– Итак, сколько ты хочешь за свой товар, унтерменш? – глаза парня были пустыми, будто у незрячего. Змеящийся шрам похож на кривую ухмылку уголовника. Старик отлично разбирался в людях, и такие глаза он видел лишь однажды, в далеком семьдесят втором году, когда сидел в "Крестах" по обвинению в контрабанде. Дело удалось замять, слава Богу, но несколько месяцев пришлось отсидеть в тесной камере, на втором этаже. Камера была рассчитана на четверых, но находилось в ней девять человек. Будучи молодым незрелым юношей, он вступил в беседу с одним из подследственных. Жилистый сорокалетний мужчина, череп обтянут серой кожей, а узловатые, словно ветки деревьев плечи, изобиловали синью татуировок. Он говорил часто, ловко выплевывая через щербатый рот-щель непонятные прибаутки и скороговорки. Антиквар не успел заметить, как оказался втянут в тягостный спор, быстро завершившийся тем, что мужчина навесил на него выдуманный долг. Молодой человек искренне возмутился – уже тогда мерилом честности для него были деньги и только деньги! И вот тогда уголовник быстро, как худая голодная кошка соскользнул с нар, и шагнул к торговцу. На его плечах синели жирные татуированные звезды, и глаза были такими же пустыми и незрячими.
Левой рукой, посетитель медленно дернул молнию на крутке. Все это антиквар видел боковым зрением. Перед взором застыли плывущие черные точки… нет! Какие к дьяволу, точки?! Знак бесконечности!
Серые тени уверенно обогнули низенькую банкету, робко тронули массивное основание бронзового торшера, и стремительно промчались между ореховым буфетом и прислоненной к шкафу спинкой от кровати. Сгустившийся мрак поглощал кислород, как алчное пресмыкающееся, быстро, жадно, навсегда.
– Откуда это… – прошептал торговец хриплым голосом, и рванул сдавливающий шею галстук. – Откуда "это" у вас?!
– У меня?! – мужчина улыбнулся еще шире. На скулах объявились симпатичные ямочки. Он спокойно оглянулся на запертую дверь. – Не у меня, а у тебя! Это ведь твой магазин, не так ли?! – он запустил руку в прореху куртки.
– Товар не продается… – жалобно пискнул горбун. – Верните… – он закашлялся, на глазах выступили слезы. Плотный мрак, окутавший помещение магазина вытеснял молекулы живительного воздуха, наполняя едким запахом серы и гниения. Дрожащей ладонью антиквар вытер со лба струящийся пот.
"Хочешь, я сейчас же докажу тебе, что ты не прав, сявка?!" – ухмыльнулся бывалый урка, и холодный спазм сжал мочевой пузырь. Боковым зрением он увидел, как серые тени тронули носки его старых башмаков. Будто змея прикоснулось раздвоенным язычком к щиколотке. Старик закричал, прижался спиной к массивному золоченому киоту, и отшатнулся, словно на затылок плеснули кипяток.
– Как это "не продается"?! – парень улыбнулся еще шире. – Любой предмет можно продать, цена вопроса, не так ли?! – в его руках сверкнуло широкое лезвие. Точно такой нож антиквар видел в старом американском боевике. Загорелый мужчина с мускулистым торсом бегал по джунглям, и резал этим ножом миниатюрных, похожих на женщин азиатов.
– Что вы хотите?! – чтобы не упасть, старик вцепился в прилавок. Жалобно звякнули выстроившиеся в ряд хрустальные бокалы. – Вы хотите денег?! Это, что – ограбление…
Изворотливая мысль билась под плешивым черепом, как затравленная мышь. Сколько ему предложить? Пятьсот долларов?! Или быть может двести… вряд ли… триста пятьдесят-в самый раз! Горбун оторвался от спасительного прилавка, и лихорадочно шарил рукой по карманам. Плотные купюры слиплись, он лихорадочно пытался угадать чуткими пальцами три сотенные бумажки. Едва ли будет правильным вытаскивать сразу всю пачку, там полторы тысячи долларов! Этот бугай с огромным ножом заберет все ЕГО деньги! Эта мысль вызвала у старого менялы приступ бешенства такой силы, что ярость подавила страх. Очнувшись от паралича, он шагнул к прилавку. Там, под складками лежалого бархата мирно дремала кнопка тревожной сигнализации. Он ежемесячно платит за нее около пятисот долларов! Этим дармоедам из вневедомственной охраны пора бы отработать свой хлеб! Мужчина перехватил взгляд антиквара, и улыбнулся еще шире.
– Ты, должно быть, хочешь вызвать охрану? – он с любезной ухмылкой качнул острием ножа в сторону кнопки. Движения грабителя были мягкими, ленивыми, как у сытого леопарда. – Прошу…
Торговец метнулся к прилавку, и что было сил, вдавил пальцем в утопленную белую кнопку. Посетитель укоризненно качнул головой.
– Какой недоверчивый торгаш!
Антиквар в бессильной злобе ударил кулаком по никчемной кнопке, и выбросил на прилавок мятую пачку купюр. Сотенная бумажка соскользнула с гладкого стекла, и медленно опустилась на пол. На потертой бумаге, возле левого глаза седовласого господина лилово цвели фиолетовые пятна.
– Вот! – выдохнул торговец. – Берите и убирайтесь прочь отсюда!
– Мне не хочется убивать тебя, жадный фен! – покачал головой Гальфрид. – Негоже рыцарю марать оружие ради презренного старика. Но в твоей лавке обнаружена возвратная точка. Тебе не повезло…
"Хочешь, я докажу тебе, что ты не прав, сявка?!"
Антиквар закричал. На мгновение ему почудилось, что горящая львиная грива солнечного диска расплавила оконную фрамугу, огненные лучи вонзились в кожу, и пронзили ее насквозь, одежда вспыхнула радостным факелом, жадные языки пламени быстро сожрали никчемные бумажки американских долларов, беспорядочно разбросанных по полу. Они, всегда такие властные и могущественные быстро свернулись в уродливые черные рулончики, и тотчас рассыпались кучками невесомого пепла. Торговец впервые в жизни увидел горящие деньги. Они корчились в пламени, и гибли, как живые существа! Прости меня, Бог! Как-то раз он видел постановку романа Достоевского, и сцена сгорающих в камине купюр вызывала першение в горле, и судорожно сжимались кулаки. Он метнулся к выходу, но грабитель ловко преградил дорогу. Острие ножа уперлось в грудь, извилистый белый шрам на горле человека побагровел, став похожим на кипящее русло огненной реки. Антиквар страшно завыл, выставил перед собой ладони, пытаясь оттолкнуть бесовское наваждение. Суббота! Истинный Бог! Суббота! Он шагнул назад, оступился, задел ступней край золоченой рамы, и упал навзничь.
– Сытья кровь! – мужчина быстро опустился возле старика на колени, небрежным взмахом ножа распорол костюм на груди. Бледная кожа неясно белела в сгустившемся мраке.
– О. Господи! О, Господи! – шептал антиквар, глотая соленые капли.
– Честь воину! – удовлетворенно кивнул мужчина, и воздел над головой сцепленные руки, с зажатым в них ножом…
От резкого порыва ледяного ветра ознобно задрожали окна. Хлесткие капли дождя яростно ударили по серому асфальту, по небу стремительно неслась черная косматая туча, и поднимаясь с земли, к ней мчались длинные изогнутые как кинжалы тени. Они вытекали из-под опущенных жалюзи антикварной лавки, лениво змеились среди грязных луж, едва касаясь рукавами мертвых глазниц пустынных окон домов. Город опутала зловещая тишина, ее нарушал только мерный хлест дождя. Сквозь тонированную дверь "Лавки старьевщика" мелькнуло золотистое свечение, будто вспыхнул факел, и тотчас тишину прорезал отчаянный громкий крик, полный страдания и предсмертной муки. Дождь мгновенно стих, туча уползла далеко на север, свинцово-опаловое брюхо увлекло жирные тени.
Дверь распахнулась, из магазина вышел Гальфрид. Возле джипа стояла Земфира, она внимательно разглядывала Камень Света.
– Ну и каково это, убивать беззащитного фена?
– Противно. Чувствую себя падшим. Хочу встретиться с настоящим рыцарем! – мужчина сел за руль, внедорожник сорвался с места, из-под могучих колес вылетели ошметки коричневой грязи.
В умытой дождем витрине радостно полоскалось жаркое летнее солнце. По улице мчалась полицейская машина, она резко затормозила возле дверей. Оттуда выскочили вооруженные люди, несколько секунд они терпеливо нажимали маленькую белую кнопку, спрятанную под вывеской. Внутри раздался приглушенный звон. Пожилой капитан с коротко подстриженными усами, делающими его немного похожим на Эркуля Пуаро, махнул рукой. Худощавый сержант зашел во двор, спустя пару секунд выскочил оттуда, и отрицательно покачал головой. У дверей "Лавки старьевщика" собирались люди. Они озабоченно заглядывали капитану в лицо, задавали вопросы, он раздраженно отмахнулся, буркнул что-то невнятное в черную рацию, похожую на маленький ящик, толкнул дверь рукой, которая неожиданно легко распахнулась. Капитан скрылся внутри, и тотчас выскочил наружу, словно его вытолкнула чья-то сильная рука. Аккуратные усы безвольно повисли, а щеки горели так, словно в магазине ему надавали пощечин. Он яростно рявкнул на зевак, сгрудившихся подле магазина, и быстро заговорил в рацию.
Сильный порыв ветра гнал по улице невесомую пыль. Деловито промчался трамвай по рельсам, легонько вибрировали большие окна витрины, казалось, они дрожат от страха. Нежный пух одуванчиков опустился на землю, солнце стояло в зените, миновал полдень. Жаркий полдень июльского дня. Обычный полдень, так похожий на множество летних дней. Землю покрыла северная жара, воздух был густым и липким, будто клубничный сироп, а высоко в небе порхали быстрые ласточки, они описывали замысловатые круги, как черные призраки, вестники смерти плывущие по голубому небосклону…
РУВД. 30 отделение. Петроградская сторона. 12.00.
Усталый немолодой капитан уже битый час пытался расспросить полуголого мальчишку. Тот лишь таращил удивительно синие глаза на хорошеньком смуглом личике, и безразлично улыбался. У полицейского был сын на пару лет старше, оболтус и бездельник, но пожилой мужчина любил его больше всего на свете, а потому разговаривал с беспризорником ласково.
– Хочешь шоколадку? – он протянул замусоленные черные плитки на серебристой фольге. – Угощайся, сынок!
– Слово в радость! – улыбнулся ребенок. – Ты – хороший человек, пес. Я не задержу тебя надолго. Сейчас отпустят ведьму, а мне надо дождаться Странника. Но я не стану с ним немедленно встречаться, фены недоверчивы. Дождусь, пока он не окажется в опасности. Как свидетельствует история, так легче установить контакт. А ты лучше иди домой к своему ребенку, он скоро серьезно заболеет, мальчику будет нужна твоя поддержка.
Лицо капитана покрылось фиолетовыми пятнами.
– Что ты такое несешь про моего сына, маленький мерзавец?!
– Не горячись. Ты понапрасну тратишь энергию. Твой ребенок поправиться.
Мужчина взъерошил стриженый ежик на голове.
– В последний раз прошу по-хорошему, отдай кинжал!
– Ты мне надоел, пес! – Ратибор отвернулся к окну, помахал рукой. На газоне сидели две здоровенные собаки. Полицейский проследил за взглядом мальчугана.
– Это твои собаки?!
– Да. Это – мои друзья.
– Огромные псы. Они зарегистрированы?
– А ты всех своих друзей регистрируешь?
Капитан махнул рукой, и в очередной раз набрал номер телефона детского психолога. Долгие гудки. Суббота, жаркий летний день, люди не хотят сидеть за рабочим столом! Он набрал полную грудь воздуха, сделал страшное лицо, и поднялся со стула.
– Ты не оставляешь мне выбора, сынок! Придется применить силу! – он шагнул к мальчику, протянул руку, к его ножнам, и так и остался стоять на месте, похожий на статую из музея восковых скульптур.
– Стой, стой отомри, – Два часа, а может три! – скороговоркой прошептал Ратибор, поднялся со стула, попробовал шоколадку, и с отвращением выплюнул на пол сладкую массу. – Очень много сухой горечи. Нужен нектар!
В коридоре раздались громкие шаги.
– Странник! – громко и отчетливо произнес колдун, и выбежал наружу.
Сквозь распахнутое окно влетел порыв теплого июльского ветра, разметал лежалые на столе бумаге, взбил непокорный хохолок на голове капитана. Полицейский замер на месте с открытыми глазами, и изумленным выражением лица. Как, дескать, такое могло со мной приключится, господа хорошие?! Ему снится сон, радостный, веселый, в котором нет ни болезней, ни нужды. Он проснется через полтора часа, и будет чувствовать себя выспавшимся, свежим и помолодевшим на добрый десяток лет. А пока мужчина застыл в неестественной позе, с протянутой рукой, будто намеревается попросить милостыню, а ветер по-хозяйски ворошит никчемные документы на столе.
БАСТАРДЫ.
Одноглазый человек шагал по пустыне, насвистывая веселый мотивчик. Его голову покрывала широкополая шляпа, защищающая обладателя от палящих лучей солнца, ноги обуты в пижонские сапожки, за плечами висит тяжелый рюкзак. Бастард подошел к темной пещере, сунул два пальца в рот, и издал оглушительный свист. Изнутри тотчас высыпала кучка оборванцев, они встречали одноглазого радостными криками.
– Привет, Марли! Чертов сукин сын, круп тебе в дышло!
– Долго же тебя носило, бродяга! Много одоимтов обманул, тень их топтать?!
– Небось, завел себе кралю из трехпалых чуней! – прокричала женщина, все дружно рассмеялись.
– Конечно, они девчата сговорчивые! – пробасил бородатый старик. Он крепко обнял человека. – Ну, здравствуй, сынок!
Подбежала рыжая девица в пестрой юбке. Голую грудь украшали многочисленные пестрые амулеты, монисто и толстые цепи из фальшивого серебра, отчего девушка сверкала на солнце как праздничная гирлянда.
– Гулящая Марго, распутная дочь падшего чуни! – восторженно закричал Марли, и расцеловал девицу в золотые кудри. – Я принес тебе новую цацку. – Он снял рюкзак с плеч, извлек блестящий жетон на цепи. На выпуклом металле гордо расправил крылья орел, сжимающий в когтях свастику, и вдавлены тисненые буквы. "Власть имеет, судьбы правит".
Девушка захлопала в ладоши как ребенок, и тотчас надела на шею красивую безделушку. Старик осуждающе поджал губы.
– Цацка принадлежала знатному одомиту, не иначе!
– Что не сделаешь для любимой женщины! – беззаботно тряхнул головой бастард.
– Ты сильно рискуешь, сынок!
– Недолго осталось… – нахмурился Марли. – Валтасар озвучил свою волю?
– Да. Осталось четыре дня. Бастардов они пощадят, так обещал король.
– Когда начнется настоящая рубка, вряд ли кто об этом вспомнит.
– Не думаю. Король держит слово. Но все можно еще изменить, если найти убийцу его сына.
– Боюсь, что те, кто убили Драгана, тщательно замели следы преступления.
– Есть одна улика… – медленно проговорил старик. – Валтасар младший в тот раз вышел на охоту в царской короне. Ночью ему предстоял обряд инициации. Труп нашли, короны рядом не было.
– Ты предлагаешь мне найти улику? – усмехнулся Марли.
– Я этого не говорил, – быстро ответил мужчина. Он запустил пальцы в густую бороду, огляделся по сторонам, и доверительно прошептал.
– Мальчик прошел через Ворота Домны. Он отправился в Нижний Мир. Если он принесет Летопись, мы сумеем предвосхитить историю.
– Я мало верю по подлинность этого документа. Прошло слишком много лет, с тех пор как он исчез в закоулках Нижнего Мира.
– Ратибор верит в успех!
Одноглазый с сомнением покачал головой.
– Это великий честный колдун с горячим сердцем, но он один выступает против нечистой рати!
– Он приведет Странника…
Марли неожиданно расхохотался.
– Вот тогда точно начнется заварушка! Представляю себе лица Эргена Сладкоречивого и Громмеля ван Остаде, когда Странник объявится в Зеленой Стране.
– Это значит, что начнется война! – жестко сказал старик. – А для презираемых бастардов, любая война заканчивается не в их пользу. Одомиты уже распускают слухи, что унтерменши убили королевского сына.
– Валтасара не обманешь, – покачал головой мужчина. – А пока разбираем гостинцы! Тень вашу топтать, ленивые бастарды! – он развязал тесьму рюкзака. – Налетай, подешевело!
Люди толкались возле объемного мешка, вытаскивая изнутри гостинцы. Между голыми детишками тотчас завязалась перепалка, за право обладания сладкими палочками. Засахаренные медовой патокой леденцы, пользовались большой симпатией у юных бастардов. Матери быстро навели порядок, при помощи звучных оплеух, в результате каждому ребенку достался персональный леденец. Марли сел в тень, прислонясь спиной к горячему камню, он с улыбкой наблюдал за тем, как ребятишки хвастаются друг перед другом, чей леденец оказался больше.
Марго вытащила из рюкзака кусок голубой материи, обвязала им голову, став похожей на очаровательную разбойницу, присела возле любимого мужчины, прижала его ладонь к груди, и не выпускала, словно боясь, что возлюбленный сейчас же исчезнет. Старик тяжело опустился на скамеечку.
– Кости ноют, быть буре…
– Там и есть и для тебя подарок, отец! – улыбнулся Марли.
– Ты очень добр, сынок… Но мне ничего не надо, слово в радость! – он с удивлением наблюдал за счастливыми бастардами. – До сих пор не могу взять в толк. Как ты умудряешься принести каждому ту вещь, что он больше всего хочет?!
– Вы – моя семья, и я люблю вас. – просто ответил мужчина.
К скале подбежал пьяненький розовощекий человек. Он бережно сжимал в руках кожаную флягу, наполненную крепким нектаром.
– Марли, круп тебе в дышло! Спасибо, дорогой бродяга! Это лучший нектар, что мне доводилось пробовать! – он залился счастливым смехом.
– Угощайся на здоровье, Кацо!
Старик проводил пьянчужку настороженным взглядом.
– Откуда ты взял настоящий нектар?!
– Позаимствовал у Тощего Рома, – усмехнулся человек. – Это зажиточный дон. – Он поднялся на ноги. – Я пойду отдохну, поход был нелегким. На закате хочу пообщаться с Валтасаром, если он не против.
– Я передам. Думаю, король согласится…
Рыжая Марго висла на руке любовника, весело шептала ему что-то на ухо.
Старик провожал сына затуманенными от слез глазами.
– Ратибор на нашей стороне! – выкрикнул он.
– Я это знаю, – устало кивнул Марли.
– Мы обязаны помочь ему, когда начнется война!
Мужчина уже скрылся в пещере. Он что-то ответил, но слов было невозможно разобрать. Над пустыней поднялся сильный ветер. Он поднял золотую песчаную пыль в воздух, солнце превратилось в тусклый светящийся блин. Приближалась буря. Матери шлепками загоняли детей в пещеру, остальные бастарды поспешно забирали свою подарки, и бежали под защиту каменных стен. За пределами пещеры, остался только седой бородатый мужчина. Он сидел на своей скамеечке, сложив руки на посохе, и всматривался в затянутый седой пеной горизонт. Губы его шевелились, будто повторяя слова молитвы. Медленно пошатываясь, двигался пьяненький Кацо. Он ревел песню без слов, отчаянно отплевываясь от мелких песчинок, залетающих в рот весельчаку.
– Уважаемый дон! – он икнул. – Ты не подскажешь, где здесь ближайшая пещера? Меня слегка мутит, должно быть меняется погода, круп вам всем в дышло!
Старик молча встал на ноги, обнял бастарда за плечи, и увел его пещеру.
Буря усиливалась, стены содрогались от порывов ветра, но внутри было тихо и покойно. По периметру жилища стояли примитивные станки, люди занялись своим ремеслом, изготовлением побрякушек из дешевой платины, которая по внешнему виду мало отличалась от ценного серебра.
В отдельной нише ворковала Марго над своим замечательным любовником, по углам горели тусклые факела. Старик стоял у входа в пещеру, глядя на разбушевавшеюся стихию. Валтасар изрек свое слово. Четыре дня… Оставалось четыре дня…
ВОТЧИНА ОДОМИТОВ. Ночь.