Я кусаю язык, и рот наполняется слюной. Я делаю глубокий вдох и плюю в глаза Коту.
Он моргает, но этого вполне достаточно. За то мгновение, что глаза остаются закрытыми, я наношу ему жестокий удар ботинком по коленной чашечке. Она резко смещается, и связки рвутся, причиняя Коту ужасную боль. Пока он решает, что предпочтительнее - закричать или ударить меня, я выворачиваюсь из-под его плеча и бросаюсь прочь. Ему меня не догнать.
Близнецы уже на ногах и сражаются спина к спине; они тяжело дышат, их раны кровоточат, но вокруг валяются пять истекающих кровью Котов. Дак и Жак выросли в школе гладиаторов, с шести лет сражались рука об руку, в ближнем бою они практически непобедимы.
Но сейчас Коты стараются отойти подальше от дыры в стене, подставив братьев под огонь арбалетчиков на другой стороне улицы, и только тут замечают, что я свободна.
Я мигом возвращаюсь в состояние мысленного зрения; Оболочки Котов начинают мерцать, и комнату заполняет Сила. Мои пальцы нащупывают в сумке вертушку размером не больше медяка, но покрытую платиной и золотом. Наложенные мною знаки светятся яркой зеленью. Этот образ заполняет мое сознание, я подношу вертушку к губам и дую.
Образ вертушки, появившийся перед моим внутренним взором, ложится на Оболочку, потом достигает разбитых осколков досок, проникает в них и заставляет их Оболочки отразить некогда протекавшую в них жизнь. Мне хватает секунды, чтобы связать образ вертушки с ослабевшими Оболочками досок и установить симпатическое единство между ними и крыльями вертушки. Доски поднимаются в воздух и, когда я вновь дую на вертушку, начинают вращаться.
Они вращаются подобно пропеллерам или циркулярным пилам. Я машу вертушкой, заставляя ее вращаться все быстрее и быстрее, и вместе с ней вращаются доски. Созданная мною связь с вертушкой обеспечит их непрерывное движение. Теперь я могу использовать собственную Оболочку, чтобы контролировать их полет.
Я посылаю вращающиеся доски в Котов. Рев вертящихся кусков дерева смешивается с криками боли и страха; самые большие куски бьют врагов с неистовой силой, и даже самые маленькие кусочки дерева ранят до крови.
- Отступайте, идиоты! Назад! - отрывисто кричит укрывшийся в коридоре Берн.
Коты бросаются к тому месту, где прежде была дверь, и я посылаю на них половину досок. Вторая половина по моему приказу начинает вращаться перед близнецами, прикрывая их, отход из-под огня арбалетчиков. На мгновение меня переполняет дикая, непреодолимая вера в нашу удачу; мы выберемся.
За ревом дерева удары арбалетных стрел почти не слышны. Всего две стрелы пролетают между вращающимися досками, но одна попадает Даку в голень. Наконечник стрелы - это около двухсот пятидесяти граммов кованой стали, и бьет он с силой кузнечного молота. У Дака подламываются ноги, и он с криком начинает падать, цепляясь за плечи брата. Жак поворачивается, чтобы взять брата на руки и понести его, но в этот миг в комнату молнией влетает Берн.
Прыгнув, он ловко катится по полу, а затем вскакивает на ноги уже с мечом в руках. Я лихорадочно меняю направление полета вертящегося дерева, но поздно… Берн поворачивается, на месте, и его меч перебивает Даку шею еще прежде, чем раненый успевает понять, что в комнате появился новый нападающий. Голова Дака падает вперед, заливая кровью лицо брата; Жак, глухо вскрикнув, пытается освободиться от тела брата и достать меч. Однако Берн ухитряется перевернуть меч и провести удар через локоть. Острие вонзается в открытый рот Дака и выходит из затылка.
За какую-то секунду Берн убивает двух лучших бойцов Империи и произносит:
- Щит. Мне.
Когда мои вертящиеся доски наконец приближаются к нему, его уже укрывает шар полуреального стекла. Дерево бессильно ударяется о него,
- Тебе придется потрудиться, - говорит Берн. Оставаясь внутри шара, он взмахивает мечом, разбрызгивающим кровь, и ухмыляется.
Вместо ответа я посылаю вращающиеся доски в коридор, к Котам, а потом разбиваю вертушку о стену. Надеюсь, после этого доски превратятся в мелкие обломки и окутают Котов облаком пыли. Те отзываются на взрыв нестройным хором вопящих голосов.
Берн смотрит на меня нахмурясь, но внезапно его лицо светлеет.
- Пэллес! - изрекает он с печальной улыбкой: узнал. - Это ты! Пэллес Рил, черт меня подери! Значит, Кейн тоже с тобой? А, да что я спрашиваю! Будь он здесь, он сидел бы у твоих ног подобно щенку.
Я пячусь через пролом в соседнюю комнату, а Берн наступает на меня.
- То есть ты одна? Это… это ты? Ты - Саймон Клоунс? Загадочный Саймон Клоунс, неуловимый шип в лапе Льва Анханы - это ты, черт тебя побери, Пэллес Рил!
Он облизывает губы.
- Я мечтал, - произносит он густым задумчивым голосом, - мечтал встретить тебя снова. У меня были планы насчет тебя, Пэллес. Кто знает, может, тебе даже понравится. Если же тебе понравится, ты, пожалуй, переживешь их.
Я молчу и медленно отступаю - чем дольше Берн будет рассусоливать, тем дальше уйдут Ламорак, Таланн и семья Конноса.
Ухмылка Берна становится шире.
- А забавно будет оставить тебя в живых. Тогда ты могла бы рассказать Кейну, что я с тобой сделаю. Я качаю головой.
- Ничего не выйдет, Берн. Мы с Кейном разошлись. Ему нет дела до того, что случится со мной. Он согласно кивает.
- Хорошо, тогда я просто доставлю себе удовольствие.
- Сперва поймай!
Я снова принимаюсь за дыхательные упражнения и вхожу в состояние мысленного зрения. Мои пальцы начинают распутывать завязки висящего на поясе мешочка.
- Уже поймал! - фыркает Берн.
Блестящий каштан в моей в руке начинает дымиться и высвобождает вихрь Силы, когда я концентрируюсь и активирую заклинание.
Увидев дым, Берн с сожалением смотрит на меня.
- Для того чтобы быть неплохим магом, большого ума не надо. Но я никогда не поверю, что ты так глупа, если надеешься причинить мне вред. Мой щит получает Силу от Ма'элКота, сука! Тебе его ничем не пробить.
Я без слов бросаю к его ногам каштан - так кидают шарики в детской игре. Не могу отказаться от позерства, это все дурное влияние Кейна, да еще высокий уровень адреналина в крови и неверие в то, что я умру на этом месте.
- До встречи, - роняю я и прыгаю в отверстие. За моей спиной каштан взрывается - сила взрыва сотрясает пол и вышвыривает Берна вместе со щитом через дыру в стене.
Комната, где произошло сражение, находится на третьем этаже - падение не убьет Берна, но, возможно, сломает ему пару костей или отключит сознание. А отверстие в полу немного замедлит продвижение Котов. По крайней мере я на это надеюсь.
Я приземляюсь в комнате этажом ниже и замираю: слышится жалобное хныканье из-под кровати. Какой-то несчастный, доселе мирно спавший, разбужен взрывами, огнем и людьми, явившимися с потолка. Я пожимаю плечами - под кроватью ничуть не менее безопасно, чем в любом уголке здания.
Мне хватает нескольких секунд, чтобы пройти еще через три дыры в стенах и присоединиться к остальным. Ламорак пробивает стену в следующую комнату с южной стороны, но работа дается нелегко - по его стянутым в хвост волосам струится пот. Прикрывающая тыл Таланн кивает мне.
- Где близнецы?
- Убиты.
Я поворачиваюсь к дыре, сквозь которую вошла, и достаю из кармана еще один кварцевый щит.
- Мертвы? - ошеломленно переспрашивает Таланн, - Оба?
Я отвечаю до тех пор, пока новый щит не закрывает пролом. Но в этот миг в самой дальней комнате из отверстия в потолке начинают сыпаться Коты, Они обнажают мечи и бросаются на нас.
- Да, - наконец отвечаю я, - они подарили нам время. Давайте не будем тратить его впустую.
Обе дочери Конноса прижимаются к матери, их всхлипывания становятся глуше. Коннос подавленно качает головой.
- Я должен был сдаться, должен был выйти к ним сам. А теперь из-за меня вы все…
- Заткнись, - обрываю я его. - Мы все еще живы и надеемся вытащить вас отсюда. Всех вас. Ламорак, тебе еще долго?
Ламорак работает мечом; на его шее вздуваются жилы - почти закончена одна сторона арки.
- Тридцать секунд, - хрипло, с натугой отвечает он.
- Постарайся управиться за пятнадцать. У меня больше нет щитов, неизвестно, сколько еще я смогу удерживать Берна.
Коты бьют по моему щиту ногами и мечами. Отдача вызывает у меня головокружение. Из дальней комнаты доносится звук ломающегося дерева: Коты обнаружили входную дверь.
Таланн обнажает пару длинных ножей и с угрюмой улыбкой салютует мне.
- Кажется, они меня зовут.
- Таланн… - говорю я, но она уже исчезает в соседней комнате.
Не зря она так почитает Кейна - в бою она становится настоящим дьяволом, машиной смерти, скомплектованной из ног, кулаков и клинков. Крики страха и боли, доносящиеся из соседней комнаты, подтверждают, что Коты не были готовы к ее появлению. Я вдруг обнаруживаю, что молюсь: пусть она убьет побольше врагов до того, как они покончат с ней.
Ламорак вытягивает Косалл из стены и пинает выпиленный кусок. Тот падает и исчезает в облаке пыли, а Ламорак уже помогает семье Конноса выбраться через дыру. Потом он берет меня за руку и привлекает к себе…
- Больше ничего резать не надо. Бегите прямо по коридору и в переулок, он выходит к реке. Беги!
- Ламорак, они убьют тебя… Он пожимает плечами.
- Либо я, либо ты. Ты можешь вывести Конноса с семьей без нашей помощи, а вот я - вряд ли. - Он касается мечом кирпичной стены. - А эту дыру я смогу удерживать еще очень долгое время. Если доберетесь до кантийцев, пришлите подмогу.
Я начинаю протестовать, но в мой щит ударяет волна пламени, и в глазах у меня темнеет от боли.
Это Берн. Он идет сюда.
Колени у меня подламываются, и Ламорак выталкивает меня в дыру со словами:
- Поверь, я не хотел этого. Извини, Пэллес. Приходится мне платить…
- Платить? Ламорак…
Но он уже повернулся ко мне спиной и встал, закрывая плечами проход. Я слышу пение Косалла, пронзающего сталь и кость.
- Идите!
Коннос и его жена - оказывается, я не знаю ее имени - ждут, чтобы я повела их.
- Берите девочек на руки и бежим! - приказываю я. Они хватают на руки дочерей и следуют за мной. А я бегу через комнаты и через пустой, к счастью, холл - длинный, с множеством дверей. Окно на противоположном конце сияет в солнечном свете, как бы обещая спасение. Мы мчимся изо всех сил.
Добежав до окна, я выглядываю в переулок.
Он полон Котов.
Там их около десятка: две пятерки, закрывающие видимые мне выходы из переулка. Десять Котов - и никакого оружия, чтобы сразиться с ними.
Коннос видит выражение моего лица и бормочет:
- Что случилось? В чем дело? Они уже там, о боже, уже там.
- Мы пока еще живы, - успокаиваю я его и достаю из внутреннего кармана куртки серебряный ключик.
За какую-то секунду я вхожу в состояние мысленного зрения и вызываю в сознании светящиеся символы. Я прикладываю ключ к замку ближайшей двери, и тот открывается с резким звуком. Я затаскиваю своих спутников в помещение.
В нем две комнаты - хвала богам, пустые,
- Так, у нас есть несколько секунд, чтобы наметить дальнейший план действий. У меня не осталось магии, поэтому нас не засекут до тех пор, пока не примутся открывать каждую дверь.
- Разве вы… разве вы не можете сделать нас невидимыми… или еще что-нибудь придумать? - неуверенно выдавливает жена Конноса.
- Не глупи, - сердито вставляет Коннос. - Плащ Невидимости не способен работать без магии. Тогда любой прибор может засечь нас, как только мы станем вбирать Силу.
- Но, может быть, - говорю я, - плащ в сочетании с сильной защитой от обнаружения… Он широко раскрывает глаза.
- Дай мне свиток.
- Но… но…
За дверью громыхают сапоги. Значит, Ламорак убит. При мысли об этом я перестаю дышать, на глаза наворачиваются слезы. У меня такое чувство, будто мне в грудь вонзили огненный нож и от невыносимой боли я не в состоянии даже мыслить.
Зло смахиваю слезы. Поплакать я всегда успею - если, конечно, у меня будет на это время.
Я хватаю Конноса за куртку и встряхиваю его.
- Давай свиток. Не дожидаясь согласия, я срываю с его пояса футляр и отталкиваю. Коннос спотыкаясь делает шаг назад, в то время как я отвинчиваю крышку футляра и вытряхиваю свиток себе на ладонь.
- Но я не уверен, что…
- У тебя есть лучшая идея?
Я разворачиваю промасленный пергамент с выведенными золотыми чернилами знаками. Знаки сразу же проникают в мозг, и мне остается только включить мысленное зрение да открыть Оболочку - таинственное заклинание льется с моих губ.
Слова звенят в воздухе, нет больше ни света, ни звука, ни Пэллес; остается только Хэри Майклсон, сидящий в кресле председателя Коллберга. По его лбу стекает пот. Изображение исчезает с экрана, и теперь Хэри слышит только собственное хриплое дыхание да гулкие удары сердца по ребрам.
4
Несколько минут он просидел не двигаясь и не отирая пот, конвульсивно цепляясь пальцами за кожаные подлокотники. Он не мог ни о чем думать, не мог заставить себя отодвинуть с глаз щиток, не мог даже сглотнуть, потому что горло сжимала чья-то сильная рука.
- Вот, собственно, и все, - донесся откуда-то издалека голос Коллберга.
"Наверное, именно так возникает паническое состояние, - отрешенно подумал Хэри. - Да, точно, это паника".
Шлем соскользнул с головы, и Хэри ничего не оставалось, как только посмотреть в круглое лицо Коллберга, на толстые губы, кривящиеся в дурацкой ухмылке.
- Э-э… впечатляет, а?
Хэри страдальчески закрыл глаза. Чем дольше он смотрел на этого высокомерного ублюдка, тем сильнее хотелось врезать ему по физиономии. Коллберг был администратором: оскорбление действием, нанесенное представителю высшей касты, хоть и не считалось тяжким преступлением, все же влекло за собой принудительный перевод в касту рабочих и пятилетнее отбывание в трудовых лагерях.
Овладев своим голосом, Майклсон спросил:
- Она жива?
- Неизвестно. Эта запись - наш последний контакт с ней. У нас нет телеметрии, мы не можем засечь ее ответчик. Вероятно, это заклинание на свитке нарушило связь.
Хэри прижал руки к глазам и увидел рассыпающиеся цветные пятна.
- Сколько у нее времени?
- Если считать, что она еще жива…
- Сколько?
Голос Коллберга стал ледяным.
- Не прерывайте меня, Майклсон. Знайте свое место! Хэри открыл глаза и наклонился вперед. Коллберг стоял перед ним и ждал. Невидимая рука, сжимавшая грудь Хэри, не ослабляла хватки до тех пор, пока у него не перехватило горло.
- Приношу свои извинения, администратор.
- Ладно, - хмыкнул Коллберг. - Итак, то, что вы наблюдали, произошло этим утром примерно в десять по анханскому времени. Заряда в энергетической ячейке ее мыслепередатчика хватит на сто семьдесят часов плюс-минус еще десять. Значит, сейчас у нее остается по меньшей мере сто пятьдесят семь часов. Если за это время она доберется до точки переноса - прекрасно. Иначе…
Хэри застыл на месте. В его воображении проносились ужасные картины. Распад тела - ночной кошмар каждого актера. Когда Студия начинает обучение новых лицедеев, им непременно показывают, что осталось от актеров, которые вышли из фазы Поднебесья. Как правило, подобные неудачники возвращаются в виде бесформенного комка протоплазмы, или груды полукристаллизовавшихся обломков, или чего-то совсем уж неописуемого - в таком случае везет зрителям, так как этого им запомнить не удается. Только изредка прибывшая обратно субстанция напоминает человека.
Хэри тихо спросил:
- Она хотя бы знает, что отрезана от нашего мира? Коллберг выразительно пожал жирными плечами.
- Честно говоря, Майклсон, она скорее всего мертва.
- Отправьте меня туда. Я знаю город. Я найду ее. "Или ее тело. - Он смог прийти в чувство, пообещав себе, что если найдет только тело, то отправится искать Берна. - Посмотрим, как ты будешь качать Силу, сволочь. Качай на здоровье, особенно после того, как я выколю тебе глаза".
- Прошу прощения? - Коллберг поднял брови; его по-детски самодовольные интонации оторвали Майклсона от кровавых размышлений. - Я… да, наверное, я вас не расслышал. Наверное, вам пора слезть с моего кресла, и побыстрее.
Хэри опустил голову, напомнив себе, что в жирных бледных лапах Коллберга находится жизнь Шенны. Он медленно встал с виртуального кресла и стоял с опущенной головой, глядя в пол. Он вложил в голос всю искренность, какую смог найти в охваченной огнем груди.
- Прошу вас, администратор, давайте заключим сделку, Отправьте меня в Анхану.
- Это уже лучше. Вот на это я, собственно, и надеялся. Пойдемте прогуляемся до Центра контрактов.