Это был ужас, о котором все знали, но говорили редко. Манипуляции сильного над слабым. Так можно заставить человека сделать все, что угодно, даже если это противозаконно. И если вся сила в руках аристократов и военных, кто остановит их?
Она вспомнила отчаяние в глазах служанки. Отчаяние, которое за эти годы стало лишь сильнее. Зима прижала руку к животу. Рот внезапно наполнился желчью. Ее тошнило.
- Мне жаль, - Ясин придержал ее под локоть. - Я не знал, говорить тебе или нет. Тебе ведь придется видеться с ним…
Только при дворе. Зима была вынуждена встречаться с магом Парком лишь при дворе. Но даже это было для нее слишком.
- Он за это ответит? - спросила она.
Ясин промолчал.
Маг Эймери Парк был главным фаворитом королевы. И ему ничего не грозило. Зажмурившись, Зима позволила Ясину обнять ее и тут же отстранилась. Он проводил ее на занятия, но она едва замечала его присутствие: ее мозг обрабатывал ужасную информацию.
Отчаяние женщины.
Синяки, которые она иногда замечала на ее руках, лишь наполовину скрытых рукавами формы.
И Эймери, который говорил: "Такие вещи случаются…"
Зима внезапно остановилась у кадки с цветами и согнулась, ее вырвало. Ясин и охранник, оба оказались рядом. Рука Ясина легла ей на спину, успокаивая. Гвардеец спросил, не позвать ли врача.
Зима покачала головой. Они больше не говорили об этом, но от этого было не легче. Она спасла ту девушку. Верила, что спасла ее. А на самом деле она вернула ее в руки ее мучителя. Позволила ему годами измываться над ней, а несчастная не могла протестовать даже в мыслях… Ведь Зима заставляла ее чувствовать себя счастливой, довольной и терпеть все это.
Нет, Зима не спасла ее.
- Вы так рассеяны сегодня, Ваше Высочество.
Зима отвела взгляд от горничной, которая обычно была объектом ее воздействия во время занятий. Горничная всегда смотрела в пол, ее руки были сложены на коленях. И она никогда ничего не говорила. Была всего лишь учебным пособием для Зимы. За последний год Зима заставляла эту девушку смеяться, падать в обморок, танцевать, касаться кончика носа, погружаться в глубокий сон. И до сих пор не знала, как ее зовут.
- Ваше Высочество! - повторил мастер Гертман. - Вы меня слышали?
- Прошу прощения. - Зима улыбнулась учителю. - Я все еще… немного расстроена… из-за служанки…
- Ах, да. Я слышал, это была та самая девушка, которую вы удержали от прыжка из тронного зала, когда были еще совсем маленькой. - Мастер Гертман переплел свои пальцы. - Не стоит беспокоиться об этом, принцесса. Трагедии случаются даже здесь, в Артемизии.
"Трагедии. Трагедии". Все повторяют это слово, как будто оно что-то значит.
Но что было трагедией для той девушки - ее жизнь или ее смерть?
Зима снова посмотрела на горничную, которая ждала манипуляций над собой.
Ей ведь хорошо живется во дворце? Зима никогда не делала с ней ничего ужасного, не причиняла вреда и не заставляла причинять вред самой себе. Она навевала на нее прекрасные чары. Проецировала в ее разум только счастливые эмоции. И за эту работу девушка и ее семья получали щедрое вознаграждение. Все, о чем в других секторах многие могли только мечтать.
Ведь так?
Но, глядя на нее теперь, Зима в первый раз заметила, как побелели ее стиснутые пальцы. Она была напряжена. Может быть, даже боялась. Но кого - Зиму, ее наставника? Другого ученика, который тренировался тут сегодня?
Весь мир Зимы перевернулся, и ей вдруг стало кристально ясно, что это все неправильно - ее тренировки, маги, сам лунный дар… Власть, которой сильные, такие, как она, королева, Эймери Парк обладают над слабыми. Вроде этой горничной. Вроде Ясина. Вроде отца Зимы. Именно это он пытался сказать ей много лет назад.
- Попробуйте еще раз, принцесса, - предложил учитель. - На прошлой неделе у вас так хорошо получалось.
Зима снова посмотрела на мастера Гертмана.
- Прошу прощения, но я чувствую какую-то слабость. Все было хорошо, но теперь… Пожалуйста, не могли бы вы повторить, что вы сказали?
- Базовые чары, Ваше Высочество. Попробуйте изменить цвет своих волос.
Зима коснулась своих густых черных кудрей. Она могла сделать это. Она много раз делала это раньше.
Служанка затаила дыхание.
Зима разжала ладонь и провела рукой по волосам. Простые чары обычно применяли для того, чтобы улучшить свою внешность. Зима чаще всего выбирала образ самой красивой из известных ей женщин - своей мачехи, королевы Леваны. Самой красивой женщины на Луне.
Сложнее всего было заставить себя выглядеть старше. Чтобы чары были эффективны, наводящий их сам должен верить, что выглядит таким, каким хочет, чтобы его видели другие. И хотя Зиме было несложно изменить свои тугие кудри или оттенок бронзовой кожи, стать выше или ниже… Но вот сделать себя более взрослой, приобрести грацию и уверенность мачехи - это требовало немалых мысленных усилий, и она все еще тренировалась. Но она делала успехи, и мастер Гертман часто хвалил ее.
Когда-нибудь она станет могущественной.
Когда-нибудь она будет так же сильна, как маг.
Зима посмотрела на склоненную голову горничной.
- Прошу прощения, - прошептала она. - Я не могу.
Наставник нахмурился. Потирая лоб, будто в смущении, Зима слабо улыбнулась ему.
- Я просто устала. Никак не могу собраться. Может быть, стоит попробовать в другой день? Если можно, мастер Гертман…
Он все так же хмурился. Служанка не шевелилась. Ничто не говорило о том, что она слышит слова Зимы или переживает из-за того, что сегодня не испытает на себе дар принцессы. Она сидела так, будто ее тут вообще не было.
Наконец мастер Гертман откинулся на стуле и кивнул.
- Конечно, Ваше Высочество. Вам нужно отдохнуть. Вернемся к занятиям на следующей неделе.
Зима встала и улыбнулась так мило, как только могла. Ее учитель выглядел немного обеспокоенным.
- Спасибо, мастер. - Она присела в реверансе.
Ясин ждал ее в коридоре, там, где она оставила его, и удивленно вскочил на ноги.
- Вы уже закончили?
Зима захлопнула дверь в кабинет мастера Гартмана и пристально посмотрела Ясину в глаза. В них отражался свет огромных окон в одной из стен коридора. Ее друг становился все красивее, и ему никогда не понадобятся чары, чтобы выглядеть лучше.
Ладони вдруг стали горячими и влажными. Ее внезапная решимость пугала ее, но она знала, что не передумает.
- Ясин, я приняла решение.
Он вопросительно посмотрел на нее.
Все лучшие люди - Ясин, ее отец, сэр Гаррисон Клэй, и слуги, улыбавшиеся ей в коридорах, совершенно не беспокоились о том, что у них не идеальная кожа или нет густых ресниц… Они не пользовались чарами. Не манипулировали людьми. Зима не хотела стать такой же, как мачеха или маги. Она хотела быть такой, как те, кого она любит.
Она шагнула ближе к Ясину, чтобы больше никто ее не услышал. Потому что ее решение противоречило всему, что ценилось на Луне.
- Я никогда не буду использовать свой дар, - прошептала она. - Никогда больше.
Решение было принято, и все оказалось проще, чем она ожидала. Конечно, это потребовало некоторых изменений в привычках. Если ей было нужно, чтобы служанка что-нибудь принесла, теперь приходилось просить, а не просто проецировать желание в ее разум. Если она хотела выглядеть на балу более привлекательной, нужно было не создавать образ в собственной голове, а приглашать парикмахера и мастера косметики.
Но она никогда не забывала о своем обете и была верна своему слову.
Мастер Гертман ничего не мог понять: успехи, которых они добились за последние годы, исчезли всего за неделю. Зима повторяла все те же отговорки. Она притворялась, будто пытается. Она была очень убедительна. Но после очередной неудачной попытки горничная хмурилась и качала головой, столь же смущенная, как и мастер Гертман.
Через месяц, после того как Зима отказалась от своего дара, она в первый раз встретила эту горничную в перерыве между занятиями. Девушка улыбнулась ей так, будто у них была общая тайна.
Невольно возник вопрос - знает ли она, что Зима притворяется? Зима спрашивала себя, благодарна ли горничная ей за эту еженедельную отмену манипуляций?
- Это называют лунной болезнью, - сказал Ясин, когда они сидели как-то в полдень в покоях Зимы. При дворе уже начали поговаривать, что они проводят вместе неприлично много времени. Но Зиму и Ясина не пугали косые взгляды и замечания придворных. Кроме того, Зима знала, что ее охрана никогда ничего не скажет. Они слишком уважали семью Ясина, чтобы поддерживать гнусные сплетни.
Ясин указал на голограммы медицинских исследований, мерцавшие в центре комнаты. Было время, когда они запускали через голографический узел приключенческие фильмы и виртуальные игры, но теперь Ясину нравились книги по анатомии и психологии.
Через год ему нужно будет окончательно решить, чем он будет заниматься. Сколько Зима себя помнила, он всегда интересовался медициной.
Наблюдая, как он волнуется, говоря об этом, она чувствовала в сердце какое-то теплое чувство, но годы, которые он проведет вдали от нее, пугали. Его ведь могут направить в любую клинику на Луне. Шансы на то, что он останется в Артемизии, в их клинике или в одной из здешних лабораторий, были ничтожны. Вероятнее всего, его отправят в один из самых непривлекательных внешних секторов, по крайней мере - в первые годы обучения.
Зиме невыносима была сама мысль о его отъезде, даже временном, но она никогда не сказала бы ему об этом - из страха, что он бросит мечту ради того, чтобы остаться с ней. Она себе этого не простит.
- Лунная болезнь? - Зима сидела на ковре по-турецки и смотрела на голограмму, подперев щеку рукой.
- Это общепринятый термин. Официально она называется "Биоэлектрический депрессивный психоз".
- Никогда о таком не слышала.
- Это очень редкое заболевание. Начинается тогда, когда одаренный лунатик долго не использует свой дар. Единственное известное средство от этого… снова начать пользоваться даром. - Под скулами Ясина ходили желваки. Он поворачивал голограмму то так, то этак. - Заболевание встречается редко… Ну, просто что, с чего бы одаренному лунатику отказываться от своего дара? - Он выглядел встревоженным, но с тех пор как Зима рассказала ему о своем решении, он никогда не пытался ее переубедить.
- И как оно проявляется? - спросила Зима.
- Как проявляется лунная болезнь? - Плечи Ясина поникли. - Больной начинает сходить с ума.
Она склонила голову набок и едва удержалась от смеха.
- Ну, я уже сумасшедшая, так что все звучит не так уж плохо.
Он тоже попытался улыбнуться, но у него это плохо получилось.
- Я серьезно, Зима. Люди, страдающие от этой болезни, часто видят галлюцинации. Кошмары. Их кто-то преследует, нападает на них. Они видят… монстров.
Зима перестала улыбаться и снова посмотрела на голограмму мозга. Насколько это может быть страшно?
- Меня уже и так преследуют кошмары, но я как-то с ними справляюсь, - сказала она. - Справлюсь и с этим.
Ясин помедлил.
- Я просто хочу, чтобы ты была готова. И… - Он внимательно посмотрел на нее. - Если ты когда-нибудь передумаешь, я пойму. Все поймут. Ты не обязана делать это, Зима. Ты можешь манипулировать людьми, не будучи жестокой, понимаешь?
Она покачала головой.
- Мне кажется, я не была жестока, когда отвела ту девушку от края.
Ясин опустил взгляд.
- Пусть все идет, как идет, - сказала Зима. - Я приму этот побочный эффект. И любое количество монстров, какое мой мозг сочтет необходимым, но сама я монстром не стану.
Она начинала думать, что Ясин лишь пытался напугать ее этими разговорами о болезни и сумасшествии. Прошло уже пять месяцев, и она чувствовала себя более нормальной, чем когда бы то ни было… Никогда еще она не была настолько хозяйкой себе и своим решениям. И этому, в преддверии тринадцатого дня рождения, ее научил именно отказ от манипуляций. Оказалось, что, если тебе что-то нужно, вежливость почти так же эффективна. А восхищение добротой сильнее, чем любые чары.
При дворе начали распространяться слухи о том, что у нее нет дара. Никто не мог назвать ее пустышкой, но становилось очевидно, что ее дар слабее, чем у других детей из благородных семей Артемизии. Некоторые считали позорным, что их любимая принцесса оказалась настолько слаба, но она знала, что ей удалось одурачить далеко не всех. Проходя мимо слуг, она нередко ловила их благодарные улыбки.
Испуганные взгляды, которые она замечала, когда кто-то смотрел на ее мачеху, исчезали, когда появлялась она, Зима, и одно это делало ее счастливей… и сильнее, чем множество тренировок.
Изменилось и отношение к ней аристократов Артемизии, хотя Зима чувствовала, что это связано не столько с ее даром, сколько с тем, что она становится взрослой. Швеям то и дело приходилось шить ей новые платья, чтобы подол всегда касался пола, а рукава не были слишком короткими.
- Ее Величество превращается в красивую юную девушку, - услышала она как-то слова придворного мага. Королева пренебрежительно фыркнула, а Зима робко опустила голову, но успела заметить, что многие одобрительно кивнули. - Разумеется, ничья красота не сравнится с вашей, моя королева, - продолжил маг, - но мы все будем гордиться прекрасной принцессой. Она - гордость нашего двора.
- Она станет гордостью двора и семьи, - усмехнулась Левана, - когда научится управлять своим даром, как это и подобает аристократу. А до тех пор она не более чем разочарование. - Она бросила на Зиму полный негодования взгляд. - Для меня. И, несомненно, разочаровала бы и своего отца.
Зима сжалась на стуле. Но это не изменило ее решения. А внутренний голос подсказывал ей, что Левана ошибается. Отец гордился бы ею. Что же касается самой Леваны, Зима не могла не задаваться вопросом - не ревность ли вывела из себя королеву. Чем же еще это могло быть? Ведь кто-то назвал ее красивой, а всем было известно, что королева Левана красивее всех.
Королева, которая и так никогда не относилась к Зиме с теплотой, даже когда та была ребенком, стала теперь еще холоднее. Она настороженно следила за Зимой, и ее красные губы то и дело раздраженно кривились. Зима не понимала, почему Левана следит за ней. Она плохо представляла себе, как выглядит, и представляла свою внешность, полагаясь только на слова Ясина и комплименты, которые ей делали другие люди. Зеркала оказались в Артемизии под запретом еще до того, как погиб ее отец.
- Выглядите мило, как всегда, Ваше Высочество, - сказал Данлин, поцеловав Зиме руку.
Принцесса с трудом отвлеклась от своих мыслей и заставила себя не шарахнуться в сторону. На празднестве в большом зале было полно народу, гремели музыка и смех, но Зима знала, что мачеха поблизости и наблюдает. Ей не понравится, если Зима отвергнет знаки уважения от придворных. И не важно, насколько грубы и неприятны некоторые из них.
- Вы как всегда любезны, Данлин, - ответила она и улыбнулась, хотя улыбка вышла натянутой.
- Мой сын только о вас и говорит с тех пор, как увидел вас на праздновании вашего дня рождения, - сказал он, взмахом руки подзывая сына.
Аласдер был немного старше Ясина, но ниже ростом и заметно круглее. А еще он был таким же противным, как его отец. Но он улыбался Зиме, как будто и не подозревал об этом, и тоже поцеловал ей руку.
- Рада снова видеть вас, Аласдер, - сказала Зима.
- Я тоже рад. - Взгляд Аласдера опустился ниже, на грудь Зимы.
Принцесса внутренне сжалась, вырвала свою руку из его хватки… Но в следующую секунду уже снова улыбалась, услышав комплимент. Что ж, она выросла, и приятно знать, что красивые и достойные придворные-мужчины замечают это…
Через некоторое время Зиме пришлось извиниться и покинуть зал - она боялась, что такое количество поклонников превратит ее в запинающуюся дурочку. Она посмотрела на мачеху, которая с любопытством наблюдала за ней, пока Верховный маг Сибил Мира без умолку болтала обо всем подряд. Королева Левана подняла бровь, и Зима присела в быстром реверансе. И только потом выскользнула из зала.
Туман лести растворялся и исчезал. Сначала медленно, потом все быстрей, и наконец осталась лишь… ненависть. Этот грязный сброд манипулировал ею! Она знала, что придворные используют чары, но до сих пор лишь королева и ее маги осмеливались влиять на чувства Зимы. Аласдер даже не был особенно деликатен, и, понимая, как легко он поймал ее, не ожидавшую подвоха, она все больше изумлялась и дрожала, чувствуя себя оскорбленной. Она знала, что некоторые лунатики способны возводить защитный барьер вокруг своего разума, но это требовало практики и навыков, которыми она не обладала. Она ненавидела двор. Ненавидела его ложь и мошенничество.
"Зима!"
Она остановилась.
В коридоре было тихо, хотя и не совсем пусто, поскольку женщины входили и выходили из туалетной комнаты. Дворцовые стражи стояли вдоль стен, как статуи. Она вгляделась в их лица, подумав, что может быть здесь отец Ясина, Гаррисон Клэй… но нет. Она не знала никого из них.
"Зима…"
Она вздрогнула, ее дыхание стало прерывистым.
- Ваше Высочество, с вами все в порядке? - спросила одна из служанок, оказавшихся поблизости.
Не ответив, Зима побежала туда, откуда слышался голос.
Это был он. Это был он…
Она свернула за угол, далеко от частного крыла, принадлежавшего королевской семье, где она в последний раз видела его живым, и побежала в сторону казарм. Туда, где отец жил до ее рождения. До того, как Левана провозгласила Эврета Хейла своим мужем и навсегда связала их судьбы.
"Зима…"
Его голос, глухой и теплый, точно такой, как она помнила.
"Зима…"
Она видела его открытую улыбку. Помнила, какой он был высокий и сильный. Как подбрасывал ее в воздух и ловил.
"Зима… Зима…"
- Зима!
Она задохнулась и обернулась. Ясин схватил ее за руку.
Зима изумленно моргнула. Оглянулась назад, в коридор, на комнаты гвардейцев и слуг. Никого…
- Что ты тут делаешь?
Она снова посмотрела Ясину в глаза. Он, нахмурившись, смотрел на ее платье.
- Почему ты не на празднике?
- Я слышала его, - сказала она, обеими руками беря Ясина за руку и стискивая так сильно, что сама испугалась, не сломает ли ему пальцы. Но он даже не вздрогнул.
- Кого?
- Отца. - Ее голос дрогнул. - Он был тут. Он звал меня, и я… Я пошла за ним и… и…
Ее сердце забилось спокойнее. Замешательство исчезало, приходило понимание, а растерянность Ясина сменилась тревогой.
Выпустив его руку, она прижала ладонь ко лбу. Жара не было, она не больна. Но раньше чем она успела испугаться, он уже обнял ее, повторяя, что все будет в порядке. Он тут. Он всегда будет тут.
Это была первая галлюцинация.
А потом они появлялись снова и снова.
И становились все хуже.
Ночью голодные твари выползали из теней, царапая пол у ее постели. Мертвые тела свисали с люстр над столами в столовой.
Драгоценное ожерелье стискивало шею, не давая дышать.
Обычно Ясин был рядом, как и всю ее жизнь. Он умел все превратить в шутку и заставить ее смеяться над выходками ее мозга. Он спокойно и подробно разбирал с ней каждый эпизод, не позволяя сомневаться в своих словах. Он держал ее и позволял плакать, и во время одного из таких объятий Зима поняла со всей силой и ясностью солнечной вспышки…