Жалобно взвизгнув, сбилась музыка, и в зале наступило молчание. Даже упившиеся до безобразия, медленно умолкали, прекращая молоть обычный пьяный вздор. На каменной стене зала неотвратимо наливались мертвенным светом непонятные письмена. Знаки были незнакомы Конану, но по расположению символов можно было понять, что они составляют три слова. Отупелые взоры пирующих были устремлены на эти письмена, и не было в пьяных глазах ни надежды, ни радости. А была лишь тупая покорность и отчаяние.
- И что это значит? - спросил Конан снова скривившегося Переса.
- Ты не знаешь? - поразился тот. - Откуда же ты взялся? Впрочем, это неважно. Эта надпись появляется на стене уже третью неделю. И, как говорят все наши пророки, она не предвещает ничего хорошего.
- Кому?
- Ну, в первую очередь, царю.
- А потом?
- А потом одному из гостей нашего праздника, потому что по жребию один из них займет место царя на сегодняшнюю ночь.
- И что же бывает ночью?
- Никто не знает, что бывает ночью, - сказал Перес, заметно бледнея. - Но заканчивается она смертью избранника судьбы. Плохой смертью.
- Чем же особенно плоха такая смерть?
- Тем, что человек теряет не только жизнь, но и душу. Одни народы сжигают тела умерших, освобождая душу от притяжения материального тела и облегчая ей перерождение. Другие хоронят мертвых в земле, и пока не истлеет материальное тело, душа человека блуждает по царству мертвых. Возвращение тела в круговорот жизни на земле дает душе дополнительные силы, чтобы тоже возродиться. Стигийцы сохраняют тела своих царей нетленными в гигантских пирамидах, где время теряет свою силу, и душа, имеющая постоянную опору в мире материальном, остается навсегда жить в пирамиде невидимой и беречь свой народ. А смерть, которая приходит по знаку судьбы, который ты видишь сейчас на стене дворца - отдает душу человека в вечное рабство темных сил.
- Откуда ты это знаешь?
- Оттуда, недоверчивый варвар, что лучшие наши маги и жрецы великих богов пытались справиться со знаками судьбы. И были это отнюдь не шарлатаны, обирающие легковерных. И открыли они, что даже Митра не может отвести от царя исполнение злого пророчества. И определили они, что не смерть тела отпускает душу умершего вместо царя, а исчезновение души, выпитой неведомым врагом, оставляет тело избранника лежать бездыханным после каждой ночи.
- И все это знают?
- Они? Это безмозглое веселящееся стадо? Они знают, что кто-то из них умрет. И все. Но тот, кто попытается уклониться от участия в священном жребии, тот умрет сразу. Не дожидаясь ночи. Вот они и веселятся.
- А сам царь тянет жребий?
Перес безудержно расхохотался. Из-за возобновившихся за столом разговоров на него не обратили особого внимания, но Конану стало не по себе от этого смеха.
- Царь раздает жребии! - отчетливо произнес Перес.
Гул голосов снова стих, и от царя, величественно восседавшего во главе стола, торжественно двинулись шесть гвардейцев в парадных доспехах. Все как один - высокие, сильные. Медленно прошествовав вдоль всего стола, они остановились возле Переса.
- Жребий пал на тебя, - провозгласил один из них.
Перес был просто раздавлен этим приговором. Он суетливо поерзал на месте, будто что-то искал, потом медленно поднялся, искательно озираясь по сторонам. Бессмысленно было все - мольбы и проклятия, борьба или смирение. Сопротивление птички не спасет ее от когтей кошки. Конан видел, что его собеседник готов был бы на любое унижение, если бы оно могло сейчас ему помочь. Но помочь ему не могло ничто, и лишь остатки гордости давали ему сил идти самому, а не извиваться бессильным червяком в равнодушных руках беспощадных стражей.
Переса увели вдоль стола, и он скрылся за дверью в дальнем конце зала. Безумный пир продолжался, но Конан заметил, что стражники у дверей неторопливо стали покидать свои посты. А гости потихоньку стали выходить из зала и возвращаться назад, новые слуги неназойливо наводили порядок, унося уснувших за столом, убирая объедки и вытирая залитые столы. Снова заиграла музыка, но веселье было сломано.
Воспользовавшись движением в зале, Конан поднялся из-за стола, прошел вдоль ряда узких окон и приблизился к двери, в которую увели Переса. Царь, возле которого оставалось двое телохранителей, в это время поднялся и, пошатываясь, двинулся к той же двери. Гвардейцы последовали за ним, поддерживая повелителя с чрезмерной заботливостью. На киммерийца они даже не взглянули, а если кто-то из пировавших рядом с царем, и заметил чужого человека, то никак на это не отреагировал.
Конан мгновенно решился и спокойно вошел в дверь следом за царем. За дверью он прижался к стене и увидел, что в коридоре, ведущем к богатой двери в царские покои властитель Шема встретился с воинами, отводившими Переса.
- Все в порядке, повелитель, - сказал один из воинов. - Он заперт в опочивальне.
- Хорошо, - хрипло произнес царь. - Вы свободны.
Воины ушли в боковой коридор, а царь постоял возле двери, жадно прислушиваясь, потом вместе с телохранителями двинулся еще в один коридор. Конан скользнул за ними, в несколько бесшумных шагов настиг их и ударом кулака свалил одного из стражей. Телохранители были не слабее киммерийца, но неожиданный удар в голову лишает сознания любого богатыря. Конан толкнул царя, чтобы перебить ему дыхание и не дать кричать, а сам напал на второго воина. Он мгновенно заткнул ему рот ладонью, поставил подножку и толкнул плечом, потом перехватил потерявшего равновесие телохранителя и впечатал его затылком в каменную стену коридора.
Не дожидаясь, пока бесчувственное тело сползет по стене на пол, Конан бросился к царю, который успел выхватить богато украшенный кинжал и встретил киммерийца колющим выпадом. Но Конан был не только силен, но и быстр. Он перехватил руку с кинжалом, и запястье противника хрустнуло под железной хваткой киммерийца. Варвар поймал падающий кинжал, перехватил ослабевшее тело царя и поволок его к дверям в опочивальню.
Дверь была закрыта снаружи подпоркой, опирающейся на специально прибитый брусок на полу. Видно было, что он прибит здесь недавно - настолько он был чужероден рядом с роскошной дверью. Конан решительно выбил подпорку, открыл дверь и заволок царя внутрь. Тот начал было сопротивляться, но для киммерийца это было не более чем трепыхание рыбешки в крепких сетях.
Он бросил стонущего и ругающегося пленника на пол и огляделся. Опочивальня с огромной кроватью, завешенной шелковым балдахином, шитым золотом, четыре масляных светильника на стенах, Перес, сидящий на полу возле кровати и глядящий на вошедших с боязливой надеждой. Царь, бессмысленно шевелящийся на полу, покрытом коврами, сделал вдруг попытку криком позвать на помощь, но киммериец безжалостно пнул его сапогом, и тот захлебнулся своим криком.
- А что? - поинтересовался Конан, - кто-то придет сюда на призыв о помощи?
- Это вряд ли, - усмехнулся Перес и весомо произнес, глядя на поверженного повелителя. - Царская власть кончается за порогом этой комнаты, не так ли?!
- Так! - Царь сел более-менее ровно и, злобно глянув на киммерийца, сказал: - Я в вашей власти. И гибель моя неминуема. Но неужели вы думаете, что сможете уйти отсюда живыми?
- А почему бы и нет? - спросил Конан. - Ведь смерть ищет тебя и не успокаивается, пока ты подсовываешь ей других.
- Нет, киммериец, - покачал головой Перес, - смерть возьмет всех, кто окажется рядом с царем.
- Что мы можем сделать?
- Ничего, - с мстительной радостью в голосе произнес царь, - десяток лучших воинов умерли здесь так же, как жалкий одинокий старик. Ни оружие, ни магия не способны помешать исполнению проклятья. Ни светлые боги, ни покровители зла не откликаются на призывы своих жрецов, которые молят их избавить нас от гибельного пророчества.
- Тогда замолкните, - непререкаемым тоном велел киммериец.
Он попробовал открыть дверь, но кто-то уже заботливо вернул подпорку на прежнее место, и толстые створки даже не шелохнулись. Конан достал из ножен меч и лучший кинжал, сел возле двери с оружием наготове и задумался. Перес встал, отошел к узкому проему окна и стал глядеть в звездное небо, как будто прощаясь с этим миром, царь тоже поднялся на ноги, медленно прошел вдоль глухой стены и как будто ненароком попробовал надавить на какой-то малозаметный выступ в стене.
Ничего не произошло, и царь негромко выругался. Верные слуги добросовестно позаботились о том, чтобы из этой ловушки не было никакого выхода.
Отмечая краем сознания эти перемещения, Конан одновременно настраивался на грядущий смертельный бой, хотя бы этому поединку и предстояло стать последней битвой киммерийца, и размышлял. Что можно сделать в такой ситуации? Взывать к богам? Последние события давали некоторую надежду на то, что его зов действительно может быть услышан богами. Но кого призовет в ответ на это его противник?
Время между тем текло, и, по-видимому, настала полночь. Воздух в комнате вдруг стал дрожащим и колючим, умерли даже случайные шорохи и звуки дыхания. Перес обернулся от окна и застыл недвижным изваянием, царь безмолвно хрипел, протягивая перед собой руку, унизанную драгоценными перстнями. А в центре комнаты соткалось бесформенное пятно абсолютной черноты, пронизанное редкой переливающейся сеткой тонюсеньких огненных нитей.
Конан почувствовал, что этот призрак обладает невиданной мощью. Даже от Крома или Гуань-Инь не веяло такой силой. Но была это не чистая сила воплощенного бога, способная передвигать горы и моря. И не безумная злоба демона, вызванного из темной бездны магическим искусством, чтобы убивать и разрушать по воле хозяина.
Даже крокодил, разрывающий на куски свою жертву, вызывает у человека не только отвращение перед жуткой работой несущей смерть пасти, но и невольное восхищение перед его свирепой мощью. Призрак же не был похож ни на что человеческое.
Вряд ли он смог бы отдернуть занавеску у окна, однако безграничный голод духа, стремящегося насытиться человеческими душами, парализовал волю к сопротивлению и беспощадно растворял в себе и ярость злодея, и смирение праведника.
С появлением призрака Конан мгновенно был на ногах, держа оружие наизготовку. Но первое движение призрака было к царю. Смертный ужас исказил его лицо, и бездыханное тело медленно стало сползать по стене.
Каким-то природным чутьем Конан почувствовал, что призрак забрал душу царя и теперь нацеливается на Переса.
- Ты получил, то что тебе было нужно, - твердо произнес Конан. - Теперь - изыди!
Призрак не обратил никакого внимания на слова киммерийца и медленно потянулся к Пересу. И тогда Конан с неимоверной быстротой располосовал его своими клинками. Железо проходило сквозь призрак, не встречая сопротивления, но огненные нити распадались на части. И тут же срастались.
Перес стал падать, и Конан понял, что его недавний собеседник уже мертв. Тогда Конан по какому-то наитию понял, что может бить призрака не оружием, а своей волей. Он вытолкнул вперед руки, будто отталкивая огромный груз, и призрак расплющился и отлетел немного назад. Не выпуская из рук меча и кинжалов, Конан движениями тестомеса сминал и сворачивал бесформенную черноту перед собой.
Призрак издал неясный стон, и киммериец почувствовал, что он может делать с призраком что угодно, но тот не в состоянии уйти, оставив в живых смертного, видевшего его. А концентрация воли не может длиться бесконечно. Чуть Конан переставал давить на противника, как тот начинал восстанавливаться. И мощь его вовсе не убывала. Держать его напряжением воли было не легче, чем держать каменную глыбу на вытянутых руках. Киммериец собрал все свои духовные и физические силы, неистовым усилием закатал призрака в тугой кокон и, делая волевой посыл в небесные сферы, открыл перед собой сияющий тоннель.
Их вынесло в ярко освещенный зал яшмового дворца, и в этом свете призрак жалобно завизжал, съежился, оставаясь таким же бездонно черным, и моментально юркнул в картину на ближайшей стене.
Конан уже знал, что картина может вывести куда угодно, но у него сейчас не было желания преследовать врага. Он изгнал его с земли, а это было главное.
Он огляделся и сумрачно насупился. Здесь было какое-то сборище богов. Они собрались в этом роскошном зале во всем блеске своей силы и славы, а теперь все дружно смотрели на него. Смотрели и молчали. Конан узнавал Змееногого Сета с Нергалом, благостного Митру и многих других. Где-то во втором ряду виднелась мощная фигура Крома.
- Вот ты и научился открывать двери там, где это нужно! - К Конану с благосклонной улыбкой подошла Гуань-Инь.
Конан осторожно отстранил прекрасную богиню и подошел к Митре.
- Почему по нашему миру вечно шляются стада демонов и чудовищ? - клокочущим от ярости голосом спросил он. - Светлые боги что, для развлечения их запускают?!
Митра грозно нахмурился и стал быстро расти.
- Не забывайся, смертный! - важно произнес он, глядя на киммерийца с высоты. - Милость богов не беспредельна.
Конан насупился, собрал свои духовные силы, и Митра с несколько растерянным видом вернулся к прежним размерам. Конан вытянул указательный палец к лицу бога.
- Я спросил, почему в наш мир открыт доступ всякой нечисти! И я желаю получить ответ!
- Вот как? - не растерялся Митра. - Желаешь? Что же, получи свой ответ!
Окружающее вдруг поплыло перед глазами киммерийца, а когда мелькание цветных пятен прекратилось, Конан оказался перед стеной, на которой цветным мелом были нарисованы фигурки богов, а на зеленой траве возле стены стоял невысокий человек средних лет, с ничем не выдающимся лицом, одетый в какую-то серую хламиду.
- Добрый день! - приветствовал он киммерийца с приятной улыбкой.
- Добрый? - спросил Конан. - День? Меня зовут Конан. Конан из Киммерии. Прости мне мое невежество, но кто ты?
- Я? Я - ответ на все вопросы. Ты интересовался, почему в твоем мире так много порождений темных сил? Я могу дать тебе ответ.
- Да уж, - пробурчал Конан. - Люди и так достаточно отравляют жизнь друг друга, чтобы еще становиться жертвами демонов и оборотней, чудовищ и магических чар. И если все это порождения злых богов, то почему добрые боги не защищают нас от злых?
- Все боги - это частичные воплощения Единого. Ни один из них не может говорить от лица Единого, но каждый несет в себе Его часть. А добро и зло возникает только в отношениях между людьми. И нет такого доброго действия, которое люди не смогли бы приспособить для причинения зла себе подобным.
- Но кто пускает в мир всех этих монстров?!
- Кто? А вот приходит ко мне ищущий, желая вернуть близкого человека, умершего безвременной смертью. И как ни объясняй ему, что не к добру он этого добивается, не понимает он ничего. И вот идет по земле возвращенный к жизни зомби. Я же не виноват, что нельзя вернуть дух в мертвое тело?! А что такое зомби, ты наверное, знаешь?
- Уж знаю, - горестно вздохнул Конан.
- Да, труп, не обремененный душой. Голодная нечисть и ничего больше. Другой ищет бессмертия и его находит. Вампир или упырь - тоже погань преизрядная. До чего же люди не ценят свою душу! Ради осуществления ничтожных желаний они убивают сами себя. Ты понимаешь меня?
- Понимаю. Есть вещи, на которые нельзя соглашаться ни за что. Просто нельзя и все!
- Именно! Маги тоже вот как дети сущие. Тянутся к могуществу, совершенно не думая о последствиях. И ползут в мир всяческие монстры. Да и боги в своей вражде друг с другом насоздавали себе подручных низкого уровня, которые потом попадают в мир и ко вражде людей между собой добавляют свои возможности. А когда им закрывают свободный путь в мир, маги тянут их к себе могучими заклинаниями.
- Так кто же может закрыть чудовищам путь в мир людей навсегда?!
- Я могу. Ты этого хочешь?
- Да, хочу!
- Закрыть в мир доступ чудовищам из других уровней мироздания?
- Да.
- Подумай. Те чудовища, которые сейчас уже находятся на земле, не смогут быть изгнаны. С ними придется мириться или побеждать их своими силами, потому что никто уже не придет людям на помощь!
- Пусть так! Рано или поздно, люди выбьют всю нечисть нашего мира.
- Подумай. Ты научился открывать пути через небесные сферы, сейчас ты потеряешь это могущество.
- Но перед этим я смогу вернуться на землю?
- Да. Я отправлю тебя назад и только потом закрою доступ на землю из небесных сфер.
- Пусть будет так!
- Подумай! Отказываясь от грядущих бед, ты отказываешься от всех благ, которые боги могли бы дать смертным в будущем.
- Нет таких благ, за которые стоит платить столь непомерную цену!
- Ты прав! Прощай!
Сверкающий всеми цветами радуги вихрь подхватил опешившего киммерийца и понес куда-то с неимоверной быстротой. Мелькали вокруг неясные образы и исчезали в серой пелене, закрывающей все вокруг. И вот Конан оказался на вершине пологого холма, а впереди простиралась широкая равнина. И тянулась по ней грязная дорога к виднеющемуся на горизонте городу. Холодный мелкий дождик сыпался с беспросветно серого неба, а принизывающий ветер принялся старательно продувать киммерийца. Конан поплотнее запахнул плащ и быстрым шагом двинулся к городу.
Ник Орли
Королевское бремя
Конан, король Аквилонии, проснулся с первыми лучами солнца. Просыпаться в такую несусветную рань считалось старыми служителями королевской цитадели совершенно противоестественным для монаршей особы. Но своенравный киммериец не собирался подстраиваться под их привычки. Весь мир просыпается на рассвете, и нет никаких причин человеку выбиваться из естественного ритма жизни. Конан резко откинул роскошное одеяло, встал с широкого королевского ложа и подошел к открытому окну.
Те несколько недель, которые прошли после церемонии коронации, он спал один, и никого не разбудил ранний подъем властителя Аквилонии. На своем богатом жизненном пути варвар никогда не испытывал недостатка в женском внимании и не одна красотка после коротких встреч с ним еще долго потом вспоминала мужскую красоту и силу киммерийца. Но одно дело - естественное влечение мужчины и женщины, и совсем другое - отношения в обществе. Бродяга, искатель приключений легко может оставить женщину и отправиться странствовать дальше, потому что он ничего ей не обещал, и она, пользуясь его щедростью во времена удачи, не может рассчитывать на что-то большее. Король - другое дело. Если он будет пользоваться возможностями государя, чтобы давать своим женщинам деньги или власть, положение в обществе или что-то еще, то найдется множество желающих заработать королевские милости, изображая неземную любовь. Конан не собирался использовать королевскую власть для того, чтобы тупо удовлетворять желания тела ценой опустошения души. Поэтому он воздерживался от случайных связей, надеясь встретить женщину, которая станет ему верной супругой и матерью его детей. Настоящей королевой.