Она достала из отдельной шкатулки заколку моей матери, тоже украшенную пауком. Это неприятное существо преследовало меня по всей жизни. Пауки жили в террариуме моего отца, Пауком звалась моя должность в Ночной Страже, паук был нанесен на гербы Имперры, не говоря уж о моей Маске. А ведь я терпеть не мог арахнидов.
Я надел второй вариант своей маски – скрывавший только верхнюю часть лица. Для этого и нужны были фальшивые шрамы: если кто-то в будущем захочет вычислить меня по особым приметам, пусть ищет изуродованное лицо.
Прием в честь мескийского посольства, по сути, являлся светским раутом, то есть танцы не подразумевались. Вместо этого в богато украшенный бальный зал по очереди прибывали высокопоставленные гости. Дорогие напитки, изысканные яства, ненавязчивая медленная музыка, сверкающее серебро, золото, горный хрусталь, потолки высотой в четыре этажа. Лакеи в красно-белых ливреях лавировали между группками гостей, разнося игристое вино из картонесской Палшани. На подносах подавались знаменитые арбализейские сигары и не менее знаменитые марки табака.
Я прохаживался по залу, приветствуя гостей, улыбаясь, раздавая комплименты дамам и тани высшего арбализейского света. Мой подбородок произвел небольшой фурор. "Знаменитые" шрамы, обезобразившие мое лицо, успели стать частью легенды, так что искусные фальшивки притягивали к себе взгляды.
– Видишь кого-нибудь интересного? – спросил я, после того как раскланялся с бенгским послом.
– Я вижу гассельцев, хозяин. Среди них тот самый, что выражал соболезнования на похоронах его величества.
Эззэ ри Гмориго.
Чулган стоял в окружении арбализейцев с бокалом палшанского в когтистой руке и, судя по его мимике и эмоциональному фону, вел светскую беседу. Также рядом с адмиралом присутствовали двое из тех, что сопровождали его на похоронах. Один из них микота – разумный антропоморфный гриб, высокий, устрашающе крепкий тип в мундире полковника сухопутных войск. Он имел тело белого цвета, безносое лицо, широкий рот и характерной формы "шляпку" на голове. Второй принадлежал к виду мукузианов и являлся разумной слизью. Мукузианы, как метаморфы, были способны придавать своим телам любые конфигурации, поэтому часто держались в антропоморфном облике для упрощения процесса общения. Одежды на мукузиане не наблюдалось, ибо в ней не было смысла.
Гриб и слизняк помалкивали, позволяя чулгану с самодовольным видом чесать языком, то и дело привставая на цыпочки и опускаясь обратно на пятки. Вскоре ри Гмориго заметил меня, но предпочел проигнорировать.
– Хозяин, я вижу великого князя Алексея Александровича. Кажется, вы положительно относитесь к нему.
– Хоть одно приятное лицо за вечер.
Великий князь раххийский Алексей Александрович, чрезвычайный посол Раххии в Арбализее, вел веселую беседу с министром финансов страны и еще несколькими видными чиновниками-людьми. Внешне он был почти полной копией своего правящего брата, но волос на голове сохранилось больше, борода была короче, да и намек на талию где-то еще сохранился. Широченная грудь сверкала орденами, на плечах блестели огромные эполеты, а в громадной руке едва виднелся бокал с игристым вином.
Под правый локоть Алексея поддерживала его жена великая княгиня Мария Карловна, герцогиня де Баланре. Это была женщина дородная, но идеально балансировавшая на той тонкой грани, на которой полнота не губит красоту. Она источала потоки природного здоровья, наполнявшего ее округлое тело, которое являлось эстетическим идеалом женственности с точки зрения раххийских мужчин. Помимо изысканного платья княгини можно было обратить внимание на умопомрачительной длины и толщины русую косу, которую дама уложила вокруг шеи на грудь и украсила бриллиантами размером с перепелиное яйцо. Эдакое колье.
– …А я ему и говорю: "Милейший, это не кулич, это жаба"! – Великий князь расхохотался с непринужденностью ребенка. – Вот так я и упросил тсаря-батюшку начать производство броненосных крейсеров новой серии!.. Тан Бриан эл’Мориа!
– Мое почтение, великий князь. Как поживаете?
Собеседники раххирима расступились с вежливыми поклонами. Похоже, мое появление стало для них долгожданной возможностью сбежать от веселого медведя.
– Лучше всех! – отозвался он. – Мари, это тан Великий Дознаватель Бриан эл’Мориа! Тот самый, видишь маску? Я говорил тебе о нем!
– Очарован!
– Польщена.
– Еле вывез ее из дому! Не хотела ехать! Вот видишь, чего ты могла лишиться?
– Право, знакомство со мной не такое уж и событие, – сказал я. – То ли дело знакомство с вами, княгиня.
– Не скажите, – ответила она бархатным чарующим голосом, по которому сходил с ума весь мир. – Вы очень знамениты и популярны в Раххии!
– А вы звезда, которая светит всему миру, и для меня великая честь познакомиться с вами. Я имел счастье слушать вас в Тсарском оперном театре, и, знаете, я… не нахожу слов, чтобы передать ту феерию восторга.
Она прикрыла рот веером и деликатно засмеялась, польщенная таким нехитрым комплиментом.
– Чего вы ждете от переговоров, тан? – спросил посол.
– Мира, любви и взаимоуважения.
Его хохот пронесся по залу как лавина, подминая под себя все прочие звуки.
– А если без шуток, сложно делать прогнозы. Камнем преткновения между Винтеррейком и Арбализеей являются старые неразрешенные дела в колониях. К тому же кэйзар продолжает бубнить свои речи о великой нации, достойном будущем и так далее. О его нелюбви к моему виду тоже всем известно, так что переговоры обещают быть тяжелыми.
– Кстати, винтеррейкский посол тоже здесь. Все думали, что Вильгельм пришлет своего дядю эрцгерцога Фридриха Ларийского Толстого. Он известен своими миролюбивыми взглядами. Однако вместо него приехал младший брат кэйзара, Эрих.
– Забавно, что тсарь-император также возложил посольскую ношу на ваши плечи.
Он рассмеялся и сделал крошечный глоток игристого, после чего отдал почти полный бокал лакею.
– Вон, вон он! Видите? Болтает с чулганом, лис.
Высокий, стройный, холеный и статный офицер с превосходно навощенными усами. На своего августейшего брата Эрих Штефан фон Вультенбирдхе походил отдаленно. Чувствовалась одна порода, но если Вильгельм напоминал матерого волка, от великого кёнига Эриха тянуло лисьим духом в понимании раххиримов. Я многое успел узнать о нем и в сухом остатке мог констатировать его опасность. Ох и не нравилось же мне, как он шептался с ри Гмориго.
– О! О! Смотрите туда, видите даму в черном? В шляпе и вуали. Знаете, кто это?
– Судя по описанию, это леди Адалинда. Я так и не смог достать ее изображения без вуали.
– Похоже, не вы один наловчились прятать свой славный лик, – пожурил меня великий князь. – Эта ведьма, или бруха, как она называется на местном языке, служит при дворе Солермо. Что-то вроде консультанта по мистике и… прочей чепухе. Наша тайная служба тоже копала, но мы так и не поняли, владеет она магией или нет. Никто никогда не видел, не слышал, не… в общем, никто и никогда.
– Я слышал, она набрала нешуточный вес при дворе.
– Это правда, как и то, что двор ропщет. Никому не нравится видеть такую сомнительную особу рядом с монархом, но вот что интересно, граф де Барбасско и Сигвес эл’Тильбор, те, кто больше прочих стремился избавиться от брухи, скончались загадочным образом. Хотя не знаю, сколько уж загадки в том, что де Барбасско зарезала ножницами обезумевшая любовница, а эл’Тильбор… вообще-то я не знаю, как он умер. Обстоятельства сокрыты, представьте себе!
Дама в черном скрылась из виду, сопровождаемая высоким кавалером.
Я раскланялся с раххийскими аристократами и продолжил лавировать по залу, изучая общий эмоциональный фон. Все было вполне легко и доброжелательно, но напряжение тоже ощущалось. Сначала я не намеревался идти на сближение с винтеррейкским посланником, но заметил его приглашающий кивок в сторону балкона.
Ох уж эти балконы! На каждом балу или рауте найдется один-два таких балкона, где можно уединиться от посторонних глаз и ушей.
Он ждал меня, поставив бокал на мраморные перила, а его телохранители замерли в сторонке.
Один из этих двоих точно был телохранителем, мощный рыжеватый здоровяк, затянутый в китель пепельных драгун . Его глаза так и сверкали настороженностью, а макушка казалась какой-то неестественно плоской – хоть тарелку ставь, видит Силана! Второй человек, скорее всего, был магом. Он носил синевато-серую шинель без нашивок, но с полами до пят и капюшоном, на груди поверх ткани при этом сидел необычного вида нагрудник, украшенный гербовой птицей Винтеррейка. На пряжке пояса виднелось число "47". Сутулый и тощий, этот второй повис на своем металлическом посохе как на последней опоре, удерживавшей от падения. Судя по тому, как его раскачивало из стороны в сторону, он дремал.
Себастина тоже стала в стороне, обеспечив нам некоторую приватность.
Мы обменялись любезностями, начав с пустой ерунды, после чего плавно перешли к серьезным темам. Каждый попытался ненавязчиво выведать у другого номинальную цель приезда в Арадон: моя заключалась в способствовании мирному урегулированию разногласий между Арбализеей и Винтеррейком; великий кениг сделал вид, что никаких серьезных разногласий нет и вообще весь конфликт не стоит выеденного яйца. Тем не менее притязания его страны на определенные арбализейские колонии никуда не делись, и мы еще некоторое время обсуждали философский вопрос различия между всеобщей истиной и личной правдой каждого. Постепенно отойдя от словесного кружева, мы обозначили взаимопонимание сил на поле Великой Игры: Винтеррейк возглавлял коалицию северных стран, но за Арбализеей стояла вся Мескийская империя. В случае неудачи на переговорах эти две великие силы могли сцепиться в кровопролитном конфликте.
– Дух войны витает над миром. Такой войны, какой не было с начала этой эпохи. Хотите поучаствовать? Уверены, что она не перемелет вас в муку?
– Война – не самоцель, – ответил великий кениг.
– А что тогда?
Его взгляд был красноречивее слов, однако ответ в моей голове вспыхнул сам: "Давно пора подняться в полный рост и сбросить оковы мескийской гегемонии".
– Разумеется, Винтеррейк мечтает, прежде всего, о долгом мире, и ради него я приехал в этот прекрасный город – договариваться.
Ложь.
– Полагаю, разговор исчерпан.
– Разговор даже не начинался, мой кениг. Но на сегодня, боюсь, нам действительно нечего больше обсудить.
– Тан Великий Дознаватель, – успел обратиться он, прежде чем я отвернулся, – можно задать вам откровенный вопрос?
– Прошу. Но не обещаю, что дам откровенный ответ.
– Я к этому готов. Скажите… скажите мне, есть ли пределы аппетитам и амбициям Мескии? Когда она пресытится территориями и богатствами настолько, что прекратит тянуть руки во все стороны?
– Не понимаю вас.
– Чего желает Меския? – прямо спросил он, заглядывая в прорези моей маски. Отчаянный храбрец, однако. – Какова ее наивысшая цель?
Я покрутил в пальцах бокал с нетронутым вином, тщательно подумал и дал совершенно искренний и честный ответ:
– Munda unus.
– Весь мир, – задумчиво повторил он.
– Да. Один мир – одна империя – один Император.
– Ваше мнение?
– Они хотят войны, – ответил я, усаживаясь в предложенное кресло.
– Я не сомневаюсь. Коньяка? Вина? Могу угостить вас восхитительной сангрией.
– Нет, благодарю.
Его величество лично встал у небольшого буфета и предложил мне напитки. Мы были в его рабочем кабинете наедине, и я мог изучить книжную коллекцию, выставленную на полках шкафов. Изучить и понять, что это помещение было мертво. Книги, стоявшие на полках, – сплошь собрания сочинений, многотомные труды, которым "приличествовало быть" вблизи государя. Атрибутика. Их никто не читал и никогда не прочтет. Лишь состояние писчих инструментов на столе говорило о том, что это все-таки используемое рабочее место.
– Вопрос лишь в том, с кем именно они хотят воевать. С нами или с вами? – Король уселся за свой стол и сделал глоток коньяка, затем расстегнул плотно прилегавший к шее воротник и вздохнул свободнее.
– Винтеррейк хочет воевать со всем миром, потому что Вильгельм во сне видит свое знамя над руинами Императорского дворца в Старкраре.
– Вы думаете, у него настолько… огромные амбиции?
– Сегодня я сказал Эриху фон Вультенбирдхе кое-что… и по его эмоциям понял, что он удивлен. Кениг явно слышал эти слова прежде. Думаю, от своего брата и в несколько ином виде: "Один мир – один Рейк – один кэйзар". Поэтому я уверен.
– Заговор, – сказал король. – Нам следует бояться заговора. Нас попытаются вынудить напасть первыми.
– Моя задача состоит в предотвращении данного сценария.
Он вздохнул и сделал новый глоток.
– Что конкретно вы намерены делать, тан Великий Дознаватель?
– Я? Я буду в Арадоне, чтобы контролировать ситуацию и следить за всем с вашего дозволения. Выставку посмотрю. А поскольку старые раны и непосильные труды больше не позволяют мне работать в поле, поручу это дело самому лучшему своему агенту.
– Имени спрашивать не буду, оно едва ли мне что-то скажет. Он справится?
– Лучше его был только я в свое время. Этот агент выпестован лично мной, и он, при условии вашего всестороннего содействия и невмешательства, сделает все возможное и невозможное. Можете мне верить, мы в Мескии веками боремся с заговорщиками и предателями.
– Я знаю.
– Кстати, о сотрудничестве…
Он понял мою паузу, отставил бокал и вынул из ящика стола небольшую шкатулку черного дерева.
– Здесь жетон тайной службы со всеми соответствующими документами и все остальное из вашего списка. Подлинники, разумеется.
– Благодарю.
– Но вы учтите, что старик эл’Рай был не в восторге.
– Не нравится раздавать места в своей организации?
– Он старомоден и упрям, мой дорогой дядя, и эти его черты не раз хорошо послужили Арбализее.
– Можете положиться и на меня, ваше величество. – Я поднялся. – А теперь прошу простить, усталость дает о себе знать. Воспользуюсь так гостеприимно предоставленными палатами.
Вскоре я оказался за закрытыми дверьми и под охраной солдат. Мои гомункулы стояли вдоль стены, ожидая приказов.
Себастина закончила удалять грим и успела собрать набор, а также все, что нам могло понадобиться в будущем: документы, оружие, кое-какую одежду. Свою я уже почти полностью снял.
– Вы ведь здесь, верно?
– Да, хозяин.
С балдахина спустился один ташшар, из темноты под кроватью показался второй. Они пребывали в своей истинной форме, костлявые, покрытые черным мехом и перьями, со страшными когтями-крючьями, большими желтыми глазами и кривыми хищными клювами. Демоны Темноты, пусть и мелкие, но настоящие.
– Отлично. Так, ты, – я указал на одного из болванов, – займешь мое место.
– Слушаюсь, – ответил он моим собственным голосом.
– А вы двое, – я посмотрел на ташшаров, – переодевайтесь в плащи. Будете изображать недостающих Жнецов.
– Исполним.
– Или подчистим.
Они поклонились, изменили рельефы своих птичьих лиц, надели плащи и маски, затем изменили рост, чтобы соответствовать остальным. Способности сих тварей к метаморфизму пусть и были ограниченны, но оставались крайне полезными.
Я передал всю одежду Себастине и несколько минут простоял у окна, готовясь к болезненной, но необходимой процедуре. Маска напоминала о том, что я слишком долго не надевал ее, требовала внимания, признания наиболее темной стороны моей сущности. Ее напоминания проявлялись по-разному: то рука онемеет, то челюстей разжать не могу. Трансформация прошла болезненно, будто что-то быстро выросло внутри тела, заполнило и разорвало меня на части, чтобы вырваться наружу. Восприятие изменилось, просторные покои сузились, стали казаться меньше, хотя на самом деле это я подрос, мозгу требовалось привыкнуть к новой картине мира, ибо глаза теперь располагались на ладонях, обрамленные когтистыми пальцами, словно гигантскими ресницами. Еще одна насмешка судьбы – моя Маска имела восемь членистых ног и тяжелое паучье брюшко. Помнится, в первый раз я был очень удивлен.
– Залезай, Себастина. – Голос мерзкий, скрежещущий, низкий.
– Благородному тану не пристало возить прислугу на собственной спине.
– Это приказ.
– Слушаюсь.
Окно радовало большим размером, я смог вылезти на внешнюю стену дворца, но двигаться по вертикальной поверхности оказалось непросто: мешал большой вес. Выбрав подходящую точку на одной из башен, я открыл пасть и выплюнул несколько канатов черной паутины, по которым перебрался вниз, на основание дворца, коим служил величественный клиновидный утес. Уже по его отвесным, изъеденным ветрами и солью камням я пустился в долгий путь к воде. На половине пути, устав перебирать ногами, я выплюнул паутину и быстро спустился на каменистый пляж с ее помощью.
Оказавшись внизу, я с тихой мукой содрал с себя хитиновый панцирь, сбросил лишние конечности и сорвал с головы слепую костяную маску, заменявшую лицо.
– Никогда не смирюсь с этой мерзостью.
– Вы двигаетесь гораздо лучше, чем раньше, – заметила Себастина, подавая простое мещанское платье.
На самых низких оборотах к берегу приблизился паровой катер без сигнальных огней, который вскоре повез нас в порт Арадона. Затем мы пересекли весь город с севера на юг, сменив нескольких извозчиков, и выбрались за город. Стимвинг ждал на заросшем бурьяном пустыре. Черный летательный аппарат, один из тех вытянутых юрких, быстрых, специально созданных для Имперры. Он был заправлен и разогрет. На путь до базы Форт-Ваймс ушло полчаса.
Встречавший на взлетной площадке офицер Имперры Орсон Вугенброк, одетый в мундир артиллериста, доложил, что помещение для ночевки готово, что личный состав не проинформирован о визите высокого гостя и лишь коммандер в курсе. Также коммандер просила передать мне приглашение на ужин. Вспомнив, что действительно давно не ел, я согласился и пошел приводить себя в порядок.
То была не первая наша встреча. Прежде я следил за карьерой коммандера со всем вниманием, ибо Сюзанна Андреевна Ива́нова, самашиитка с раххийскими корнями, подданная мескийской короны в третьем поколении, зарекомендовала себя едва ли не как талантливейший офицер-тактик, выпущенный Высшей академией броневойск.