Директор кашлянул, больше для того, чтобы проверить наличие голоса, чем по необходимости. Выгнал поганой метлой из головы срамные мысли и, глубоко вздохнув, махнул рукой, как отрезал:
- Не нужны мне ваши сладости! Как судьбой велено, так все и сбудется.
- Иван Васильевич, миленький, откуда это в вас? Вы же человек глубоко материалистичный, партийный и идейный! Какая судьба? Человек сам кузнец своих несч… своей судьбы, прошу пардону. Простой пример - вы говорите "Да!" и ваша судьба делает финт. Давайте проверим! Нет, давайте поспорим! Если я вру, то чтоб мне сдохнуть!
- Шутить изволите, матушка? Вы, если так удобно выразится, давно уже того… в смысле не совсем живы. Жульничаете, ай-яй-яй, нехорошо.
- Оговорилась, с кем не бывает? Сами придумайте условие! Любое, я на все согласна! Итак: "Если после переселения душ, я не получу должность директора банка и не проживу в достатке и уважении тридцать… а-а-а, гулять, так гулять… сорок лет, то…" Не стесняйтесь, от души, смелее, Иван Васильевич, это ваш реальный шанс круто изменить жизнь!
- То подите вы прочь, матушка, со всеми своими уговорами!
- Дурак, старый козел, ворона кладбищенская!
- Сама ты… то слово!
- Да я тебя…
- Опять умертвишь? Так мне это не страшно, помирали мы уже!
- Согласись, Иван Васильевич, что все это сплошное донкихотство, мальчишество чистой воды! Куда ты с копьем супротив мельницы? Перемелет ведь и косточек не останется, в пыль, в порошок, ветер дунет и следа не останется.
- След он не на асфальте, а в сердцах остается, в памяти.
- В чьей памяти, оглянись ты по сторонам, дурак старый! Думаешь тебя родственники их будут добрым словом вспоминать? Да они похоронили и забыли, разве что раз в год придут на могилку водки выпить, былое вспомнить. Думаешь, они про тебя вспоминают? Даже не надейся, они и о существовании твоем не подозревают.
- Это не важно.
- А что для тебя важно?
- Важно быть человеком и вести себя по-человечески, а не как шакал!
- По-твоему мы шакалы?
- Я так не говорил.
- Тут дураков нет, нам разъяснять не требуется. Ты, получается по всему, ангел в белых одеждах, а мы шакалы позорные? Не рановато ли возносить себя начал, голубь сизокрылый?
- Каждый слышит то, что хочет услышать. Я такого не говорил, а кем вы себя считаете - это ваше дело. Я живу, чтобы вот им, - он обвел руками внимательно прислушивающихся к их спору души, - было интересно, чтобы они радовались тому, что видят и слышат.
- Ты на самом деле в это веришь? - удивилась Смерть.
- Конечно, зачем мне прикидываться?
- Не знаю, не знаю, может есть резон. Навроде как ведать не ведаю, а потому должен стараться.
- Чего я не ведаю? Давайте уж без обиняков - хотите сказать, так говорите.
- Они же, милый, ничего не видят, - с нескрываемой жалостью ответила Смерть, - им твои усилия по барабану, ты тут упираешься, оградки красишь, скамейки чинишь, а им это все равно, что и не было. У них другое зрение, свое видение, свой мир.
- Какой такой другой, раз живут в этом мире, значит, этот мир и видят! - уперся Иван Васильевич.
Смерть молча взмахнула рукой, и мир вокруг Ивана Васильевича вспыхнул всеми цветами радуги. Разом исчезли привычные образы, вместо строго прямых аллей появилось множество извилистых тропинок. Пропали кресты и памятники, вместо них появились небольшие уютные домики, а то и просто шалаши.
Зажурчали ручейки и мелкие речки, в воздухе замелькали причудливые создания. Только деревья не поменяли ни места ни вида, хотя листочки их словно сияли зеленым золотом, освещая все вокруг. Пропала полутьма, сменившись золотисто-зеленым сиянием. За деревьями прятались странные фигуры, похожие по описаниям на сказочных леших и водяных.
Самое же странное, что переменились и сами души. Они уже не выглядели как полупрозрачные эфемерные создания. Ивана Васильевича окружало пестрое общество живых людей. Казалось, протяни руку и ты почувствуешь их тепло и плотность.
- А ты протяни, чего смущаешься, они же тебе как родные! - словно подслушала его мысли Смерть.
Иван Васильевич протянул руку и, смущаясь, легонько кончиками пальцев прикоснулся к мужику, что давече его по плечу стучал. Пальцы уперлись в нечто плотное и упругое, словно перед ним стояло не привидение, а и в самом деле живой человек. Мужчина улыбнулся и протянул Ивану Васильевичу руку.
- Будем знакомы, Степан Ерофеич, купец первой гильдии. Бывший купец, конечно же. Рад, очень рад нашему знакомству. Мы, честно сказать, и не надеялись вас так вот скоро увидать в наших рядах.
- Кх-м-м, - закашлялся Иван Васильевич, неожиданно обнаружив тепло в крепком рукопожатии призрака. - Я собственно еще не в ваших рядах, но взаимно… очень приятно… не ожидал.
На какое то время Иван Васильевич забыл о существовании злополучной троицы, погрузившись в рукопожатия, обмен любезностями, знакомством и выражением радостных чувств. Если ранее, общаясь с немым сообществом призраков, Иван Васильевич достигал волшебного всплеска энергии, то теперь энергия переполняла их. В воздухе сухо трещали молнии, на остриях железных оградок сияли огни святого Эльма, пахло озоном, как после грозы и начинал подниматься ветер, предвестник бури.
- Господа, господа, умерьте пыл! - вклинились во всеобщее ликование голоса темной тройки. - Вы же сейчас вызовете бурю и городку каюк! Это не шутка! Если на раз не разойдетесь, придется включать глушитель, а это больно!
- Разойдись! Угомонись! Геть в стороны, больше одного не собираться!
- Иван Васильевич, моншерами, образумьте ваших друзей, неудобно получится, если придется силу применить. Мы вас просим добром это безобразие закончить!
Иван Васильевич обернулся к тройке, на лице его витала счастливая улыбка. Он помахал руками словно крыльями, призывая души утихомириться и буйство природы пошло на убыль. Ветер подул еще немного, разогнал набежавшие тучи и утих сам собой. Гроза растворилась в небесах, погасли огни святого Эльма. Все успокоилось.
- Видали?! - гордо спросил он. - А вы что удумали? Разве по-людски такой мир рушить? Я же для них… Они же мне, как родные!
- Полноте, Иван Васильевич! Люди склонны преувеличивать собственную значимость и, в особенности, ценность своих поступков. Давайте, все разложим по полочкам, по понятиям, как нынче принято выражаться в определенных кругах. Присаживайтесь!
Смерть взмахнула рукой, стол с напитками исчез, ему на смену явился обычный стол для переговоров с четырьмя удобными креслами. На столе стоял кофейный сервиз, дымился паром кофейник, в хрустальной вазочке белой горкой светился сахар.
- Кофейку налить? - вопросительно глянула Смерть.
- Спасибо, я сам. Хотите, я вам налью? - любезно предложил Иван Васильевич.
- Мне?! - Смерть смутилась на мгновение, но быстро справилась с чувствами. - Отчего же, не откажусь!
Видать не всякий смертный предлагал ей вот так запросто кофия отпить, да еще сам же и наливал. Не по принуждению, не из страха, а просто по-дружески.
Иван Васильевич налил кофе в чашечку Смерти, потом себе и поставил кофейник обратно. Франт с Кудряшкой удивленно переглянулись, но не стали ничего говорить, раздраженно дернули плечами и налили себе сами.
Директор глотнул горячего кофе, чуть не подавился, но мужественно проголотил, не чувствуя вкуса божественного напитка. Его мучал один важный вопрос, требующий немедленного ответа. Но, вспоминая сцену с секретаршей, он вздрагивал и не решался задать его.
- Можно вопросик? - наконец преодолел он собственную нерешительность.
- Для вас, хоть два! - приглашающе кивнула Смерть.
- Тогда… в кабинете… ведь это был не я… - не то спрашивая, не то утверждая, произнес он.
- Не вы, - с готовностью подтвердила Смерть, лукаво глянув на Ивана Васильевича.
- Если не я, то кто? Как так получилось, что не я и вроде как я? - упрямо пробивался директор к ответу, делая вид, что прозрачные намеки не по адресу.
- Самый настоящий директор банка. Живой, живее не бывает. Самый крутой в городе. Одно ваше слово и вы моментом вернетесь в кабинет, прямо в ту же точку времени, - она не смогла сдержать улыбки, вспоминая, по всей видимости, пикантную сцену.
- Я не об этом. Как именно вы это устроили?
- Иван Васильевич, ну что же тут странного или непонятного? Временно вашу душу поместили в тело этого директора, никаких фокусов! Чтобы вы не почувствовали дискомфорта, вам были доступны воспоминания этого директора, - как о совершенной безделице сообщила Смерть.
- Ага… то-то мне показалось все таким знакомым… это, что так вот запросто у вас?
- Для хорошего человека… - подмигнула Смерть.
- Нет! - глубоко вздохнув, отрекся от щедрого предложения директор. - Мы уж лучше по старинке, к чему привыкли с тем и помрем. Не нужно мне ваших подарков и души не трогайте, не мешайте им жить нормально!
- Скажите, Иван Васильевич, почему вы решили, что лучше, чем у вас на кладбище этим душам нигде не будет?
- Я это чувствую. Сердцем или душой, не знаю точно, но чувствую.
- Чувствую?! М-да, нечто неопределенное, размытое, линейкой не измеришь, на весы не положишь. Иногда, знаете ли, пользуются информацией, полученной от других. Вам никто не рассказывал про тот свет никаких историй?
- Не доводилось слышать от очевидцев, если честно. Разве что в книжках, да в кино немножко. Остальное додумал своей головой, за столько лет чего только не передумаешь.
- А что конкретно придумалось? Расскажите, если вы никуда не торопитесь, конечно. Весьма любопытно было бы послушать. Вы не возражаете? - Смерть посмотрела на своих спутников.
Те молча покрутили головами, потеряв нить разговора, не особенно понимая, что именно задумала их начальница. В такие моменты лучше молчать и соглашаться, решили они. Умным не прослывешь, но и дураком выглядеть не будешь.
- Даже и не знаю, - смутился Иван Васильевич, считавший, что размышления о сущности бытия являются чем-то интимным, - может, поконкретнее вопросик?
- Можно поконкретнее, - легко согласилась его собеседница, - как вам представляется устройство того света? Можно в общих чертах, наметками, набросками. У меня закрадываются сомнения, что вы несколько превратно представляете себе суть.
- Не знаю, - вздохнул Иван Васильевич, - сам не бывал, спорить сложно. А представления мои такие…
В краткой получасовой лекции Иван Васильевич достаточно красочно передал представления среднестатистического жителя России о том свете. Был там и Рай и Ад, медовые реки и адские сковородки, чистилище и вечное наказание.
В описаниях тех душа пребывала исключительно в двух полярных состояниях - радовалась или страдала. Потому как существовал единственный критерий отбора - грешен или нет.
Что понималось конкретно под грехом, про то история умалчивает. Получалось так, что на любой чих найдется грех. Безгрешны лишь младенцы и святые.
Все время, пока Иван Васильевич излагал свои взгляды на житие того света, души внимательно прислушивались к его словам и периодически активно кивали в знак согласия и полного разделения взглядов.
- М-да, грустное зрелище, душераздирающее зрелище, - вздохнула Смерть и отпила кофейку. - А ведь я ему говорила, - она ткнула длинным сухим пальцем в небо, - что надобно просвещать народ, пропаганда в нашем деле наиважнейшее из искусств. Вот вам и результат - за тысячи лет развития вида Хомо Сапиенс получили сплошной негатив и отсебятину.
- Постойте, постойте! - обеспокоился Иван Васильевич. - Какая же тут отсебятина? Заветы писаны Ветхий и Новый, Евангелие, Житие Святых и прочая. Разве то не ваша пропаганда? А как же: "Священник говорит с Богом!"
- Не знаю я, с кем он там говорит, но слышит плохо, глухой телефон получается.
- А что же на самом деле? - глаза Ивана Васильевича загорелись жадным огнем интереса.
- Ишь ты какой, то в несознанку играет, то вынь ему и положь всю правду-матку! Шустрый больно!
- Как хотите, - с напускным безразличием потупился Иван Васильевич. - Только это в ваших интересах. Вдруг я чего недопонимаю, вдруг осознаю и добровольно сложу свои полномочия.
- Хорошая мысль. Тогда слушай сюда…
Так и не начавшийся рассказ Смерти был самым беспардонным образом прерван внезапной сумятицей в плотных рядах душ.
- А ну пусти, отойди, подвинься! Бабка, ты чего тут встала? Сдвинься, пока трактором не переехали! Эй, мужик, алле!
Иван Васильевич обернулся на крик, резонно предполагая, что словом "мужик" тут можно именовать разве что его. Смерть недовольно нахмурилась и собралась было щелкнуть пальцами, творя заклинание.
- Погодь, мамаша, все будет наше! - приплясывая от едва сдерживаемого нетерпения, пошутил бритоголовый качок в костюме от Версаче, с золотой цепью на шее и массивной челюстью.
- Вам что нужно, молодой человек? - сухо поинтересовалась Смерть, не скрывая раздражения.
- Вопросик имеется к гражданину директору. Ты чо в натуре помер и обратно ожил, братан?
- Во-первых, я вам не брат…
- Да ладно, забей! Сам факт интересен, с детства имею интерес к наукам, - ощерился он золотыми фиксами.
- Помер и ожил, что в этом странного?
- Ниче себе, да ты Копперфилд в натуре, братан. Слышь, - тотчас обратился он к Смерти, раздраженно постукивающей пальцами по столу, - а с каждым так можно? Раз туда, раз обратно.
- Не с каждым! Тебе не кажется…
- А чо надо, чтобы можно стало? - бесцеремонно прервал браток саму Смерть.
- У тебя этого нет! - ответила та, теряя остатки терпения.
- Нету, значит купим! Да ты не боись, Вован за базар отвечает. Порожняк не гоним, нужно рыжье, сделаем. Хотите зелени, будет завались. Скажи, что надо, я тока свистну братанам, все подкатят.
- Совесть нужна и душа безгрешная, касатик! - глядя, как на инвалида, с сожалением в голосе произнесла Смерть.
- Да ты гонишь, отродясь это не требовалось.
- Мое терпение кончается!
- Погодь, имею право на один звонок!
- Ты не в тюрьме, окстись, какой звонок?
- Во, не в тюрьме, а позвонить не дают, хуже тюрьмы получается!
- Хорошо! Один звонок! Одна минута! Потом я тебя…
- Понял, время пошло!
Он выхватил из внутреннего кармана пиджака мобильный телефон и мигом набрал номер.
- Алле, я от Кефирыча! Ага… ну да… в натуре… мне это… срочно нужно обратно откинуться. Сказали, что можно… Кто сказал? А ты лишних вопросов не задавай, понял? Проверенные люди сказали. Сделаешь? Что значит сколько? Как обычно, церковку поставим, епархии отвалим. Во-о-о-т, так то лучше. Ну, я жду, в натуре, давай работай!
- Ты с кем это разговаривал, шустрик?
- У каждого свои секреты, меньше знаешь, глубже спишь, гы-гы-гы!
- Ты у меня сейчас уснешь, глубоко-о-о уснешь, гаденыш! Мигом колись, кому звонил, что за знакомства в канцелярии? Да я тебя…
"Дзинь-динь-дон-н-н-н" - проплыл над поляной малиновый звон маленьких колоколов.
- Алле, слушаю! - теперь уже Смерть вытянула мобильный телефон. - Что-о-о? Да как вы смеете мне приказывать? Что значит спонсоры? С кем я разговарива…
"Динь-динь-динь" - зазвучала в трубке мелодия отбоя. Смерть, чертыхаясь и плюясь, торопливо застучала по клавишам телефона.
- Алло, шефа мне дай! - грубо рявкнула она в трубку. - Обычным тоном прошу! Могу грубо попросить! Хочешь? Быстро, я сказала!
- Гавриил Степанович, что же это деется? Мне только что позвонили из небесной канцелярии и буквально в приказном порядке… Что значит с вашего разрешения? Что значит в порядке исключения? Это приказ? Ах так, тогда попрошу в письменном виде!
В воздухе взорвалось дымное облачко, и с негромким хлопком перед Смертью развернулся лист бумаги. На нем красными, горящими огнем буквами светились слова: "Вышней волею приказываю выполнить реинкарнацию раба божьего Владимира Савельевича Тараканова в любое подходящее тело. Тело обеспечивает заказчик. Об исполнении доложить! Подпись: Архангел Гавриил. Печать. Дата."
Смерть пожевала сухими губами, сунула руку за пазуху, выудила откуда-то огромное гусинное перо, плюнула на кончик и старательно вывела внизу листочка: "Приказ о реинкарнации выполнять отказываюсь. Не заслужил! Подпись. Дата." Плюнула на палец и оттиснула под надписью.
Свиток скрутился и растворился в воздухе. Через мгновение затрезвонил телефон Смерти.
- Слушаю, Гаврила Степанович!
- Ты исполнять приказы должна, а не слушать! - сердито забасил голос в трубке.
- Не нравится, Гаврила Степанович, увольняйте! - медовым голоском пропела Смерть. - Желающих на мое место мильон, проблем с вакансией не будет.
- А ты не болтай лишнего, договоришься тут… возьму и уволю, ты меня самодура знаешь!
- Ваша воля, Гаврила Степанович, - смиренно, как монашка перед батюшкой пропела Смерть.
- А раз моя воля, так сполняй приказ и точка!
- Приказ исполнять не буду, субъект недостоин реинкарнации, не по Сеньке шапка! - отрезала Смерть.
- Да кто ты такая, чтобы решать за архангелов, кому можно, а кому нельзя? Возгордилась, головокружение от большого стажа, уважение потеряла к господу богу?
- А вы, Гаврила Степанович, бога в свои делишки не путайте. Могу об залог биться, что ему сие неведомо!
- Ой, Маргарита, язычок твой дерзкий давно пора той косой подрезать. Не нужен тебе язык, лишнее болтает.
- Я же не говорю, Гаврила Степанович, что вам давно пора подрезать по причине бездействия…
- Маргарита-а-а-а!
- Эй, начальник, ты ее не слушай! Вован сказал, не батон крошил, базар не пустой, записано - сделано. Если баба упирается, давай другую!
- Это кто? - голос в трубке звучал брезгливо и раздраженно. - Убери лишних подале, неча им в служебные разговоры встревать.
- А это, Гаврила Степанович, не посторонние, это как раз заказчик, любезный вашему сердцу, и есть, - съязвила Смерть.
- Этот? - в голосе архангела мелькнула растерянность.
- Он самый, бандит, вор, убивец, весь цепями увешан золотыми. Ему в геенне огненной гореть, а вы ему жизнь в подарок кидаете!
- Сказали уважаемый человек, нужно помочь… - неожиданно стал оправдываться архангел.
- Без базара уважаемый, меня весь центральный район знает, каждая собака Вована уважает. Потому что за неуважение сразу по хлебальнику… упс, в смысле, внушение пацаны сделают. У нас без уважения нельзя, работа такая… специфическая.
- Рот закрой, твоего мнения тут не спрашивают! - сухо щелкнули пальцы Смерти и у Вована, словно звук выключили.
Губы двигаются, рот разевается, а слышимость ноль. Вот бы так в жизни, с легкой завистью подумал Иван Васильевич, щелк и нету лишнего шума.
- Типа вы, Гаврила Степанович, сами кандидата не видели, достоинств его не разбирали на комиссии, подмахнули не глядя, что подсунули.
- Я бы попросил без намеков…
- Какие уж тут намеки, Гаврила Степанович? В запарке, бывает, и не то сделаешь, - сочувственно посетовала она елейным голоском.
- Вот именно… в запарке… не доглядел… - осторожно, чуя подвох, согласился архангел.
- Тогда, значит, приказ отменяем? Нет достоинств, нет пряников. Я правильно понимаю?