- Кто есть Шива, - поправил Делианн. - "Есть" в том смысле, что сила, которую воплощает его образ, вполне реальна и никуда не делась. Шива - это освобожденная энерия. Абсолют движения. Разрушение и созидание: ими движет одна сила. Разрушительное творчество, творческое разрушение… Это не парадокс, нет! Это распад языка. Рождение и гибель не антонимы. Оба они - антонимы застою.
Он говорил все быстрей и быстрей, пытаясь выдавить из себя все слова разом, логические цепочки дымились в лихорадочном жару.
- Старинное имя, лучшее имя - Шива, танцующий в Бездне. Сила, что обращает порядок в изначальный хаос, - это та же сила, что организует в хаосе семена нового порядка, потому что истинный хаос не способен к переменам, понимаешь? Шива - враг всему, что неизменно. Танец Шивы - это игра космических энергий; в нем нет ни добра, ни зла, он просто есть. Его танец - воплощение перемен, и он касается всего на свете. Силы. Жизни. Разума.
- Жизни?
Хэри прищурился.
- Жизнь и Сила - одно и то же, и вместе они - Разум. Мысль - это энергетическая система, не больше. Элементарные частицы, из которых сложен этот камень, - он постучал костяшками по скамье над родником, - электроны, кварки внутри протонов и нейтронов, - они тоже формы, приданные энергии. Той же самой, Хэри. В основе основ энергия есть энергия. Вот почему, допустим, скальная чародейка из племени камнеплетов может смять этот уступ голыми руками - ее мозг настроен на гармоники частот, присущих мыслям камня. У камнеплетов даже есть поговорка: "Пока ты работаешь по камню, камень трудится над тобой".
- Хочешь сказать, что все на свете мыслит?
- Нет. Что все на свете есть одна Мысль.
- Метафизика, - с омерзением отмахнулся Хэри. - Парень по фамилии Пирсиг сказал как-то, что метафизика - это ресторан, где меню занимает тридцать тысяч страниц, а на кухне пусто.
Делианн ответил ему странной улыбочкой.
- Тогда поразмысли вот о чем. Мне кажется, что воплощение перемен, которое древние индусы назвали бы Шивой, мы видим как течение черной Силы. Жрец из Липке назвал бы ее дыханием Тишалла. Это сила, которая движет клинком бога смерти. - Он прервался и тихо закончил: - Это ты, Хэри.
- Думаешь?
- Говорят, что погибель следует за Кейном, словно стервятники за войском.
- Ага. А знаешь, почему так говорят?
- Потому что это правда.
- Потому что другая сволочь из отдела маркетинга придумала звонкий слоган. Я с этим парнем был знаком; он мне как-то сказал, что всех актеров на Студиях Северной Америки заставили повторять его всякий раз, как поминалось имя Кейна, покуда фраза не прижилась. Это все совпадение, Крис. Оно ничего не значит.
- Все на свете - совпадение, Хэри. Оно будет значить ровно столько, сколько ты решишь.
- Пустое совпадение, - упрямо повторил он.
- Вся вселенная построена на совпадениях, Хэри. Что именно такие планеты крутятся вокруг именно таких звезд в конкретной галактике, что их населяют именно такие формы жизни, что судьба свела нас вместе здесь и сейчас после того, что мы сделали, и такими, какими стали: все по воле случая. Вселенная - это система совпадений.
- Ты, кажется, говорил, что вселенная - это структура мысли.
- Да, - проговорил он. - Именно так.
И Делианн уже собрался объяснить, почему в этом нет противоречия, но Хэри опять отвлекся, разнимая огриллона с двумя перворожденными, а потом нашел дела более важные, чем беседа, изначально не слишком ему интересная. Чародей забрался слишком далеко в абстрактные области, а Хэри был человеком практичным. Если речь не шла о том, на что можно наложить руки или что может наложить руки на самого Хэри, удержать его внимание было совершенно невозможно.
Делианн наблюдал за танцем-тренировкой сквозь бегучее кольцо хлопающих в ладоши, гикающих заключенных. В некоторых па он узнавал приемы, которым учился сам на занятиях по рукопашному бою в Консерватории, а больше - те, которым учил его сам Хэри: короткие движения, перенос центра тяжести, чтобы сменить точку удара, от которого не можешь уклониться, скользящие движения ног, позволяющие с обманчивой медлительностью зайти противнику во фланг, удары по суставам, особенно коленям и локтям, и захваты, применяемые не только для того, чтобы удержать противника, а для бросков, для того, чтобы крушить черепа и ломать шеи.
Чтобы убивать.
Делианн четко видел, что задумал Хэри. У него всегда был цепкий взгляд. Возможно, в этом заключался единственный его настоящий дар: видеть и понимать.
"Ладно, - сказал он себе, - время подниматься. Последний шанс спасти мир".
6
Тоа-Сителл начинал подозревать, что весь мир слег с лихорадкой наподобие его собственной.
Из окна спальни на девятом этаже западного крыла дворца Колхари солдатики на стенах Старого города казались игрушечными. Даже двигались они неестественным, механическим шагом, словно перевертни, взявшиеся неудачно изображать людей.
За рекой среди еще дымящихся руин Города Чужаков складки натянутой поверх штабного шатра противодриадной сетки определенно образовывали тайные знаки. Тоа-Сителл не находил в них значения, но войска внизу явно посылали сигнал, чтобы его мог заметить пролетающий грифон, или дракон высоко в небесах, или незримый сильф.
Возможно, тот самый стихийный дух, что забрался патриарху в ноздри, покуда тот спал, и наградил омерзительной лихорадкой. Как же повезло ему, что он проснулся прежде, чем дух пожрал его всецело! - хотя патриарх чувствовал, что сильф еще рядом, замечал краем глаза фигуру, но та истаивала в тенях за портьерами прежде, чем удавалось ее разглядеть.
Но победить духа было несложно: тот получал власть лишь над спящим.
Поэтому патриарх не спал.
За спиной его Глаз Божий читал длинный скучный отчет. Как и предсказывал патриарх, Кейн раздавил всех угрожавших ему - и тем предал в руки Тоа-Сителлу долгожданную улику.
Далеко внизу среди расставленных по улицам бывшего Города Чужаков армейских палаток двигались фигурки. Одной из них был Тоа-М’Жест. Вон тот, в алом камзоле. Или в темном плаще? Нет, скорей тот, что рядом, пониже и поуже в плечах; на глазах патриарха крошечная фигурка подозвала к себе остальных. Они собрались кружком, перешептываясь. Думают, что в силах скрыть измену. Они не знают, как много слышит их патриарх.
А он мог слышать все.
По всему городу - по всей Империи - подданные сговаривались против него. Думают, будто ему неведомо. Решили, что они в безопасности.
- Арестовать его.
- Ваше сияние?
- Тоа-М’Жест. Ответственный за общественный порядок. Выписать ордер. Он освобожден от своего поста и должен быть помещен под стражу.
- Ваше сияние? - бесстрастно переспросил офицер. - По какому обвинению?
- Неважно. Сговор с врагами человечества.
- Но… но, ваше сияние, он с большим успехов ведет Пещерную войну с недочеловеками…
- Это часть его плана. - Тоа-Сителл раздраженно вздохнул. Как мог этот тип столь высоко подняться в рядах Глаз Божьих, если по скудоумию не видит дальше собственного носа? - Он сговорился не с эльфами, не с гномами или огриллонами. Он сговорился с Кейном.
- Я… э-э… с позволения вашего сияния, мне трудно в это поверить, - проговорил офицер. - Герцог бросил Кейна в Яму.
Тоа-Сителл пригладил редеющие волосы мокрыми от пота ладонями.
- Именно туда Кейн и стремился, как не ясно?
- Не вполне, ваша святость.
Тоа-Сителл раздраженно отмахнулся. У него не было времени объяснять очевидное.
- Я уверен, что герцог вполне вам верен, ваша святость, - осмелился проговорить офицер.
Патриарх отвернулся от окна. Глаза болели, но перестали слезиться, так что даже сморгнуть было больно. Поэтому он больше не моргал.
Глазу Божьему было определенно неловко.
- Да? - переспросил Тоа-Сителл. - Уверены?
- Я… я полагаю…
- Правда?
Офицер сглотнул и не ответил.
- Арестовать герцога, - повторил Тоа-Сителл, и в этот раз офицер не спорил.
- Э-э, а официальное обвинение, ваше сияние? - спросил он робко.
Патриарх пожал плечами.
- Кейнизм, наверное.
Далеко-далеко внизу бурлила и билась в русле река, словно тоже кипела от жара.
Глаз Божий повернулся к двери, но Тоа-Сителл остановил его. - Нет, обождите. Рано. Мы покуда не знаем, что замыслил Тоа-М’Жест. Следите за ним. Распознайте его соратников. Наблюдайте и ждите. Когда он сделает шаг - взять.
Офицер кивнул с явным облегчением.
- Да, ваше сияние.
- А вот Кейн… - пробормотал патриарх. - Кейн. Это предатель известный. Довольно нянчиться со Врагом Божиим.
Он оскалил желтые клыки. Глаза его налились кровью.
- В Шахту его.
7
Я не замечаю, как подходит Делианн, пока тот едва не падает. Один из зэков придерживает его за плечи, но чародей отталкивает его и ковыляет дальше.
- Орбек, - шепчу я. - К нему. Кажется, бедолаге нехорошо.
Преуменьшение редкостное: что Делианну сейчас нужно, так это провести пару недель в реанимации под капельницей с антибиотиками широкого спектра действия. Ему удается проползти по одной из расчищенных ребятами дорожек.
- Я знаю, что ты делаешь, - хрипит он, шатаясь надо мной.
Я подаю Орбеку знак, и тот, кивнув, поднимается на ноги и обходит Делианна, чтобы поддержать, если бедняга все же повалится. Если чародей и замечает его, то виду не подает.
Пот катится с него градом, кожа напоминает мокрый фарфор, вокруг глаз красно-лиловые круги. Он пытается пригладить волосы, но руки трясутся.
- Ты учишь их убивать стражников Донжона, - говорит он.
- А погромче ты об этом сказать не мог? - ворчу я. - Твою мать, Крис…
- Я уже видел такое, - пьяно шепчет он. - Ныряешь под дубинку, чтобы принять удар на плечо, а не оголовок - теменем. Ломай ему руку, потому что кольчуги не защищают суставов. Я вижу, что ты делаешь.
- Крис, приятель, сядь. - Я стучу по скамье рядом. - Давай. Пока ноги еще держат.
- Нет. - Он мотает головой. - Нет, тяжело. Стоя… легче думать. - Он стискивает зубы и кулаки и цедит: - Это ошибка. Ты все не так делаешь. Наизнанку.
- В твоем одобрении я не нуждаюсь, - напоминаю я.
- Неправильно…
- Всю жизнь я прожил на потеху другим, - скрежещу я. - Умирать на потеху не стану. И другим не дам.
Он шарахается, будто в лицо ему бьет пламя.
- Хэри… но…
- Нет. Пусть платят за свои развлечения. Когда эти уроды спустятся за нами, то удивятся до смерти. Своей.
Орбек складывает руки на груди, примостив на локте забинтованный боевой коготь, и в его желтых глазах я читаю одобрение. Мы поставили сломанный коготь на шину, в положении наизготовку. Больно, должно быть, зверски, но драться сможет. Насчет потехи ему не понять, но все остальное - вполне: когда огриллоны желают друг другу удачи, то говорят "умри в бою".
- Нет, нет, нет, - настаивает Делианн. Он зажмуривается так крепко, будто боится, что глазные яблоки выкатятся и потеряются, и произносит очень медленно и внятно: - Ты готовишься проиграть, как ты не понимаешь? Проиграть. Все это? - Не открывая глаз, он машет рукой, одновременно указывая на полную Яму моих бойцов и отметая их. - Ты тренируешься умирать.
- Может, мне пригодилась бы тренировка, - замечаю я. - А то с этим делом у меня туго.
Орбек хмыкает: шутка в его духе, но Делианн слишком сосредоточен на том, что пытается объяснить мне, чтобы отреагировать.
- Спроси т’Пассе, - говорит он. - "По-моему или никак" - с "никак" у тебя все в порядке, но "по-твоему" не выходит. Полуправда все равно ложь, Хэри.
С моего места хорошо видны широкие окованные бронзой ворота на галерее, ведущие на лестницу к Палате правосудия. Дверь распахиваются; с лестницы спускаются стражники в броне, держа наизготовку взведенные самострелы, и расползаются по галерее. Смотрят на меня.
Кажется, времени нам хватит только на полправды.
- Вчера надо было об этом, Крис. - Я смотрю на мрачнеющего Орбека. - Готов?
Тот демонстрирует боевые когти.
- Всегда готов, босс.
- Зови т’Пассе.
Он кивает и уходит. Зэки при его приближении умолкают; огриллон движется с упругой гибкостью, излучая недоброе предвкушение, будто дуговой разряд. Все смотрят на арбалеты в руках стражников, потом на меня.
- Чего ты хочешь, Хэри? - спрашивает Крис. - Чего желаешь? Стремись к большему, Хэри. Ты слишком низко целишь.
- Я теперь живу ближе к земле.
На галерее строится охранный наряд: шестеро стражников в полном боевом облачении, вооруженные лишь дубинками. С луками или клинковым оружием в Яму не спускают. В наряд отправляют в пластинчатых доспехах вместо кольчужных рубах, что на остальных стражниках. И самострелы у них слабые, сработанные особо для Донжона; их крестовидные наконечники не пробивают сталь.
Это изменение внесли с моего прошлого визита сюда. Мы с погибшей девчонкой по имени Таланн показали тогда падлам, что бывает, если в руки заключенным дать боевой арбалет.
Делианн наклоняется ко мне, берет за руку.
- Что, если бы ты мог остаться в живых?
- С какой стати?
Возвращается Орбек. Лицо Т’Пассе мрачно, как у меня на сердце.
- Рановато. Я думала, у нас больше времени, - замечает она. - Нам было бы лучше обождать два-три дня.
- По дороге на эшафот все так думают, нет?
Она кивает.
- По моему знаку твои стопчут охранный наряд. Трое на одного, не меньше, - командую я. - На это ставишь самых слабых, их задача - принять на себя стрелы.
Стража наверху не постесняется стрелять: вот для этого им недотянутые тетивы. Крестовидные наконечники не пробьют доспехов, но плоть и кость они перемалывают не хуже электромясорубки.
- Вот для этого мне и нужна была пара дней, - отвечает т’Пассе. - Ребята просто не готовы. Если сломаются один-двое, остальные могут не сдюжить.
- Так подбери таких, чтобы не сломались. Ты знаешь, кого, т’Пассе: тех, кто не хочет дожить до казни.
- Все мы не мечтаем дожить до казни.
- Ага, еще бы. И не думай сама лезть в драку: ты мне нужна как старшая по Яме. Когда припечет - организуй людей. Гони вверх по сходням.
Самострел заряжается небыстро. Мне не приходилось видеть, чтобы кому-то удавалось натянуть тетиву меньше чем за пять секунд, и это в наилучшем случае; в горячке боя это время смело можно удвоить.
А сходни лишь на комариный член длинней сорока метров.
- Орбек, бери Динни, Флетчера, Аркена и Гропаза, - двое самых юных и жестоких бывших "змей" и двое жизнерадостно кровожадных огриллонов, - и как только лучники сделают первый залп в толпу, дуйте по сходням вверх. Ты идешь третьим, понял? Третьим. "Змей" вперед; потерять Динни с Флетчером нам легче, чем твоих. Мы обязаны захватить лебедку - если мостки поднимутся, веселью хана. Ты главный по верху. Не трать время, чтобы добивать парней у лебедки: в Яму их, мы внизу разберемся.
- Как скажешь, босс.
- Т’Пассе, прямо за Гропазом пусти еще один заслон: следующий залп придется по лебедке. После этого - в рукопашную.
- Хэри, остановись! - бормочет Делианн. - Подумай минуту, только подумай! Ты можешь придумать что-то получше.
Орбек отвечает за меня, широко ухмыляясь сквозь клыки.
- Что лучше-то?
Стражники у лебедки опускают лязгающий мост. Тот неритмично дергается в воздухе.
Я киваю Орбеку:
- Собирай ребят и пробирайтесь к мосткам.
- Как скажешь, босс. - Он волочится прочь.
- Т’Пассе… - начинает Делианн и замолкает, увидав в ее глазах пустоту. Она готова умереть.
- Я буду тянуть, сколько смогу, - говорю я. - Собирай толпу, т’Пассе. Времени мало.
Она кивает и уже готова отвернуться, но, передумав, бесстрастно смотрит на меня, холодно поджав губы.
- Это большая честь, - говорит она.
- Для меня, - отвечаю я с тем же выражением.
Она улыбается - чудо из чудес - и уходит, пробираясь между зэками, то одного, то другого уводя за плечо с собой.
Делианн в отчаянии хватает меня за руку. Пальцы его облиты горячим потом.
- Хэри, целься выше! Ты должен стремиться к большему. Умирать легко! Ты сам это говорил. С каких пор Кейн стал искать легких путей?
Конец сходен болтается уже в паре метров от пола, и у меня нет времени на всякую фигню. Я вырываю руку и огрызаюсь:
- Кейн - это просто роль, черт тебя дери! Я его придумал! Это моя фантазия! Я не Клинок, ядри его, Тишалла. Я просто Хэри Майклсон, твою мать, когда-то неплохой актер, а теперь паралитик средних лет, которому жить осталось пять минут!
- А если, Хэри… Что, если…
- Если - что?
- Что, если правы все остальные? Если сказания о тебе не лгут? Что, если ты взаправду Клинок Тишалла? - спрашивает Делианн. - Если ты Враг господень?
- Ну и что тогда? Хочешь, чтобы я пожал плечами и улыбнулся? Ничего, что я калека? Ничего, что Шенну зарезали? Ничего, что мне пришлось валяться в ее горячей крови? Ничего, что мертв отец, и похищена Вера, и ничего-таки-совсем-не-надо-волноваться?! Плюнуть и растереть?
- Нет, - он мотает головой, словно извилины его рассыпались по черепу и он пытается собрать их вместе. - Нет-нет-нет-нет-нет-нет! Никто не в силах ничего забыть, как ты не понимаешь? Все, что случилось в твоей жизни, - любая мелочь - оставляет по себе шрам. Вечный шрам. Избавиться от него нельзя. Забыть о чем-то, стереть метку, оставленную на твоей душе, значит стереть часть твоей сущности.
Чародей склоняется ко мне, вцепившись обеими руками в плечо. Его бьет озноб, глаза закатываются, щеку дергает тик.
- Шрамы - это путь к власти, - хрипит он. Дыхание его отдает ацетоном и гнилыми яблоками. - Шрамы - это карта благодати.
Он наклоняется так близко, словно готов поцеловать меня.
- Каждый из нас - сумма своих шрамов.
Охранный наряд топочет по сходням.
Я стряхиваю его руки, отталкиваю.
- Они идут. Лучше спрячься, пока еще можно.
- Что, - произносит он ясно, - если твоя фантазия - это Хэри Майклсон? Что, если паралитик средних лет - это роль, которую Кейн играет, чтобы выжить на Земле?