Слова, звучащие бессмыслицей на губах Антона, для Макса, казалось, имели какое-то значение. Он некоторое время бормотал себе под нос, уставившись взглядом в стол. Хотя вряд ли эти слова могли сказать ему больше, чем мне.
- И что было дальше? - напомнил я.
Макс встрепенулся:
- Дальше?.. Ах да. Уж можно догадаться, а? Вломились, вынесли дверь… Кто в окно сигал, кто за мной ломанулся. Треск, гам… Кажется, швах домику, а жаль, любил я его, хоть и редко навещал. Половину стен точно чинить придется… А, прости. Ну, значит, ворвались и видим - ты на полу лежишь, уже без сознания, потрепанный, как тряпка в собачьих зубах. Извини, конечно, но зрелище и верно неприглядное было… А над тобой Кречмер с палашом своим, уже лезвие заносит… Секундой позже - разделал бы тебя, как повар утку. Ну, я при пистолетах был, пальнул сразу же. Первая пуля не взяла, на меня бросился. Рычал как зверь, веришь ли. У меня чуть душа в пятки не ушла. Всякое видел - французов без числа, убийц, висельников прочих, а такое - впервые. Как демон. Я даже подумал, что отыграл свое, отправлюсь к старушке раньше срока, - Макс ткнул пальцем вверх, но мне не надо было пояснять, что за старушку он имеет в виду. - Повезло - отскочил и из второго пистолета ему пулю в голову - бах! Тут он, конечно, уже упал. Сумасшедший ты или нет, а пуля тебя одолеет.
- Значит, живым не взяли?.. - спросил я глупо. Но Макс не улыбнулся странному вопросу.
- Сам понимаешь. Ну да для нас что живой, что мертвый - все едино… Господин оберст, кстати, тебя отметил особо.
- О как?
- Серьезно. Блестящий офицер, своей жизнью… погоди, как оно там… что-то вроде рискующий ради чести и… а, холера… В общем, прочувствованную речь сказал. Мол, и пострадать тебе пришлось за славу Ордена, и помучаться душевно. Так и сказал. Помяни мое слово, к лету третью категорию выпишут. То ли дело я, человек маленький, все бегаю да палю, дело несложное. Ну, будем!
Он чокнулся своей кружкой о мою и выпил. Я последовал его примеру. Петер к пиву не притронулся, все продолжал морщить лоб.
- Тебя-то кто отходил? - спросил я его, указывая пальцем на кровоподтек.
Мальчишка поднял руку, коснулся раны и с удивлением уставился на след еще не полностью запекшейся крови на ладони, схожий с некачественной сургучной печатью.
- Я нн-не помню… - выдавил он и посмотрел мне в глаза с испугом.
- Царапин не помнить позволительно, - усмехнулся благодушно Макс. - В твои годы что царапина, можно было пулю схватить и не заметить… Да, юноша…
- Значит, мы можем возвращаться в город? - спросил я. - Все кончено?
- Ну все-то все, хоть и не совсем, - отозвался Макс. - Высшие инстанции, сам понимаешь. Пока бургомистр, полицай-гауптман и оберст столкуются, до столицы, опять же, слухи дошли всякие, тоже бардак… Шкура твоя в безопасности, но ситуация, как и прежде, непростая.
- Вот почему мы не в Альтштадте, - догадался я.
- Поэтому, - подтвердил Макс. - И еще по другим причинам.
Человек со внешностью кюре за соседним столом громко сплюнул щепку и перевернул очередную страницу. Трое лицеистов, отложив карты, что-то тихо обсуждали, я не слышал ни слова, но видел шевелящиеся губы. Глаза у них были сонные, равнодушные. Мясник смотрел в столешницу так, словно кроме нее в окружающем его мире ничего не существовало. Вся атмосфера в этом трактире была сонная, окоченевшая, точно здесь давным-давно застоялся воздух, и люди, вдыхая его, серели, становились безразличными, сутулыми, тихими.
Я почувствовал желание немедленно выйти отсюда, но Макс, вроде, не собирался уходить. Он медленно попивал из своей кружки, оставлять же его одного мне показалось невежливым. В конце концов, часом или днем ранее он спас мою голову. Сейчас он выглядел странно-сосредоточенным, будто и не смеялся своим же шуткам минуту назад.
Раздался звон - первый громкий звук в этом царстве уныния. Я оглянулся - это трактирщик не удержал в руках тарелку, и та грянула о пол, разлетевшись осколками. Трактирщик, однако, ничуть не смутился, даже не изменил выражения лица. Он взял другую тарелку и принялся ее протирать с тем же старанием и тем же безразличием.
- Опять… - пробормотал с досадой Макс, царапая ногтем столешницу.
- Что?
- А, ерунда. Так, значит, чувствуешь себя хорошо?
Он чего-то недоговаривал. Говорил, как обычно, но между его слов оставались промежутки, которые заполнялись чем-то тем больше и больше смутным, чем дольше он говорил. Какая-то недосказанность, образовавшая в смеси с этим душным чадом отдельный запах. Господи, здесь стоило бы сделать окна!..
- Пойдем? - предложил я, чувствуя себя здесь неуютно. Я уже полностью пришел в себя, так что теперь и окружение, и это странное общество угнетали меня. Хотелось глотнуть свежего воздуха, увидеть небо, плеснуть в лицо холодной воды, пусть даже эта вода будет из лужи.
- А? - Макс посмотрел на меня.
Видно, я перебил тонкое звено какой-то его внутренней мысли - он уставился на меня так, точно сам только что проснулся.
- Пойдем. Душно здесь, как на болоте.
Лицо его разгладилось:
- Ах да. Прости, не подумал. Да, пойдем, пожалуй. Ты ни о чем больше поговорить не хочешь?
Вопрос звякнул, как какая-то металлическая деталь, которую обронили на пол. Как шестерня скрытого механизма. Я уже встал, но Макс остался сидеть, глядя на меня снизу вверх своими большими и внимательными серыми глазами. В его позе, в наклоне головы, было что-то невысказанное.
Здоровяк, сидевший неподалеку, пошевелился всем своим грузным телом, точно собирался встать, но остался неподвижен. Из его рта донеслось какое-то неразборчивое ворчание. Все находящиеся здесь люди, похожие на осоловевших от яда мух, казались мне сейчас омерзительными. Даже общество мертвецов показалось бы мне приятнее.
- Поговорить? - спросил я осторожно. - О чем?
- Не о чем, - сказал Макс и вдруг улыбнулся. - С кем.
За моей спиной послышался звук шагов. Не громкий, но здесь - более чем отчетливый. Я машинально обернулся, и мне показалось, что пол и потолок мгновенно поменялись местами, а вместе с кровью по всему телу разнеслись обжигающе холодные, тающие кристаллы.
- Разрешите? - спросил Антон Кречмер, глядя на меня в упор без всякого интереса. Не дождавшись моей реакции, он обошел меня и сел за стол со стороны Макса. На нем был тот же мундир, который я видел в прошлый раз, только куда более грязный. Несколько пуговиц на вороте были расстегнуты, что было для Кречмера совершенно немыслимо.
Я попытался что-то произнести, но горло сжал спазм. Стало трудно дышать. И кровь разносила по всему телу не тепло, а губительный холод.
- Вы, кажется, знакомы, - сказал Макс, дружелюбно улыбаясь нам обоим. - Ах да, вы же практически сослуживцы. Однако не замечаю радости от нежданной встречи. Шутник?
Я смотрел на Кречмера и не мог оторваться.
- Может, вы что-то скажете, Антон?
Я видел, как рот Кречмера открылся, и в темном провале шевельнулся темно-сизый язык, кажущийся сухим, как мертвая змея.
- Добрый вечер, господа. Господин Корф? Мне кажется, мы не закончили наш разговор, не так ли?
Наконец я оторвался от его глаз, спокойных и немигающих. Господин обер-полицмейстер был бледен, но у скул эта бледность носила нездоровый характер. И губы казались твердыми, тронутыми прозрачной острой коркой, точно их прихватил тонкий лед. Холодная кровь еще бежала по моим венам, когда мой взгляд инстинктивно скользнул вниз и обнаружил то, чего на мундире господина обер-полицмейстера и подавно быть не могло - черную обожженную дыру в сукне. Разум очень быстро подсказал мне, от чего обыкновенно образовываются такие дыры.
- И верно - пуля, - сказал Макс, по виду очень довольный моей догадливостью. - Хорошо, что ты не видишь его со спины, там такой кусок вырвало, что руку можно засунуть… А спереди ничего, верно? Дырку прикрыть - и хоть на парад отпускай. Ать-два, ать-два! - он застучал пальцами, изображая марш. - Ты ведь не заметил, признайся! Стареешь, господин тоттмейстер, теряешь нюх!
Мне удалось набрать в грудь немного воздуха. Этого не хватило на полный вздох, но хватило на несколько слов.
- Господи… Ты притащил… покойника? Сюда?
- Не оскорбляй нашего гостя, - засмеялся Макс, осторожно ковыряя пальцем в обугленной дыре. - Я требую, чтоб к нему обращались по званию и по форме, утвержденной для Его Императорского Величества жандармерии! Господин обер-полицмейстер, верно я говорю?
Рот Антона Кречмера распахнулся. Мне показалось, что из него тянуло сыростью, как из холодной пещеры.
- Так точно!
- Пива, господин обер-полицмейстер?
- Не откажусь! Благодарю покорно!
Кречмер взял оставленную мной кружку и, глядя прямо перед собой немигающим взглядом, опорожнил ее. Пенная струя текла по его усам, подбородку, шее, но он этого не замечал. Многие вещи абсолютно перестали его беспокоить.
- Это уже через край, Макс! - сказал я, глядя, как мертвый Кречмер отставляет кружку. - Ты понимаешь, что делаешь? Это же… Тут люди! Если кто-то заметит… Он едва не снес мне голову! Скверная шутка.
Макс насупился, точно я оскорбил его в лучших чувствах.
- Отличная шутка, - запротестовал он, глядя на меня с серьезным лицом. Я попытался найти хоть признаки улыбки, но тщетно. - Посмотри, как здорово он выглядит!
- Служу императору! - провозгласил Кречмер, все так же уставившись на меня. От взгляда мертвых и в то же время знакомых мне глаз делалось дурно.
- Шутка затянулось, - сказал я холодно и вновь поднялся. - И шутка очень паршивая. Если ты думаешь, что мне стало смешно, вынужден огорчить. Пошли, Петер. Уходим.
И Макс, наконец, улыбнулся. Улыбка коснулась его губ, осторожная маленькая улыбка.
Я знал много улыбок Макса, но эту видел впервые.
- Вы даже не допьете?
- Извини.
Петер тоже поднялся - от общества мертвеца он сделался слаб и едва переставлял ноги. Увидь я такую картину двадцатью годами раньше, чувствовал бы себя не лучше.
Макс засмеялся. Он смеялся долго, искренне и громко, но почему-то никто из присутствующих не обратил на него внимания. Мне только сейчас это пришло в голову - сколь громко мы ни разговаривали, никто из завсегдатаев даже не обернулся в нашу сторону. Никто не заметил тоттмейстерских мундиров. Никто ничего не сказал.
- Тебе зря здесь не нравится, - сказал Макс, и на этот раз по его тону сложно было сказать, серьезен он или забавляется. - Уверяю, отличное местечко!
Если бы не запах…
Трактирщик вытирал тарелку. В его руках ничего не было, но он заботливо полировал полотенцем пустое место, так, будто его руки что-то держали.
Запах!..
Здоровяк за соседним столом держался неестественно ровно. Достаточно было сделать полшага, чтоб увидеть - вместо половины лица у него зияет красно-серая дыра, в которой блестят гладкие, точно лакированные, пластинки черепа.
Ты идиот, Курт Корф.
Кюре, читавший книгу, уже выпустил ее из рук. Он откинулся на спинку стула, запрокинул голову, и под бородой стала видна длинная багровая полоса, похожая на рваный след бороны.
Здесь слишком душно.
Троица студентов-картежников возобновила свое занятие. У двух из них на груди виднелись пулевые отверстия, бок третьего вздулся затвердевшей коростой - столько на одежде было крови.
Здесь не должно быть окон.
Мясник в кожаном фартуке лежал, уткнувшись лицом в стол. Я видел провалившиеся внутрь ребра, обнажившие зияющую пустоту его чрева.
Запах!
Перед глазами завертелись спирали, черные и серые. Я попытался вдохнуть, но гортань вторично отказалась служить мне. Я захрипел, обхватив здоровой левой рукой себя за горло.
Трактир смерти.
- Ну, к чему уж такие эмоции… Петеру еще дозволено, но ты… Ты ведь не боишься мертвецов, а, Шутник? Я ведь помню, как ты раньше с ними расправлялся. И кличку свою помнишь? Танцующие мертвецы, а… Нет, согласись, что я придумал получше. Гляди!
Он вышел в центр комнаты, развел руками. Так хозяин обходит свою собственность.
- Здесь все свои. Они никуда не торопятся, они живут полной жизнью! Это их любимое местечко, где они проводят всякую свободную минуту. Я частенько им завидую, Шутник: с нашей-то службой когда еще урвешь часок, чтобы посидеть в трактирчике, выпить пива… А они сидят тут годами! Славная компания. Может, тебе еще кажется, здесь неуютно, но уверяю, это только от непривычки, да ты и не знаешь никого. Веришь ли, я знаком с ними со всеми! - Макс покивал головой. - Да, господин тоттмейстер, с каждым лично. Вот это Маркус. Маркус, будь вежлив, поприветствуй ты господ, раз они столь растеряны, что позабыли приличия.
Большой широкоплечий покойник в гражданской одежде встал из-за стола. На нем были очки, но даже через них глаза казались холодными и твердыми, как сваренные вкрутую яйца. Лицо его было тронуто гниением, по подбородку и одной из щек шла цепочка трупных пятен. И сам он выглядел разбухшим, водянистым.
- Маркус заглянул сюда ненадолго, - суфлерским шепотом сказал Макс, поправляя на носу мертвеца очки. - Он из Аугсбурга, прибыл по делам пекарского цеха закупать муку, да зашел сюда и совершенно забылся! Вот что делает даже с внимательным человеком кружка пива! Садись, Маркус, я не стану тебя отвлекать. Честно говоря, - Макс понизил голос, - Маркус сейчас не в лучшей форме. Когда он оказался гостем этого трактира, его тело… мм-м-м… несколько потеряло былой вид, мне пришлось долго работать. Боюсь, в скором времени бедняга Маркус будет вынужден покинуть нас. Конечно, мы, старожилы, будем по нему скучать, однако ничего не поделаешь!
Черные и серые спирали мельтешили перед глазами тысячами извивающихся змей. Гибельный холод вгрызся в мои кости, сделав их ломкими и хрупкими. Я старался дышать как можно глубже, но кошмарный морок не пропадал. Мы действительно были гостями огромного подземного склепа.
- А это Бруно. Бруно! Ладно, не вставай. Замечательный юноша, приехал из Кёльна проведать захворавшую тетку. Очень умен, воспитан, любит шахматы. Не правда ли, достойнейший молодой человек?
Бруно коротко поклонился. Его зачесанные набок волосы едва скрывали проломленный череп. Но Макс уже спешил к другому.
- Гретхен. Наша чудесная прекрасная и обожаемая фройляйн Гретхен! Она согревает наши сердца зимними вечерами лучше любого вина! Только не смотрите на нее так, она может смутиться. Проведи вы столько лет здесь, сколько она, уверяю, вы выглядели бы не лучше! А это, конечно, папаша Энгерман. Эх и хитер же он! - Макс шутливо погрозил пальцем трактирщику, который, ничуть не смутившись, продолжал свои бессмысленные действия. - Сколько раз я ему, бывало, говорил - папаша Энгерман, еще раз разбавите пиво - отправитесь на корм червям! Так и говорил, честное слово… И что думаете? В следующий раз непременно разбавлял вновь! Жуткая шельма, но обвыкся тут…
Он ходил среди мертвецов, разговаривал с ними, представлял их. Он чувствовал себя здесь легко, как дома. Может, это и в самом деле был его дом? Место, куда он приходил, уставшим от людей, и где мог провести много времени, не заботясь о том, как выглядит в глазах окружающих и что говорят за его спиной. Собравшимся здесь нечего было обсуждать дела тоттмейстеров - они сами уже успели свести знакомство с той, кому мы лишь прислуживаем.
- Петер!.. - шепнул я в сторону. - Ты как?
Петер не ответил, но все-таки был в сознании. Уже неплохо. От концентрированного запаха мертвечины даже меня едва не свалило с ног, его же лишь вырвало на пол.
"Ты попросился в услужение к тоттмейстеру, малыш, - подумал я, все еще отчаянно стараясь восстановить контроль над собственным ошеломленным телом. - Теперь ты видишь, как выглядят наши настоящие слуги".
Макс вернулся к нашему столу. В его глазах танцевал отблеск пламени, цвет которого был мне незнаком.
- Проваливай, старик! - крикнул он Кречмеру, и мертвец в мундире покорно зашевелился, уступая ему место. - Не бойся, для тебя у меня тоже есть место, упрямый служака. С его-то мундиром отлично вживется в роль швейцара, что думаете? По-моему, это место просто создано для него. Открывать дверь, приглашать внутрь… Ей-Богу, он всегда казался мне похожим на швейцара!
Мой старый друг Макс Майер улыбался мне через стол. У него были глаза моего друга Макса Майера и его улыбка. И вел он себя так, как обычно вел Макс - постоянно фиглярствуя, отчаянно каламбуря, отпуская нелепые шутки.
- Ты очень невесел, Шутник. А ведь это тебе полагается отпускать шутки, верно?
- Это не смешно, Макс.
Мой голос походил на карканье старого ворона. Макса это откровенно забавляло.
- Просто у тебя такой склад ума. Уверяю, когда поживешь здесь немного, такие шутки увидишь, что обхохочешься! Вот я помню, встретил одного старика - видишь, вон там слева, в шляпе?.. Я был в Вене по командировке от Ордена, какая-то там ерундовая депеша местному оберсту. И, представляешь, выхожу я из канцелярии, а в дверях сталкиваюсь грудь в грудь с этим господином. Обычный человек свел бы дело в шутку, но тот аж взбеленился. А уж как увидел эмблему… "Смертоед проклятый! - кричит. - Теперь и тут от вас проходу нет! А ну убирайся, нечестивый пожиратель мертвецов!". Только не думай, что я стал с ним спорить. Кто из древних говорил - споря с дураком, сам себя в дураки коронуешь?.. Не помнишь? А Бог с ним. В общем, не стал спорить, просто проследил, куда он пойдет. Вена - хороший город, Шутник, только шумный, как по мне. И много камня, деревянных домов, считай, вовсе нет. Но, знаешь, сколько камня не ставь, а все равно есть места, где лишних глаз не бывает. Довел я старика до тихого переулка, убедился, что никого нет, придержал аккуратно за плечико, чтоб не повредился - и под ключицу ножом… Оказался, между прочим, важный чин, просто в гражданское был одет. Едва ли не советник тамошнего бургомистра. Ну а у меня экипаж близко, на выезде из города его не досматривают, ибо кому охота возится со смертоедом? И вот сидит теперь тут. Я забыл, как его звали, поэтому тут его зовут Тадеуш. Он откуда-то с севера, торговец, возит хлопок и киноварь, у него три внука и он вдовец. Правда, похож?
- Ты убил Кречмера… - выдавил я.
- Я, - он пожал плечами. - Старик был непозволительно умен, а в паре с тобой, олухом набитым, - уже опасен. Я не хочу, чтобы в мой любимый трактир вломились жандармы. Сам знаешь, начнется шум, гам, стрельба… Я человек мирный, люблю тишину и покой, посидеть вот так вот с кружечкой, повспоминать былые деньки. Каждый ведь волен проводить досуг по собственному желанию?
Он ничего не сказал Кречмеру, но бедолаге-жандарму уже не было нужды в устных командах. Подчиняясь воле Макса, он промаршировал, чеканя шаг, как на параде, к входной двери и замер там, сложив руки по швам, задрав голову - точно швейцар в ресторане средней руки.
- И Орден ничего не знает?