Во-первых, в палате уже сидел посетитель. Алина-то рассчитывала, что в такое время застанет Андрея одного… И никто из персонала не предупредил, что раньше успел некий грузный, солидный мужчина лет этак пятидесяти. Он обмяк в кресле, что-то негромко рассказывая, но на скрип обернулся. Андрей тоже приподнялся, и на Алину сейчас смотрели два пары глаз одинаковой голубизны и яркости. По этим одинаковым глазам девушка догадалась, что посетитель - отец Андрея. Как же его? Мирослав, кажется… Что-то такое необычное и красивое.
Второй причиной замешательства оказалась сама палата - она мало напоминала обычную больничную. Начиная от толстой витой решетки на окне и заканчивая длинной тяжелой цепью, продетой через крюк в стене. Алина поежилась. Она, конечно, понимала, что когда оборотня ломает… хреново это, когда ломает. Алина хорошо помнила, как хреново. Всё время хочется есть и перекинуться… И кого-нибудь покусать.
- Здрасьте, - неловко поздоровалась. - Я, наверно, позже зайду…
- Нет-нет, я уже, собственно, ухожу. Пора… Дела… - этот, который отец, засуетился, поднялся из кресла. - А вы, наверно, Алина Ковалева, про которую мне Андрей все уши прожужжал?
- Да.
- Мирослав Викторович Шаговский. Отец Андрея.
- Очень приятно.
- Оставляю вас, молодые люди…
И точно - оставил. Неловко помялась, но подошла. Теперь только жадно разглядывала - Андрей сильно похудел, отчего кажется моложе, но вот в глазах - вполне взрослый серьезный, искренний интерес и радость встречи, тоже искренняя. Но при этом - усталость.
- Привет.
На щеке - три розовые полоски. Это следы от пантерьих когтей. Алина вспомнила, как лекарка Лара всё страдала - останется парень уродом. Но не останется. Чудеса кошачьей регенерации.
- Ты извини, что не зашла раньше. Почему-то не пускали. Я и так, и сяк. Достала этого координатора на пенсии, Игоря Семеновича. Он даже трубку теперь не берет.
- Понятно, - легкий намек на улыбку. Напряжение не отпускает, а только становится сильнее. - Мне приятно, но… Они правы. Вряд ли со мной можно было о чем-то связно поговорить.
- Я знаю. Всё равно…
Господи, как же неудобно.
- Откуда знаешь?
Села в кресло. Он тоже сел. Спустил босые ноги на пол. Молчание. Ну, откуда инициатор может знать, что происходит с инициированным? Так что глупый вопрос. Дальше молчим. Думаем, о чем можно вежливо поговорить. За окном сыплет золотистый в солнечных лучах снежок, а небо прозрачное, акварельное, с редкими переливами к жемчужным барашкам облаков… После метельного и злого декабря погода, похоже, намерена теперь дать роздых, подкинуть усталому люду сколько-то безмятежных мягких деньков. Решетки только портят… О погоде с ним, что ли, говорить?
- Знаешь, я только из-за тебя не сошёл с ума окончательно, - внезапно говорит. - Я тебя всё врмя чувствовал. И за тебя держался.
- Знаю.
Еще бы не знать. Двадцать пятое, двадцать шестое, двадцать седьмое… Алине тоже непросто дались эти три дня. И, особенно, ночи.
- Это хорошо, - снова ложится, глядит в потолок.
Снова тишина. Она невыносима. Потому что Алина не знает, что делать дальше. Неловко сообщает:
- Я тут принесла… мама постряпала с утра…
- Хорошо.
- Ты, кажется, устал… Я, наверно, пойду…
Молчит.
Пакеты хрустят на столе. Спиной - взгляд. Даже сейчас, не двадцать шестого, седьмого и восьмого, ночью… Даже сейчас - чувствуешь его, как если бы связали широкой шелковой лентой и не отпускают. По ленте скользят тени, прыгают пятна и крапинки…
- Тогда я на неделе еще зайду. Тебя когда выпустят отсюда?
- Говорят, еще недели две.
- Понятно. Я тогда зайду… пожалуй, послезавтра. Да?
Дверь. За дверью та бабулька и то неопределенное существо. Потом улица, растоптанная пьяной ночью. По снегу разметало серпантин и огарки фейерверков, а в еловых и сосновых ветвях запуталась мишура. Можно прогуляться, пройтись по магазинам… если работают… или заглянуть к Наташке. Наташка выходит замуж. Видела уже её жениха. Как бы поделикатней намекнуть, что Вадим этот… не совсем человек? А, сами разберутся! Не маленькие.
- Алин… Аль.
Не обернулась, но остановилась.
- Не уходи. Иди сюда.
Лента плыла тенями - нежными, смутными, пастельными. По ленте ехали и скользили, как дети с горки, отчаяние и надежда. Тут Аля ошибиться не могла. Как зачарованная, возвратилась. Хотела упасть в кресло. Упала на койку. Койка шурхнула, но выдержала. Не выдержала Алина. Андрей сидел, поэтому, упав, уткнулась ему не в грудь, а, получилось неловко и некрасиво, куда-то почти подмышку. И так замерла. Словно нужно было вот так, как маленькому зверьку. То, чего недоставало с самого двадцать пятого, с утра… оклемалась, опоили чаем, коньяком, какими-то травками, отвезли к родителям. До этого долго выпытывали, как получилось, что маг Андрей сделался оборотнем Андреем, притом что Алина инициатор вне всякого сомнения. Не помнила, хоть убей. Ну а двадцать пятого с утра и началось - как ломка. Словно бы возвратились те дни в домике археологов, когда печка и Андрей с его "apage, bestia!" Мама определенно не понимала, что происходит, и пугалась… Алина же быстро сообразила. Собралась и ушла к себе в пустую одинокую квартиру.
- Вот так. Так, Алечка… Я вчера узнал у дрессировщика…
Дресировщик тоже в пояснениях не нуждается. Дрессировщик - мужчина в тяжелых ботинках. Еще у него желтые глаза, запахи сигаретного дыма и валерианы.
- … есть такая Кошачья весна.
- Я тоже узнала у Игоря - есть. Я даже песенку запомнила…
…Спи, моя радость, усни… Это когда ночь, луна еще не отыграла свое, хотя с одного краю уже подтаяла, как сахарная голова. И поэтому не спится, а тянет в ночь, в снег, в метель. Тянет так, что плевать на цепь - ее можно выдрать вместе с крюком, плевать на то, что "швы еще не поджили! Лежи спокойно!", плевать на мужчину с тяжелыми ботинками. Мужчине не плевать. И он раз за разом возвращает в неуютное двуногое тело, которое болит целиком, от укушенной ноги до отекшей продранной щеки… Возвращает, а сам садится в кресло и дремлет. Или прикидывается, потму что никогда не пропускает момента…Потом немножко получше, когда…солнце скатилось с небес… То есть не солнце - луна ушла, затаилась, спряталась до следующей своей полноты. Тут уже оказалось, что любой порыв эхом отдается еще где-то. Где, понял почти сразу. Порыв бежать на охоту, загрызать любого, кто попадется на пути, наталкивается на архивную пыль, гулкие коридоры, пересчет палаток и спальных мешков для очередного выезда, мечты о лете… И это успокаивает настолько, что уже не хочется никуда бежать и кого-то рвать в клочья. Оказывается, что устал чудовищно, что нытье в теле даже уже не мешает… Спи, моя радость, засыпай… Иногда через широкую ленту-Алину протекает еще один человек. Этот человек сидит на кухне, напротив у него жена, теплая и уютная, но сейчас странно далекая, спит за стенкой - спокойно спит! больше не нужно прислушиваться и вздрагивать! - совершенно здоровый сын. Человек думает о том, кто теперь будет главой в клане, если Ингмар мертв. Ингмар, конечно, получил свое… Использовать Славку как ширму для совсем другого, темного обряда… Клану, видите ли, нужно было восстановить прежнее положение и возвратитить назад законные территории. Это так объяснял на допросе Никита, помощник Ингмара, тот еще псих, как оказалось. Только в чем же повинны те Волки, которых похищали и "выпивали" для подготовки обряда? Чем виноваты те Волки, которые так сопротивлялись похищению, что их приходилось убивать? Саат только и знает… Зато теперь, совершенно точно, мир. Между Волками и Пантерами - настоящий, полноценный мир, а не тонкое, как кромка ножа, перемирие. Жертв достаточно. Больше не нужно никому - кто жаждал крови, жажду утолил… Солнце упало монеткой в рукав…
- Я тоже. Ты ее всё время напевала. Нравится?
- Да.
- Споешь мне еще?
- Спою… - удобно сидеть вот так, уткнувшись носом, ни о чем больше не думать. Но подумать нужно. - Слушай, я так и не поняла. Когда я успела тебя инициировать? Хоть убей, не помню.
- Естественно, не помнишь. Это в избушке вашей археологической. Ты тогда была… не в себе. Всё время кусалась.
Снова не хочется думать. Андрей пахнет целым букетом - мускус вошедшего в силу зверя, тепло родного дома и, чуть-чуть, лекарств.
- Странно. Меня когда Антон поцарапал, я уже на следующий день обернулась. А тут… - пробовала посчитать точно, да не вышло, - недели две.
- Я же маг. Нас даже яды сразу не берут. Помнится, один мой приятель… Эсташ… впрочем, не важно. Я тебя с ним потом познакомлю. Важно то, что ты меня опять спасла.
- А ты меня.
- Тогда взаимозачет? - улыбка в голосе.
Ничего не хочется. Только вот так сидеть в тишине.
- Да.
- Скоро придет Гоша. Дрессировщик.
- Первого января? С утра?
Смеется.
- Я и забыл. Ох уж эта Россия. Обортням пить нельзя. Совсем. Нисколько. Никому. Но если в честь праздничка, да если компания хорошая…
- Думаю, у Гоши компания подобралась. Насколько я знаю, у них вчера был свой сабантуйчик. Всем кланом. На нашем раскопе. Ох, попортят они нам поле. Раньше портили, паразиты, и еще попортят. А нам потом горбаться, разгребай.
- А что, и раньше портили?
Время тянется. Разгваривается через силу. Алина плохо спала последние ночи, нервничала, даже сквозь сон постоянно тянулась по ленте - узнать, порядок ли? Ей ведь только говорили - всё нормально, но пока нельзя… Теперь, узнав, что действительно нормально, захотела перекинуться, свернуться калачиком на коленях Андрея и подремать.
- Почти каждый год… То костры жгли, то какую-то девушку, говорят, чуть не утопили, а то еще всякие призраки шастают. Мне Игорь объяснил уже, что это всё души жертв Саат. А всё равно жутко. Я, наверно, попрошусь теперь на другой раскоп. В Дальний или Райское.
- В Польше тоже есть, что покопать…
Покачала головой. Об этом думать будем потом. Не сегодня, не завтра и даже не через месяц. Отстранилась. А то как бы действительно не заснуть ненароком. Вот будет позорище - навестить заглянула. Поолок у палаты оказался высокий, ровный, два маленьких светильника утоплены в плиты. Стены светлые, шероховатые…
Стук в дверь.
Вздрогнула. Андрей улыбнулся:
- Приемный день, однако. А раньше без стука заходили…
От молодого человека на пороге несло опасностью. Такой, от котоой захотелось вздыбить загривок.
- Привет. Алин, это Валера, мой друг. Он Волк.
***
И первое новогоднее утро ничего не прояснило и ничуть не облегчило жизнь. Решили не пороть горячку, чуть-чуть поостыть, не портить Славке праздник. Отложили серьезный разговор до первого января. Инка не пускает к себе в постель. С того проклятого дня. Ложишься в одиночестве гостиной, на узком диване, дома и не дома одновременно. Чтобы ощутить себя по-настоящему возвратившимся, нужно было вечером лечь в постель положить руку на плечо жене, немного поговорить перед сном, вместе послушать ночь и так постепенно заснуть…
Но Инна гонит и обходит стороной, как зачумленного.
И вот первое января, утро.
Кухня. Потому что в России все самые важные вопросы решаются на кухнях, начиная от стратегии добывания денег на новые ботинки, заканчивая политическим "ну и за кого голосовать?". Вот и сейчас…
- Антон, ты не подумай… Я всё понимаю. Но… убить человека…
- Ингмар всё…
- Да я не про Ингмара! Я про девочку эту…
И нечего сказать. Ну разве объяснишь - до самого последнего момента, до ножа, которым нужно было… До этого самого момента так и не верил, что придется девочку убить. То есть знал, понимал, смирялся - а не верил. Наверно, поэтому отозвалось таким шоком.
- Я понимаю. Я…
Предостерегающий взмах руки.
- Антон, послушай. Я понимаю, что ради Славика. Я ценю такую готовность. И поняла уже, что ты просто берег мне нервы, когда молчал. Но… как нам теперь жить дальше? Славка всё видел и всё запомнил, ты не думай. Каждый вечер спрашивает про тётю, которая лежала на камне. Хотел ты ее убить или пошутил? И хорошо ли всё с ней теперь. Ингмара он, слава Саат, не видел.
И опять - нечего сказать.
- Так что…
- Так что? - с надеждой. Может, хоть Инка знает? До чего родная, Господи. Глаза эти ее родниковые, век бы смотреть. Когда разгладились морщинки у губ, а из-под глаз вылиняли синяки, Инна сделалась так хороша, что сердце щемит.
- Не знаю… - говорит шепотом, словно боится кого-то спугнуть. - Я не знаю, как мне жить с… убийцей. Понимаешь? Наверно, нам нужно…
- Разбежаться, я понимаю. Уеду Дальний, там сейчас есть пара свободных мест…
Босо прошлепали по коридору. Шершаво чмокнула дверь в ванную комнату. Минута на обдумывание и прислушивание - всё ли в порядке? Месяцы напряжения приучили бояться каждого шороха. Нет, порядок. Включают-выключают краны, шумит вода, плещется в раковине. Стихает. Сонный встрепанный Славка выходит в коридор, подозрительно разглядывает родителей.
Ничего криминального не находит, мнется на пороге.
- Вы тут что? Завтрак?
- Завтрак. Хочешь есть?
- Нет. Просто пришёл. Там под ёлкой подарки… Это от кого?
- А ты думаешь, от кого?
На славкином лице смятение - борются страстное желание верить в чудо и трезвые подозрения в невозможности этого чуда как факта действительности. Инна сострадательно поджимает губы и великодушно добавляет:
- От нас с папой подарки в зеленой упаковке. Там лежат подарки в зеленой упаковке?
- Н-нет… - подозрения корчатся в муках, чудо робко подымает голову. - Там еще коробка в красной бумаге.
- Значит, от Деда Мороза, - легкомысленно, играючи добивает сомнения Инна и отворачивается, пряча улыбку. Она считает, что нормальный счастливый ребенок просто обязан верить в Деда Мороза и прочие чудеса хотя бы до десяти лет.
- Вау! - взвизгивает сын и галопом уносится в комнаты. Впрочем, возвращается быстро, на ходу раздирая красную обертку. Та шуршит, сопротивляясь, но всё-таки поддается. Под алой фольгой картон коробки. Жадные пальцы лезут под картон…
Душераздирающе-восторженный вопль:
- Конструктор! Военный…
Робкое исследование, разгребание прямо на обеденном столе мешочков с деталями, коробочек и отверток. Потом тихий восхищенный вздох. После - аккуратный интерес:
- Пап, а мы сегодня с тобой будем собирать? Или завтра? Мы же сегодня на горку хотели… А на завтра мама купила билеты на елку. Ты со мной сходишь?
Инна смотрела на Славку, невозможно сияя глазами. Потом перевела взгляд на мужа. Взгляд потух. В ответ потухло что-то внутри Антона.
- Пааап! Ну, пааап!
- Если разрешит мама…
Мама, конечно, не разрешит, а сейчас скажет Славке идти смотреть мультики, а сама тихо соберет мужние вещи в чемодан и молча укажет на дверь.
Инка не отвечала довольно долго, и Слава притих, ничего толком не понимая, но ощущая нечто предгрозовое, сгущающееся в воздухе, грозящее опять с ног на голову перевернуть его, славкину, жизнь… Замер, переводя взгляд с одного родителя на другого. Инна закаменела. Потом улыбнулась одними губами. Антону, не Славке. Кивнула:
- Разрешаю. Слава, иди пока разбери остальные подарки и прибери у себя в комнате. А потом папа как раз сможет с тобой позаниматься.
Славка вспоминает, что не все еще цветные пакеты разобраны, что со вчерашнего вечера остались еще хлопушки, которым нужно произвести точный учет…
- И что?
- Ничего. Живем дальше. А что нам остается? - Кивнула. Отвернулась к плите, поставила чайник. Прямая спина, темные волосы, а в волосах ранние серебряные паутинки…
И тут только отпустило. Домой. Возвратился. А остальное будем решать потом… Когда нужно будет.
***
Молодой человек явно стеснялся, не знал, куда смотреть, где присесть и что говорить. Был он худ, высок, лет этак двадцати двух - двадцати трех на вид, и Андрей утверждал, что Валерий этот с Алиной уже знаком.
- Вы о меня споткнулись, - с кривоватой улыбкой пояснил Валера. - Помните? Я тогда валялся у вас под ногами. А вы торопились к Андрюхе.
Алина всё равно не поняла, Андрей сжалился:
- Волк-жертва из этого милого обряда. Помнишь? Там было два Волка…
Ничего Алина не помнила и помнить не хотела. Но нет, Волк, конечно, был… Больше походил на коврик в прихожей - весть такой истоптанный, старенький. Не гордый опасный хищник - затертая тряпка. И в нынешнем Валерке осталось еще что-то затравленное, усталое до смерти и недоверчивое. И еще ощущение - очень неуютно ему двуногим… Но выглядит куда лучше давешнего истерзанного животного.
- Ну да ладно…
Валера приходил проведать друга. Видать, хотел рассказать что-то важное. Аккуратные хождения вокруг да около продолжались минут двадцать, но Валерка этот решительно не мог рассказывать ничего при Алине, а Андрей так же решительно ее обнял и никак не отпускал. Опоясал рукой, прижал и держит - моё. Никуда не пущу…
В конце концов Валера сообщил, что подписан уже мир между Волками и Кошками, что проклятое святилище решили оставить в покое, закрыть полностью, а нового главу Пантер избирать теперь будут долго - а нет подходящих кандидатур. Сыну Ингмара три года, самка слишком озабочена достойным отмщением - она явно не в себе, а взрослые Коты не проходили специального обучения… Задумчиво, поглядев на Алинку с Андреем, предположил, что и Кошачью весну такими темпами могут отменить… Ушёл.
День постепенно выродился в вечер, а тот ознаменовался подносом с ужином. Дважды звонили родители - волновались за дочку. Дочка расслабленно пялилась в окно. Даже помыслить невозможно было - уйти. Сейчас ли, потом…
- Интересно, как там Антон…
- У них - норма. Или скоро будет норма… - Андрей зевнул. - Не разбегутся… Сильно любят друг друга…
- Тоже чувствуешь?
- Через тебя… Забавно всё завязалось… Твой инициатор, мой инициатор… Интересно, он нас тоже слышит?
- Наверно, - покраснела. На будущее покраснела, оттого, что Антону еще придется услышать… - Но с ним всё равно порядок. Женщина у него хорошая…
Вообще всё и у всех было хорошо. И за окном, и в городе, и на далеком раскопе, который теперь уже оставят в покое… и растаят в небытии постепенно страшные сказки… и никто уже не вспомнит никаких утопленниц, не станет шептаться про прокляты места… Или станут. И будут рассказывать вечером у костерка. Под гитару. А потом расходиться на ночь по палаткам без всякого страха… И успокоится страдалец в лохмотьях… И будут сновать тени сновидений… Будут спать археологи… И Алинка будет спать. Рядом с Андреем. Наверно.
Нет, всё будет хорошо. Теперь. Не смотря ни на что.
***
…Данным подтверждаем, что, находясь в трезвом уме и твёрдой памяти, на основании равного и свободного волеизъявления всех членов Кланов, в присутствии свидетелей и представителей, мы, нижеподписавшиеся, изъявляем согласие с условиями мирного договора, согласно которому:
- территориями Пантер считать от первого января две тысячи восьмого года все те территории, что отнесены к ведению Клана союзными Договорами 1897, 1905, 1918 годов, включая Святилище Саат (дополнительные ограничения указаны в п.5 Приложения);
- территориями Волков считать иные территории, отнесенные указанными союзными Договорами к ведению Клана;
- приостановить на срок десять лет решение Малого координационного Совета "Об ограничении рождаемости";
- прекратить в полном объеме применение мер взыскания за разжигание межклановой розни в отношении Кланов Пантер и Волков, обвинения в умышленном развязывании войны в отношении бывшего координатора по Сибирскому региону Илейвссона Игоря Семеновича считать снятыми.
Ни одна из сторон претензий более не имеет и обязуется исполнять эти и иные условия мирного соглашения, предусмотренные прямо или косвенно текстом данного мирного соглашения.