В тот вечер Брюстер уехал без неё. Она снова осталась одна. В своей убогой квартире. Сидела на кровати и смотрела на Олдина. "Нет. Она не сможет!". Мысли в голове метались напуганной утиной стаей. Следующий день у лотка показался вечностью. "Что она может, кроме как довериться Брюстеру?"
Борясь со стыдом, Фелиция дождалась окончания рабочего дня, и сама пришла к нему. Он работал над новой песней, и почти не обратил на неё внимания. Фелиция отыскала ненавистное платье и переоделась в свободной комнате. Музыка, которую рождали пальцы Брюстера, нравилась ей и позволяла отвлечься.
– Мило, – сказала она, осторожно подходя к пианино.
Брюстер не обернулся. Сдержанно кивнул и протянул ей листок с текстом песни. Фелиция ждала, что он оценит её наряд, но он начал играть, показывая, где нужно делать паузы, где стихать, а где повышать голос. Через четверть часа Фелиция совершенно забыла о том, насколько безнравственное платье на ней надето. Она пела, думая лишь о том, что это одна из лучших песен в её исполнении.
– Я написал её специально для тебя, – сказал Брюстер.
– Для меня? – Фелиция вздрогнула. Брюстер обернулся, смерил её внимательным взглядом, но она не обратила на это внимания.
"Написал для меня песню! Подумать только! – вертелось у неё в голове. – Никто, даже Персибал, не делал этого, а тут…".
Вечером в "Ночном джазе", она думала об этом. "Её песня. Её песня! Её первая песня!".
Фелиция вздрогнула, почувствовав, как Брюстер берет её за руку. Сцена, на которую он вывел её, пугала и очаровывала одновременно.
– Не бойся, – шепнул ей на ухо Брюстер.
Фелиция окинула зал стыдливым взглядом. Они смотрят на неё, видят её доступность, подчёркнутую новым платьем. Фелиции отчаянно захотелось прикрыться. Словно во сне, где она обнажённая пела для шумного прокуренного зала, наполненного людьми.
– Я не могу, – прошептала Фелиция. Как же сильно хотелось убежать! Прочь, со сцены, из бара, домой, закрыть дверь и, упав на кровать, расплакаться, ожидая спасительного сна. – Я не могу, – Фелиция закрыла глаза.
Зал стих. Или это она сама отключилась от всего, что её окружало. Неважно. Теперь эта песня принадлежит ей. Она узнала её с первых аккордов. Лишь бы не дрогнул голос. Лишь бы стыд не сковал тело.
Фелиция робко открыла глаза. Десятки восторженных глаз смотрели на неё, не скрывая восхищения. Брюстер! Её любимый Брюстер! Он договорился лишь об одной песне, но посетители забыли всё, что было до этого, и не вспомнят то, что будет после. Одна короткая песня, покорившая вечер и ночь.
Они ехали в машине Брюстера, и Фелиция чувствовала, как бешено бьётся сердце в груди. "Если бы удалось убедить его отправиться в турне!" – думала она, но Брюстер только и делал, что говорил о сольных выступлениях в "тихих" барах.
– Ты видела, как все смотрели на тебя сегодня? – говорил он.
Фелиция вспоминала свой наряд и смущённо опускала глаза.
– Да они готовы слушать тебя часами!
– Клайд.
– Что может быть более желанным, чем такая женщина, как ты?!
– Клайд! – Фелиция отчаянно пыталась подобрать слова, чтобы рассказать о том, что сделал Персибал.
– Вот как? – Брюстер помрачнел, и Фелиция невольно сжалась, ожидая, что сейчас вспыхнет скандал. – И ты тоже была замешана в этом?
– Нет, – она поджала губы. Картина произошедшего в доме мистера Джеральда снова стала чёткой и ясной, словно всё случилось лишь пару дней назад.
– Но ничего мне не сказала.
– Извини, – она мучительно заломила руки. Был ли хоть один довод, который она могла привести в своё оправдание? – Пожалуйста, прости меня, – Фелиция протянула руку, намереваясь прикоснуться к Брюстеру, но не решилась.
Его лицо было каким-то отяжелевшим, серым, с напряжёнными скулами. Он разочарован. Сокрушён. Он уйдёт. Оставит её.
Слёзы подступили к глазам Фелиции. Их серая пелена затянула мир. Пелена, за которой скрылись все успехи и радости. Ей придётся вернуться в свою грязную комнату. Придётся стоять за овощным лотком, не ожидая, что скоро приедет Брюстер и увезёт в лучшую жизнь. А как быть с Олдином? Что она будет делать, когда он подрастёт?
– Если бы… – Фелиция заставила себя собраться. – Если бы я мгла что-то сделать для тебя, – она до боли закусила губу. – Могла как-то доказать, что…
Она вспомнила свой наряд. Вспомнила, сколько людей в этот день пожирали её глазами. Было ли нечто подобное во взгляде Брюстера? Думала ли она сама о том, что когда-нибудь пожелает сблизиться с ним? Удержать его, добавив к своему голосу своё тело, как когда-то давно, во время турне, с Персибалом, в том отеле, названия которого она даже не знала.
– Если бы ты позволил объяснить мне…
Фелиция вздрогнула, почувствовав, как остановилась машина. Почему время бежит так быстро? Почему жизнь снова и снова бросает её в пучину отчаяния? Она молчала, вглядываясь в дом, где жила, отчаянно ища выход, но выхода не было.
– Тебе лучше уйти, – поторопил её Брюстер.
– Совсем? – Фелиция, заставила себя прикоснуться к нему.
Его молчание придало сил. Если бы они были более близки. Если бы их объединяло нечто большее, чем музыка. Фелиция наклонилась и прижалась губами к губам Брюстера.
– Убирайся! – сказал он, не скрывая отвращения.
Стыд залил щёки Фелиции краской. Мир сжался так сильно, что на мгновение ей показалось, что глаза всех жителей Чикаго смотрят на неё, не скрывая отвращения, и нет на земле такого места, где сможет она укрыться от этих взглядов.
Глава двадцать вторая
Брюстер вернулся через три недели. Он стоял на пороге, разглядывая Фелицию, как неверную жену, и не спешил начинать разговор. Невысокий, худощавый. Сейчас он ассоциировался у Фелиции со всем стыдом и унижением, что пережила она в своей жизни. "Зачем он пришёл? – думала она. – Хочет снова посмеяться надо мной?". Сердце не билось, послушно уступая место привычной немоте. Гордости не осталось даже на безмолвный гнев. Если бы она могла возненавидеть этого человека, обвинить во всём, но вместо этого было лишь странное чувство благодарности и собственной вины.
Смутившись разрозненности чувств, Фелиция опустила голову и отошла в сторону, позволяя Брюстеру войти в свою убогую комнату. Он послушно сделал несколько шагов, закрыл за собой дверь, но продолжил молчать. Эта тишина начинала давить на нервы хуже любых обвинений. Всё, о чём Фелиция пыталась не думать последние дни, снова встало перед глазами.
Чего хотел от неё Брюстер, кроме музыки и совместных выступлений? Какие цели преследовал, кроме желания наладить свою жизнь, а вместе с тем и её? Разве не он забрал её из овощной лавки, когда никто не желал даже смотреть в её сторону? Разве не он вернул её в прежнюю жизнь, двери в которую, казалось, были закрыты навсегда? И кто, наконец, работал ночи напролёт, чтобы написать для неё достойную песню? А чем отплатила ему она? Разочарованием? Крушением надежд и пониманием тщетности затраченных сил? Разве не говорил он, что все его надежды совместных выступлений связаны исключительно с "тихими" барами? А что она? Предала его? Скрыла правду, способную изменить его планы? Но почему? На что она надеялась?
Фелиция закрыла глаза, чувствуя себя виновной по всем пунктам обвинения, вынесенного своей совестью. – Ты… ты не собирался ехать со мной в турне, ведь так? – спросила она, понимая, что это единственное оправдание. Брюстер сдержанно покачал головой. – Но, я думала…
– Я говорил только о барах, – его голос прозвучал неожиданно громко.
Фелиция вздрогнула и, обернувшись, посмотрела на колыбель. Олдин спал, улыбаясь кому-то в своём сладком мире грёз.
– Турне едва покрывают затраты, – понизив голос, сказал Брюстер. – Лишь выступления в барах могут обеспечить достаточное количество денег, чтобы не жить в этой убогой комнате и не работать в продуктовой лавке, – он выдержал паузу, бесцеремонно заглядывая через плечо Фелиции в колыбель. – Как ты думаешь, какая судьба ждёт этого чернокожего ребёнка, если ты останешься здесь?
– Здесь? – Фелиция покраснела. – Но как я могу посметь появиться в барах, после истории Персибала?! – она всплеснула руками, пытаясь скрыть возбуждение и захлестнувший её страх.
– Никак, – согласился Брюстер. – Путь на сцену для Фелиции Раймонд закрыт, но… – Он замолчал, и тишина, повисшая в крохотной комнатке, показалась невыносимой.
"Что означает это "но"? – думала Фелиция. – И почему, если связанные со мной планы Брюстера рухнули, он снова пришёл?"
Она обернулась и посмотрела на Олдина. Он спал, но теперь на сердце не было ничего, кроме безнадёжности и страха за его будущее.
– Но, что? – потеряла она терпение, чувствуя, как где-то внутри снова появляется робкий отблеск надежды.
Брюстер смерил её внимательным взглядом, увидел, что она, несмотря на стыд и заливающий щеки румянец, пытается выдержать его взгляд, довольно хмыкнул.
– Если бы нашёлся влиятельный человек, который выслушал тебя и смог поручиться, что ты не имела никакого отношения к делам Персибала, то тогда, возможно… – Он посмотрел на стул, но, увидев его плачевное состояние, предпочёл стоять. – Тогда, возможно, мы бы смогли начать совместные выступления.
И снова эта гнетущая тишина. Фелиция смотрела на него, пытаясь понять, нашёл он такого человека, или это всего лишь его размышления.
– И ты нашёл такого человека? – не выдержала она. Брюстер удивлённо поднял светлые брови. – Я просто хотела… – Фелиция смутилась и опустила голову. – Извини.
– Извинить? – поджав губы, Брюстер недовольно хмыкнул. – Не знаю, понимаешь ты тяжесть своего положения или нет, но сейчас вся твоя жизнь, всё твоё благополучие, зависят только от меня.
– Я понимаю, – сказала Фелиция и покраснела ещё сильнее.
– Вот это уже лучше, – Брюстер изменился, став каким-то совершенно чужим и недосягаемым. – Ричард Марш согласился выслушать тебя, – сказал он, снова выдерживая невыносимую паузу. – Это новый управляющий "Ночного джаза", – он улыбнулся. – Новый после того, как старый был объявлен в розыск. Зрители выразили желание снова увидеть нас на сцене. Им понравилось. Понимаешь? И теперь остаётся дело за малым: понравиться Маршу.
– Понравиться? – мысли в голове Фелиции окончательно спутались. – Но разве он не видел наше выступление?
– Видел, – согласился Брюстер. – Но, кроме музыки, он хотел бы быть уверен, что ему не грозит повторить судьбу прежнего управляющего.
– Он хочет встретиться со мной? – начала понимать Фелиция, стараясь прогонять тяжёлые неприятные мысли. Брюстер сухо улыбнулся. – И я должна буду рассказать ему обо всём, что случилось?
– Думаю, так, – Брюстер покосился на колыбель.
Фелиция проследила его взгляд. Каким же ещё унижениям подвергнет её жизнь?
– О нём ты можешь не говорить, – Брюстер поджал губы, не пытаясь скрыть пренебрежения. – По крайней мере если Марш не спросит сам, – он вперил в Фелицию суровый взгляд, принуждая сломленно кивнуть головой.
– Думаешь, у нас получится? – спросила она, окончательно утратив чувство достоинства. Брюстер улыбнулся и, протянув руку, сжал в пальцах подбородок Фелиции, заставляя поднять голову и посмотреть ему в глаза.
Фелиция думала, что сейчас он либо ударит её, либо оскорбит, но он промолчал. Его лицо осталось серым и беспристрастным. Он просто стоял и смотрел ей в глаза, думая о чем-то своём, взвешивая её решимость и, возможно, скрывая интерес и симпатию, но в последнем Фелиция не была уверена.
Они встретились с Ричардом Маршем спустя три дня. Был поздний субботний вечер, и "тихие" бары только начинали открываться. Комната управляющего, явно расцветшая со времён последнего владельца, не располагала к беседе, и молодой управляющий почти сразу предложил Фелиции и Брюстеру пройти в бар. Дальний столик, зарезервированный за ним, скрывался от посторонних глаз высокой ширмой, которую при желании можно убрать. Первым, что отметила Фелиция в Марше – глаза. Живые и амбициозные, наполненные здоровым блеском, которого, по её мнению, не хватало Брюстеру.
В компании с ним было легко, и время бежало так быстро, что не успела Фелиция и опомниться, как оказалось, что прошло почти три часа. Она смеялась, искоса поглядывала на Марша, и думала, что редко удаётся познакомиться с таким интересным человеком. Выпитое спиртное кружило ей голову, но Фелиция старалась не обращать на это внимания. Оно помогало расслабиться и рассказать историю связи с Персибалом без жеманства и робости. В какой-то момент Фелиция едва не рассказала об Олдине, и о том, сколько трудностей принесло рождение чернокожего ребёнка.
В чувство её привёл лишь строгий, не допускающий компромиссов взгляд Брюстера. Как же она была благодарна ему в этот момент! Не за его безразличие, а за то, что он не отвернулся от неё, несмотря ни на что. Тайтус и тот не пожелал иметь с ней никаких отношений, узнав об Олдине. Но сейчас, вспоминая невысокого водителя, она ни о чём не жалела. Брюстер жаждет наладить свою жизнь, и если ей удастся оказаться с ним рядом, быть вместе, то многие печали и проблемы смогут отойти на второй план. Не придётся больше прозябать в овощной лавке, не нужно будет прятать своего ребёнка, выгадывать и экономить, чтобы порадовать его сладостями. Всё будет так, как она захочет. И если ради этого нужно немного поступиться принципами, то она согласна.
Фелиция рассмеялась и наградила Марша лукавым взглядом. – Хотите знать, что связывало меня с Персибалом? – спросила она, неловко затягиваясь сигаретой, вставленной в мундштук из слоновой кости. Дым щекотал лёгкие и ещё больше кружил голову. Но что ей было до этого?! Ведь рядом находился Брюстер – тот, чей взгляд трезвил лучше любого морозного воздуха.
– Так, значит, вы были молоды и не имели своего репертуара, чтобы начать сольную карьеру? – осторожно спросил Марш.
Фелиция посмотрела на Брюстера и согласно кивнула.
– А в каких вы были отношениях с Геральдом Спарсером?
– Да ни в каких! – Фелиция выдохнула дым. – Сказать по правде, он сначала порядком напугал меня, расспрашивая о деталях смерти Персибала, но когда я узнала, что он законник, то решила, что не стоит его бояться, и оказалась права, – она охотно сообщила несколько пикантных подробностей его ухаживаний и весело рассмеялась вместе с Маршем и Брюстером.
– А мистер Джеральд? – неожиданно спросил Марш. – Какой была его роль в этой истории?
– Никакой, – чересчур бойко заявила Фелиция. – Он подарил мне платье и… – она замолчала, вспоминая пережитый ужас.
– И? – поторопил её с ответом Марш.
– И ничего, – Фелиция шумно выдохнула, ощущая действие выпитого.
Неожиданно голова закружилась так сильно, что ей стало плохо. Марш не преминул заметить это и любезно предложил подвезти её домой.
– Домой? – глуповато переспросила Фелиция, думая о своей убогой комнате, в которой спит чернокожий ребёнок. – Просите, но я бы предпочла, чтобы это сделал Клайд, – она посмотрела на посеревшее лицо Брюстера. – Хотя…
Мыслей стало так много, что у неё закружилась голова. Неужели ей следовало согласиться? Неужели следовало поехать с Маршем? Но куда?
Фелиция поднялась из-за стола и, извинившись, пошла в дамскую комнату. Пара девушек лёгкого поведения наградили её оценивающим взглядом, оценили порочное платье и приняли за свою.
– Сложный день? – спросила одна из них.
Фелиция кивнула. Холодная вода привела в чувства. Фелиция осмотрела своё лицо и попыталась вернуть ему прежнее очарование.
– На твоём месте я бы отправилась домой, – посоветовала ей девушка, закуривая сигарету.
Дым, который та выдохнула ей в лицо, вызвал тошноту и новый приступ головокружения. – Что с тобой? Тебе нехорошо?
– Немного, – сдержанно отозвалась Фелиция. О чём можно думать в таком состоянии?
Она вышла, задержавшись возле сцены, на которой выступал местный джаз-бэнд. Долго она вглядывалась в лицо пианиста. Настолько долго, что он начал бросать в её сторону тревожные взгляды.
– Ты хорошо играешь, – похвалила его Фелиция. – Так держать, – пошатываясь, она вернулась за дальний столик. – Представляете! Меня только что приняли за шлюху, – честно призналась она Маршу.
Он нахмурился, но ничего не сказал.
– Забудьте, – Фелиция сжала его руку в своих ладонях. – У вас очень хороший бар. Намного лучше, чем при прежнем владельце.
– Вот как? – Марш помрачнел, и Фелиция заметила, как побледнел Брюстер.
– Я хотела сказать… – она замялась, пытаясь подобрать слова. – Хотела… – мысли снова спутались. – А вам нравится моё платье? – Фелиции вдруг захотелось стать глупой и наивной. – Когда мы выступали с Брюстером в этом баре, мне показалось, что многие мужчины просто сходят с ума от этого наряда!
– И вам это нравилось? – неожиданно смягчился Марш.
– Не знаю, – Фелиция смутилась. Снова бросила короткий взгляд на Брюстера. Господи, неужели она ещё не доказала, что ничего не знала о делах Персибала! Воспоминание об отце ребёнка вызвало грусть.
– Я вас обидел? – осторожно спросил её Марш.
Фелиция качнула головой. Тяжело вздохнула и опустила глаза.
– Почему мужчины иногда поступают так, как поступать совсем не надо? – спросила она, не в силах сдерживать своих мыслей.
– А разве женщины не поступают так же? – Марш поднял свои кустистые брови.
– Не всегда.
Фелиция потянулась за очередным стаканом вина, но решила, что лучше этого не делать. "Сколько же сейчас время?" – подумала она, вспоминая Олдина. Так сильно хотелось рассказать о нём Маршу. Рассказать обо всём, чтобы не осталось больше ничего недосказанного. Она может позволить себе быть открытой книгой. И если этот молодой управляющий хочет читать её, то она позволит ему сделать это. Ничего не изменится. Ей нечего скрывать.
– Так, значит, вы хотите только петь? – спросил он, и Фелиция невольно отметила, что начинается утро.
Оно скреблось в задёрнутые плотными шторами окна, пробиваясь светлыми лучами алеющего неба. Ширма была давно опущена, а в зале бара осталось не больше десяти человек. Фелиция попыталась опустить глаза, но взгляд почему-то остановился на тонких губах Марша. "Скольких женщин осчастливил этот молодой человек?" – подумала она, поднимаясь на ноги.
– Кажется, мне пора.
– Пора? – на лице Марша отразилось разочарование.
– Надеюсь, вы узнали всё, что хотели узнать? – спросила Фелиция.
Марш долго смотрел на неё, затем согласно кивнул.
– И каков вердикт, если не секрет? – выпитое вино придало ей решимости.
Марш молчал, вглядываясь в её зелёные глаза. "Если он захочет поцеловать меня, то я не стану возражать", – успела подумать Фелиция. Происходящее утратило стройность, став чем-то мутным и нереальным, словно сон. Если бы упоение, которое она сейчас испытывала, можно было описать словами, то, скорее всего, ей пришлось написать новую песню.
– Когда-нибудь мы ещё встретимся с вами, – заверил её Марш.
– Это означает, что вы поверили мне? – она подалась вперёд, к его губам и объятиям. Брюстер кашлянул и демонстративно посмотрел на часы.
Марш улыбнулся ему и, посмотрев на Фелицию, долго не отводил от неё взгляд.