- Ну да, - с сухим смешком согласился Ма'элКот. - Знание того, как ты можешь поймать Саймона Клоунса, не помогло бы мне, если б ты был не в состоянии выполнить задачу.
- Однако я до сих пор не понимаю, почему ты сам не можешь поймать его, - заметил Кейн.
- Саймон Клоуне сотворил заклинание Сокрытия, которое все еще действует. Я проанализировал его результат, но не смог составить контрзаклинание - не смог и, вероятно, не смогу никогда. Голос свыше предсказал, что заклинание потеряет силу, стоит мне лишь прикоснуться к его создателю. Чары действуют непосредственно на мозг, раскалывая информацию, которой я располагаю, на мельчайшие кусочки. Из-за этого я не могу соединить их друг с другом или даже понять, в чем они сходятся. Я прихожу в ярость, когда думаю, что уже знаю, кто такой Саймон Клоунс, но не в состоянии связать его внешность с именем.
"Господи, - подумал Кейн, - вот это да!"
Он вдруг начал осознавать, что на этот вопрос ответ будет тот же, что и на предыдущий.
"Все дело в том, что я актер".
У всех здешних жителей при упоминании имени Саймона Клоунса или Пэллес Рил глаза становились пустыми - а с ним этого не происходило потому, что в его сердце, в его памяти, в дорогих ему воспоминаниях не было никакого Саймона Клоунса. Не было там и Пэллес Рил. Там была только Шенна. Он не любил абстракционизм, ее игру в Приключении "Алый бедренец", не любил созданный ею образ Пэллес Рил. Это была Шенна, всегда только Шенна.
И это всегда будет Шенна.
Он не смог бы ответить даже при огромном желании. Если она представляет серьезную угрозу, Студия не даст ему произнести ни слова, может даже убить его, прежде чем он успеет сказать правду о ней. И чем ближе Ма'элКот подбирался к ответам на свои вопросы, тем ближе он подходил к правде о Кейне.
Правде, которая в сложившейся ситуации была смертельно опасна.
"Здесь я и умру, - подумал Кейн. - Когда-нибудь он поймет, в чем дело, кто я такой, а потом убьет меня. Но если даже и не убьет - я подписал контракт о его устранении. Стоит мне сделать первую попытку, и он меня прихлопнет, как комара".
Смерть для Кейна была похожа на солнце - он не мог долго смотреть ни на то, ни на другое. Невольно он задумался о том, что его бесчисленные жертвы, включая Крила и Тоа-Фелатона, обязательно станут поджидать своего убийцу, но потом выбросил это из головы.
"В лучшем случае у меня есть надежда отправить Шенну на Землю живой. А после этого уже не важно, выживу я или умру, выиграю или проиграю. Как только она окажется в безопасности, мне на все будет наплевать".
- О чем ты думаешь? - Ма'элКот наклонился вперед, изучая лицо Кейна, - Ты принял какое-то решение, я вижу. Расскажи о нем. Сейчас же.
- Я понял, - ответил Кейн, - что мне больше нет нужды быть с тобой вежливым.
- Да ну? - Ма'элКот казался скорее заинтересованным, чем удивленным.
Кейн пожал плечами и одарил императора циничной полуулыбкой.
- Если б я не был нужен тебе для поимки Саймона Клоунса, я бы уже умер. Ты сам так сказал, Вот и выходит - глупо суетиться, пытаясь угодить тебе.
Интерес в глазах императора начал меркнуть, а в рокочущем голосе прозвучала легкая угроза.
- Глупо ли?
- Будь умнее: согласись с фактами и не мешай мне действовать в соответствии с ними.
- Умнее… да… - проворчал Ма'элКот. Утвердив локти на столе, он переплел пальцы у лица. - Умный человек приспосабливается к миру, глупец же пытается приспособить мир к себе. В итоге прогресс зависит от глупцов.
"Это же Шоу!" - поразился Кейн. Это любимая цитата Дункана - откуда взял ее Ма'элКот? Как он может цитировать земного автора, да еще запрещенного, в…
- Я знаю. - Улыбка Ма'элКота занималась медленно, как заря. - Однажды ты процитировал эти слова мне, а я ничего не забываю.
"Ну, хватит этой дури", - подумал Кейн.
- Хорошо, я сдаюсь.
Кейн раздраженно мотнул головой.
- Я пытался понять, откуда я тебя знаю. То есть мне известна твоя репутация еще с Равнинной войны и борьбы за престол; я видел, что ты совершил в Анхане, но я не могу избавиться от ощущения, что мы встречались; мне знакомы твои манеры, специфика речи, особенно то, что каждое второе твое предложение является замечанием о природе реальности или еще о чем-нибудь… Я знаю, что где-то мы уже сталкивались, но будь я проклят, если могу вспомнить поточнее. И будь я проклят, если могу понять, как я ухитрился забыть человека ростом семь футов и весом в триста сорок фунтов, да еще с внешностью модели для скульптора.
- А, льстим… - Смешок Ма'элКота дрожью отдался в груди Кейна. - Мы действительно знакомы, Кейн. Ты мог бы сказать, что встречал меня в моей прежней жизни. Однажды мне пришлось нанимать тебя на работу.
- Правда?
- Правда. Какое-то время мы работали довольно тесно. Это было… да, лет семь назад, перед самой Равнинной войной. Я нанял тебя, чтобы ты добыл корону, когда-то принадлежавшую Дал'канниту Тысячерукому.
Кейн застыл с разинутым ртом.
- Шутишь!
Император самодовольно покачал головой.
- Нет. Ты знал меня под именем Ханнто из Птерайи, а мое довольно непритязательное прозвище звучало как "Коса".
- Ханнто… - недоверчиво выдохнул Кейн. - Так ты - Ханнто-Коса?
Человек, нанявший Кейна похитить корону Дал'каннита, был самым настоящим магом - скользкий тип с крысиной мордочкой и нечистой кожей, лет на десять постарше Кейна. Ханнто был адептом, но владел не слишком симпатичным мастерством: он специализировался в некромантии, чтобы иметь средства на свое хобби - коллекцию реликвий различных исторических фигур. Корона была единственным артефактом, оставшимся от легендарного липканского военачальника Дал'каннита, позже ставшего олицетворением бога войны. Корона исчезла после Джеретской революции более трехсот лет назад, однако Ханнто удалось получить кое-какие сведения о ее местонахождении. Но сам Ханнто… Это был жалкий слабак, Кейн мог бы пришибить его одной левой; за впалую грудь и сутулую спину маг и получил прозвище "Коса". А Ма'элКот был… ну… Он был Ма'элКотом.
- Я не Ханнто-Коса, - сказал император. - Я был Ханнто-Косой несколько лет назад, А теперь я Ма'элКот. Император Анханы. Щит Проритуна, Лев Белой Пустыни и прочая, и прочая.
- Не могу поверить…
Император улыбнулся, явно наслаждаясь растерянностью Кейна.
- Чему же ты не можешь поверить? С помощью силы, данной мне короной и еще несколькими артефактами, которые я собирал много лет, я изменил себя. - Он потянулся, как просыпающийся ото сна лев. - Я сделал себя таким, каким всегда хотел быть. Что же тут странного? Разве ты, Кейн, не поступил так же?
- Быть может, - задумчиво протянул Кейн, - но в моем случае результат был не столь… впечатляющим.
- Ты скромничаешь. Так вот, кража короны стала четвертой из тех поворотных событий в истории Империи, о которых я говорю. И, я сказал бы, самой важной из них.
Кейн исподтишка бросал взгляды на императора, все еще надеясь рассмотреть в этом самоуверенном гиганте вечно ноющего, нервного маленького некроманта, которого он когда-то знал.
- А чем ты стал? В смысле - что ты теперь такое? Ма'элКот вытянул руки.
- То, что ты видишь перед собой. У меня нет секретов, Кейн. Можешь ли ты сказать то же самое?
На этот вопрос не могло быть осмотрительного ответа. Кейн молча продолжал созерцать императора. Через несколько секунд Ма'элКот вздохнул и поднялся.
- Ты доел?
Его собственная тарелка была едва тронута.
- У меня нет особого аппетита, - пожал плечами Кейн.
- Прекрасно. Иди за мной.
Ма'элКот направился к двери. Кейн быстро вытер губы и тайком промокнул салфеткой выступивший на лбу холодный пот.
"По крайней мере мне удалось сменить тему".
Он смял салфетку и бросил на свою тарелку. Потом встал и пошел следом за императором.
4
Большой зал дворца Колхари был чудовищно огромной гулкой комнатой с мраморным полом и стенами из базальтового туфа. Кейн вспомнил, как почти десять лет назад он шагал по этому полу к Дубовому Трону.
Тел-Алконтор, старший брат Тоа-Фелатона, хотел произвести Кейна в бароны за его героизм в войне с Кхуланской ордой в Серено. Студия совсем не была заинтересована в том, чтобы самая яркая восходящая звезда осела в каком-нибудь захудалом поместье на задворках Поднебесья; более того, граждане Монастырей, как правило, отказывались от титулов и наград, которые предлагали им временные правители, и потому Кейн пришел во дворец, чтобы надлежащим образом, с соблюдением всех формальностей отклонить предложение.
Он помнил это ощущение пустоты вокруг, сохранявшееся, несмотря на то что зал был буквально забит дворянами, сановниками, военными и выдающимися горожанами. Высокие мерцающие потолочные арки эхом откликались на любой звук, и потому зал казался пустым, сколько бы народу в нем ни было.
Дубовый Трон, на котором сидел теперь Ма'элКот, стоял на большом прямоугольном возвышении; к нему вели двадцать семь высоких ступеней, начинавшихся на необъятной площади зала. Узкие гобелены в вековой пыли и ламповой саже все еще свисали меж высоких колонн, однако больше ничего знакомого Кейн не заметил.
В зале произошло немало изменений.
Пыльные лучи, проникающие сквозь южные окна, терялись в свете двенадцати бронзовых жаровен. В них горели точь-в-точь такие же угли, что и под котлом в малом бальном зале; они давали свет и тепло, однако не дымили. Располагаясь на самом виду, они посылали не такой яркий свет, как лампы; его отблески метались по стенам и бились, отбрасывая как бы ожившие тени.
В центре зала выстроили огромную квадратную платформу высотой в девять футов и шириной в несколько сот. Она была задрапирована таким количеством красно-золотой ткани, что ее хватило бы на ливреи для всей дворцовой прислуги.
На постаменте высилась бронзовая статуя, изображающая обнаженного Ма'элКота. Он стоял, уперев руки в бока и расставив ноги, как олицетворение власти и силы. Блестящие мускулы не были тронуты ни единым мазком краски, на лице изваяния застыло теплое, доброе выражение. Со своего места Кейн мог разглядеть, что статуя двуликая - на другую сторону смотрело ее второе лицо.
Кейн принял эту двуликость за предостережение.
Между ногами идола был короткий наклонный спуск, тоже бронзовый; он шел от платформы к небольшому углублению у подножия трона. Кейн мимоходом заметил тень огромного фаллоса по другую сторону скульптуры; на его же стороне в этом месте была только складка, должно быть, стилизация женского лона.
Кейну показалось, будто он спит.
За троном находился уютный занавешенный альков. Там была пара стульев, и Кейн уселся на один из них, уставясь в глазок за спиной Ма'элКота. Император сам поместил его туда, заявив, что не хотел бы лишиться общества Кейна только потому, что подоспело время аудиенции.
В общем, Кейн сидел и наблюдал, как делегации со всей Империи одна за другой выходили вперед и взбирались по ступенькам к трону, чтобы вручить свои прошения. Ма'элКот слушал и кивал, а когда речь заканчивалась, отправлял делегатов на платформу. Они должны были собираться под ней и снимать одежду.
Потом обнаженные мужчины и женщины, от бедных дворян до графов, по ступенькам поднимались на платформу. Там они присоединялись ко все растущей толпе обнаженных дрожащих людей всех возрастов, которые ждали и понимающе, однако нервозно следили за тем, как Ма'элКот обходится с их предшественниками.
Все это время император шепотом комментировал ситуацию специально для Кейна, рассказывая об этом вот бароне или о том рыцаре, о бедах, обрушившихся на их землю, их прежних политических связях, нынешних желаниях и о том, каким образом император надеялся использовать их в своем Великом Деле. Изредка рассказ отклонялся от темы, однако всякий раз Ма'элКот возвращался к главному - к своим достижениям и планам.
Кейн заподозрил, что Ма'элКот привел его сюда и посвящает во все потому, что сам Кейн знал человека, которым когда-то был император, а значит, мог оценить его свершения и перспективы. Возможно, единственной человеческой слабостью императора была неизбывная жажда похвалы.
Медленно, с неудовольствием Кейн начинал признавать, что ему действительно нравится Ма'элКот. Было нечто странно притягательное в его спокойном, безграничном доверии; его высокое самомнение столь убедительно оправдывалось его властью, что казалось почти закономерным. Стоило Кейну забыть о том, зачем он здесь и что должен совершить, как его беспокойство исчезало. Он вдруг обнаруживал, что его тянет к императору, но не как к человеку или к другу, а скорее так, как иных влечет к себе море или горы.
Как может не нравиться человек, столь явно наслаждающийся своим существованием, собою таким, каков он есть?
- Конечно, я уничтожил корону, - откровенничал тем временем Ма'элКот. - Это был всего лишь ключ, открывший мне доступ к Силе, которой я теперь обладаю. Не стоило оставлять этот ключ кому-то еще. А я сумел использовать эту Силу, - он вытянул руку поверх мантии, словно собираясь сказать "Алле!", - чтобы изменить свой образ в соответствии с моим желанием. Во-первых, я стал красивым - вспомни, как выглядел Ханнто, и ты поймешь меня. Потом я снабдил себя острым умом, интеллектом, который граничит с энциклопедичностью. И, наконец, я стал императором Анханы - это дало мне политическую силу, настоящую власть. Однако это еще не все.
- Разве? - вскинул брови Кейн. - Что же тебе осталось? Стать богом?
- Вот именно.
Следующая делегация прибыла от фермеров Каарна; послы проехали тысячу миль, чтобы просить императора справиться с засухой, сжигавшей их доля. Ма'элКот согласился исполнить их просьбу и отослал на платформу.
Пока они с достоинством шли мимо задрапированного возвышения, Кейн заметил:
- Ничего себе обещание!
В ответ Ма'элКот исторг заразительный олимпийский смех.
- Я его сдержу. Ничтожный из меня выйдет бог, если я не смогу наслать дождь.
- Это ведь шутка, да?
- М-м… может быть,
В несколько секунд он разрешил тяжбу о земле, затеянную двумя киришанскими баронами. Насколько Кейн понял, Ма'элКот выполнил задачу с блеском: оба барона казались весьма довольными, когда понесли свои туши к платформе. Потом император вернулся к предмету разговора.
- Как ни смешно, но меня вдохновили на это актиры. Кейн порадовался, что сидит позади, вне поля зрения императора. Он сглотнул и постарался овладеть своим голосом, чтобы легко произнести:
- Актиры? Неужели ты веришь в эти бабушкины сказки?
- М-м… Кейн, если б ты видел то, что видел я…
- Я думал, - осторожно вымолвил Кейн, - ну, честно говоря, я думал, вся эта охота на актиров - всего лишь предлог, чтобы избавиться от политических противников.
- Так оно и было. В конце концов, я же тиран. Я завладел троном безо всяких на то прав. Я ведь, по сути, простолюдин.
Он откинулся на спинку Дубового Трона и мрачно посмотрел на подданных.
- Несмотря на все мои возможности и популярность среди простонародья, дворянство было настроено против меня с первого моего дня на троне. Обвинить какого-нибудь графа или барона в том, что он актир, означает не только подорвать веру в его партию, но и получить убедительный повод, чтобы убить его. Ты прав, я считал актиров эдакой удобной страшилкой, за которой легко было скрыть истинные намерения моих врагов.
Потом актиры попытались убить меня.
Восемь мужчин с неизвестным доселе оружием, стрелявшим мелкими кусочками металла, - они вылетали струей, как вода изо рта горгульи, - напали на меня в моем же дворце. Во время боя погибло двадцать шесть моих слуг, из них только семеро Рыцарей двора и трое оруженосцев. Все остальные были безоружны - слуги, мужчины и женщины да три пажа, совсем еще дети.
Кейн содрогнулся за своей спасительной стеной. "Восемь человек с штурмовыми винтовками… Да ты герой, Коллберг!"
- Шестерых я взял живьем. Трое умерли в Театре правды, под присмотром мастера Аркадейла. От них я очень много узнал об актирах. Это такие же люди, как и ты, Кейн, такие же, каким был когда-то я. Некое заклинание, наложенное их хозяевами, останавливает их дыхание, если они пытаются говорить о своем мире, но я все равно узнал немало - а еще больше вытянул из тех троих, которых убил собственными руками.
"Немало?" - подумал про себя Кейн. Он прекрасно знал о накладываемых Студией ограничениях, об удушливом ощущении, возникавшем всякий раз, как он пытался заговорить по-английски здесь, в Поднебесье. Студия считала, что актер не способен выдать себя или других актеров даже под пыткой, - они просто умрут, если не выдержат и попробуют нарушить молчание.
- Я использовал то самое заклинание, которое чуть не применил к тебе, Кейн, - продолжал Ма'элКот, словно прочитав мысли убийцы. - В результате экспериментов на врагах империи я значительно улучшил его и модернизировал. Находясь в состоянии мыслезрения и поддерживая это заклинание, я могу отследить угасающее отражение памяти человека - можешь назвать это душой, - если у его тела не хватает сил, чтобы удержать ее. Так я и узнал о их мире.
Кейн ощутил, как по спине пробежал холодок. "Я - один из самых известных людей этого мира".
- Там правят люди, и только в старых легендах сохранились упоминания о других разумных существах. Они все говорят на едином языке и творят такую магию, которая свела бы тебя с ума, Кейн, если б я рассказал тебе о ней. Да ты и меня счел бы сумасшедшим.
На секунду он умолк, глядя куда-то в пространство, словно разглядывал чудеса того чужого мира,