны.
Пять дней провел в молитве и воздержании от пищи. На шестой не выдержал. Сдался. Вернувшись домой, поднял с пола дьявольский листок и… начал читать.
Как это у него вышло – сам никак не мог взять в толк. Вот так, ни с того ни с сего стал понимать хитросплетения жучков-иероглифов.
И открылась ему Великая Тайна. Тайна, могущая поднять его, ничтожного евнуха, до тех самых сияющих вершин, о которых он мечтал с тех самых пор, как впервые осознал себя способным мыслить…
Евнухи при императорском дворе играли большую роль. Они одновременно использовались и как надзиратели, и как слуги, и как сводники, и как шпионы. Некоторые из них становились доверенными лицами государя и высших сановников и оказывали значительное влияние на политическую жизнь государства.
Во времена династии Цин ежегодно к императорскому двору поставляли до сорока изувеченных мальчиков. Для китайцев это была одна из вернейших возможностей получить службу при дворе и хоть как-то приблизиться к вожделенным рычагам власти.
Большей частью евнухи происходили из бедных семей и набирались из определенных областей Поднебесной. Во дворце их делали учениками старых евнухов и платили им небольшое жалованье. Заслуженные евнухи часто имели собственные дворцы, слуг, лошадей, экипажи.
Гунь Сяотин попал в Запретный город в пятилетнем возрасте. Его семья, жившая под Лояном, очень нуждалась в деньгах, и отец продал малыша уездному начальнику, а тот, в свою очередь, преподнес мальчика в дар губернатору. Ребенок был миловидным, не по возрасту смышленым и это решило его судьбу. Губернатор передал Гунь Сяотина в "Шэньсинсы" – Департамент внутренних дел, где над карапузом была проведена соответствующая операция, а затем его определили ко двору вдовствующей императрицы-регентши Цыси.
Такие как Гунь Сяотин маленькие евнухи в Запретном городе были в особенной цене у женского пола. Они использовались для забав и развлечений у придворных дам, которые держали таких мальчиков при себе до десятилетнего возраста. Они даже имели свое особое название – "непорочные" и приравнивались к девочкам, прислуживая молодым дамам. Затем их сменяли, и евнухи-подростки переходили в разряд обычных слуг во дворце.