Всадников у начала проселка, ведущего на вершину ближайшего холма, тоже было трое. Гаота улыбнулась, узнав одного из молодых парней, которых приставлял к ней и Юайсу Буил еще вчера, но вскоре забыла и о стражниках, и даже о Юайсе с Глумой. Узкая тропа, по которой лошади могли подниматься только друг за другом, петляла между странных серых камней с разноцветными пятнами и вкраплениями. То ржавыми разводами давало о себе знать железо, то словно цветы расцветали на неровных гранях, то вспыхивали искры стекла или вовсе неведомого металла. И все это было покрыто печатью древности – пылью, мхами, врастало в землю или, наоборот, появлялось из земли, расчищенное людскими руками. Но самым страшным было то, что все это – каменное, железное, стальное, непонятное – было как будто перевернуто, разорвано, погнуто, раздроблено и сплетено огромным великаном, который топтался по чему-то неведомому огромными ногами, а то, что не мог растоптать, разгрызал страшными челюстями.
– Проклятое место, – весело крикнул обернувшийся стражник. – Железо-то, что поддается зубилу, наши кузнецы давно подвырубили, но многое и вовсе непонятно для чего и зачем. Проклятое!..
Гаота обернулась. За ней ехала только Глума, Юайс держался в голове отряда, но охотница и сама вертела головой во все стороны, как будто выглядывала не каменные чудеса, а возможную опасность. Впрочем, ее пока не было. Не прошло и пяти минут, как отряд достиг вершины холма. Каменная сумятица продолжалась и здесь, но или ветра выдували занесенную наверх землю, или был в оседающей на камнях пыли какой-то яд, верхушки холмов – а Гаоте показалась, что их, примыкающих друг к другу, было три, – оставались голыми, хотя вокруг расстилалась желто-красным осенним ковром равнина. Серой лентой под бледным осенним небом убегала к югу Дара. Темнел на севере кровлями неожиданно близкий Граброк.
– Проклятое место! – повторил стражник.
– Подождите, – сказал Юайс, спешился, передал поводья стражнику и пошел между каменных глыб к центру холма.
– Я тоже, – спрыгнула с лошади Гаота.
– Если облегчиться, лучше в другую сторону, – улыбнулась Глума, принимая поводья.
– Нет, – зарделась Гаота. – А он…
– Не думаю, – успокоила ее Глума, заставив покраснеть еще больше.
– Что это? – спросила Гаота, догнав Юайса через полсотни шагов.
– Это следы древних, – проговорил защитник, оглядываясь, словно присматривая место для чего-то, пока наконец не забрался на выступающий из породы кривой камень в два человеческих роста. – Руины зданий, построенных великими хозяевами этой земли. Даланами. Впрочем, в Граброке есть и неповрежденные строения даланов.
– Где? – удивилась Гаота.
– В замке, – ответил Юайс. – Надеюсь, туда заглядывать у нас не будет нужды.
– А почему это место – проклятое? – не поняла Гаота.
– Такой же лысый холм есть и возле Гара, – сказал Юайс, спрыгивая с камня. – Правда, там он высится почти сразу за городской оградой. И время выровняло его макушку. А здесь… Здесь все отравлено так, что и через тысячи лет ничего не растет. Если мы проведем здесь полчаса, ничего не случится. Но если приезжать сюда день за днем… С той стороны третьего холма – выработка. Наверное, здесь был город древних. Или крепость. Она стояла на мраморной скале. С той стороны мрамор ближе всего к поверхности. Каменщики пилили здесь его. Ни один каменщик не выдерживал больше пяти лет. Со временем язвы начинали одолевать всякого, кожа слезала. И человек умирал. Яд в земле.
– И что же тут случилось? – затаила дыхание Гаота.
– Война, – пожал плечами Юайс. – Такая война, которая стирает с холмов построенные на них крепости. Разрушает их, как будто крушит огромным молотом. Травит землю так, что и через многие тысячи лет она полна яда.
– И кто же воевал здесь? – поежилась Гаота.
Юайс помолчал, потом внимательно посмотрел на девчонку.
– Я не готов сейчас рассказывать. Время дорого. Да и мало что знаю. Тем более то, что ты видишь, это лишь крохотный осколок прошлой войны. Но разве ты впервые видишь развалины?
– Нет, – вздохнула Гаота. – Я уже видела. В Нечи целый замок построен на каких-то серых камнях. На таких же, но ровных. На них тоже цветные пятна. А в Ашаре и Аршли – пирсы из такого камня. Говорят, что они такие же древние, как Эдхарский мост. Ты его видел?
– Да, – кивнул Юайс. – Он не единственное, что осталось от древних в целости, но последнее, что продолжает служить человеку. Мост через море. Через Гормский пролив. Ширина этого моста – пятьдесят шагов, а длина – пять лиг. Можешь себе представить его величие, если самые большие корабли проходят под ним и не только не задевают его мачтами, но не смогли бы задеть его, даже если бы их поставили один на другой?
– Ты ходил по нему? – замерла Гаота.
– Ходил, – кивнул Юайс. – Но об этом после. Поспешим. На верхушках этих холмов не может быть проведен обряд. И дело не в камнях. Слишком все неровно. Может быть, в выработке?
– А что это за цветные пятна на камнях?.. – прошептала Гаота, догоняя Юайса, который пошел к лошадям.
– Это… – Он задумался, как будто подыскивал нужное слово. – Это что-то вроде цветной смолы, которая однажды расплавилась от нагрева – потому что во время войны тут плавились даже камни, – а потом окаменела. Сейчас это уже скорее окрашенный камень. Коричневые, красноватые пятна – следы железа. Если где увидишь блеск – это может быть и особо прочная сталь, которую не вырубить даже зубилом, и стекло. Кстати, редкие мастера делают из этого металла отличные мечи.
– Как наши? – спросила Гаота.
– Наши мечи не делают в Талэме, – ответил Юайс и крикнул стражникам: – Едем к выработке. Потом спустимся из нее по широкой дороге, по которой возили камень. Здесь не может быть ни обряда, ни дракона.
– Зачем? – обернулась Гаота к Глуме, когда отряд продолжил движение. – Зачем внутри камней эта смола? А металл? А стекло?
– На равнине много таких мест, – ответила Глума. – Есть и такие, где еще можно угадать в развалинах здания, хотя они почти всегда застроены новыми домами, которым в свою очередь уже сотни, а то и тысячи лет. Когда я была как ты, – Глума подмигнула Гаоте, – я тоже доводила Юайса вопросами. Знаешь, что он мне ответил? Он сказал, что по стальным нитям можно пропускать молнии, если их приручить. А по стеклянным – свет. А цветная смола служила для того, чтобы молнии и свет никуда не разбегались.
– Древние были изощренными колдунами? – удивилась Гаота. – Они могли прятать свою силу не только в посохи и амулеты, но и в собственные дома?
– Не знаю, – пожала плечами Глума. – Но согласись, в стенах домов больше места для силы, чем в посохах… Хватит пока болтовни. Мы уже на месте.
Отряд сначала остановился у обрыва, который белой, с желтоватыми прожилками стеной уходил вниз. Один из стражников махнул рукой и начал медленно спускаться по узкой тропе на самое дно выработки. Отряд последовал за ним. Для того чтобы попасть на равнину, оставалось пройти между двумя скалами известняка и спуститься еще шагов на сто, но дно выработки было так же неровно. Оно круто, ступенями уходило к краю холма и скалам, оставляя узкий карниз, чтобы поставить телегу под погрузку.
– Здесь тоже вряд ли, – задумался Юайс, наклоняясь и проводя рукой по мраморной стене. – Везде так узко?
– Везде, – закивал один из стражников. – Камень так и резали. Сначала под повозку, а там уж по ступеням.
– Где артельщики пилили камень? – спросил Юайс. – Здесь нет свежей выборки.
– Шагов двести к востоку вдоль стены, – показал стражник. – Вон за тем утесом. Там камень белее и легче пилится. Во всяком случае, это их слова. Добывать здесь камень нельзя без разрешения. Даир все улаживал с бургомистром. Но там тоже нет ничего.
– Нет ничего? – укоризненно посмотрел на стражника Юайс через минуту и, оставив лошадь Глуме, пошел по ступеням к середине стены, где выделялось огромное черное пятно высотой в два человеческих роста, а длиной шагов в тридцать.
– Я тоже! – побежала за наставником Гаота.
– Да мало ли? – недовольно крикнул стражник. – Они и зимой тут пилили. Может, разогревали стену. Вон их выборка. Все, что напилено с того края, – их работа.
– Смотри! – показал Юайс Гаоте на выбранные из стены слои мрамора. – Вот, свежая выборка. Ну, ей не больше месяца, двух, трех. Что скажешь?
– Пламя дракона тоже свежее, – прошептала Гаота, ощупывая копоть. – Поверх свежей выборки. Грани острые и закопченные. Но тут не один язык пламени. Несколько. Как будто дракон учился… Но взлететь отсюда тоже нельзя! Это же как ущелье! Известняковые скалы за спиной! Он что, приползал сюда?
– Вот, – показал Юайс. – Видишь? Выщербины на ступенях? Это могут быть следы когтей. Взлететь отсюда нельзя, но если проволочить тушу до спуска да протиснуться между скал… с дороги, которая ведет на равнину, взлететь можно вполне. Дракон здесь был точно. Может быть, и не раз. Но укрыться здесь негде, да и помета нет… Так что прячут его где-то еще.
– Прячут? – удивилась Гаота. – Кто?
– Слайбы из рода погонщиков драконов, – твердо сказал Юайс. – Теперь у меня никаких сомнений. Как они работали тут? – окликнул он стражника.
– Не знаю, – пожал плечами стражник. – Я и был-то тут пару раз. Всей артелью всякий раз приходили. С собой клинья, пилы. Что-то забивали, вырубали. Как муравьи. Тут, внизу, ставили телеги, которые давал им бургомистр. А лошадей отпускали вниз, на выпас. Чтобы не зашибить камнем, если покатится.
– Если покатится, – кивнул Юайс, наклоняясь к пятну копоти поменьше, как раз под ногами лошадей. – А это что такое?
– Коровье копыто, – поморщился стражник. – Обгорелое и вонючее. Стухло уже. Зачем в руки-то брать?
– Буил что сказал? – спросил Юайс.
– Оказывать всяческое содействие, – нахмурился стражник.
– Держи, – протянул ему огрызок ноги животного Юайс. – Оказывай мне всяческое содействие. Вот это нужно доставить в Храм и передать от меня старшему артельщику Смуиту.
– Юайс! – предупредила Глума.
Звук трубы и собачий лай, которые сначала были едва слышны, потом начали усиливаться, теперь были совсем рядом.
– Собаки! – встревожилась Гаота. – И еще что-то… Кто-то бросает сюда нить… Кто-то ужасный…
– Я слышу, – процедил сквозь зубы Юайс. – Держите лошадей.
– Юайс! – повысила голос Глума.
– Я знаю, – кивнул он и пошел в сторону выхода из выработки. – Держите лошадей!
– Вот всегда он так, – покачала головой Глума и передразнила защитника: – "Я знаю!.."
– И это тоже слышу! – громко сказал через плечо Юайс.
– Глума! – выдохнула Гаота.
Шум, который слышался все отчетливее, вдруг обратился громким хрипом и рычанием, перемежаемым истошным лаем, и из‑за утеса на узкую дорогу выскочил огромный кабан, который показался Гаоте бо́льшим, чем стоявший во весь рост Юайс. За ним, на расстоянии двух десятков шагов, неслась свора тэйских волкодавов, но взгляд было невозможно оторвать именно от кабана, от его наполненных яростью глаз, крутого, покрытого щетиной лба и четырех желтых клыков, каждый из которых был способен разорвать человека едва ли не пополам. Уже доносились крики загонщиков, почти в ушах гремела труба, и до того момента, когда кабан снесет Юайса, оставались две секунды, одна…
Клинок сверкнул в руках у защитника. Он изогнулся, подался навстречу зверю, встретил его, но не упал, потому что замедляться и падать с диким визгом вдруг начал кабан, и Юайсу пришлось сделать два, три, четыре шага назад, чтобы остановиться. Вслед за этим раздалось то ли шипение, то ли еще какой зудящий звук, и почти нагнавшие кабана псы принялись тормозить всеми лапами, разворачиваться и с визгом улепетывать прочь, туда, где уже появлялись всадники. И первым из них был широкоплечий крепыш в отделанном мехом котто с тяжелым самострелом в руках.
– Герцог Диус!.. – прошипела Глума.
– Что я вижу? – раздраженно возвысил голос вельможа. – Храмовый старатель испортил мне охоту?
– Нисколько, ваше высочество, – поклонился герцогу Юайс. – Я вижу три стрелы, пронзившие зверя. У меня самострела нет. Так что если бы не эти стрелы, которые лишили этого великана сил и в итоге – жизни, сейчас бы здесь было больше трупов. Он даже лежа достигает моей груди.
– Что случилось с собаками? – махнул рукой герцог, отчего сразу двое ловчих спрыгнули с лошадей и бросились к кабану с мотками веревок.
– Сложно сказать, – пожал плечами Юайс и кивнул на мраморную стену. – Мы обнаружили здесь следы дракона. Думаю, что не стоит гневаться на собак, испугавшихся дракона? Это скорее говорит об их сообразительности.
– Я сам решу, на кого мне гневаться. Еще не хватало, чтобы прислужник тимпальского двора мне указывал… – прошипел герцог и махнул рукой. – В замок!
Зашумела, засуетилась кавалькада, теснясь на узкой дороге и пропуская Диуса. Натянулись веревки, прихваченные к двум лошадям, сдвигая зверя. Заблестел клинок меча, который Юайс продолжал держать в руке и который медленно выходил из огромного пятака зверя, куда он вошел по самую рукоять. И Гаота, которую трясло от ужаса, потому что в свите герцога ей почудился кто-то, которому тот же страшный Нэмхэйд годился лишь в мелкие служки, вдруг почувствовала слезы облегчения на лице.
– Ты не испугалась за него? – всхлипнула она, посмотрев на Глуму.
– Я всегда боюсь за Юайса, – прошептала та. – Но в этот раз ему ничто не грозило. Поверь мне. Хотя ни одна из стрел этого самодовольного вельможи не нанесла кабану серьезного урона.
– А ты больше ничего не почувствовала? – спросила Гаота.
– Холод, – после недолгой паузы ответила Глума. – Но он исходил не от герцога.
– Там был кто-то, кто затеял все это в Граброке!.. – прошептала девчонка.
Юайс вытер клинок, так похожий на клинок Гаоты, убрал его в ножны, наклонился и поднял выпавшую из туши кабана стрелу, затем окинул взглядом окаменевших стражников, кивнул Глуме, посмотрел на Гаоту.
– Смотри-ка, вот она, диргская стрела.
– Ты хочешь сказать… – робко начала Гаота.
– Нет, – перебил ее Юайс. – Пока я ничего не хочу сказать. Тем более что стрела не точно такая же. Однако меч мне от той пакости, что сидела в Цае, очистить удалось. И в свите Диуса действительно был кто-то, кто правит и Нэмхэйдом. Они проверяли меня. Второй раз.
Гаота оглянулась на ошалевших стражников. Глума подала коня вперед и спросила:
– Они добились своего?
– Добьются, – пробормотал Юайс.
Глава 15
Бас
Дойтен пожалел о том, что решил спуститься в мертвецкую, уже на лестнице. Ключник о чем-то бормотал, скрипел старческим голоском, как железная дверь в холодном подземелье, потом зажигал лампы, жалуясь, что масла мало, не допросишься, да и льда мало, хорошо, что зима близко, а случись этакая напасть в жару? А сколько еще трупов будет, одному Нэйфу известно, да и то… Дойтен хотел уже было одернуть старика, рыкнуть на него так, как он умел, но жила какая-то надежда в нем, что Кач ошибся. Или еще кто-то ошибся. И не его подруга лежит в сером ящике на грязном льду. Но эта была она. С разодранным горлом, в простом платье, которое она надевала только тогда, когда возилась с кувшинами молока или запрягала лошадь, а когда встречала Дойтена, то всякий раз надевала другое платье, хотя он повторял ей, что незачем прихорашиваться, все одно раздеваться, но она…
Примолкнувший старик-ключник вдруг захлюпал носом и пошел куда-то в сторону, в угол, где уперся лбом в стену из древнего камня, а Дойтен почесал щеку и понял, что и его лицо мокро от слез. И еще подумал о том, что опять он остался один. Или все-таки отыскать ее детишек? Нет, невозможно об этом думать. Кто он для них? Никто. Помогал, как мог, но всякий раз она отправляла их в деревню, едва Дойтен появлялся на рыночной площади и находил шатер молочницы. Вот в этот раз он и хотел с ними познакомиться. И что же теперь?
Уже на лестнице, пока ключник возился с дверью, Дойтен долго сморкался, потом скинул с плеча плащ, снял с груди мантию храмового старателя, сунул ее за пояс и накинул плащ наизнанку, бежевой выборкой наружу. Пошевелил пальцами правой руки. Повязка тянула, но рука вроде бы слушалась, даже боль куда-то исчезла. А ведь удивил его Корп, удивил. Бывают, выходит, настоящие лекари? Тот же Эгрич, когда сопровождал молодого Дойтена из Нечи в Тимпал, жаловался на больную спину и повторял, что хорошего лекаря ясным днем не сыщешь, потому как каждый второй – обманщик, а каждый первый – старатель без мозгов.
– Так что: вовсе, что ли, нет хороших лекарей? – спрашивал у Эгрича Дойтен, а Клокс, который был тогда защитником и на привалах разминал судье спину с кедровым маслом, отвечал:
– Есть, конечно. Но они не машут лекарскими бляхами, потому как к ним и так тропа всем известна. Да и не всегда нужен он, настоящий лекарь.
– Всегда так, – мрачно добавлял обычно молчаливый Мадр, тогдашний усмиритель тройки Эгрича. – То лекарь еще не нужен, то потом вдруг – щелк, и уже не нужен.
Щелк! – щелкнуло что-то в спине Эгрича, и судья, повертев головой и пошевелив руками, закряхтел и начал вставать.
– Кто бы спорил, – пробурчал он довольно. – Однако лекарь не лекарь, а умелец никогда не помешает. Учись, Дойтен. Не знаю уж, кем ты прирастешь в Тимпале, но рука у тебя быстрая, взгляд зоркий. Ни ум, ни сила, ни ловкость лишними не бывают. А уж если умение какое к этому приложить, то и вовсе цены тебе не будет.