Астронавт Джонс. Время для звезд (сборник) - Роберт Хайнлайн 47 стр.


– Тише, пожалуйста. Мне поручено зачитать вам заявление капитана. – Он вынул лист бумаги и начал: "К сведению всех членов команды. Согласно указанию Фонда далеких перспектив задание нашего корабля изменяется. Мы остаемся в окрестностях Беты Кита, ожидая рандеву с принадлежащим Фонду кораблем "Неожиданная находка". Рандеву намечено приблизительно через месяц. Сразу после встречи мы прокладываем курс к Земле. Подписано: Ф. К. Уркхардт, командир корабля "Льюис и Кларк"".

Я был поражен. Ну тихоня! И все это время, пока я ругал его про себя, он уговаривал начальство вернуть нас на Землю. Понятно, почему он пользовался шифром; ты только попробуй заявить открытым текстом, что у тебя на корабле бардак, – увидишь, что тебе скажет команда. Такого, если есть хоть малейшая возможность, не сделает никто. Я даже простил ему недоверие к нам, психам, – что мы сохраним в тайне его переговоры; при таких обстоятельствах я сам себе не доверял бы.

У Жанет сияли глаза; они сияли, как у влюбленной девушки или у математика, только что придумавшего новое преобразование.

– Значит, они все-таки сумели! – произнесла она приглушенным голосом.

– Что сумели? – спросил я. Она явно принимала все это близко к сердцу; я и не догадывался, что ей так хочется домой.

– Томми, неужели ты не понял? Они сумели, сумели использовать на практике безотносительность. Доктор Бэбкок не ошибся.

– В чем?

– Неужели не понятно, ведь это очевидно. Какой корабль может попасть сюда за месяц? Ну конечно же, только "безотносительный" корабль. Тот, который перемещается быстрее скорости света. – Тут она нахмурилась. – Не понимаю только, почему это займет месяц. Это не должно занимать вообще никакого времени. Время тут вообще ни при чем.

– Полегче, Жанет, – сказал я. – Сегодня я плохо соображаю, не спал прошлой ночью. Почему ты говоришь, что этот корабль – как его там – "Неожиданная находка" – быстрее света? Это же невозможно.

– Эх, Томми, Томми… Ты подумай, будь это обычный корабль, чтобы встретиться с нами здесь, он должен был бы покинуть Землю больше шестидесяти трех лет тому назад.

– Ну, может, они так и сделали?

– Томми! Это же невозможно – потому что в то время никто не знал, что мы здесь окажемся. Как они могли это предвидеть?

Я поразмыслил. Шестьдесят три земных года тому назад… мамочки, это где-то в районе первого нашего пика. Похоже, что Жанет права, надо быть либо невероятным оптимистом, либо ясновидящим, чтобы послать в то время корабль с Земли для встречи с нами здесь и сейчас.

– Не понимаю я этого.

– Ну как же ты не понимаешь? Я же все тебе тогда объяснила, я помню это. Безотносительность. Ведь это как раз из-за вас, телепатов, и начались все эти исследования; это вы доказали, что "одновременность" – вполне допустимое понятие, а неизбежным логическим следствием этого было то, что пространства и времени не существует.

У меня начала болеть голова.

– Не существует? А тогда что же это такое – то, в чем мы сейчас, как нам кажется, завтракаем?

– Просто математическая абстракция, дорогой, и ничего больше. – Она улыбнулась, на лице ее появилась материнская нежность. – Бедненький сентиментальный Томми. Ты сильно это переживаешь.

Жанет, наверное, была права, так как двадцать девять земных суток спустя у нас состоялось рандеву с кораблем ФДП "Неожиданная находка". Время это мы потратили, ковыляя с ускорением в половину g к точке, расположенной в пяти миллиардах миль к галактическому северу от Беты Кита; оказалось, что "Находка" не любит слишком приближаться к большим звездам. Все же с расстояния в шестьдесят три световых года пять миллиардов миль – это совсем немного, немудрено и промазать. Все это время мы работали не покладая рук, приводя в порядок наши образцы и сопоставляя данные исследований. К тому же теперь, когда мы ждали посетителей, капитан Уркхардт вдруг обнаружил, что на корабле есть уйма вещей, которое давно уже пора почистить и надраить. Он даже почтил своим визитом каюты, что было, на мой взгляд, откровенным вмешательством в личную жизнь.

На "Находке" был свой телепат, что сильно облегчило сближение кораблей. Сначала они промазали мимо нас на два световых часа; затем их телепат и я через Землю обменялись своими координатами (относительно Беты Кита) и быстренько обнаружили друг друга. Будь у нас только радары и радио, мы прокопались бы не меньше недели, если бы вообще сумели вступить в контакт.

Но как только мы нашли друг друга, "Находка" оказалась на удивление шустрым кораблем, мы только глаза выпучили. Я только еще докладывал капитану ее координаты, а она была уже здесь, прямо в виду радара близкого действия. Через час она уже пришвартовалась к нам и наши шлюзы были соединены. И это был очень маленький корабль. Когда я впервые увидел "Элси", он показался мне необъятным; затем, привыкнув, я воспринимал его размеры как вполне нормальные, иногда он казался даже тесноватым. Но эта "Находка" не тянула даже на пристойный шаттл с линии Земля – Луна.

Первым на борт поднялся мистер Уиппл. Это была совершенно несуразная фигура, какую не ожидаешь встретить в космосе. Он повсюду ходил с портфелем. Однако он сразу взял бразды правления в свои руки. С ним были еще двое, и они сразу принялись за работу в маленьком отсеке грузовой палубы. Ребятам этим было в точности известно, какой отсек им нужен, нам пришлось спешно выгрузить оттуда картошку. Они провозились там полдня, устанавливая нечто под названием "генератор нуль-поля". Работали они в странной одежде, сотканной целиком из паутинно-тонкой проволоки, запеленутые в нее, как мумии. Мистер Уиппл стоял все это время в дверях, наблюдая за их действиями и посасывая сигару – первую, которую я увидел за три года; от ее запаха меня затошнило. Релятивисты крутились поблизости, обмениваясь возбужденными замечаниями; команда факела тоже собралась здесь, однако вид у них был потрясенный и несколько раздраженный. Я слышал, как мистер Регато сказал:

– Может, оно и так, но факел надежнее. Факел тебя не подведет.

Уркхардт взирал на происходящее, являя собой фигуру капитана Каменное Лицо.

В конце концов мистер Уиппл вытащил свою сигару изо рта и сказал:

– Ну что ж, вот и все, капитан. Томпсон останется здесь и доведет вас до места, а Бьеркенсен вернется на "Находку". Боюсь, вам придется примириться и с моим присутствием, я должен вернуться на вашем корабле.

Лицо капитана Уркхардта стало пепельно-серым.

– Если я правильно понимаю вас, сэр, вы отстраняете меня от командования кораблем?

– Что? Да не дай бог, капитан, с чего это вы так решили?

– У меня сложилось впечатление, что вы, по поручению центра, взяли на себя ответственность за мой корабль. А теперь вы еще говорите, что этот человек… как его… Томпсон – что он доведет нас до места.

– Боже милостивый, нет! Простите. Я не специалист в полевых работах, знаете, слишком засиделся в канцелярии. Просто считайте Томпсона своим… мм… своим штурманом. Вот-вот, он будет вашим пилотом. Но вас никто не снимает, вы остаетесь капитаном этого корабля, пока не вернетесь на Землю и не сдадите его. Тогда, конечно, он пойдет на слом.

– Вы сказали "на слом", мистер Уиппл? – раздался высокий, не похожий на себя, голос мистера Регато. Я почувствовал, что в моем животе что-то сжалось. – "Элси" на слом? Нет!

– Что? Да нет, ничего еще не решено, я, как всегда, тороплюсь. Может быть, его сохранят в качестве музея. А что, это хорошая мысль. – Он вытащил записную книжку и занес в нее эту хорошую мысль. Спрятав книжку, мистер Уиппл сказал: – А теперь, если вы, капитан, позволите, я хотел бы обратиться к вашим людям. А то времени совсем мало.

Капитан Уркхардт молча провел его в столовую.

Когда все собрались, мистер Уиппл широко улыбнулся и произнес:

– Я не очень силен в произнесении речей. Я просто хочу выразить вам благодарность от имени Фонда и заодно объяснить, чем мы тут занимаемся. Я не ученый, а всего лишь администратор, занятый сворачиванием проекта "Лебенсраум", на который вы работаете, так что я не буду особенно вдаваться в подробности. Спасательные операции вроде этой совершенно необходимы, однако Фонд очень озабочен тем, чтобы высвободить "Неожиданную находку" и другие корабли той же серии – "Безотносительный", "Бесконечность" и "Нуль" – для выполнения основной их работы – исследования звезд в окрестностях Солнца.

Кто-то выпалил с удивлением:

– Да ведь как раз этим мы и занимаемся.

– Да, конечно. Но времена меняются. Нуль-полевой корабль может за год облететь больше звезд, чем факельный – за столетие. Вам, наверное, будет приятно узнать, что один только "Нуль" за последний месяц обнаружил семь планет земного типа.

Не сказал бы, что мне было особенно приятно это узнать.

Дядюшка Альфред Макнил наклонился вперед и тихим, печальным голосом, хорошо выражавшим наше настроение, спросил:

– Минуточку, сэр. Вы хотите сказать, что все, что мы сделали… было не нужно?

Мистер Уиппл был, похоже, крайне удивлен.

– Нет, нет и еще раз нет! Мне ужасно жаль, если мои слова создали у вас такое впечатление. То, что сделали вы, было совершенно необходимо, без вас не было бы сейчас этих нуль-кораблей. Да это то же самое, как сказать, что свершенное Колумбом было не нужно: ведь теперь мы перепрыгиваем океаны, словно какие-нибудь лужицы.

– Благодарю вас, сэр, – тихо сказал дядя Альф.

– Возможно, никто еще не сказал вам, насколько необходим, я бы сказал – незаменим, был проект "Лебенсраум". Вполне возможно. Это, конечно, моя вина, но в последнее время у нас в Фонде столько суматохи, мне некогда даже поспать, так что я все время забываю, что уже сделано, а что сделать еще надо. Но вы, конечно, и сами понимаете, что без телепатов, которые находятся среди вас, весь этот прогресс был бы невозможен. – Уиппл обвел нас взглядом. – Кто они? Я хочу пожать им руки. Во всяком случае – не забывайте, я не ученый, я юрист, – во всяком случае, если бы не удалось превыше любых сомнений доказать, что телепатия абсолютно мгновенна, доказать в эксперименте, проведенном на расстоянии в десятки световых лет, вполне возможно, наши ученые все еще искали бы ошибки в шестом знаке после запятой, пытаясь спасти мнение, что телепатические сигналы распространяются не мгновенно, а с конечной скоростью, хотя и столь большой, что измерить ее не удается из-за неточности приборов. Во всяком случае, я именно так понимаю ситуацию; так мне объясняли. Так что, как вы видите, ваша прекрасная работа принесла чудесные результаты, результаты гораздо более важные, чем ожидалось, даже если они не совсем то, что вы искали.

А я думал о другом: скажи они нам это хотя бы на пару дней раньше – дядя Стив был бы сейчас жив.

Правда, он никогда не хотел умирать в постели.

– Но эти великолепные плоды ваших героических усилий, – продолжал разглагольствовать Уиппл, – созрели не сразу. Как это часто бывает в науке, новой идее потребовалось длительное время вызревания среди специалистов, после чего ее потрясающие результаты внезапно явились миру. Вот, например, я сам; если бы шесть месяцев тому назад кто-нибудь сказал мне, что сегодня я буду здесь, среди звезд, читать популярную лекцию по современной физике, я бы не поверил. Я и сейчас не совсем уверен, что я в это верю. И все-таки я здесь. Кроме всего прочего, я здесь затем, чтобы помочь вам прийти в себя, когда мы вернемся домой. – Он еще раз широко улыбнулся и поклонился своей аудитории.

– Да, мистер Уиппл, – спросил Чет Трэверс, – так когда мы вернемся домой?

– Как, разве я вам этого не сказал? Да совсем скоро… Ну, так, скажем, вскоре после обеда.

Глава 17
Время и перемены

Теперь, пожалуй, в самый раз закончить эту штуку и похоронить по первому разряду. У меня, наверное, больше никогда не будет времени заниматься литературными упражнениями.

Нас неделю продержали в Рио на карантине. Если бы не этот человек из ФДП, который был с нами, они, пожалуй, так бы и продолжали нас держать. Однако обращались с нами вполне уважительно, этого у них не отнимешь. Сам император Бразилии Дон Педро III от имени Объединенной системы нацепил каждому из нас медаль Ричардсона и произнес речь, из которой было понятно, что, хотя он не совсем понимает, кто мы, собственно, такие и где мы, собственно, были все это время, но тем не менее он высоко оценивает наши труды.

Но мы привлекли значительно меньше внимания, чем я ожидал. Нет, я совсем не хочу сказать, что службы новостей нас игнорировали; они снимали нас, они взяли у каждого из нас интервью. Однако единственная новость, которую я видел, шла под заголовком: "СЕГОДНЯ ПРИБЫЛА ТРЕТЬЯ ТАЧКА РИПОВ ВАН ВИНКЛЕЙ".

Репортер, или кто там это писал, очень повеселился, и я надеюсь, что он от своего смеха сам и задохнулся. Получалось, что и одеты мы забавно, и речь у нас забавная, и все мы такие трогательно старомодные и такие, знаете, туповатые. Фотографию, иллюстрировавшую статью, сопровождала подпись: "Шапки долой, пижоны! Дедушка вернулся!"

Я не стал читать дальше.

Дядю Альфа это не трогало; не думаю, что он вообще что-нибудь такое заметил. Он просто рвался увидеть Селестину.

– Надеюсь, – шутливо, но наполовину и серьезно, сказал он мне, – что девочка умеет готовить, как умела ее мама.

– Вы будете жить вместе с ней? – спросил я.

– Конечно, мы же всегда жили вместе.

Это было так логично, что я не нашел что сказать в ответ. Потом мы обменялись адресами. Это тоже было логично, но в то же время и странно – у нас всех давно не было другого адреса, кроме "Элси". Но я обменялся адресами со всеми и взял себе на заметку найти близнеца Дасти, если только он еще жив, и сказать ему, что он может гордиться своим братом. Возможно, в Фонде знают, где он живет.

Когда нас наконец отпустили на волю и появилась Селестина Джонсон, я ее не узнал. Я просто увидел, что какая-то высокая, красивая старая леди бросилась вперед и обняла дядю Альфа, почти оторвав его от земли, и у меня на мгновение даже мелькнула дурная мысль, что надо его спасать.

Но тут она обернулась, поймала мой взгляд и улыбнулась, и тогда я заорал:

– Лапочка!

Она улыбнулась еще шире, и я почувствовал, как на меня накатывает волна любви и доброты.

Привет, Томми. Как хорошо, что ты здесь.

Чуть позже я обещал заехать к ним, как только появится возможность, и распрощался; сейчас я им был не нужен. Меня самого никто не встречал. Пэт был слишком стар и никуда не ездил, а Вики – слишком молода, ей еще не разрешили путешествовать в одиночку. Что касается Молли и Кэтлин, то, как я сильно подозреваю, их мужья не видели в этом необходимости. Как-то так вышло, что оба они недолюбливали меня. Я, принимая во внимание ситуацию, не могу их в этом винить, несмотря даже на то, что уже давно (для них многие годы) я не могу телепатически разговаривать с их женами иначе как с помощью Вики. Но, повторяю еще раз, я их не виню. Если телепатии суждено когда-нибудь широко распространиться, такие случаи могут создать уйму семейных неурядиц.

А кроме того, контакт с Вики у меня был в любой момент, когда пожелаю. Я сказал ей забыть об этом и не суетиться: предпочитаю, чтобы меня не встречали.

На самом деле никого из нас, за исключением дяди, никто не встретил, кроме представителей ФДП. После отлучки в семьдесят один год нас просто некому было встречать. Но единственный, кому я посочувствовал, был капитан Уркхардт. Я обратил внимание на него, когда мы, покинув карантин, поджидали своих гидов-переводчиков. Он стоял совершенно один. Все остальные не были одиноки, все оживленно прощались, но у него не было друзей – думаю, он не мог себе позволить дружить с кем-нибудь на борту даже тогда, когда не был еще капитаном.

И такой он был одинокий, несчастный и мрачный, что я подошел к нему и протянул руку.

– Я хотел бы попрощаться с вами, капитан. Было большой честью служить под вашим командованием… честью и удовольствием. – Я не кривил душой, в этот момент я и вправду так считал.

Сперва его лицо выразило изумление, потом на нем появилась улыбка, такая широкая, что я подумал, что он вот-вот расколется пополам. Его лицо явно не привыкло к таким упражнениям. Уркхардт схватил мою руку и сказал:

– И для меня, Бартлетт, это было большим удовольствием. Желаю вам всяческого счастья и удачи. Э-э-э… а чем вы планируете теперь заняться?

Он произнес это с искренним интересом, и я вдруг понял, как ему хочется поговорить, просто поболтать с кем-нибудь.

– У меня нет пока никаких определенных планов, капитан. Сперва поеду домой, потом, наверное, пойду учиться. Я хочу поступить в колледж, но, скорее всего, сначала надо будет многое подогнать. Ведь за это время столько изменилось.

– Да уж, столько изменилось, – очень серьезно согласился Уркхардт. – Нам всем надо будет многое подогнать.

– А какие планы у вас, сэр?

– У меня нет никаких планов. Совсем не знаю, чем я могу заняться.

Уркхардт сказал это очень легко, просто констатируя факт; было видно, что он говорит правду, и меня захлестнула волна жалости. Капитан факельного корабля – специальность узкая до крайности, и вдруг оказывается, что таких кораблей больше не будет. Это как если бы Колумб вернулся из своего первого плавания и обнаружил, что вокруг одни пароходы. Смог бы он снова выйти в море? Он не нашел бы даже мостик на пароходе, не говоря уж о том – что делать, забравшись на этот мостик?

Капитану Уркхардту не было места в этом мире, он был анахронизмом. Один прощальный обед, а потом – очень вам благодарны, спокойной ночи.

– Полагаю, я могу выйти в отставку, – продолжил он, глядя куда-то в сторону. – Я тут прикинул, сколько жалованья накопилось у меня за это время, – получается просто неприлично большая сумма.

– Да, наверное, очень много, сэр. – Свои деньги я не считал; их получал за меня Пэт.

– Да какого черта, Бартлетт! Я же совсем не старый, мне рано в отставку.

Я посмотрел на Уркхардта. Он никогда не казался мне особенно старым, да и вправду не был таким, в отличие от капитана Свенсона. Ему было, пожалуй, около сорока – если по корабельному времени.

– Слушайте, капитан, а почему бы и вам не пойти учиться? Вы можете себе это позволить.

Вид его стал несчастным.

– Может, так я и сделаю. Наверное, так мне и надо сделать. А то пошлю все к чертовой матери и эмигрирую. Говорят, теперь большой выбор мест.

– Я, наверное, тоже в конце концов так и сделаю. Здесь, если кому и интересно мое мнение, стало совсем уже тесно. Я все вспоминаю Конни – и как красиво смотрелся залив Бэбкока. – Действительно, я думал о Конни всю ту неделю, что мы провели на карантине. Если Рио был типичным образцом современного города, на Земле теперь, пожалуй, и плюнуть некуда; мы находились в Сантосе, а нам говорили, что это Рио. – Вернись мы к заливу Бэбкока, были бы там самыми старыми колонистами.

– Возможно, так я и сделаю. Да, вполне возможно. – Но вид у Уркхардта все равно оставался потерянным.

Назад Дальше