- Нет, ну вот народ! - громогласно произнес детина. - Ну не успеешь отвернуться, как они уже все испоганят! На два десятка лиг вокруг ни один человек не осмеливался приближаться к этому месту! И что же? Стоило мне задержаться, как какой-то бродяга уже украл у меня победу над чудовищем! Ты откуда здесь взялся?!
- Тебя больше всего интересует, откуда я взялся? Не знаю! Волей богов и путями неведомыми. А за чудовище что, награда великая положена, что ты так расстроился?
- Ага, награда! Уютная могила! Я тут, у моста, уже трехглавое чудо-юдо положил, и шестиглавое, а сегодня должен был с девятиглавым биться! А ты влез и все испортил…
- Так в чем же дело? Чудовище мертво, чего тебе не хватает?
- Предсказание нарушено. Что теперь будет?
- Ничего не будет, - рассердился Конан. - Езжай дальше и верши свой путь. И не блажи мне тут насчет предназначений.
Ему стало плохо, он отошел от берега и сел на траву. Детина, наконец, обратил внимание на то, что его собеседник ранен в битве, легко спешился, оставил оружие и подошел к киммерийцу с небольшим дорожным мешком.
- Да ты ранен? Покажи-ка.
Он осмотрел следы зубов на плече киммерийца, достал из мешка тряпицу и деревянную чашку с густой темно-зеленой мазью. Перевязав плечо невольного соперника, он посидел с ним, пока Конану не стало лучше.
- Насчет предназначения ты не прав, - говорил он. - Рассказывали у нас про одного героя. Не из наших краев, откуда-то с далекого запада. Надел он прочные доспехи, взял верный меч и надежное копье, сел на доброго коня и поехал совершать великие подвиги. Ну и заехал для начала на земли одного из ближайших соседей, с которым он был в давней ссоре. Разогнал людей с полей, порубал горшки на плетнях, и все подвиги на этом закончились. Поехал он дальше и заехал в дикий лес, где проклял все на свете. Длинное копье не давало проехать сквозь густые заросли, и пришлось его бросить. Доспехи к концу дня стали неподъемной тяжестью. И никого вокруг - ни людей, ни зверей, ни жилья, ни ночлега. Вернулся он кружным путем через земли другого соседа, с которым был в большой дружбе, и устроили они великолепную пирушку, на которой придумали столько замечательных подвигов, что тамошним менестрелям-трубадурам на сто лет хватило в балладах воспевать. Так что если уж выпало тебе предназначение, то не пренебрегай им, а то будут потом вечно тянуться перед тобой глухие, кривые, окольные пути…
Потом детина оставил киммерийцу половину круглого каравая хлебам из своих припасов, сказал, что Конан шел не туда, а населенные места лежат в противоположной стороне, после чего оседлал лошадь и медленно двинулся своей дорогой.
Конан вернулся назад, но не стал обходить ручей по дороге, а прошел напрямик, так же перешел через него по стволу упавшего дерева, пересек лес и выбрался к человеческому жилью.
Небольшой двор составляли бревенчатые жилой дом и хозяйственные пристройки, связанные высоким забором. Над воротами возвышался аккуратный козырек, чтобы не гнили ворота под дождем, да и чужому человеку труднее будет перелезать.
Из открытых ворот выскочили две крупные собаки и стали яростно облаивать незваного гостя. Лаяли, но не бросались. Вышел из ворот хозяин - крепкий мужик лет тридцати, хотя и не такой высокий и широкоплечий, как могучий киммериец. Он отогнал собак и спросил:
- Чего ищешь?
- Город далеко? - спросил Конан.
- Город? До темноты не успеешь добраться. Ты один, или за тобой еще кто-то подойдет?
- Один. Можно будет у тебя переночевать? Я Конан из Киммерии. Попал в ваши места путями, самому мне неведомыми.
- Вот как? Ну, ладно. Буянить не будешь?
- Нет. Я тут с одной зверюгой сцепился, и она мне плечо порвала.
- Ладно, заходи. Меня Радотом зовут.
Семья Радота была невелика - он с женой, да сыновья лет семи и лет десяти. Гостю дали умыться и переменить белье, накормили и напоили отваром из разных трав и сушеной малины. Отяжелев от еды, киммериец сидел на завалинке и слушал Радота.
- Места здесь богатые, и лес, и поле, и выпас для скота. Видишь, какое хозяйство я поставил? Все своими руками сделано. Страшновато, конечно, лес здесь встречается со степью, и если степное войско нападет, то все прахом пойдет. Одна надежда, что через речку коннице плохо переправляться, и степные идут южнее, в стороне, а сюда, в мой тупичок могут не добраться. Ну а там их встречает городская дружина. Город Черниз - крепкий город. С ходу его конница взять не может, а в долгой осаде держать - подойдет помощь от других городов. Так и живем. Городская дружина ходит в степь, бьет кочевников и угоняет их стада. Степные иногда собираются большим войском, идут в наши земли, хватают пленников, жгут города и деревни, кого с собой не уводят - убивают всех подряд. Обычай степной войны - убивать всех, чтобы не выросло поколение мстителей. Одно хорошо - между собой степные воюют еще злее из-за удобных мест для зимовок. Свой сосед кочевнику хуже любого врага - он пасет свой скот, отнимая пастбище у него,
- И что же? - спросил Конан. - Ты собираешься отсидеться от врага за этим забором?
- Да как сказать? Большое войско ко мне не придет - незачем. Им простор нужен. А если какой-нибудь небольшой отряд появится - то не надолго. Спрячемся.
На следующее утро Конан поднялся отдохнувшим и окрепшим. Рана на плече хорошо заживала. Радот попросил киммерийца помочь ему, и они начали собирать новый амбар. Бревна были уже подготовлены, оставалось поднимать их на вершину начатого сруба. Ворочая тяжелые бревна, Конан поинтересовался:
- Как же ты в одиночку дом ставил? Вдвоем-то тяжело, а одному и вовсе работа неподъемная.
- А куда деваться? Постепенно - поднял край, положил на подпорку, поднял другой край, уложил бревно на место. Да соседей иногда звал на помощь.
До обеда работали на строительстве, подняли стены, и Радот начал затаскивать наверх стропила. Старший его сын на лошади подвозил из леса во двор сваленные загодя бревна. Вдруг Радот опрометью бросился вниз и кинулся затворять ворота.
- Всадники! - крикнул он. - Чужие!
Конан быстро вооружился и побежал к воротам, но Радот уже плотно закрыл их на засов. Он бросился к бревнам и схватил топор.
- Сколько их? - крикнул Конан.
- До десятка! Попробуем отбиться?
- Конечно!
Налетчики уже лезли через забор по обе стороны от ворот. Радот метнулся к ближним, замахиваясь топором. Конан встретил тех, которые лезли дальше. Могучему киммерийцу не впервой было биться против нескольких противников, но он вовсе не хотел, чтобы на него напали с нескольких сторон сразу.
Даже два врага, хорошо владеющие клинком, делают схватку смертельно опасной. Если они не стеснены узкими коридорами и могут действовать хоть чуть-чуть слаженно, то победить их весьма непросто. Поэтому Конан старался бить врагов с ходу, не дав им возможности взять его в кольцо.
Неотвратимое движение меча киммерийца почти не замедлялось, встречая на своем пути руку или плечо, горло или шлем летящего со стены налетчика. Стальной вихрь с короткими ударами кинжала разметал врагов и оставил пятерых лежать на земле и умирать - кого быстро, кого медленно. Двое последних противников даже не решились спрыгнуть со стены, благоразумно бросились назад.
Радот тем временем оказался один против троих. Ударил первого еще в прыжке, но добить сразу не смог, и тут же бросился на следующего. От быстрого сабельного удара очень трудно защититься топором на коротком топорище. Остается одно - бить самому на опережение, не думая о защите. Лязгнул топор по шлему одного из противников, потом с мягким чавканьем прорубил кольчугу на плече второго. И упал Радот, посеченный саблями, увлекая за собой поверженного врага.
Конан броском кинжала свалил еще одного врага и сошелся в коротком поединке с последним. Лязгнуло железо, и сабельный клинок обломился, встретившись с мечом киммерийца. Он рубанул обезоруженного врага и обернулся. Все налетчики были повержены. Конан быстро поднялся на забор - двое уцелевших конников скакали прочь, уводя с собой коней убитых соратников.
Киммериец подошел к Радоту, возле которого уже возилась подвывающая жена. Он помог перенести раненого в дом. У Радота была рассечена голова и плечи. По голове сабля скользнула, срезав клок волос, но не прорубив кость, на одном плече перерублена ключица, на другом две неглубокие раны.
- Может, выживет, - сказал Конан и помог перевязать раненого.
Он вышел во двор и занялся порубленными врагами. Лобил двух раненых, собрал в кучу оружие и начал раздевать убитых. На их телах нашлось несколько серебряных украшений. Конан собрал ценности, выбрал себе пару кинжалов получше, потом нашел в сарае лопату и пошел копать яму. Захоронив убитых в стороне за забором, он вернулся в дом и сказал пришедшему в сознание Радоту:
- Я оставлю тебе одежду и оружие налетчиков, а мне за это нужна лошадь.
- Бери, - отозвался Радот. - Спасибо тебе, отбились. В город поедешь?
- Да.
- Ладно. С дороги не собьешься. А в остальном - удачи тебе.
Конан оседлал лошадь, открыл ворота и поскакал вперед. Дорога шла между полей и перелесков, несколько повышаясь над приречной низиной. Десяток всадников вынырнул из-за леса в сотне шагов от киммерийца и, разворачиваясь в цепь, поскакал к нему. Варвар остановился - по всему было видно, что это были не степные наездники, а городские дружинники. Их кони были крупнее и выносливее, выкормлены овсом, а не травой. Всадники одеты не как кочевники.
- Кто ты такой? - спросили Конана, окружая его.
- Я Конан. Конан из Киммерии. Я не враг вам.
- Куда ты направляешься?
- В Черниз.
- Тогда едем с нами. Город сейчас в осаде, и в одиночку ты не проедешь.
Конан поехал с ними, и они соединились с двухсотенным отрядом конных дружинников. Рослые сильные кони, хорошо вооруженные воины составляли сильный отряд. Случись им биться в крепком месте, они бы сдержали натиск любого противника, в неудержимой атаке они пробили бы строй любого войска, но что в степи две сотни воинов? Капля в море. И никакой витязь не выдержит, когда его бьют со всех сторон.
Отряд выслал вперед конные разъезды и двинулся к Чернизу. Когда по расширившимся полям стало чувствоваться приближение города, сбоку из-за перелеска выехал десяток степных воинов. Им не повезло. Передовой разъезд отрезал им путь отступления, а основной отряд, взявшись за луки, перестрелял их как куропаток. Ни один не ушел, так что появление дружины перед городом должно было стать неожиданностью для противника.
Убедившись, что дорога свободна, разведчики вернулись назад, и отряд, набирая скорость, помчался вперед. Окружившее город степное войско насчитывало до двух тысяч воинов, но было не готово к сражению. Дружина прорезала вражеский лагерь, как нож - масло. Развернувшись плотным строем, дружинники рубили мечущихся врагов, но в стороне уже начинала собираться степная конница, нацеливаясь для удара во фланг дружине.
Тут распахнулись городские ворота, и еще один конный отряд пошел на соединение с атакующими воинами. Совместным ударом дружинники опрокинули отряд степных, а когда вторая половина вражеского войска собралась против них, развернулись и ушли в город, подставив преследователей под стрелы и камни с городской стены. Самые горячие наездники, пытавшиеся ворваться в ворота следом за отступающими дружинниками, были выкошены залпом лучников, бивших в упор. Кони, битые стрелами, и лишившиеся своих всадников, смешались перед воротами в бессмысленную массу, через которую пробиться к воротам никто не смог, и тяжелые створки накрепко затворились за воинами, вернувшимися в город.
В городе было тесно от людей, укрывшихся за его крепкими стенами от вражеского нашествия. Но хозяева принимали чужих без разбора, было бы место, где лечь. Конан пристроил лошадь в одном из дворов и пошел на стену, где смешались и дружинники, и простые люди, вооруженные чем попало. Отстаивать стену предстояло всем вместе.
Урон степному войску от удара дружинников был велик, но не достаточен, чтобы снять осаду. Они уже убирали тела убитых и готовили мощный таран с укрытием от стрел и камней. К врагам подошло сильное подкрепление, и группа прибывших мастеров налаживала камнемет. В городе готовились отражать штурм. Вокруг ворот ставили прочный забор, чтобы, пробившись через ворота, враги оказались в ловушке.
Конан ушел со стены, вернулся к тому двору, где оставил лошадь, напился и перекусил. Потом лег, чтобы отдохнуть и уснул. Проснулся он среди ночи. Над городом летели горящие стрелы. Обмотанные промасленной ветошью зажигательные снаряды вонзались в стены и крыши, падали на землю или находили случайную цель, поражая людей. Повсюду тушили огонь.
Конан разбудил соседей, спавших рядом с ним, и отправился к стене. Там несколько десятков воинов били из луков в конных стрелков, которые на скаку пускали зажженные стрелы в спящий город. Несколько десятков стрелков против нескольких сотен в поле! Городская дружина имела около пяти сотен отличных воинов, но в степном войске, по всей видимости, было сейчас не менее пяти тысяч бойцов.
А город уже горел. В нескольких местах жители не успели погасить горящие стрелы, и теперь дома полыхали так, что подступиться было невозможно. Лишь бы удалось не пустить огонь дальше!
Солнце высушило дерево построек, и пламя полыхало вовсю. Багровый огонь пожара начал сливаться с полоской рассвета, и степное войско двинулось на приступ. Медленно полз вперед таран, бежали воины с лестницами в руках. Конан обнажил свой меч. Вот и настал его час. Вряд ли кто-то из защитников города переживет этот штурм.
- Встречай меня, Кром! - воскликнул Конан.
Хлопнул в поле камнемет, и в редеющем утреннем сумраке киммериец увидел летящую в него каменную глыбу. Он в мельчайших подробностях видел поверхность приближающегося к нему снаряда, и вдруг все перед ним заволокло серой пеленой, а вместо чудовищного удара камня у него появилось ощущение полета, в глазах померкло, а когда мрак рассеялся, он стоял в ярко освещенном зале яшмового дворца, а перед ним грозно возвышался бог Кром.
- Ты звал меня, смертный? - громоподобным голосом произнес Кром.
- Звал, - согласился Конан. - Точнее сказать, взывал. Но я привык, что взывать к богам бесполезно, мы сами вершим свою судьбу, и милость богов снисходит до их почитателей лишь после смерти.
- Воистину, так, - согласился Кром. - Но сейчас твой зов звучит не как ничтожное сотрясание воздуха смертным глупцом. Ты открываешь путь, соединяющий небо и землю. И твой зов услышит любой из богов.
- Значит, я еще не убит там, на земле? - ошарашено спросил Конан.
- Нет, мой доблестный почитатель, Конан из Киммерии!
- Ты знаешь меня? Мое служение во славу твою было тобой замечено?
- Нет. Но я вижу тебя перед собой и мне этого достаточно. Я вижу твою доблесть и твою глупость. Я вижу силу твоего духа и кровь невинных жертв на твоих руках.
- Каких это жертв? - не понял Конан, непроизвольно взглянув на свои руки. - Разве не победа над врагом служит твоему торжеству?
- Это какой негодяй учил тебя этому? - рассердился Кром, - Победа победе рознь. Может, я еще должен покровительствовать режущим глотки? Убивающим из-за угла? Мучителям беззащитных жертв? Ведь все они победили своих противников! Насильнику и убийце я должен радоваться?!
- Как же так? - удивился Конан. - Меня с детства учили, что мы, дети Крома, рождаемся для того, чтобы убивать врагов!
- Ты не видишь разницы? - прищурился Кром. - Так устроен человек, что он вечно старается заставить других делать то, что нужно ему. Насилие и смерть служат орудием для этого. И тот, кто встает против врага - тот мой сын. Неважно, победит он в бою или будет повержен. Он не смиряется с насилием, он преодолевает страх боли и смерти! А негодяй, ломающий тех, кто слабее его, это просто ничтожный выродок!
- И кто же я в твоих глазах?
- Я уже сказал. Доблестный воин, отягощенный по глупости своей тяжкой ношей преступлений.
- И что же мне делать?
- Думай! Не числом одержанных побед определяется величие моих сыновей, а победой духа! Найди свой путь, а не мотайся по миру, как хищник, оставляющий после себя только кровавый след.
- Куда же мне теперь?
- А куда хочешь.
- Но я не могу открывать дорогу на землю!
- Почему? Можешь. Впрочем, я помогу твоим расстроенным чувствам. Иди!
И перед Конаном раскрылась тревожным красным цветом воронка, вытянутая вдаль. Полет по ней был краток. Киммериец обрушился на жесткую поверхность, крепко приложившись пятками, удержал равновесие и стал оглядываться.
Он стоял на открытой террасе какого-то огромного дворца. На далеком горизонте тускло светилась багровым светом узкая полоска заката. Небо уже почернело, яркие звезды холодно глядели на город, толстая луна заливала окрестности плотным светом безумия. Из дворца явственно доносились звуки разудалого пиршества. Конан никогда не бывал в этом дворце, но по доносящимся голосам на шемитском наречии, по силуэтам крыш вокруг и по запаху поздних роз узнал место, куда он попал на этот раз.
Это был один из лучших дворцов Эрука - города в Шеме. Конан посмотрел вниз с террасы и увидел, что в по осеннему саду перед дворцом неторопливо расхаживает многочисленная стража. Вдоль самого здания и вдоль стены, окружающей сад, у главного входа и у боковых выходов дежурили вооруженные люди. Спуститься вниз и объяснять стражникам свое появление во дворце в качестве незваного гостя показалось Конану неудачным решением. Не тот случай. Примут за вора, начнут вязать, потом примутся развлекаться над беспомощным пленником. Драться с ними? Не за что. Он же ничего здесь не украл…
Конан прошел по террасе и вошел внутрь дворца. В огромном зале, освещенном многочисленными масляными светильниками, было жарко и душно. Длинный стол, уставленный остатками роскошных блюд, грязными тарелками и многочисленными кувшинами, мог вместить добрых две сотни гостей. И, безусловно, вмещал. До недавнего времени. Теперь же часть гостей плясала в пьяном угаре, часть расползалась по углам, увлекая за собой полураздетых девушек из прислуги. Прислуги было немного, и она больше старалась принести на стол вино и яства, чем поддержать на нем хоть некоторое подобие порядка. У главного выхода и у дверей для прислуги Конан заметил по две пары стражников - здоровенных мордоворотов, старательно пытающихся не бросаться в глаза толпе пирующих гостей. Получалось плохо.
Конан подошел к столу и сел на одно из свободных мест. Пододвинул к себе блюдо с жареной бараниной и стал есть. Насытившись и выпив вина из чьего-то кубка, он обратился к соседу, который уже не ел и не пил, но с язвительной улыбкой откинулся на своем кресле и неподвижно глядел на пирующих.
- Что, не нравится это веселье? - негромко спросил его Конан.
- А что, в этом есть что-то веселое? - скривился собеседник.
- Ну, да. Вкусная еда, обильная выпивка, музыка. Все же веселятся.
- Как тебя зовут?
- Конан. Конан из Киммерии.
- А мое имя Перес. Так вот, Конан из Киммерии, я никак не могу увидеть ничего веселого в куске жареного мяса. Он может быть замечателен на вкус, но причем здесь веселье?
- Если человеку приходилось в жизни часто голодать, то он будет от души радоваться вкусной пище, - пожал плечами Конан.
- Просто я не люблю такого веселья. На всяком пиру бывает один человек, которому не весело. И это всегда я!