Пырей и лисохвост. Полынь. Ковыль. Резкий запах крови от изодранных о сухую землю рук, они огнем горят, руки, все, от сжатых кулаков до плеч. Терпи, Серый. Вспугнутые кузнечики бьются о голую грудь. Степь и скорость. Хочется смеяться - и плакать.
Лагерь. Пинок под ребра: встать. Встать. Я смогу.
- Он будет говорить, Вагри!
- Да? Ну, говори, падаль!
- Говорить? - переспрашиваю я. - А что, тебя уже заинтересовали суслики?
Сын вождя прожигает яростным взглядом младшего брата.
- Он сказал "к лагерю", Вагри, - оправдывается растерянный Тенги.
- Ну да, сказал, - подтверждаю я. - Ты же сам предложил выбрать направление, ну я и выбрал. Да, прости, я забыл поблагодарить! Скачка была хороша, спасибо. Мне понравилось.
Прав был капитан! Что за дурь толкает меня на рожон? Вагри отвешивает братишке полновесную оплеуху, их дружки хохочут, и я хохочу вместе с ними. Пусть побесятся. Я честно тяну время, ты уж не обижайся, Лека, мой принц. Сегодня моя очередь тебя прикрыть.
Вагри властным жестом останавливает веселье.
- Понравилась скачка? - цедит сквозь зубы. - Еще скакать хочешь? Хорошо. Скачи, Тенги. А мы погонять станем.
Тенги, яростно взвизгнув, трогает коня. Бедный, думаю я, и отдохнуть не дали. Впрочем, Тенги не торопится: дает старшему брату время огреть меня плеткой. Дает мне держаться на ногах, бежать… и на том спасибо, враг! Визг, хохот, вой… ордынское веселье, пропади оно пропадом! Кто лучше нацелит удар… я слыхал о таких развлечениях. От Вагрика и слыхал. Аркан и плети… долго не продержусь. Это уже не допрос - казнь. Из тебя не получится вождя, Вагри, тебя слишком легко раздразнить. Ничего… пока я могу бежать, надежда остается. Когда упаду, будет хуже. Когда упаду… и все-таки я победил тебя, Вагри… я победил…
5. Смиренный Анже, послушник монастыря Софии Предстоящей, что в Корварене
- Опять в переделку попал?! - Серж хватает меня за плечи, трясет… Я едва удерживаюсь, чтобы не заорать. Плечи огнем горят.
- Вовремя вышел, - хриплю я.
- Оно и видно, - перебивает Серж. И, распахнув дверь, кричит в темную дыру коридора: - Эй, кто-нибудь! Брата лекаря сюда, живо!
- Зачем?..
- А вот зачем! - Серж сует мне под нос руки… Ладони его измазаны кровью. - Нечистый тебя побери, Анже! Ты хоть соображаешь, когда надо остановиться?!
- Я вовремя вышел, - снова шепчу я.
- Я вижу! Давай раздеваться… Что там стряслось, Анже?
- Орда… набег.
- И Серега твой попался? А ты - нет, ты скажи, ты, в самом деле, не мог раньше выйти?! В мученики захотелось? - Серж стаскивает с меня одежду и ругается не переставая. - Чего ты головой мотаешь?! Всякую осторожность потерял! Нет, ты скажи, тебе прошлого раза мало показалось?
- Перестань, Серж! - Я привстаю. Серж выдергивает из-под меня подол, и я вижу его лицо совсем близко. Сердитое до жути. - Серж, ну прости. Я ведь сразу вышел, когда стало по-настоящему опасно…
Вбегает брат лекарь, охает, хлопочет, а Серж, совсем уж помрачнев, говорит:
- Потому и нет о Сереге ничего в сказании, друг Анже. И, знаешь ли, хорошо, что ты не вздумал подзадержаться там еще на пару минут.
- Я вернусь туда.
- Что?! И думать не смей! Много воли взял, вот что!
Я не отвечаю. Потому что Серж ляпнул не подумавши… он просто испугался за меня. Понятное дело - он ведь не знает, что их спасут. Обязательно спасут - так сказал Сереге капитан, а я ему верю.
Но, конечно, сначала я вернусь к Леке. Потому что о нем в сказании есть.
6. Лека, воин Двенадцати Земель
Дорогу к Лисьей балке, в рассветном мареве, стремя в стремя с ордынцем-вождем в голове вражеского отряда, не забудет Лека никогда… даже если будет у него это самое "когда", даже если доживет он до немыслимой старости! Даже если захочет забыть - не получится. Не уйдут из памяти ни смертное напряжение, с которым стараешься поймать знак о Сереге, ни навязчивая мысль - есть ли на Лисьей в самом деле засада. И уж тем более не забудется отчетливое ощущение, что жизнь твоя подвешена на паутинке и оборвется, как только ордынец распознает обман.
Но сейчас не до того, что будет вспоминаться потом. Сейчас - помнить, каждый миг помнить, что ты - сломлен. Потому что если вождь в этом усомнится… тогда все, что ты вытерпел, было зря.
И - будь что будет.
Леке повезло: его не потащили с собой на засаду. Ордынцы не рискуют добычей попусту. Когда он буркнул, ткнув рукой вперед: "Вот она, Лисья, видите, там камыш и верба, как раз за той вербой тропа к воде", - вождь подозвал одного из воинов и приказал отвезти пленника в стойбище. Пленник, конечно, не понял приказа, испугался, заканючил: "Не убивайте", - и долго еще, трясясь в седле со связанными руками и свежим рубцом от плетки поперек спины, слышал за спиной гогот ордынцев.
И, понурив голову и чуть слышно всхлипывая, до конца разыгрывая сломленного, отчаянно вслушивался в идущие от амулета ощущения: как там Серега? И тянул, тянул, тянул на себя его боль… не спорь, Серый, тебе силы нужней… держись, только держись…
Стойбище встречает его насмешками. Лека кидает исподлобья опасливые взгляды по сторонам, думает: к Минеку повезут или сразу к вождю в палатку рабом? Удача снова не подводит: спихивает конвоир с коня прямо через ограду в пустой овечий загон, и Минек вскакивает навстречу.
Лека изворачивается, принимает землю боком и перекатывается, гася удар. Даже, кажется, ничего не сломал… Поднимается на колени, мотает головой.
- Живой, - восторженно шепчет Минек. - Гляди, живой! Ну, малый! Погодь, развяжу…
Минек плюхается на колени рядом с Лекой.
- Погоди, тебе ж неудобно так. Щас… встану… - Лека напрягается, лицо становится сосредоточенно-каменным.
- Да не надо, управлюсь! Как там?
- Не знаю. К Лисьей вывел, тут же обратно отправили.
- Засаду не заметили, значит?
- А она там есть, засада?
- А то нешто! А, ты ж не знаешь… Тут Серега твой объявился…
- Знаю… - Лека морщится, передергивает плечами.
- Ну так и подумай, зачем. Не иначе, должен был на Лисью их навести, если у нас не вышло, понял?
Минек распутывает хитрый узел, отводит Леку к поилке, плещет в лицо холодной водой.
- Еще, - просит Лека.
- Хочешь, окуну? - Минек всматривается в его лицо, отвечает сам себе: - Нет, лучше не надо. Ожоги плохие, малый. Дергает?
- Еще как…
Лека садится, прислоняется боком к столбу ограды. Минек поит из пригоршни, спрашивает:
- Били?
- Не слишком. Смеялись больше.
- Ты прости, малый. - Минек вздыхает. - Видел я, как тебя корежило. Да еще и досталось…
- Ничего… - Лека осторожно ощупывает лицо. - Ты же прав был. И у меня получилось. Хоть бы еще на Лисьей все хорошо вышло!
Словно в ответ, мчится мимо конь. Из степи - в стойбище. Всадник застрял сапогом в стремени и волочится следом, оставляя в пыли неровный кровавый след.
Стойбище взвыло. Заголосили женщины, повыбежали за охранительный круг мальчишки.
- Минек, что теперь?
- Теперь ждем. Наши придут, и тут-то мы степнякам пригодимся. Иначе кем откупаться будут?
- Да? - Лека хватается за ограду, рывком встает, кричит повелительно на родном степнякам языке:
- Эй, ты! Тебе говорю, сопляк! А ну сюда!
Пробегавший мимо мальчишка оборачивается, таращится.
- Сюда! - Лека машет рукой.
Мальчишка подходит не один. Вместе с ним подтягивается к загону случившаяся невдалеке старуха.
- Тебе чего? - грубо спрашивает мальчишка. - Мало?
Лека криво усмехается. Все, игра в труса окончена.
- Там, в степи, ваши забавляются с парнем. Советую тебе найти их и вернуть. И, честно, не завидую вам, если окажется, что его успели забить. Не надейтесь тогда на пощаду. За него мы вырежем вас всех.
- Думаешь, получится? - свистящим шепотом спрашивает Минек.
- Уверен, - цедит сквозь зубы Лека. И кричит на мальчишку: - Живо давай, кому сказано!
- Что стоишь, - шипит старуха. - Скачи скорей, он правду говорит. К восходу скачи, там они.
- Знаю, - бурчит мальчишка. Вскакивает на первого попавшегося коня, пригибается к гриве, гикает…
- Да, - выдыхает Минек, - спешит. Серый-то жив хоть еще?
- Пока жив. - Лека вцепляется в жердь ограды до боли в пальцах. Он боится. Не тот случай, когда его сила может спасти Серегу. Если не успеет лекарь - тогда…
Тянутся минуты. Лека бледнеет все больше, и Минек глядит на него встревоженно - однако тронуть опасается. Но вот губы вздрагивают… выдыхает:
- Везут… теперь хоть бы наши не опоздали…
- А вон они, наши! - И Минек, забравшись на ограду, машет сдернутой рубахой летящему к стойбищу отряду.