– Не могу сказать, что им повезло, – улыбнулся Скот. – Тем более что за тысячи лет и айлы, и даланы многажды смешивались между собой. И пришедшие в Талэм, и его хозяева слились. Не разделишь. Впрочем, все пустое. Я говорю с тобой потому, что рассчитываю на тебя. Поэтому ты должен знать о том, что я имни. Кроме того, Чуид сказал, что тебе можно верить, даже если ты сам не будешь верить себе.
– Вот уже нашелся и советчик, – скривил губы Клокс.
– Послушай, судья, – тяжело вздохнул Скот. – Два года назад в королевском замке Сиуина прорицатель сказал королю Риайлору, что беда придет в Граброк через два года. И король отправил меня сюда. У каждого короля есть кто-то, кем он затыкает прорехи в собственном королевстве. Эту прореху Риайлор попытался заткнуть мной.
– У него есть брат, – напомнил Клокс. – Герцог Диус.
– Его брат – сам прореха в королевстве, – поморщился Скот. – Король отправил меня сюда, надеясь, что я его не подведу. Этот же прорицатель сказал, что беду нельзя остановить, но можно ослабить. И добавил, что у меня будут помощники. Надеюсь, ты один из них. Если бы сэгат Даир не вызвал тебя, я бы сделал это сам днем позже.
– Удивительно, – покачал головой Клокс. – Обычно прорицатели и погоду на два дня не могут точно предсказать, а тут беду за два года угадали. Не потому ли, что прорицатель одновременно был и делателем беды?
– Это был Чуид, – уперся взглядом в стол, тяжело вздохнул Скот. – Ничего не могу сказать о том, кто делатель нашей беды. И я поверил ему не потому, что он сумел оказаться в этом зале и переговорить со мной, хотя стража не пускала его в ратушу. И ушел он незамеченным. И о той встрече с королем он рассказал то, о чем мне рассказал сам король. Это был он. Я ему поверил потому, что поверил. Принимай это без объяснений. Он не причина этой беды.
– А если, – оскалил зубы Клокс, – он прилетел как стервятник? Наверное, уже знает, чем все закончится и куда и как развернется? Смотрит на каждого и видит, кто перед ним – почти покойник или почти калека?
– Нет, – мотнул головой Скот. – Он хранитель.
– Что же он хранит? – удивился Клокс.
– Знания, – прищурился Скот. – Так он говорит. Может быть, еще что-то. Если все это уляжется, он станет разбирать свитки в ратуше. Сейчас они свалены в корзины, ветшают. Но я думаю, что он хранитель чего-то большего.
– То прорицатель, то хранитель, – скрипнул зубами Клокс.
– Прорицателем его назвал король, – поправил судью Скот. – Чуид отметил это отдельно и сказал, что ясновидение – это дыхание Вседержателя. Оно – не то же самое, что дар колдуна или великого воина. Не будет шепота с той стороны – не случится прозрения с этой. И он не прорицатель по сути своей. Все, что он смог прорицать, – вот эта беда и та, что случилась в Гаре. Он услышал голос и подчинился ему.
– Сошел с ума, – буркнул Клокс.
– Может быть, – пожал плечами Скот. – Но король ему поверил так же, как поверил я. И я уже вижу, что не зря. Да и что я теряю, когда я уже теряю своих горожан? Я взял тот свиток, который отказался брать ты. И прочитал о том, что случилось в Гаре. Почти все повторяется в Граброке. Да, там не было дракона, но смертей случилось больше. Да, у нас нет вырезанных в траве тайных знаков, но головы раскалываются так же, и голод и жажда охватывают имни тоже так же. И улицы мажутся кровью у нас так же, как и в Гаре. А теперь скажи мне, судья, зачем ты пришел ко мне? Ведь ты уже и сам понимаешь, что явление в Граброке грядет? Зачем ты пришел?
– Это надо остановить, – прошептал судья.
– Надо, – кивнул Скот. – Как это сделать?
– Обыскать весь город, – встал Клокс. – Найти магию, что истязает его. Колдунов, что творят эту магию и готовят обряд явления. Найти зверя, который множит трупы. Наконец, дракона, которого кто-то прячет! Нас троих слишком мало для этого!
– Еще и найти злоумышленников, которые пытались убить твоего защитника, – поднял стрелу Скот. – Только вас не трое, судья. Добавь к вашему числу еще четырех егерей и всю городскую стражу. Буил не спит уже несколько дней. И сегодня с раннего утра вновь мечется по городу. Я собираюсь раздать оружие взрослым мужчинам. Во всяком случае тем, у кого есть сильные амулеты, что помогли бы им укрыться от дурмана злобы. Но мне кажется, всего этого недостаточно.
– Нельзя пускать шествие в город… – прошептал Клокс. – Такое решение может исходить только от короля Сиуина или от герцога, но если объявить, что шествие минует город, возможно, обряд будет отменен.
– Это невозможно, – покачал головой Скот. – Ты знаешь, как пополняется казна от этого шествия?
– И убывает население, – прошипел Клокс. – Ты читал свиток этого Чуида. Сколько погибло людей в Гаре? Они стоят пополнения казны?
Скот молча смотрел куда-то мимо Клокса. Он сидел так долго, почти минуту. Потом посмотрел на судью и сказал:
– Я уже посылал королю такое предложение. Он ответил, что решить должен его брат. Диус отказал мне. Поэтому мне пришлось просить короля, чтобы он отозвал брата. Я сослался на опасность для герцога.
– Тогда я пойду в замок и буду просить у него аудиенции, пока он еще здесь, – поднялся Клокс.
– Иди, – пожал плечами Скот. – Почти полдень. Скоро Диус вернется с охоты. Может быть, он тебя и примет. Увидит у входа в замок уж точно. Удачи тебе, судья.
Глава 14
Диус
То, что две ночи назад предстало перед путниками погруженной во тьму окраиной глухой деревеньки, при свете дня оказалось околицей обычного арданского городка, а то и села. Частокол, выставленный повелением бургомистра, отсекал Граброк не от лесов и холмов, а в первую очередь от огородов, полей и садов, которые тоже имели своих хозяев, оттого и были огорожены где плетнями, а где и подвязанными к кустам жердями. Сейчас эти угодья погружались в предзимний сон. Урожай был собран, земля кое-как вскопана, что позволяло разглядеть многочисленные следы – и зверья, приходящего полакомиться забытыми плодами людского труда, и всякого, кто горазд бродить осенними звериными тропами. Будка, в которой нашел последнее пристанище Цай, стояла на прежнем месте, но слякоть вокруг нее успела подсохнуть, поэтому лошади легко выбрались на полузаброшенный проселок и уже минут через десять миновали поля и оказались в холмах. Тут-то Глума, чей жеребец едва ли не на половину локтя был выше кобыл Юайса и Гаоты, и повернула к югу с усыпанного листвой проселка. Не успел крохотный отряд оставить за спиной и пары лиг, как где-то в отдалении раздался звук охотничьей трубы и по окрестностям раскатился собачий лай.
– Не на нашу ли девчонку охотятся? – придержала коня Глума.
– Наша девчонка с нами, – с тревогой ответил Юайс, но приподнялся в стременах, оглядывая окрестности. Охота шла далеко. Только воронье носилось за пылающим осенним цветом осинником, но без галдежа.
– Все они – наши, – буркнула Глума и, спешившись у расщепленного молнией дуба, осторожно двинулась по белесой траве к зарослям ивняка. – Вот, – показала охотница примятую траву и ворох листвы в гуще зарослей. – Точно, пятьдесят шагов к югу от обожженного дерева. Здесь Ойча остановилась после бегства из дома. Сос и Чатач нашли это место еще вчера. У Чатача нюх, как у зверя. Но она пролежала тут недолго, не больше часа. И пролежала, оставаясь зверем. Наверное, это ее и спасло. Под вечер было холодно, а перекинься она обратно, оказалась бы голышом. Потом она пошла сюда.
– Подожди, – остановил Глуму Юайс. – Это следы Соса и Чатача, они шли вдоль звериных следов Ойчи. А это чей след? Впрочем, он перекрывает отпечатки егерей. И уж явно более свежий… Наверное, ночной…
Гаота поежилась. Осеннее солнце пригревало, ей даже было жарко, но здесь, за околицей города, среди кустов и сухой травы, даже представить обнаженную девчонку, похожую на ту, которой три года была она сама, было зябко. Но еще ужаснее было видеть вывороты дерна когтистыми лапами, которые этой девчонке принадлежали.
– Интересно, – присела Глума. – Сапоги с гладкими подошвами… Шаг спокойный, но довольно широкий. Кого еще может заинтересовать маленькая имни? А человек-то высокий. Повыше тебя, Юайс.
– Да хоть на голову, – пробормотал Юайс, отходя туда, откуда вел неизвестный след. – А вот и первая загадка…
– Что там? – спросила Глума.
– След начинается так, словно человек спрыгнул с лошади, – заметил Юайс. – Открытое место, ни дерева, ни скалы. Причем спрыгнул точно, в двух десятках шагов от лежки. И это ночью… Вот кто настоящий следопыт. И следов лошади нет.
– Как это нет? – не поняла Глума. – Не с неба же он свалился?
– А откуда? – оглянулся Юайс. – Любой, кто мог бы принести незнакомца на себе, оставил бы свой след.
– А если этот незнакомец – имни? – спросила Гаота.
– Я бы заметил его след, даже если бы он приполз сюда змеей, – отозвался Юайс.
– А если бы он прилетел птицей? – не унималась Гаота.
В отдалении снова загудела труба.
– Кабана загоняют, – предположила Глума. – Или медведя. В четырех лигах к юго-западу хутор, вокруг овсяные поля. Их как раз теперь должны убирать, но зверье тоже не прочь полакомиться. Хотя вряд ли селяне охотятся с собаками и трубами…
– Наверное, – кивнул Юайс и посмотрел на Гаоту, которая замерла в ожидании. – Имни, которые перекидываются птицами, столь редки, что не о чем и говорить. Единичные случаи известны за всю историю наблюдения за ними. К тому же перекидывание в птицу и обратно требует стольких сил, что имни становится беззащитным. И главное – нельзя перекинуться в полете. Те, кому это удалось, скорее всего, погибли.
– А если невысоко? – спросила Гаота.
– Тогда там, – показал на начало следа Юайс, – был бы след босой ноги!
– А имни может перекинуться не целиком? – скорчила гримасу Гаота. – Например, наполовину? Стать птицей выше пояса?
– Представляю, – улыбнулся Юайс. – Волк имни с человеческой головой. Или кабан с человеческим задком… Не бывает…
– Ну почему? – надула губы Гаота. – Человек с крыльями?
– Не бывает, – раздельно произнес Юайс.
– А как же эти… – Гаота почесала лоб. – Ну помнишь, мы говорили об имни? Фиры! Их тоже не бывает? Тот же Роут только глаза закатывал, когда ему вопросы задавали об этих… особенных имни!
– Гао, – улыбнулся Юайс. – Твое любопытство делает тебе честь. Но обычно все объясняется просто. Поэтому нужно искать простые объяснения. А фиры… Знаешь, некоторые верят, что сердце Талэма – это мужчина или женщина, которая бродит по земле и сама не знает о том, что она ее сердце. И пока она жива, Талэм жив, и Дайред не в силах его захватить.
– Что же получается? – нахмурилась Гаота. – Сердце Талэма всегда висит на волоске?
– Узнаю себя, – улыбнулась Глума.
– Говорят, у него есть хранители, – пожал плечами Юайс.
– Белые егеря, – прыснула Глума.
– Да ну вас, – надула губы Гаота, присаживаясь у ночного гнезда. – А это что? Вот, рядом лежат ветви кустов, они подгрызены.
– Она укрывалась, – объяснила Глума.
– И это самое интересное, – кивнул Юайс. – После того следа, который начался с пустого места. Понимаешь, Гао, скорее всего, Ойча перекинулась впервые. Знаешь, почему имни мало? Они очень часто гибнут, потому как перекинувшись, даже став зверем – не имеют ни опыта, ни уверенности зверя. Набирают его быстро, но чаще гибнут. Того же волка, если он не в стае, может затоптать и лось, и олень, и лесной бык. Даже кабан. Что уж говорить… Так что построить гнездо, да еще укрыться ветвями – это доступно только особенному имни. А теперь скажи мне, кто она?
– Опять испытание? – опешила Гаота и посмотрела на Глуму. Та улыбнулась с сочувствием.
– Пока только разговор, – пожал плечами Юайс.
– Ладно. – Гаота показала язык. – Легко. Я недавно это все повторяла. Значит, так: я не знаю, точно ли она олти, то есть перекидывается ли в того, кого захочет. Но она – класти. Она оставалась человеком изнутри.
– Отлично, – развел руками Юайс.
– Представляю, какой ужас ей пришлось испытать, – проговорила Глума. – Увидеть обращение матери. Увидеть смерть матери. Обратиться самой. Бежать зверем из города. Таиться. А потом устраивать себе гнездо, уже понимая, что ты стал зверем. Может быть, навсегда!
– А вот это мы сейчас увидим, – кивнул Юайс и двинулся по следам незнакомца.
– Здесь следы Ойчи исчезают, – остановилась Глума. – Ну точно. Так Чатач и сказал. Обратилась в человека и… или в птицу. Следов-то больше нет?
– Она перекинулась опять в саму себя, – присел Юайс. – Видишь? Трава светлее, чем вокруг. Даже опытного имни бьет жар, а уж маленькую девочку должно было разогреть, как печь. Чатачу чуть-чуть изменил нюх. Впрочем, уже вечерело, он мог не рассмотреть. Так… Здесь она лежала, потом перекатилась сюда. На десять шагов в сторону. Вот здесь она ползла. А здесь опять покатилась…
– Юайс! – поразилась Глума. – Какой Чатач? Даже я ничего не вижу.
– Научишься, какие твои годы… – прошептал Юайс, не видя, что лицо Глумы исказилось мгновенной гримасой боли. – Или эта девочка и в самом деле очень умна, или пыталась вновь стать зверем, чтобы не замерзнуть. Не получилось.
– Может быть, и тот незнакомец прикатился туда, где начались его следы? – спросила Гаота.
– Там подсохший кустарник вокруг, – бросил, не поднимая головы, Юайс. – Он бы его переломал… У Ойчи не получилось, и она встала на ноги. Вот.
Гаота наклонилась. На мшанике отчетливо отпечатался след детской ступни.
– А вот здесь ее следы уже и я вижу с трудом, – заметил Юайс. – Мшистая горная трава уходит под снег зеленой и почти не проминается.
– Ойча замерзла, наверное… – прошептала Гаота.
– Вначале – нет, – не согласился Юайс. – Пока пылала жаром – нет. Кстати, незнакомец-то еще и следопыт! Во всяком случае, он увидел ее перекатывание. Вот его след. И увидел в темноте. Здесь Ойча постояла и… пошла обратно к городу. Да уж, а куда еще идти в преддверии ночи маленькой голой девочке? Так…
Кружа по перелеску и бормоча о том, что он видит, Юайс прошел не менее трех сотен шагов. Гаота шла за ним и не могла понять, какие следы может разглядеть ее наставник, если ей кажется, будто и за ней не остается ни единого следа; а уж что может оставить на холодной траве детская босая нога – вовсе оставалось загадкой. Тем не менее защитник шел и шел по следу, и, кажется, Глума соглашалась со всеми его выводами. Да уж, непросто будет сдавать следующей весной следоведение…
– Здесь, – остановился Юайс, – след незнакомца обрывается.
– А след Ойчи – нет, – заметила Глума. – И куда же делся ее преследователь и почему бросил свою охоту?
– Что-то увидел, – решил Юайс. – Смотри, в полусотне шагов – заброшенный проселок. Мне кажется, я вижу даже отсюда свежие вывороты от копыт.
– Все понятно, – пожала плечами Глума. – Ерунда какая – прыгнуть на полсотни шагов. Если усердно тренировать тело…
– Перестань, – попросил Юайс и посмотрел на Гаоту. – У тебя есть предположения?
– Только одно, – пожала плечами девчонка. – Вдобавок к первому. Он, конечно, вряд ли превратился в птицу наполовину. Не слышала я и о такой птице, что могла бы унести человека. Даже половину человека. Ну, исключая дракона или каких-нибудь неизвестных орлов из дальних мест. Но дракон бы тут все сжег и переломал. А вот если представить себе птицу… в сапогах?
– Расскажешь эту шутку Деоре, – хмуро посоветовал Юайс и пошел дальше по следам. – Вот что он увидел. След Ойчи обрывается. Полно следов лошадей и собак…
Гаота обернулась туда, откуда уже едва различимо, но все еще доносились лай и голос трубы.
– Вот, след одного всадника уходит в сторону с тропы на пяток шагов.
– И Ойчи нет, – кивнула Глума.
– Да, – согласился Юайс. – Ее подхватили и унесли. И она даже не попыталась убежать. Была зачарована? Заметь, Глума, все собаки огибали это место. Возможно, даже скулили от ужаса. Имни нельзя распознать, если он удерживается от перекидывания, но сразу после этого, особенно если имни силен… Собаки чувствуют и боятся.
– Она всего лишь маленькая девочка, – напомнила Глума.
– А теперь представь ее ценность, которая обнаружится, когда она вырастет, – заметил Юайс. – Но почему ей хватило ума скрыться в кустах и не хватило ума уйти от охоты? Или ее приманили? Может быть, даже вызвали сюда? Ты чувствуешь магию, Гаота?
Она чувствовала не магию, а как будто голод и жажду. Именно те голод и жажду, которые заставляют идти на запах пищи и журчание воды.
– Есть хочу, – прошептала Гаота.
– Именно так, – кивнул Юайс. – Голод и жажда. И оследок колдовства продолжает действовать.
– Пойдем по следу? – спросила Глума.
– След ведет к южным воротам, – задумался Юайс. – Времени прошло много. Вечер, ночь, утро. Если всадники пошли к Гару – не догоним. Если в город… Кто может охотиться в это время? Вряд ли охот несколько. В городе всего две дружины – стража Буила и стража Диуса. Буилу точно не до охоты.
– Зачем она Диусу? – не поняла Глума.
– Ты видела Нэмхэйда? – спросил Юайс. – Думаешь, он подчиняется Диусу?
– Ты хочешь сказать, что Нэмхэйд затаился в свите Диуса? – не поняла Глума. – Сиуин в беде?
– Вся Ардана в беде, – сказал Юайс. – Весь Талэм. Но, кажется, у Сиуина причин для беспокойства больше, чем у других. Но об этом лучше поговорить с бургомистром. Надеюсь, Клокс это сделает. Думаю, пока девочке ничего не угрожает. Вряд ли ее возят за собой со вчерашнего вечера. К тому же если она то, о чем я думаю, она нужна им живой.
– Зачем? – подала голос Гаота, рассматривая сумятицу следов, которые Юайс читал так, словно разворачивал свиток.
– Для разного, – ответил Юайс. – Или для того, чтобы сделать ее такой же, как и сам Нэмхэйд. Или для того, чтобы убить во время обряда. В Гаре девятым трупом, который соединил восемь жертв, был имни редкой породы. Для чего это было нужно, я пока не знаю.
– Подожди, – нахмурилась Глума. – Ты хочешь сказать, что герцог Диус со своими слугами замешан в подготовке обряда? Может быть, и нанявший нас бургомистр Скот служит Дайреду?
– Не спеши, – процедил сквозь зубы Юайс. – Надо разобраться. Не может быть простого ответа. Возвращаемся к лошадям. Нужно успеть вернуться в город до полудня, а до лысых холмов еще не близко.
Через пять минут они уже гнали лошадей на юг. Пересекли древнюю дорогу, ведущую к Гару, по которой меньше чем через три недели должны были двинуться тысячи паломников, миновали заросли колючего бурьяна, застилающего склоны старого оврага, ползущего к реке, обогнули дубовую рощу, и тут только Гаота поняла, что прильнувшие к горизонту светлые облака, скрывающиеся за желтыми кронами дубов, были оголовками действительно лысых холмов.
– Если дракона нет здесь, его нет нигде, – обернулся Юайс.
– Всадники! – крикнула Глума.
– Это стражники Буила, – ответил Юайс. – Они ждут нас.