Тогда я попросил Гарри Гейтса, чтобы он взял меня в научную группу, которую и должен был защищать дядин отряд. Гарри сказал:
– Без проблем. Там будет уйма черной работы, которой моя компания примадонн не захочет заниматься. Можешь приступать прямо сейчас: проверь оборудование по этому списку.
Мы занялись проверкой – я зачитывал список, он пересчитывал свое хозяйство. Через некоторое время Гарри сказал:
– Ну, каково быть маленьким зеленым человечком с летающего блюдца?
– Кем?
– Энэлонавтом. Мы же здесь все – энэлонавты, ты не задумывался над этим?
Тут до меня дошло. НЛО – "неопознанный летающий объект". НЛО-истерия, сообщения о встречах с НЛО проходили через всю историю полетов в космос.
– Я думаю, что мы сейчас – нечто вроде НЛО.
– Вот именно. НЛО – это исследовательские корабли вроде нашего. Они рассматривали нас, не приходили в восторг от увиденного и отбывали. Если б они не обнаружили, что Земля прямо кишит враждебными аборигенами, они сели бы и стали организовывать хозяйство, так же как собираемся делать мы.
– Гарри, ты правда веришь, что НЛО – это нечто иное, чем плод воображения, ошибки наблюдений и все такое? Я-то думал, что эта теория давно изжила себя.
– А ты, Том, сам подумай обо всех этих свидетельствах. В нашем небе действительно что-то происходило незадолго до того, как мы сами начали космические полеты. Ясно, что большинство сообщений было липой. Но некоторые из них – не были. Если у тебя перед носом факт – приходится верить в него, иначе Вселенная становится слишком уж фантастичной. Ты же не думаешь, что, кроме людей, никто никогда не строил космических кораблей?
– Ну… может, и не думаю. Но если строили, почему они не навестили нас давным-давно?
– Это, дружок, простая арифметика. Вселенная очень велика, а мы – ее крохотный закоулок. К тому же, может, они нас и навещали. Это мое личное мнение. Они исследовали нас, и оказалось, что Земля – не то, что им нужно, – может, из-за нас, может, из-за климата. И тогда НЛО улетели. – Он немного задумался. – А может, они садились совсем ненадолго, только чтобы заправиться топливом.
Эта поучительная беседа – все мое приобретение от членства в научной группе; когда Гарри внес мою фамилию в список, капитан ее вычеркнул.
– Ни один специальный связист не покинет корабль.
Это все решило, воля у капитана была железная. Вану идти было разрешено, так как его брат погиб при несчастном случае, пока мы летели с максимальной скоростью. Я рассказал про ван Хоутена Пэту и спросил, не может ли он тоже умереть для такого случая? Пэт не нашел в этом ничего смешного.
"Элси" сел в океан в достаточно глубоком месте, а затем при помощи вспомогательных двигателей подгреб поближе к берегу. Корабль далеко выступал из воды, ведь его топливные баки были на две трети пусты. Вода, содержавшаяся в них, была истрачена сначала на то, чтобы разогнать корабль почти до световой скорости, а затем – чтобы опять его затормозить. Мы еще не встали окончательно на якорь, а техники уже занялись профилактическим ремонтом двигателя. Насколько я знаю, никто из них не просился в исследовательский отряд. Думаю, для большинства техников посадка на Констанс была просто удобным случаем запастись топливом, а также провести осмотр и капитальный ремонт двигателей, невозможные во время полета. Им и дела не было – где они находятся и куда направляются, лишь бы факел пылал, а вся их техника крутилась. Доктор Деверо рассказывал, что главный металлург шесть раз летал на Плутон и в то же время нога его не касалась ни одной, кроме Земли, планеты.
– А это нормально? – спросил я, вспомнив о том, как доктор носится с нормальностью всех окружающих, включая меня.
– Для таких, как он, это показатель великолепного психического здоровья. Человека из другой породы я бы за такое крепко запер и кормил через замочную скважину макаронами.
Сэму Рохасу такая дискриминация в отношении телепатов понравилась не больше, чем мне; он тоже рассчитывал ступить на чужую землю, подобно Колумбу, Бальбоа и Ланди. Сэм зашел ко мне обсудить положение.
– Том, неужели ты собираешься это терпеть?
– Ну как сказать, я не хочу, конечно, но только что мы можем сделать?
– Я переговорил кое с кем из остальных. Все очень просто. Мы не будем.
– Не будем что?
– Ну… просто не будем. Понимаешь, Том, с того времени как мы замедлились, я начал замечать у себя снижение телепатической способности. То же самое, похоже, наблюдается у всех нас – у тех, с кем я переговорил. А ты как?
– Ты что, я не…
– Подумай получше, – прервал он меня. – Ты не мог этого не заметить. Да что там, сейчас я, пожалуй, не смог бы даже вызвать своего брата на связь. Наверное, это как-нибудь связано с тем, где мы находимся… Может, это какое-нибудь странное излучение Тау Кита или что-то в этом роде. А может – это как-нибудь связано с планетой. Как знать? И если уж на то пошло, кто нас проверит?
Потихоньку до меня стало доходить. Я не отвечал, идея была очень заманчивая.
– Если мы бесполезны как связисты, – продолжил он, – мы можем пригодиться для чего-нибудь другого… ну, например, в группе высадки. Как только мы избавимся от этого загадочного влияния, мы, вполне возможно, сможем опять передавать сообщения на Землю. А может оказаться и так, что некоторые из девушек, те, которые не хотят идти с группой высадки, смогут все-таки связаться с Землей и передать туда донесения. Это, конечно, в том случае, если дискриминация против нас, психов, не будет возобновлена.
– Это идея, – согласился я.
– Ты подумай хорошенько. И ведь наверняка окажется, что эта твоя способность все слабеет и слабеет. Вот я, например, уже все равно что глухой. – И он ушел.
Я покрутил эту идею и так и сяк. Понятно, что капитан догадается, что это забастовка… но только что он сможет сделать? Обозвать нас лжецами и подвесить за ноги, пока мы не пойдем на попятную? Может ли он быть на все сто процентов уверен, что мы врем? Ответ: нет. Никто, кроме самого телепата, не знает, на что это похоже. Никто, кроме него самого, не может знать, скис он или нет. Когда мы утратили контакт на пике скорости, капитан не высказывал ни малейших сомнений, он просто принял это как факт. И теперь ему тоже придется это принять, что бы там он ни думал про себя.
Потому что мы были ему нужны. Мы были незаменимы.
Отец был когда-то членом согласительной комиссии в местном отделении своей гильдии. Я помню, как он говорил, что бастовать имеет смысл только в одном случае: если работники так необходимы, что забастовка выигрывается, не успев начаться. Вот в таком-то положении и находился наш капитан: мы ему были нужны до зарезу. Ни одного потенциального штрейкбрехера в радиусе одиннадцати световых лет. Он не рискнет что-нибудь с нами сделать.
Правда, любой из нас может сорвать эту забастовку. Давай поглядим. Ван не считается, Кас Уорнер тоже, они больше не были телепатами, их напарники погибли. Сестричка нашей Пру, Пэйшенс, все еще жива, но эту пару не удалось восстановить после пика скорости – Пэйшенс отказалась от рискованных фокусов с гипнозом и наркотиками, они надолго потеряли связь и не смогли ее возобновить. Мисс Гамма тоже не считается, корабли с ее сестричками все еще летят с максимальной скоростью, поэтому у нас нет возможности кружной связи с Землей и не будет, пока один из этих кораблей не замедлится. Кто же тогда остается, кроме Сэма и меня? И насколько они надежны? Руп, Глория, Анна, Дасти. И дядя, конечно. И Мэй-Лин.
Да, на всех их можно положиться. То, что к нам поначалу отнеслись как к психам, сплотило нас. Даже если кому и покажется, что так поступать нехорошо, он не станет подводить остальных. Даже Мэй-Лин, вышедшая замуж на сторону. Может получиться. Если только Сэм сумеет их всех убедить.
Я хотел попасть на планету каким угодно путем. Может, этот путь и был сомнительным, но я все равно хотел.
И все-таки было здесь неприятное жульничество, нечто вроде того, когда ребенком тратишь на себя деньги, которые тебе дали для церковной кружки.
Времени у Сэма на организацию было до завтрашнего полудня, так как у нас теперь была всего одна вахта в день. Необходимости в постоянной связи не было, а работы на корабле, с того времени как было решено делать вылазку, прибавилось. Я пошел навешивать бирки на лабораторных крыс.
Но ждать до завтра не пришлось. Тем же вечером дядя созвал нас, и мы все набились в его каюту – все, кроме мисс Гаммы, Пру, ван Хоутена и Каса. Дядя оглядел нас, лицо у него было длинное и печальное; он извинился, что ему негде всех усадить, но надолго он нас не задержит. Потом он начал говорить нечто витиеватое про то, как все мы ему вроде родных его детей, и как он нас полюбил, и что мы всегда будем его детьми, что бы ни случилось. А потом он заговорил о чувстве достоинства, которое делает человека человеком.
– Человек всегда сам за все расплачивается, он хранит себя в чистоте, он уважает других людей, он держит слово. Он делает все это бескорыстно, должен это делать просто, чтобы оставаться в гармонии с самим собой. Билет на небеса стоит гораздо дороже.
Дядя сделал паузу и продолжил:
– И он всегда исполняет обещанное. – Он оглядел нас и добавил: – Это все, что я хотел сказать. Да, если уж все вы здесь, я могу сделать одно объявление. Рупу пришлось немного сдвинуть вахтенное расписание. – Он нашел глазами Сэма Рохаса. – Сэм, я хочу, чтобы ты вышел на следующую вахту завтра в полдень. Сможешь?
Секунды три не было ни звука. Затем Сэм медленно произнес:
– А что, думаю, смогу, дядя, если уж ты этого хочешь.
– Я был бы очень рад, Сэм. Понимаешь, по разным причинам я не хочу ставить на эту вахту никого другого… и мне самому не хочется ее стоять. Если бы ты не смог, мне, пожалуй, пришлось бы сказать капитану, что некого поставить. Поэтому я очень рад, что ты выйдешь.
– Ну конечно, дядя. Не стоит беспокойства.
На этом наша забастовка закончилась.
Но дядя еще не распустил нас.
– Я подумал, что скажу вам про изменения в расписании сейчас, пока вы все здесь, чтобы Рупу не пришлось искать всех по очереди и давать его вам на подпись. Но я собрал вас еще и для того, чтобы кое о чем спросить. Группа высадки покинет корабль совсем скоро. Как бы соблазнительно ни выглядела Констанс, я понимаю, что это может быть опасным… Неизвестные нам болезни, животные, которые могут оказаться смертельно опасными с самой неожиданной для нас стороны, да что угодно. Мне пришло в голову, что мы сможем тут помочь. Можно послать одного из нас с группой высадки, а другого оставить на вахте на корабле – а их напарники на Земле установят связь по телефону. Таким образом, мы будем находиться в контакте с группой высадки, даже если у нее поломаются рации или еще что-нибудь случится. Для нас это будет уйма дополнительной работы, и никакой славы… Однако, если таким образом будет спасена хотя бы одна жизнь, все это беспокойство будет оправданно.
Тут неожиданно вмешался Сэм:
– Дядя, а кого ты думаешь отправить с группой высадки?
– Я не знаю. Для нас это не было предусмотрено, мы не получаем дополнительную плату за повышенную опасность, так что я не чувствую себя вправе кому-либо приказывать, не думаю, чтобы капитан меня одобрил, если бы я кого-либо сам послал . Но у меня была надежда, что найдется достаточное количество добровольцев, чтобы организовать попеременную вахту. – Он немного поморгал, вид у него был неуверенный. – Но никто не потребует, чтобы вы шли добровольцами. Пожалуй, лучше пусть все скажут мне свое решение с глазу на глаз.
Ждать ему не пришлось, все тут же вызвались добровольцами. Даже Мэй-Лин, которая затем взбесилась и устроила большой крик, когда дядя мягко сказал, что ей стоило бы получить сперва согласие мужа – которое она потом так и не получила: семейка Трэверсов ожидала прибавления.
С капитаном дядя переговорил на следующее утро. У меня мелькало желание подключиться к нему и сразу узнать, чем это закончится, но было слишком много работы. К моему удивлению, получасом позднее громкоговоритель, висевший в лаборатории, вызвал меня к капитану. Я помыл руки и поспешил в его каюту.
Дядя был там. Вид у капитана был суровый, у дяди – мрачный. Я попытался связаться с дядей на частоте Лапочки, но тут он впервые проигнорировал меня. Капитан холодно посмотрел в мою сторону и произнес:
– Бартлетт, мистер Макнил предложил мне план, согласно которому сотрудники вашего отдела желают оказать помощь в наземных исследованиях. Скажу вам сразу и прямо, что я отверг этот план. Я благодарен за это предложение, однако намерен подвергать риску людей вашей особой категории не больше, чем перестраивать двигатель корабля для стерилизации тарелок. Все должно быть на своем месте.
Он побарабанил пальцами по столу.
– И все же у этого предложения есть свои положительные стороны. Я не имею права рисковать всем вашим отделом… однако, для повышения безопасности группы высадки, я могу рискнуть одним специальным связистом. И вот мне пришло в голову, что прямо здесь, на корабле, у нас есть готовая телепара, что избавляет от необходимости связываться косвенно, через Землю. Вы и мистер Макнил. Так что? Что вы можете сказать?
Я хотел было сразу крикнуть: "Согласен!" – но тут вдруг сообразил. Если после всех событий на высадку отправлюсь я, Сэм воспримет это крайне мрачно… да и остальные тоже. Они могут подумать, что я все устроил сам.
– Ну так что же? Отвечайте!
Какого черта, чего бы они там ни подумали, от такой возможности не отказываются.
– Капитан, вам хорошо известно, что уже несколько дней назад я вызывался добровольцем в группу высадки.
– Именно так. Хорошо. Я считаю, что ваше согласие получено. Только вы неправильно меня поняли. Вы не идете с десантом, это сделает мистер Макнил. Вы останетесь на борту и будете поддерживать с ним контакт.
Я был столь ошарашен, что чуть не прослушал, что капитан сказал дальше. Я беззвучно спросил дядю:
Как же это, дядя? Ты что, не понимаешь, все подумают, что это ты все подстроил.
На этот раз он мне ответил сильно расстроенным голосом.
Я знаю, знаю, сынок. Он меня застал врасплох.
Ну и что же ты намерен делать?
Не знаю. И так плохо, и так.
Тут неожиданно вмешалась Лапочка:
Эй, о чем это вы там шумите?
Дядя мягко ответил:
Ты отойди на минутку, милая. Это мужской разговор.
Ладно. Больше она не вмешивалась. Возможно – слушала.
А капитан тем временем говорил:
– …в любой ситуации, где можно послать одного из двоих людей, мы не станем рисковать жизнью младшего. Это стандартное правило, и оно в одинаковой степени применимо как к нам с капитаном Уркхардтом, так и к любой другой паре. На первом месте всегда стоят интересы нашей миссии. Бартлетт, ваш ожидаемый срок службы по крайней мере на сорок лет больше, чем у мистера Макнила. Поэтому мы должны предпочесть именно его для исполнения обязанностей, связанных с риском. Ну что ж, джентльмены, подробные указания вы получите позднее.
Дядя, что ты теперь скажешь Сэму? Ты можешь соглашаться, я не буду.
Не толкай меня под локоть. А вслух он сказал:
– Нет, капитан.
Капитан посмотрел на него с изумлением.
– Что такое, старый негодяй! Ты так трясешься за свою шкуру?
Дядя посмотрел ему прямо в глаза.
– Другой у меня нет, капитан. Но это не имеет отношения к делу. И возможно, вы несколько поторопились, обзывая меня всякими словами.
– Э? – Капитан густо покраснел. – Прости, Макнил. Я беру свои слова назад. Но я думаю, ты должен объяснить мне свое поведение.
– Это я и собираюсь сделать, сэр. Мы с вами оба немолоды. Я уж как-нибудь переживу и без того, чтобы ступить на эту планету. Вы, очевидно, тоже. Но для молодых все выглядит иначе. Вы прекрасно понимаете, что не потому мои ребята вызвались добровольцами в десантную группу, что они ангелы, или ученые, или филантропы… Нет, просто потому, что им не терпится сойти на берег. Вы это прекрасно понимаете, вы сами говорили мне это десять минут назад. Если вы честны с самим собой, то понимаете и то, что большинство этих детей ни в жизнь не записались бы в наш рейс, подозревай они, что их здесь запрут на замок и не позволят того, что они называют "приключениями". Не из-за денег они полетели – из-за дальних горизонтов. А теперь вы хотите лишить их того, чего они вполне разумно ожидали.
Капитан помрачнел. Он несколько раз сжал и разжал кулак, потом сказал:
– Возможно, в том, что говорите вы, и есть какой-то смысл. Но я должен сам принимать решение, эту обязанность я не могу переложить ни на кого. Мое решение остается неизменным. Вы идете, Бартлетт остается.
Я сказал:
Скажи ему, что он не получит ни одного чертова сообщения!
Дядя мне не ответил.
– Боюсь, не получится, капитан. На это дело должен идти доброволец… а я не вызываюсь добровольцем.
Капитан медленно сказал:
– Я не уверен, что необходимо личное согласие. Я наделен широкой властью определять обязанности каждого на борту этого корабля. Я склонен думать, что вы отказываетесь от исполнения своих обязанностей.
– Не совсем так, капитан. Я не говорил, что не подчинюсь приказу; я только сказал, что не вызываюсь добровольцем. Я бы попросил вас отдать мне этот приказ в письменном виде, я напишу под ним: "Подчиняюсь с возражениями" – и попрошу, чтобы текст передали в Фонд. Одним словом, я не вызываюсь добровольцем.
– Но… Какого черта? Вы же вызывались добровольцем вместе со всеми остальными. И сейчас вы пришли ко мне по этому самому поводу. Вот я и выбрал вас.
Дядя покачал головой.
– Не совсем так, капитан. Мы вызвались группой. И как группа получили отказ. Простите, если из-за меня у вас каким-то образом создалось впечатление, что я вызываюсь добровольцем… но дела обстоят таким образом. А теперь, если вы мне позволите, я вернусь к своим ребятам и скажу им, что вы отказались от наших услуг.
Капитан снова покраснел. Затем он вдруг оглушительно расхохотался. Он вскочил со стула и обнял узкие плечи дяди.
– Старый негодяй! Ты же и вправду старый негодяй, мятежник с черным сердцем. Глядя на тебя, начинаешь тосковать по старым добрым временам, по хлебу и воде, плетке и виселице. А теперь давай сядем и договоримся по-хорошему. Бартлетт, вы можете идти.
Я удалился с большой неохотой, а потом постарался не попадаться на глаза остальным психам; отвечать на расспросы мне не хотелось. Но дядя не забыл обо мне: сразу по выходе из капитанской каюты он окликнул меня и вкратце рассказал, чем все кончилось. Был достигнут компромисс. Он, я, Руп и Сэм будем меняться; первый выход (предположительно, наиболее опасный) доставался ему. Девушки будут стоять вахту на корабле, Дасти, по причине своего возраста, – с ними. Но и им кинули косточку: как только медики и исследователи решат, что планета безопасна, им будет разрешено выходить наружу по одному зараз.
– Для этого мне пришлось выкручивать ему руки, – признался дядя, – но в конце концов он согласился.