Мама в объятьях - птичка встрёпанная, мокрая, напряженная. А вот Джош постепенно успокаивался, схлынуло… Тихий стук в стекло - вздрогнула под руками. Прислушался и улыбнулся. Маленький клюв по стеклу - тук-тук требовательно. И царапают коготки по скользкому подоконнику.
- Мам, там где-то хлеб еще на столе должен был быть. Покорми воробья.
Всё-таки нужен - маме и еще одному маленькому шумному нахалу за окном. Значит, те шестьдесят лет - терпеть…/
- Ну? Что-нибудь разузнал? Что сказал Гауф?
Мэва грохнула чайник на стол и теперь усиленно дула на свой горячий кофе. Кофе Джоша в пластике стаканчика жёг пальцы. Поставил на какой-то отчет. Цезарь увлеченно грыз обнаруженную чудесным образом в миске кость.
- Ничего не сказал. Нет Гауфа. Уехал.
- В смысле?
- В прямом и буквальном. Вчера вечером внезапно отправили в командировку. Настолько внезапно, что даже мне не позвонил, не предупредил.
- Ммм… Любопытно. А Богуслав Корчев?
Изумительно быстро соображает.
- Перевёлся в закопаньский отдел. По собственному желанию.
Молчала. Думала. От кофе, вопреки здравому смыслу, клонило в сон. Однако еще пока ворочались шестеренки мыслей в мозгах. Медленно, с трудом, но ворочались.
Наконец, Мэва выдала:
- Джош, что происходит? О чем таком знает Корчев? И о чем ты вчера говорил с Гауфом? Чего секретного он тебе сообщил, что у тебя аж истерика случилась?
Вертелись шестеренки, выщелкивая по обрывку, по клоку тупых мыслишек: Гауф сам допетрил до нейтральных энергий, и вполне мог еще до чего додуматься и поделиться с младшим коллегой. И его убрали. Нервный Корчев стрелял в некроманта. Перевелся окончательно. Никого из ребят той дежурной группы сейчас в Познани нет. Беккер узнал и про разговор с Гауфом, и про ночь в кабинете. При трезвом измышлении: о содержании разговора он знать не мог и не знал - поэтому с утра пораньше припёрся; про ночь исходя только из журнальных записей тоже не добрался бы сам. Единственный вывод - Рагеньский забыл сдать ключи. Всё. Но вот про саму ночевку пан Владимир знал. Знал то, о чем знала Мэва. И, соответственно, не знал того, о чем не знает она. Ещё обещал нападения… Наркотическое зелье у напарницы на столе. Потерянный диктофон. Любой каприз на блюдечке с голубой каемочкой. Рассыпанные паззлы сложились в картинку. Нашелся тот недостающий элемент. Если раньше Джош сомневался, то сейчас…. Беккер и Мэва - вот оно. Нет, точно! Никаких сомнений. Слежка. Теперь круглосуточная.
- Джош, я тебе вопрос задала! - ощутимое раздражение. - Что тебе Гауф вчера сказал?
- Нет, Мэва, погоди. - Требовалось определенное усилие, чтобы сказать дальше. Неприятное усилие. - Сначала на вопросы ответишь ты. И честно ответишь. Вы все тут меня за нос водите, да?
- О чем ты?
Усилие перетекло в ответное раздражение. Агрессивное и мерзенькое.
- Сговорились? Спелись с Беккером? Следишь? - едва примолкшая головная боль набросилась с удвоенной силой. - И сколько платят?
- С ума сошёл? Бредишь? Ты хоть сам понял, чего сказал?! - щелкнула каблуками, подскакивая, кажется, с кресла. Стукнуло об пол, валясь со стола, нечто тяжелое. - Совсем мозги заклинило?! Вот идиот же, прости Свет!
- Мэва, расскажи мне правду.
- Какую правду, Джош, о чем ты?! Откуда мне знать, что еще за придурь тебе в голову стукнула?!
В голосе напарницы неподдельная обида. Оскорбленная невинность. А как она два дня назад здорово по телефону испуг и панику недалекой городской фифы изображала! Заслушаешься!
- Ты сама знаешь, о чем я. Беккер приставил тебя шпионить, - и откуда-то же взялась решимость сказать то, что так и рвалось временами с языка. - Для этого вызвал из Колоденя. Так ведь? Скажешь, неправда?
- Джош, ты болен. Головкой двинулся. Серьезно говорю. По-моему, тебе нужно домой и баиньки.
Раздражение перетекло в настоящее бешенство, только не клокочущее, холодное. В мозгах от него на удивление ясно и просто сделалось.
- Речь не обо мне. Только о тебе. Со своими проблемами я разберусь сам. Но сначала ты мне объяснишь, каким боком замешана в деле. Объяснишь, чего ради тебя вызвали в Отдел после двух лет опалы, расскажешь, чего тебе наобещал Беккер за слежку, куда задевался мой старый диктофон, и как Беккер узнал, что я не ночевал дома.
Зато всё, больше никаких недомолвок и брожений вокруг да около. Высказал и сдулся. Ответит или не ответит?
- Точно - псих. У тебя мания преследования. - Прицокивает сокрушенно и очень натурально. - Или жар? Или это тебе Гауф такого наговорил, а ты и поверил? Тогда хорошо, что он уехал. Ты так вообще с катушек съедешь.
- Мэва, ответь.
- Что ответить? Что сама не знаю, зачем меня вызвали к тебе? Что мне ничего не обещали за слежку и я вообще за тобой не слежу?! Что не знаю, куда завалился твой диктофон и даже ни разу его не видела?! Что не знаю, где и от кого Беккер берет информацию?! Доволен?!
- Браво. Мэва! Быть бы тебе артисткой… - поаплодировал полусерьезно. - Только - не верю. Мы с тобой больше пяти лет дружим. Как ты могла?
- Джош. Ну нельзя же так!
Отставил пустой стаканчик в сторону. Аккуратно поднялся, закинул в рюкзак кошелек и телефон. Подумал, и отправил туда же диктофон. Будем надеяться, на пару часов записи его памяти хватит. Не забыть только новую батарейку купить.
- Эй, ты куда?
- Цезарь, идем! Цезарь!
- Ты домой? Или… одного где попало шляться не пущу!
- Не твое дело. - Еще один важный момент не упустить - звякнуть Кшиштофу, чтоб не ждал сегодня.
- Моё. Я за тебя отвечаю. Ты на тренировку?
- Скажи время.
- Половина первого. Джош, ты куда идешь? Если не скажешь, точно Беккеру доложу! Вот честное слово! Иди проспись!
- Вот, кстати, заодно и проверим. Небольшой тест на вшивость. Доложишься Беккеру - всё с тобой ясно. Можешь катиться куда подальше. Мне не нужен напарник, который в любой момент продаст. Извини.
- Джош…
На миг проснулись сомнения и жалость - показалось, сейчас разрыдается напарница от незаслуженной грубости. Сцепил зубы и пошел - обоим проверка. Джошу на самостоятельность, Мэве, как и было сказано, на вшивость.
- Джош, не уходи. Мне страшно за тебя.
Уже на пороге вспомнил, похлопал себя по нагрудному карману - маленькая стеклянная колбочка с наркотиком на месте, никуда не делась.
- И не вздумай за мной следить.
На выходе из Отдела застигла длинная соловьино-телефонная трель - музыкальная тема мэвиных звонков. Достал трубку, без затей вырубил. Расследование опять в тупике, осталось последнее средство. В магазине купим батарейки к диктофону и минералку. Из опыта прошлой экскурсии в собственную память отложилось, как после хотелось пить, и какой мерзкий привкус был во рту. Если сейчас около часа дня, то к завтрашнему утру удастся оклематься как раз настолько, чтобы выйти на работу. Авось, нынешний "заплыв" будет максимально информативен. Нужно будет попробовать элементы медитации и аутотренинга.
Только с Мэвой нехорошо вышло. Может, и не виновата она совсем. А если и виновата, то всё равно не нужно было на неё кричать. Грубо. Еще и идиотом себя выставил. Ладно. Идем дальше - подвал коттеджа некроманта.
Глава 5.
Промозглая сырость на улице длилась, всё никак не решаясь заледенеть зимней стужей. С крыльца обдало нескончаемой колючей моросью, в нос пахнуло бензиновыми парАми и нежным, усталым запахом прелой листвы. С плеском и чавканьем проезжали мимо автомобили. Осенний пронзительный ветер продувал насквозь тонкий вельвет куртки, ничуть не смущаясь легкого навеса остановки. Помнил Джош такие навесы - два столба и стеклянная крыша. Летом под ним нещадно припекает солнце, осенью - продувает всеми ветрами и мочит всеми ливнями, а зимой он, разумеется, совсем не защищает от снегопадов и метелей. Вот и сейчас… А нужный автобус всё не шёл, запаздывал, словно бы предлагая одуматься, возвратиться в душное после улицы тепло Отдела, в его условную аквариумную безопасность. Плескаться там и дальше, развлекая всех желающих забавными рывками запутавшейся в водорослях глупой рыбешки? Нет. Вперед и только вперед. Несмотря на то, что озябли пальцы.
Минут через двадцать, изрядно потрепав решимость Джозефа Рагеньского, всё же пришёл, сжалился долгожданный автобус маршрута Двенадцать-С. Впустил в толчею нутра и Джоша, и мокрого недовольного Цезаря. Внезапная пробка от площади Свободы до Третьего Мая удлинила путь еще на полчаса. И грязь по щиколотку, и зонтик опрометчиво позабыт дома.
Деревянные ступени лестницы разбухли и противно скользили, грозились поломанной шеей невнимательному гостю. В подвале воняло затхлостью, хлюпала под ногами вода. Осенняя слякоть подтопила фундамент, единственный островок относительной сухости - алтарь. Джозеф спустил Цезаря с поводка, понадеявшись на собачье чутье и умение найти себе местечко поуютней. Привязывать к крюку в стене, как в прошлый раз, не стал. Может, зря.
Скормил диктофону батарейку, включил телефон. Потом достал свою мнемоническую отраву. Простенькое аутотренинговое упражнение: "Я спокоен. Мне легко и хорошо. Я не я, а…". Странно, зелья в колбочке осталось ровнёхонько на полглотка, никак не больше. Пробка плохо притёрта? Пролилось? А хватит ли на сеанс? Зато не будет искушения нырнуть в транс в опасный третий раз.
"Я спокоен. Я - легкий осенний лист, соскользнувший с ветки настоящего к корням памяти прошлого…". Стих какого-то ритма для медитаций, кажется.
На этот раз транс наплыл легко и ровно, теплым опьянением. Если и было зябко, то прошло. А сделалось - уютно, как после пары бокалов шампанского или рюмки плохонького, но в торжественной обстановке Отдела после рождественской полуночи уместного и предвкушаемого коньяка. Джош даже не понял, в какой момент он еще лежал в холоде и тьме подвала третьего ноября две тысячи седьмого года, пытаясь сконцентрироваться на утерянной чаше Валира, а в какой - в жарком и мрачно-багровом седьмом дне ноября две тысячи шестого.
/…Череп чаши скалился на жертву золотыми зубами, издевательски косил агатами глазниц. Джош скалился в ответ - две чужие ладони на груди причиняли морозную тянущую, жадную боль, несмотря на проглоченный наркотик. Ладони эти выдирали нечто невидимое изнутри, из пустоты под ребрами - с воем, стонами, воплями рвущихся гитарных струн. Беззвучными. Собственного голоса хотя поскулить тихонько - не доставало, пропал. Зато имелся чужой голос - хриплый и бесчеловечно восторженный.
- Ну, почти. Умный мальчишка, такие и сами по себе долго не живут. Добегался. Ага? - место чаши занимается бледное даже в оранжевом свете свечей пятно лица. Ладони ушли и боль оборвалась. Тусклая чернота глаз мучителя вопрошала о важном, но мысли путались, смысл ускользал. - Молодец, мальчик. Бегал-бегал, и сам к нам прибежал. А мы голову ломали, как заманить. Идеальная болванка. Молодой, здоровый, выносливый, долго протянешь…
- Давай же! Чего время тянешь? - угрожающий шелест. На потолке грубо намалеванная алым шестиконечная звезда. Пальцы мёрзнут.
- Сам знаю. Не тупой. Чашу мне сюда!
Снова дразнила и пугала чаша. Грубые узловатые пальцы ныряли в нее и выныривали уже липкими и темными от крови. Потом они тыкались то в лоб, то в плечи, то в живот Джоша, выводили старательные иероглифы. Кожу стягивало коркой.
Опять пели и бормотали, дрожал свет, по потолку бежала рябь теней, плескалось беспамятство у порога - и, на счастье, затопило. Надолго.
Очнулся - лили на лицо, на грудь остывающее тепло. Захлебнулся - солёной густой горечью попали в нос. Обливали кровью из чаши. Жарко шептали:
- Почти готово. Почти… Ох и Сил потянул! Живой ты там? Живой. Только не сдыхай пока, еще успеешь. Потом…
И в сторону, требовательно:
- Полыни подкиньте!
В ответ завоняло палёной горечью.
- Ну, заключительный этап. Начинай, Эрен…
Там - послушно начали: забубнили скороговоркой, замотало огонёчки свечей конвульсиями висельника. Здесь - тоже. Вновь принялись за грудь и живот, широко разгоняя кровавую лужу по коже. Обещали:
- Источник! Источник пробьем! Представляешь, парень, чистым Источником станешь! В смысле - Вратами! Нравится? Единственные за всю историю настоящие, живые Врата!
Сквозь бубнеж прорвалось:
- Маль, кончай трепаться, мы уже почти!…
- Я тоже.
В груди заворочалось, сердито ощетинилось иглами чистейше пламя. Пламя стремительно росло, топило горло, мешая дышать, распирало рёбра, готовые вот-вот разлететься под непреодолимостью набухания - Джош застонал сдавленно.
- Чуешь? Чуешь Силу?! Близко уже… живой Источник… Можешь гордиться. Пока можешь. Что, наружу просится? Такая уймища. Чую… Сейчас я помогу тебе выйти, драгоценная…
Смутно, неверно - кинжал с обсидиановой рукоятью, хищный длинный зуб…
- Маль! Черт! За щенком хвост притащился! Дружки его приперлись! Ты слишком затянул обряд! Забираем всё и уходим!
- Нет. Успеется. Минут двадцать есть. "Омниа…"
- Маль, твою ж!.. Уходим! Бросай!
- Нет. Я угрохал в парня все Силы! Снова десять лет собирать?!
- Хрен с Силами! Уходим!
- Придурки! Мальчишка уже Источник! Только вскрыть осталось! Оставим его Светлым - всё зря!
- Хорошо, берем с собой и уходим!
- Помрёт! Не продержится больше часа… А… пошли вы! Катитесь! Сам закончу! Оно того стоит! Пять минут! А барьер еще минут семь продержится гарантированно!
Ярко вспыхнуло. И взметнулся обсидиановый кинжал…/
Джош испуганно вынырнул в реальность, жадно глотнул невкусного застоявшегося воздуха, закашлялся. Рядом вздрогнули, тяжело навалились под бок. С перепугу - только что был кинжал, а теперь темно и слепо! Проклятые "зрячие" галлюцинации! Дразнят! - судорожно отпихнул от себя тяжесть, вызывая обиженный лай. Тут же полезли горячим шершавым, как наждачка, языком в лицо.
- Цезарь, мой хороший… - обслюнявил все щёки. - Ну, хватит…
Оттолкнул снова, но уже аккуратно, необидно. Значит, умный пёс действительно сумел найти себе местечко поуютней - под боком у хозяина. И, нужно сказать, удачно - не позволил окончательно закоченеть на каменной плите. Да и куртка за время отключки успела подсохнуть. Аккурат с того боку, который пригрел Цезарь.
- Умный мальчик, молодец. Сейчас домой пойдем.
Внезапно пережитый клок памяти бился в такт тяжело бухающему сердцу. Мутило. Но анализировать пережитое пока было рано - сначала собрать мысли в кучу. Нашарил диктофон, поставил запись на повтор - разочарованно послушал тишину, изредка разбавляемую шорохами мечущегося тела и невнятным рычанием Цезаря. И всё. Тишина и треск записи убаюкивали, мечущиеся клочки образов в голове требовали покоя - отстояться, устаканиться, прийти в систему. - Сейчас пойдем. Сейчас, Цез. Знаю, тебе не нравится здесь.
Только тело действовало исходя из своих потребностей, не спешило подчиняться, плевало на понятия "нужно" и "должен". Вместо того чтобы подняться и уходить, Джош застегнул куртку до самого подбородка, покрепче обнял Цезаря, щекой пристроился на пушистый бок и позволил телу делать, что оно захочет.
- Сейчас пойдем… Только немного… минут пятнадцать… - зевнул. Тело хотело спать. Телу было ровно - опасно или не опасно, холодно или тепло. Тело дошло до края и поставило вопрос ребром.
Каждый аккорд "Турецкого марша" отдавал в мозгах спазмом острейшей боли. В такие моменты Джош ненавидел Моцарта чистейшей ненавистью. Впрочем, сначала нужно было осознать, что звучит именно "Турецкий марш", затем - что композитор Моцарт, и только потом - что звонит телефон. Опять - Мэва. Вспомнить, что с Мэвой разругались в пух и прах, уже не успел - на "прием" пальцы нажали автоматически.
- Слу…шаю.
- Хвала Свету! Ответил! Придурок! Ты чего вытворяешь?! Всех уже обзвонила! И твоего собачьего инструктора, и Конрада, и Мартена! И в "Марне" была! И в лавке! И дома! Придурок, твою мать! Пришибла бы нафиг, так напугал!
Пока в ухо вопили с интонациями базарной бабы, память возвратилась.
- Беккеру… доложила уже?
Вопли сникли.
- Так и?
- Нет. Честное слово, - устало и искренне. Может, правда. - Где ты находишься?
- Не важно. Через час буду дома. Сколько времени уже?
- Пять минут шестого. Почему у тебя голос такой странный? Скажи, где ты находишься, и я тебя заберу.
Джозеф со стоном потянулся, погладил Цезаря. Предложение Мэвы нужно было всесторонне обдумать.
- Джош, ты слушаешь?
В конце концов, если приспичит, Мэва все равно доложится: не сегодня, так завтра. Ну, настучит, что Рагеньский ездил на место преступления, что с того? Святая обязанность любого хорошего детектива. А тащиться до остановки сквозь дождь и грязь до остановки, потом через полгорода, после еще квартал до дома - мягко говоря, не хотелось.
- Слушаю, Мэва, слушаю. Через двадцать минут забирай. Коттедж некроманта, подвал.
- Хорошо, скоро буду.
- Через двадцать минут, - с нажимом, настойчиво.
- Ладно. Засекаю время.
Двадцать минут - чтобы избавиться от "улик" - выбросить пустой уже пузырёк, привести себя, а в особенности - мысли в порядок. И записать, записать, пока не забылось! Торопливо, путаясь и сбиваясь, надиктовать, шалея от внезапного понимания:
- … Чаша Валира, точно. В ней моя кровь. Четыре человека, но чётко видел только троих. Третий новый, зовут Эрен. Больше ничего про него не знаю пока. Обряд требует больших энергетических затрат, поскольку некромант сказал, что собирал Силы десять лет. Как-то так. И еще…
То, что продрало морозцем.
- Я и есть тот самый источник. Я. Это меня они назвали Вратами. Очевидно, если бы меня… как они сказали?… вскрыли?.. вскрыли, точно - энергия бы потекла через меня. И, наверно, не зря мной вновь заинтересовался тот белобрысый…
Нет, не анализировать сейчас. Потом, после. Сейчас уже некогда. Мэва с минуты на минуту… Снарядил Цезаря, взялся за шлейку, зная, что Мэва уже за спиной. Но не оборачивался, пока не кашлянула простужено:
- Я пришла. "Прыгаем" домой?
Дома разбежались по углам, словно крысы. Мэва молча слиняла на кухню кормить пса. Джош забился в кровать. Да, устал - ночь на работ даром не прошла, да, решил поспать. И вообще, после ссоры особо общаться и пытаться наводить мосты не шибко хотелось, да и странно как-то было - повисло оскорбленное отчуждение. Обнаружив напарника вполне себе живым, Мэва вновь вскипела недавней обидой. Но пока держала её в себе. Выплеснет рано или поздно. А сейчас Джош будет спать. Или - галлюцинировать?….
…На вступительном экзамене по теоретической телекинетике за парту рядом подсела симпатичная рыженькая девчушка лет шестнадцати. Она весьма и весьма значительно выбивалась из унылого ряда волнующихся абитуриентов. Прежде всего тем, что оказалась в аудитории единственной представительницей "слабого" пола. Такая удручающая нехватка женщин, была, впрочем, вполне естественна и даже закономерна - специальность "Криминалистика" всегда считалась сугубо мужской и редко радовала выпусками оперативников-женщин. Говорят, на прошлом потоке таких счастливиц вообще не нашлось, зато в позапрошлом году - аж трое.