Бар "Зеленый фонарь" на углу 3-ей Морской и Песочного переулка пользовался дурной репутацией. По вечерам там любили собираться новички, которые только недавно появились на районе. Они всех боялись, поэтому старались держаться вместе. Пили много и вели себя довольно агрессивно. Они еще до конца не могли привыкнуть к тому, что Большой Исток теперь их дом, а окружающие их повсюду альтеры, которых в большом мире они привыкли ненавидеть, или по-крайней мере недолюбливать, добрые соседи. И от них никуда не деться, и их никуда не деть. Пройдет пара месяцев, а может и лет, новички пообвыкнутся, найдут себе работу и постепенно разбредутся по другим районам, а в "Зеленый фонарь" придут новые люди. Их будет не так много. За последние два года Большой Исток прирос всего на две улицы.
Но днем в "Зеленом фонаре" вполне спокойно. Можно и по душам поговорить и рюмочку пропустить, если уж очень захочется.
Стекляшка услужливо открыл передо мной двери, пропустил вперед себя. Из него мог бы выйти отличный швейцар, только у нас гостинец нету, да и рестораны, кабачки славятся своими вольностями.
Я вошел в уютное зеленое помещение, нашел глазами свободный столик в самом углу и направился к нему.
Наше появление не осталось незамеченным. Возле столика уже нарисовался невысокий пухлый мужчина в белом фартуке и черных брюках с довольной плотоядной улыбкой, выглядывающей из пышной бороды.
– Чего изволите, преподобный. Не часто вы нас балуете своим визитом.
– Так все некогда. Да и с вашими малышами встречаться особо не хочется. Нрава они у вас дикого. Подбрось, да выбрось.
– Что есть, то есть. Отрицать не буду. Вы покушать, или просто посидеть, чтобы не беспокоили?
– Правильно понимаешь, – оценил я.
– Тогда принесу пару кружек пива, – предложил хозяин.
А ведь я с ним знаком. Как же его зовут? Кажется, Леня Хвост. Причем Хвост это не прозвище, а фамилия. А может я что-то путаю.
Я обратил внимание, что при упоминании пива Стекляшка вздрогнул, словно его током дернуло. Если ему сейчас пива накатить, он же станет прозрачным, и как с ним разговаривать. Люди посторонние решат, что преподобный совсем остатки разума растерял, с пустотой задушевные беседы ведет.
– Обойдемся без пива, – сказал я. – Принеси нам лучше чайничек зеленого чаю с мелиссой.
– Будет исполнено.
Хвост удалился, а я расположился за столиком, наблюдая за своим спутником. Уж больно сильно он нервничал. Словно с родителями невесты решил познакомиться. А интересно есть ли у Стекляшки невеста.
– О чем ты хотел поговорить? – спросил я, устав ждать, когда Дима сам наберется смелости и начнет разговор.
– Я… это… пить больше не могу… – сказал осторожно Стекляшка.
– Подбрось и выбрось, – воскликнул я в сердцах, – и это все!
Нашел чем фокусника удивить. Несколько месяцев назад Ник Красавчег тоже завязал на время. В рот ни капли не брал из эгоистических соображений. Пытался вдову Чернусь охмурить, а она выпивающих мужчин, даже по большим праздникам, очень уж не любила. А от запаха "Протоки № 3" у нее случались обмороки. Может, поэтому у нее не сложилась любовь с Зеленым. Он к ней тоже стрелки подбивать пытался.
– Так, я правда больше не могу. Ну, совсем ни капли. В рот не лезет.
– И что такого трагического? Не можешь не пей. Можешь, пей. От меня-то тебе что надо?
– Так я вот подумал. Если я пить больше не могу, стало быть в невидимку обращаться больше не буду. Тогда получается я теперь совсем нормальный. Может, мне разрешат вернуться на Большую землю, – умоляюще попросил Стекляшка, словно от одного моего слова зависело вернут его на родину или нет.
– А чего это ты вдруг к обычникам запросился?
– Маму давно не видел. Хочу обнять напоследок.
– Никак ты помереть собрался, – удивился я.
– С чего бы? – возмутился Стекляшка. – Скажете тоже, преподобный. Ну, как вам не стыдно такие ужасы разговаривать. Мамаша у меня старенькая, того и гляди прикажет поминки справлять. Боюсь не успеть. В последний раз я ее лет десять назад видел. Хотелось бы напоследок…
– Так в чем проблема, не понимаю. Ты же имеешь право на ежегодный отпуск на Большой земле. Сходи к шерифу, он тебе пропуск выпишет. Успеешь и с матушкой своей попрощаться и мир посмотреть, – предложил я.
Пышнобородый принес большой чайник и две кружки, наполнил их и с достоинством удалился.
– Тут дело такое, тонкое. Мама моя не знает, что я альтер, – тихо произнес Стекляшка, так что я с трудом понял, о чем он говорит.
Ничего себе новость. Он что получается стесняется своей необычности. Такое редко встречается на улицах Большого Истока. Стекляшка у нас не просто пьяница беспробудный, он еще и чрезвычайно деликатный и стеснительный человек. Вот никогда бы не подумал.
– Подбрось да выбрось, как ты умудрился от матери это скрыть? – спросил я.
– Так она у меня давно с головой не дружит, с тех пор как портвейшком увлеклась. Обмануть ее труда не составило.
– И где ты тогда все эти десять лет пропадал? Что матери-то скажешь? Она небось тебя давно похоронила.
– Это как раз не проблема. Она считает, что я в лунной экспедиции, осваиваю наш недружелюбный спутник. Вместе с другими героями строю лунную базу. Об этом постоянно по новостям крутят. А я ей время от времени письма пишу и отправляю.
– Ну, ты даешь, – выдохнул я изумленно и сделал глоток чая, он показался мне очень терпким.
– А что мне оставалось делать. Мама с детства не любила выскочек. А тут я, весь такой из себя необычный. Совсем бы со мной разговаривать не стала. Прокляла бы, как есть, – возмутился Стекляшка.
Хлопнул в сердцах кулаком по столу, чуть весь чай не расплескал.
– Потише. Не буянь, – поспешил я его успокоить.
Стекляшка тяжело вздохнул, взял в руки чашку, отхлебнул чай, огорченно уставился на напиток и снова тяжело вздохнул. Да, это далеко не предел мечтаний старого пьяницы. Сейчас бы ему водочки немного, или крепленого пару бокалов. Я читал его настроение, словно открытую книгу. И, кажется, догадывался, почему Стекляшка вдруг пить бросил. Решил нормальненьким прикинуться. Может, все дело в тоске по умирающей матери (с чего я взял, что она умирает, Стекляшка известный врун), а может свободы мужику захотелось, погулять вволю. Но чем я мог ему помочь? Сколько он сможет продержаться? Год-два или пару месяцев, а потом сорвется и возьмется за старое. В лучшем случае его к нам назад запихнут, в худшем прикончат при аресте. Но все равно во всем обвинят меня, да шерифа. Мол, недоглядели, выпустили опасного необычника, а он на свободе вон чего натворил. Нельзя так. От таланта своего отречься не получится. Все равно природа верх возьмет.
– Скажи, что ты от меня-то хочешь? Может и помогу чем-нибудь, – спросил я.
– К нормальной жизни хочу вернуться. К обычникам, чтобы за своего приняли. Может, напишете за меня письмо, я комиссию, какую надо пройду, – с надеждой во взгляде спросил Стекляшка.
– Не могу я, Дим. Лучше и не проси. Так не бывает. Ты не можешь от своего таланта отказаться, – вкрадчиво, словно с неразумным малышом разговариваю, произнес я.
– Да что у меня за талант-то никчемный такой, никакого прока от него нет. Нажраться, да исчезнуть. Какой в этом смысл! – В сердцах воскликнул Стекляшка.
– Нам не дано понять замысел творца, который наделил нас теми или иными талантами, – тоном проповедника произнес я.
– Бросьте гнать пургу, преподобный. Какой творец? Если он и впрямь имеет к этому отношение, то у него ужасное чувство юмора, или он знатный извращенец, – зло произнес Стекляшка.
– Не нам судить о делах творца, – миролюбиво заявил я, но все же не удержался. – Подбрось да выбрось, Дима, что ты разнылся. Возьми себя в руки. Ты и сам можешь не догадываться, какой важный у тебя талант. А если тебе так надо проведать мать, то наберись сил, чтобы показать ей себя таким, какой ты есть. Хватит играть спектакль, у тебя это плохо получается.
Я допил чай под жалобным и одновременно злым взглядом Стекляшки, поднялся из-за стола и сказал:
– Если ты не возражаешь, я пойду. Дел по горло.
Не дождавшись ответа, я вышел из "Зеленого фонаря". За выпитое заплатит Стекляшка, в конце концов, это он меня туда затащил, это ему совет нужен был. Хотя из меня сегодня плохой советчик. Тоска заедает, оттого я и не в настроении.
* * *
Оказавшись на улице, я не сразу сообразил, что вижу перед собой. Должно быть Пышнобородый мне что-то в чай подсыпал. Какую-то дикую заварку из галлюциногенов собственного изобретения.
Прямо передо мной лениво текла асфальтовая река, над ней клубился пар и чуть вдалеке медленно погружался на дно маленький желтый автомобиль, принадлежащий тетушки Пиу. Летать она от рождения не умела, вот и пользовалась колесами.
Я несколько раз моргнул глазами, в надежде, что видение рассосется, но ничего не получилось. Асфальтовая река текла, пар клубился, автомобиль тонул. И было в этом всем какая-то обыденность, обыкновенность, словно так и должно быть. Только вот я никак не мог понять, почему.
Мне нужно было перейти улицу, чтобы продолжить путь до "Зажигалки", где я надеялся отыскать Ника Красавчега, не мог же он целую вечность зависать у вдовы Чернусь. Но теперь эта задача казалась невыполнимой. Лодку мне что ли искать, или полетом воспользоваться. Скорее второе, лодка вероятно потонет или сгорит. Асфальт горячий, вон и автомобилю не повезло.
Я переступил с ноги на ногу, поднял руки вверх и медленно взмыл в голубое небо. Лучше бы я этого не делал. Вообще мне надо было сегодня дома остаться, подбрось и выбрось, выпить бутылку вина, почитать умную книгу, вздремнуть пару часов, посмотреть телевизор. Сделать все то, до чего у меня обычно руки не доходили.
Оказавшись выше домов, я взял курс на "Зажигалку", которая уже выглядывала в хитросплетении плавящихся улиц. До нее лететь – пара минут. Я поднажал, пошел на снижение и оказался возле бара "Зеленый фонарь". Почувствовав под ногами твердый тротуар, я огляделся по сторонам и убедился в том, что каким-то образом сделал круг и вернулся на прежнее место. Это было немыслимо. Но так случилось.
Асфальтовая река текла, пар клубился, автомобиль тонул.
Мир, кажется, сходил с ума.
Я вновь поднялся в воздух и взял курс на "Зажигалку". Только обратил внимание, что небо заволокли красные тучи. Откуда моли взяться тучи такой расцветки над нашим мирным и безмятежным районом. Происходящее начало меня пугать. И я совсем не удивился, когда опустился на тротуар перед "Зажигалкой", а оказался возле "Зеленого фонаря".
– Подбрось и выбрось! – выругался я в сердцах и погрозил кулаком желтому небу, словно кто-то в облаках пытался сделать яичницу.
Ничего себе небесная сковородка.
Похоже, попасть сегодня в "Зажигалку" мне не суждено, но я все же сделал третью безуспешную попытку и, немного полетав в салатном небе опустился перед "Зеленым фонарем".
Утерев со лба пот, выступивший толи от волнения, толи от физического напряжения, я решил вернуться в бар. Все-таки кто-то меня настойчиво толкает сделать это. "Зеленый фонарь" открыл двери передо мной, я уже подумал, что опять увижу обреченного Стекляшку и буду слушать его нытье весь день, пока мир вокруг не устаканится и не придет в нормальное состояние, но оказался внутри "Зажигалки", полной народу.
От удивления я не удержался и хлопнулся на задницу.
Тут же послышались отовсюду голоса.
– Преподобному плохо…
– … помогите кто-нибудь Крейну…
– … есть здесь врач?
Несколько альтеров протянули ко мне руки, чтобы помочь, но быстрее всех оказался Ник Красавчег, который протолкался ко мне и помог подняться. Из-за его спины выглядывал Цер Хаос, наш библиотекарь, и Рик Шепот.
– Ты чего это тут представление устроил? – заворчал Ник.
Я помотал головой, пытаясь понять, что происходит.
– Пойдем. Пойдем, – уговаривал он меня, придерживая.
Видно опасался, что я опять растянусь на полу.
Добравшись до столика, за которым Ник обедал, я сел на стул и расслабился. Можно было не опасаться, что мир вокруг опять начнет чудить.
– Что с тобой случилось, Крейн? – спросил Ник.
Вкратце я рассказал ему все, что со мной приключилось. Не забыл упомянуть про меняющееся над головой небо и терпящий бедствие автомобиль тетушки Пиу.
– Ты уже успел с утра что-то дернуть? – спросил Ник с тревогой в голосе.
– Ничего я не пил, подбрось да выбрось, кроме чая в "Зеленом фонаре", – не понравилось мне, что Красавчег мне не верит.
– Неужели Джек Окинава тебя опоил, – сурово насупившись, сказал Ник.
– Кто это?
– Хозяин "Фонаря". У него еще повышенная растительность на лице.
– А! Пышнобородый. Мне, казалось, его Лена Хвост зовут, – узнал я старого знакомца по описанию.
– Хвост давно помер. Его дело Джек купил. С тех пор и тащит на себе.
– Вряд ли он стал бы так рисковать своей репутацией, – задумчиво произнес я.
– Может, Стекляшка тебе чего сыпанул, пока ты отвернулся? – не унимался Ник.
– Я не отворачивался никуда. Все время на него смотрел. У Димона сегодня с головой непорядок. Решил в обычники заделаться, ищет лазейки. Вот и ко мне подкатился, подбрось и выбрось.
– Тогда я ничего не понимаю. Вероятно померещилось тебе. Переутомился. Совсем отдыха себе не даешь. Пошли я тебя чтоли домой провожу, – услужливо предложил Красавчег, делая такое обаятельное лицо, что ему трудно было отказать.
Но я все же смог.
– Не делай из меня идиота. Я и сам могу это сделать. На районе опять неспокойно. Разве ты это не понимаешь?
– Пока что кроме тебя, никто не жаловался, – развел руками Ник.
В это время двери "Зажигалки" открылись, и на пороге показался Сэм Доходяга. Длинный и худой, в чем только душа держится. Взглянешь на него и никогда не скажешь, что это один из самых опасных альтеров у нас на районе. Если его разозлить, он начинает в живых чувство страха вселять, от которого они тут же потеют и весь сбрасывают. Если Доходягу вовремя не остановить, то похудеют они до гробовой доски, как в одной известной книжке. Ее тоже кстати альтер написал. Опасный талант, только вот одно радует, разозлить Доходягу практически невозможно. За то время что он находится на Большом Истоке ни у кого еще не получилось, а то у нас маленький апокалипсис наступил бы.
– Народ, люди, там конец света происходит! – закричал Сэм с порога, вызвав своей новостью нешуточный переполох. – Дракончик по стенам ходит и слезать отказывается.
Альтеры почему-то ему поверили и поспешили на улицу, увидеть все собственными глазами.
* * *
Крэг Шу по прозвищу Дракончик, младший брат троицы братьев Шу, известных на весь Большой Исток, сидел в удобном плетеном кресле на стене отделения банка "Рубин". Заложив ногу на ногу, он дымил толстой кубинской сигарой, и восторженно разглядывал сиреневое небо.
– Кажется, за Дракончиком раньше не водилось умение разгуливать по чужим стенам, – с сомнением в голосе произнес Ник Красавчег и скорчил озадаченную рожу.
– И не говори. Сегодня как-то странно… все идет на перекосяк. Подбрось и выбрось, если я понимаю, что все это значит, – произнес я, разглядывая наслаждающегося одиночеством Крэга Шу.
– Эй, Дракончик, – окликнул его Ник, – ты как там оказался?!
Крэг обернулся и посмотрел вниз.
– А, шериф, приветствую вас. Смотрю и преподобный тут. Доброго вам здоровья, преподобный. Чего вы там все столпились, поднимайтесь ко мне, смотрите какое прекрасное сегодня небо.
В голосе Дракончика плескался восторг и злорадство.
– Обкурился он там что ли, – произнес Ник.
– И пивка с собой прихватите, а то я как-то не подумал сначала, – добавил Крэг.
– Так как ты туда забрался? – повторил вопрос Красавчег.
– Прогуливался, смотрю стул на стене стоит. Удивился. И сам не заметил, как оказался возле него. Теперь вот сижу, курю, никого не трогаю.
– Я же тебе говорил, сегодня на районе творится черте знает что, подбрось и выбрось, – сказал я, направляясь к стене дома.
Подняться на нее оказалось проще простого. Ничего не случилось, я шел по вертикальной стене, словно по тротуару, законы природы будто изменились. Оказавшись возле Дракончика, я похлопал его по плечу и сказал:
– Ладно. Посидел и слезай. Пора домой. Народ чего зря пугаешь.
– Не портите мне картину, преподобный. В законе нет запрета на сидение на стене, – возмутился Дракончик.
– Ты что муха что ли, на стене сидеть. Пойдем. Пойдем. А то смотри, появится кто-нибудь с мухобойкой и прихлопнет тебя. Или чего хуже, аномалия эта исчезнет, и ты грохнешься. А с третьего этажа на асфальт весьма неприятно получится.
Я пытался уговорить Дракончика спуститься, но он слушать меня не хотел.
– Чего вы лезете ко мне, преподобный, я ничего дурного не совершал. Сижу, никого не трогаю. А шмякнусь, так шмякнусь. Мое это дело.
– Посмотри, сколько народу собралось. Ты всех пугаешь.
Я взглянул вниз. Смотреть было непривычно и неудобно. Обвел взглядом собравшуюся на перекрестке толпу. Человек десять-пятнадцать, в основном все посетители "Зажигалки", но были и просто прохожие. Вон мамаша какая-то с детьми стоит: девочку держит за руку, мальчик крутится рядом и озорно смотрит на стену. Ему дай волю сам будет по стенам прогуливаться. Рядом какие-то чумазые мужики, дорожные рабочие, вероятно успевшие искупаться в асфальтовой реке. Кажется, на углу Каштановой улицы и 24-ого октября намечались дорожные работы. Здесь всего-то пять минут прогулочным шагом.
– Я их не просил глазеть. Сижу никого не трогаю. Вот пива только не хватает.
– Дракончик, ты с огнем играешь. Я сейчас Красавчега позову, и он тебя за нарушение общественного порядка арестует.
– Ну, чего я нарушал? Чего я тут нарушить успел? Даже пепел на стену стряхиваю, на тротуар ничего не падает. Чего к человеку прикопались, дайте дышать вольно.