А вот у нас оркестров и речей хватает. Вот мы прямо сейчас являемся свидетелями выступления достопочтенного Дж. Дилбери Эгхеда… повторить?
Э-э-э… Не стоит беспокойства. А кто это "мы"?
А все мы. Вот только что пришли Фейт и Фрэнк.
Я как раз собирался спросить насчет Моди, когда из динамика опять послышался голос:
– Рад приветствовать всех вас на борту корабля. Говорит капитан. Мы стартуем с легким ускорением в три g; тем не менее я хотел бы предупредить вас, чтобы вы расслабились и не убирали рук с коек. Тройная тяжесть будет длиться в течение шести минут, затем вам будет разрешено встать. Мы стартуем вторыми, сразу после "Генри Хадсона".
Я повторял Пэту слова капитана практически одновременно с тем, как он их произносил; это как раз и было одним из предметов нашей тренировки в то время, когда Пэт находился в центре подготовки; мы учились мысленно повторять чужие слова, подобно эху, так чтобы телепара действовала почти как микрофон и динамик. Наверное, он там, дома, делал то же самое, повторяя нашей семье слова капитана на секунду позже меня, – после тренировки это совсем не сложно.
Капитан произнес:
– "Генри" кончает обратный отсчет… десять секунд… пять… Вот!
Я увидел нечто вроде вспышки молнии, хотя и находился в закрытом помещении. Несколько секунд из динамика доносился мягкий шипящий отдаленный звук, похожий на шелест снега, бьющего в окно. Пэт сказал:
Господи!
Что там, Пэт?
Он выскочил оттуда, словно пчела в зад ужалила. Просто вспышка света, и в воде осталась яма. Подожди секунду – они переключаются с камер на спутнике на вид с Луны.
У вас вид получше, чем у меня. Я вижу только потолок каюты.
Женский голос произнес:
– Мистер Уорнер! Мисс Фэтни! Межкорабельным телепарам начать запись.
Капитан объявил:
– Вся команда, готовность к старту. Следите за обратным отсчетом. – После чего зазвучал другой голос:
– Шестьдесят секунд… пятьдесят пять… пятьдесят… сорок пять… задержка на сорок пять… задержка сорок пять… задержка… задержка…
Я уже готов был заорать.
Том, что случилось?
Откуда я знаю?
– …сорок… тридцать пять… тридцать…
Том, мама просила, чтобы я сказал тебе быть поосторожнее.
А что, по ее мнению, я могу сделать? Я просто лежу здесь, привязанный к койке.
Знаю, хихикнул Пэт. Держись покрепче за кисточку, везунчик, они собираются убрать лестницу.
– …четыре!.. три!.. два!.. ОДИН!
Я не видел вспышки, я ничего не слышал. Мне просто стало очень тяжело – вроде как куча-мала, а ты в самом низу.
Том, где были вы, остался только пар.
Я не отвечал, у меня были проблемы с дыханием.
Они поменяли точку обзора. Сейчас они следят за вами объективом. Том, ты бы только посмотрел… Ваш корабль светит как солнце. В кадре просто больше ничего не видно.
Как бы я мог это видеть? – раздраженно ответил я. Я же внутри.
У тебя какой-то придушенный голос. С тобой все в порядке?
У тебя тоже был бы придушенный, если бы тебе на грудь навалили мешки с песком.
Что, так плохо?
Мало приятного, но все нормально, я думаю.
Пэт оставил меня в покое и стал подробно описывать, что показывают по телевизору. "Ричард И. Берд" стартовал сразу после нас, еще до того, как мы закончили ускорение и набрали вторую космическую скорость; Пэт мне все про это рассказал. Мне все равно нечего было рассказывать: видеть я ничего не видел, а болтать мне не хотелось. Я просто хотел тихо лежать и жалеть себя.
Наверное, это и вправду были шесть минут, только больше похожие на час. Много-много времени спустя, когда я уже решил, что там где-то заело в управлении и мы будем сохранять ускорение, пока не превысим скорость света, давление неожиданно прекратилось и я почувствовал себя легким как пушинка. Если бы не ремни, я, пожалуй, воспарил бы к потолку.
– Мы снизили ускорение до одного и одной десятой g, – послышался ободряющий голос капитана. – Крейсерское ускорение будет выше, но мы дадим новичкам некоторое время, чтобы привыкнуть к нему. – Тон его изменился, и он отрывисто скомандовал: – Всем постам – проверить защиту, третья секция – установить вахты по космическому распорядку.
Я расстегнул ремни и сел, а потом и встал. Может, мы и стали на десять процентов тяжелее, но я этого не чувствовал, я чувствовал себя великолепно. Я направился к двери, намереваясь осмотреться получше, чем при посадке.
И тут заорал Дасти Родс:
– Эй! Вернись и отвяжи меня! Этот придурок убрал пряжки так, что мне до них не дотянуться.
Я обернулся и посмотрел на него.
– Скажи "пожалуйста".
Дасти ответил мне, и это было совсем не "пожалуйста". Но я все равно расстегнул его. Надо было заставить его сказать "пожалуйста"; возможно, это избавило бы меня от многих последующих неприятностей.
Глава 7
19 900 вариантов
Первое, что случилось со мной на борту "Льюиса и Кларка", заставило меня думать, что я сплю, – я наткнулся на дядю Стива.
Я шел по кольцевому коридору, соединявшему каюты на нашей палубе, и искал какой-нибудь проход, ведущий внутрь, к оси корабля. Свернув за угол, я на кого-то натолкнулся. Произнеся: "Извините, пожалуйста", – я собирался было идти дальше, однако встречный схватил меня за руку и хлопнул по плечу. Я поднял глаза – это был он, дядя Стив, с ухмылкой на лице, кричавший во весь голос:
– Привет, коллега! Добро пожаловать.
– Дядя Стив! А ты что здесь делаешь?
– Спецзадание Генерального штаба. Смотреть, чтобы ты не попал в беду.
– Чего?
Когда он объяснил, все оказалось очень просто. Дядя Стив еще месяц назад узнал, что получено согласие на его заявление о специальном увольнении из армии для перехода на службу в ФДП по проекту "Лебенсраум". Он не стал рассказывать об этом семье и потратил месяц, придумывая – и придумав – способ попасть на один корабль с Пэтом или, как получилось в результате, со мной.
– Я подумал, что твоей матери будет легче, если она будет знать, что я присматриваю за ее мальчиком. Скажи ей это в следующий раз, когда будешь связываться с Пэтом.
– А я прямо сейчас и скажу, – ответил я и громко окликнул (в уме) Пэта. Непохоже было, чтобы его эта новость особенно заинтересовала. Наверное, наступала реакция после первого возбуждения и ему опять стало обидно, что я нахожусь там, где хотел быть он. Но мать была рядом, и он сказал, что сообщит ей. – Передал, она знает.
Дядя Стив бросил на меня недоверчивый взгляд.
– Это что, так просто?
Я начал объяснять ему, что это как говорить… ведь мысленно произносить слова можно быстрее, чем вслух, особенно когда потренируешься. Но он остановил меня:
– Ладно, не надо. Ты же пытаешься объяснить слепому, что такое цвет. Я просто хотел, чтобы сестренка знала.
– Ладно так ладно. – Только сейчас я заметил, что он сменил мундир. Те же, что и раньше, ленточки наград украшали такую же, как и у меня самого, форму ФДП, но не это меня удивило, а то, что на рукавах его не было нашивок. – Дядя Стив… да у тебя же майорские листья!
Он кивнул.
– Вот видишь, парень из нашего села добился успеха в жизни. Надо только много работать, вести правильный образ жизни и т. д.
– Ух ты, вот здорово!
– Меня перевели сюда с присвоением звания, которое полагается мне при уходе в запас. И продвинули еще на одну ступеньку за исключительно высокие результаты при тестировании. Останься я служить в Корпусе, вышел бы в отставку не больше чем старшим сержантом – в мирное время нет повышений! Но этот проект подыскивал нужных ему людей, а не людей с нужными званиями, и так уж случилось, что у меня как раз подходящее количество рук и ног для исполнения моих обязанностей.
– А какие у тебя обязанности, дядя?
– Я – начальник охраны.
– Да? И что ты будешь охранять?
– Хороший вопрос. Спроси меня через год или два, и я смогу дать хороший ответ. На самом деле "командир десантного отряда" звучит получше. Когда мы найдем подходящую на вид планету – я хотел сказать "если и когда", – то я и буду тем парнем, который выйдет наружу, чтобы поглядеть, как там все и насколько дружественны к нам аборигены. А все вы, ценные личности, останетесь на корабле, в уюте и безопасности. – Он глянул на свое запястье. – Пошли на кормежку.
Есть мне не хотелось, а хотелось осмотреться, но дядя Стив крепко взял меня за руку и повел в столовую.
– Если бы ты прослужил столько, сколько я, то усвоил бы: есть возможность спать – спи и никогда не опаздывай к раздаче кормежки.
Там и в самом деле была линия раздачи кормежки, типа кафетерия. На "Льюисе и Кларке" не было официантов и какого-либо персонального обслуживания, только для капитана и вахтенных. Мы прошли вдоль линии, и я обнаружил, что все-таки хочу есть. Дядя Стив провел меня – только в этот раз – к столику, за которым обедали командиры служб корабля.
– Леди и джентльмены, это мой двухголовый племянник Том Бартлетт. Вторую свою голову он забыл на Земле – он близнец из телепары. Если он вдруг сделает что-нибудь такое, чего делать не должен, не говорите мне, пожалуйста, а просто настучите ему по башке. – Он глянул на меня искоса. Я начал заливаться краской. – Ну, сынок, скажи "здрасте"… или просто кивни дядям и тетям, если ты не умеешь говорить.
Я кивнул головой и сел. Рядом со мной сидела приятная женщина с такими коленками, на которых любят сидеть дети. Она улыбнулась и сказала:
– Рада, что ты заглянул к нам, Том.
Я узнал, что она главный эколог доктор О’Тул, но по фамилии ее никто не называл; она была замужем за одним из релятивистов.
Дядя Стив обошел стол, рассказывая, кто здесь кто и чем занимается: старший механик, релятивист (дядя Стив назвал его "астронавигатор", так называлась эта должность на обычном корабле), главный планетолог Гарри Гэйтс, штатный ксенолог и так далее – в тот раз я не сумел запомнить все фамилии – и резервный капитан Уркхардт. Я не расслышал слово "резервный" и удивился, до чего же он молод. Но дядя Стив поправил меня:
– Нет-нет! Он не капитан. Он тот человек, который станет капитаном, если окажется, что потребуется замена. Вот напротив тебя сидит хирург – но ты не верь тому, что слышишь, сам он никаких операций не делает. Доктор Деверо – самый главный мозгоправ.
На лице у меня, видимо, отразилось полное непонимание, поэтому дядя Стив продолжил:
– Не сечешь? Психиатр. Док Деверо вглядывается в каждое наше движение и соображает, как скоро потребуется смирительная рубашка и шприц. Точно, док?
Доктор Деверо намазывал булочку маслом.
– Ну, в общих чертах майор прав. Но вы ешьте, ешьте – до вечера мы за вами не придем. – Это был маленький, толстый, напоминавший жабу, ужасно уродливый человечек, полный безмятежного, невозмутимого спокойствия. Он продолжил: – У меня, майор, только что появилась мысль.
– Никогда бы не подумал, что мысли могут вас тревожить.
– А вы послушайте. Меня прислали, чтобы я поддерживал в здравом рассудке сомнительных типов вроде вас… но они забыли назначить кого-нибудь – поддерживать в здравом рассудке меня. Ну и что вы прикажете мне делать?
– Мм… – Дядя Стив изобразил тщательное обдумывание проблемы. – А я и не знал, что сами вы, мозгоправы, должны пребывать в здравом рассудке.
Доктор Деверо кивнул:
– Вот тут-то вы попали в самую точку. В моей профессии, равно как и в вашей, майор, сумасшествие – не недостаток, а преимущество. Передайте соль, пожалуйста.
Дядя Стив смолк и сделал вид, что вытирает кровь с разбитого лица.
Подошел еще один человек и тоже сел за наш стол. Дядя Стив представил ему меня и сказал:
– Это командор Фрик, ответственный за связь, твой начальник, Том.
Командор Фрик кивнул мне и спросил:
– А вы, молодой человек, разве не из третьей секции?
– Э-э-э, я не знаю, сэр.
– А я знаю… и вам тоже надо бы знать. Доложитесь в центр связи.
– Вы имеете в виду – прямо сейчас, сэр?
– Прямо сейчас. Вы и так уже опоздали на полчаса.
Я сказал:
– Извините, пожалуйста, – и торопливо вскочил, чувствуя себя до крайности глупо. Я взглянул на дядю Стива, но он не смотрел в мою сторону, можно было подумать, что он ничего не слышал.
Центр связи был двумя палубами выше, прямо над центром управления; нашел его я не сразу. Там были ван Хоутен, Мэй-Лин и офицер по фамилии Трэверс – вахтенный связист. Мэй-Лин не подняла глаз, она читала пачку бумаг; я понял, что она телепатирует. Ван Хоутен спросил:
– Где тебя черти носили? Я есть хочу.
– Я же не знал, – возразил я.
– Должен был знать.
Он вышел, а я повернулся к мистеру Трэверсу:
– Что мне нужно делать?
Тот заправлял катушку пленки в автоматический передатчик и не ответил мне, пока не покончил с этим занятием.
– Когда она кончит, возьмите у нее эту пачку сообщений и делайте с ними, что уж вы там с ними делаете. Впрочем, это не важно.
– То есть прочесть все это моему близнецу?
– Именно это я и сказал.
– И вы хотите, чтобы он все это записал?
– Передаваемые сообщения всегда записываются. Вас что, ничему не учили?
Я хотел объяснить, что меня и вправду ничему не учили, так как на это не осталось времени, но потом подумал: а какой смысл объяснять? Возможно, он думает, что я – это Пэт, и считает, что я прошел полный курс. Я взял те бумаги, которые Мэй-Лин уже прочитала, и сел.
Но Трэверс еще не кончил говорить.
– И вообще я не понимаю, сейчас-то зачем вы, психи, здесь находитесь. Вы же пока что не нужны, мы еще в досягаемости обычной связи.
Я положил бумаги и встал.
– Не называйте нас "психи".
Он глянул на меня и сказал:
– Малыш, да какой же высокий ты вырос. Садись и приступай к работе.
Мы были примерно одного роста, только он лет на десять старше и фунтов на тридцать тяжелее меня. Будь мы один на один, я, может, и пропустил бы все это мимо ушей, но в присутствии Мэй-Лин не мог.
– Я сказал, чтобы вы не называли нас "психами". Это невежливо.
Вид у него был усталый и недовольный, однако со своего кресла он не сдвинулся. Я решил, что он не хочет драться и почувствовал облегчение.
– Хорошо, хорошо, – сказал он. – Не заводись с пол-оборота. И займись этими сообщениями.
Я сел, просмотрел передаваемый материал, окликнул Пэта и сказал ему подготовить диктофон; это уже не было тренировочной связью.
Он ответил:
Позвони через полчасика. Я обедаю.
Я и сам обедал, только мне не дали закончить. Не тяни волынку, Пэт, перечитай лучше контракт, который рвался подписать.
Ты и сам рвался не меньше. А в чем дело, парень, уже дрожат коленки?
Может, дрожат, может, нет. Только у меня появилось подозрение, что это будет совсем не похоже на длинную веселую прогулку. И одно я успел уже усвоить: если капитан посылает тебя за ведром краски, он хочет, чтобы ты ему принес это ведро, а не объяснения, что тебе помешало. И полное ведро. Так что включай свой диктофон и приготовься принимать цифры.
Пэт что-то пробормотал и сдался. Потом, после задержки (наверняка мама сказала, чтобы он все доел), он объявил:
Готов.
Сообщения почти полностью состояли из чисел (имеющих, наверное, какое-то отношение к старту) и кода, поэтому я заставил Пэта все повторить. Это было нетрудно, но очень уж скучно. Единственным сообщением, которое шло открытым текстом, был заказ капитана послать розы некоей миссис Детвейлер из Брисбейна с переводом стоимости на его счет в ФДП и с припиской: "Спасибо за великолепный прощальный ужин".
Больше личных посланий не было; похоже, члены нашей команды не оставили после себя никаких неурегулированных дел на Земле.
Я подумал было, не послать ли розы Моди, но я не хотел делать это через Пэта. Мне пришло в голову, что это можно сделать через Мэй-Лин, а потом я вспомнил, что, хотя деньги в банке у меня и есть, я оставил своим доверенным того же Пэта и все равно потребуется его подпись под счетом.
Так что я решил не вступать на мосты, которые сжег за собой.
Жизнь на борту "Льюиса и Кларка", или "Элси", как мы называли наш корабль, быстро вошла в рутинную колею. Ускорение увеличили еще на пятнадцать процентов, в результате чего я стал весить сто пятьдесят восемь фунтов; ноги мои сперва побаливали, пока я не привык, но привык я скоро – у тощих тоже есть кое-какие преимущества. Мы, психи, стояли одну вахту из пяти, по двое – мисс Гамма и Кас Уорнер в этом не участвовали, они связывались с другими кораблями. Сначала у нас была уйма свободного времени, но капитан быстро с этим делом покончил.
Зная, что ФДП мало надеется на наше возвращение, я не заботился особенно относительно пункта в контракте, гарантирующего обучение во время рейса, но вскоре обнаружилось, что капитан-то про этот пункт забывать не собирался. Возможность учиться была абсолютно для всех, а не только для нас, телепатов школьного возраста. Капитан назначил педагогический совет в составе доктора Деверо, миссис О’Тул и мистера Кришнамурти, и нам была предложена программа обучения практически всему, чему угодно, от рисования с натуры до древней истории. Последнюю преподавал лично капитан; выяснилось, что он знал Саргона Второго и Сократа, как своих братьев.
Дядюшка Альфред пытался записаться на все сразу, что было совершенно невозможно, даже если бы он перестал есть, спать и стоять вахты. У него никогда, рассказал он мне, не было времени учиться всему, чему хотелось учиться, и теперь-то он собирается наверстать упущенное. Даже мой настоящий дядюшка, Стив, записался на пару курсов. Вероятно, услышав об этом, я вытаращил глаза от удивления, так как он сказал: