Ракитин удивленно посмотрел на лейтенанта.
- Кто же их? Эти?.. - он кивнул на осторожно озирающихся задержанных.
- Нет. Вроде бы… - Руденко в замешательстве потер колючий подбородок. - Они сами к нам подошли, пока мы с трупами возились…
Олег повернулся к мужчине, глубоко затянулся и спросил на выдохе:
- Фамилия, имя, отчество, прежний род занятий?
- Тудыхыч я, - неожиданно четким, хорошо поставленным голосом ответил бомж. - В прежней жизни - Иван Савельевич Тудыхин, старший преподаватель педагогического университета, кафедра русского языка и литературы.
- Ух ты! - раздался чей–то возглас у меня за спиной.
Я тоже не удержался и хмыкнул. Надо же! Куда только не заносит людей судьба? А ведь этот Тудыхыч совсем не похож на опустившегося пьянчужку! Взгляд ясный, твердый, даже сидит с достоинством…
- Так что же приключилось, Иван Савельевич, с вашими… сожителями? - спросил Ракитин, усаживаясь за стол дежурного.
Руденко в это время обошел стол и потянулся мимо мальчика за какими–то бумагами. Неожиданно мальчишка, скуластый и черноглазый, как татарчонок, весь сжался на стуле, явно пытаясь отодвинуться от лейтенанта. Выглядело это странно, потому что добряк Руденко не способен был и кошку обидеть. Обдумать сие наблюдение я не успел, поскольку мое внимание привлек рассказ бомжа.
- Я, господин капитан, отнюдь не бомж, как вы, наверное, подумали, - говорил он. - Я - идейный борец за жизненную свободу! Я считаю, что по–настоящему может ценить жизнь лишь тот, кто познал ее во всех проявлениях и формах. Поэтому я и опустился, так сказать, на самое дно нашего общества, чтобы затем, постепенно поднимаясь…
- Господин Тудыхин, - жестко оборвал его Олег, гася окурок, - давайте оставим философию и обратимся к фактам: пятеро ваших знакомых мертвы, а вы живы. Объясните, как это произошло?
- Извините, господин капитан… - Бомж подергал себя за клочкастую бороду, покосился на меня, примостившегося слева на краю стола, и сказал: - Меня спас вот этот мальчуган.
Теперь все взоры обратились на татарчонка. Мальчишке на вид было лет восемь–девять. Одетый в рваный пуховик размера на четыре больше нужного и такие же громоздкие пимы, он испуганно озирался на толпу взрослых мужиков. Особенно меня удивила его реакция на темноволосых людей. Каждый раз останавливая взгляд на одном из трех присутствующих в комнате брюнетов - Руденко и еще двоих оперативников, - глаза мальчика расширялись, а нижняя губа начинала мелко подрагивать. Я посмотрел на Ракитина: заметил ли он? Однако Олег уже вновь глядел на "идейного" бомжа.
- Как он к вам попал?
- Мальчика зовут Шамиль, - охотно объяснил Тудыхыч. - Шамиль Ильясов. Я шел своим обычным маршрутом, мимо мусорных контейнеров, что возле рынка, и вдруг услышал тихий плач. Сперва я решил, что это щенок скулит. Потом подумал, откуда щенок в декабре? Собаки–то щенятся обычно весной?.. Тогда я обошел контейнеры, заглянул за штабель пустой тары, что стоит прямо за бакалейным рядом, и увидел ребенка. Он скорчился в пустой коробке из–под консервов, на нем был только рваный свитер, трико и почему–то сандалии. Мальчик явно замерзал. Я подошел к нему и окликнул. Он долго смотрел на меня, потом сказал, как его зовут. Ну, я и предложил ему пойти со мной в коллектор, что на Мельничной. Там подтекает магистральная труба горячего водоснабжения, поэтому там тепло, хотя и сыровато.
В общем, привел я его туда, подобрал одежду, покормил, и он заснул. А я пошел снова по маршруту…
- Нельзя ли покороче, Иван Савельевич? - терпеливо попросил Ракитин.
- Извините, - вздохнул тот. - Так вот, когда я вечером вернулся, вся наша дружная семейка уже была в сборе. Мои товарищи все - абсолютно вменяемые люди. Минорыч - бывший трубач из районного духового оркестра, Лекало - мастер из ателье верхней одежды, он нам всем одежду по размеру подгоняет… подгонял…
- Покороче, господин Тудыхин! - начал закипать Олег.
- Ага. Так вот мы собрали приличный праздничный стол: шпроты, килька в томате, горошек "Бондюэль", балык из кеты… Пардон! Ну и выпить, конечно. Алкоголь почти всегда приносил Оливер…
- Иностранец?!
- Н–нет, что вы! Его так прозвал я. Уж больно он был похож на Оливера Твиста, только постарше. Вот и вчера Оливер принес сразу две бутылки водки! Он сказал, что их ему подарил какой–то улыбчивый парень возле гастронома "Нижний". Вроде как с наступающим Новым годом поздравил…
- Мда, уж поздравил, так поздравил! - вырвалось у меня.
Бомж укоризненно посмотрел на меня и снова повернулся к Ракитину.
- И вот, когда праздничный стол был накрыт, мы все расселись вокруг, и Оливер распечатал первую бутылку, Шамиль, которого я усадил рядом с собой, вдруг сказал, что водку пить нельзя, она отравлена!
- Он ее что, нюхал, пробовал?.. - перебил Олег.
- Н–нет… Шамиль сделал такой вот жест, - Тудыхыч провел ладонью над столом, - и сказал, что пить водку опасно. Ему никто, конечно, не поверил. Кроме меня. Остальные посмеялись и выпили по полстакана сразу…
- А почему вы поверили мальчику? - снова встрял я.
- Не знаю… - бомж опять дернул себя за бороду, посмотрел на притихшего татарчонка. - Просто я понял, что он не лжет. И не стал пить.
Теперь уже все смотрели на мальчишку, и от такого обильного внимания тот стушевался еще больше. Я понял, что разговора в такой ситуации с парнем не получится, и, наклонившись, шепнул Олегу:
- Пусть все выйдут, кроме нас и бомжа. Мальчик сильно испуган, его надо успокоить.
Ракитин кивнул и рявкнул:
- А ну, чего расселись? Здесь вам не цирк! Освободите помещение!
Опера зашевелились и подались к выходу - решительность капитана прекрасно знали и сочли за лучшее не спорить.
- Руденко, - окликнул Олег лейтенанта, - пробей–ка этого парнишку по базе, может что всплывет?
Тот кивнул и исчез за дверью. Ракитин посмотрел сначала на меня, потом на мальчика. Я слез со стола и присел на корточки перед татарчонком.
- Исян мы сыз, улча!6
Он удивленно уставился на меня, и неуверенная улыбка чуть тронула пухлые губы.
- Исян бул–ырга, абый! Син татар–кеше?
- Ёк. Мин рус. Минем хатын бул–эргэ татар.7 - Я протянул руку и осторожно погладил мальчишку по спутанным вихрам. - Не бойся, здесь только друзья, - добавил я по–русски. - Скажи, почему ты боишься людей с темными волосами?
- Они плохие… Они все плохие! - неожиданно выкрикнул он и снова сжался в комок, закрыв лицо ладошками.
- Ну, ну, басыл–ырга, улча! - поспешно сказал я. - Мин сине дус!8
В этот момент в комнату просунулся Руденко.
- Товарищ капитан, я нашел!
- Чего нашел? - не понял Олег.
- Откуда парнишка этот. Из Бакчара он. Ильясов Шамиль Равильевич, одна тысяча девятьсот девяносто восьмого года рождения. Кстати, находится в розыске по заявлению матери от тридцатого декабря…
- Ладно. Составь там пока справку, - отмахнулся Ракитин. Руденко исчез. - Ну что, Димыч, похоже, парень не наш.
- То есть как? - не сообразил сразу я. - Ты о чем?
- Все о том же. О киднеппинге. - Олег снова закурил. - Тебе ведь тоже эта мысль в голову пришла, когда Иван Савельевич про водку рассказывал?
Я ошалело покрутил головой.
- Представь себе - нет!.. Зато сейчас появилась другая. Дай–ка фотки пропавших ребят?
- Зачем?
- Давай, давай! Проверять - так до конца.
Ракитин недоверчиво покосился на мальчишку, на притихшего, ничего не понимающего бомжа, и вытащил из своего планшета, который ему подарили когда–то вертолетчики из МЧС, конверт с фотографиями похищенных детей.
С замиранием сердца, от смутного предчувствия удачи я разложил фото на столе перед Шамилем и тихо попросил:
- Улча, зинхар, карарга бире. Син кемне–дыр белеем–ырга?9
Мальчишка внимательно сначала взглянул мне в глаза, потом вздохнул и принялся разглядывать лица ребятишек. Вдруг он протянул руку и ткнул в две рядом лежавшие фотографии.
- Вот этих… Миша и Витя.
***
Я проснулся оттого, что кто–то дышал мне прямо в лицо. Шумно, пофыркивая. Потом горячий шершавый язык прошелся по моей щеке, и тогда я сообразил, где нахожусь…
После того как мальчишка опознал двоих ребят из детдома, дело приняло совсем другой оборот. Шамиль рассказал нам весьма занятную историю.
Он приехал в город из родного Бакчара с матерью и братом к родственникам на праздники. До Нового года оставалось несколько дней. Он со своими двоюродными братьями и сестрами гуляли по Томску, катались на горках, ходили на городской каток, ели мороженое - в общем, знакомились с большим городом. И уже через пару дней Шамиль освоился в новом для него окружении, а три дня назад они с братом отправились снова на каток. Брат пошел в туалет, а Шамиль остался ждать его в раздевалке. Вот тогда–то к нему и подошел "темный человек".
Определение показалось мне странно знакомым, и я уточнил:
"Он был темным снаружи или внутри?"
"Он был совсем темный! Весь!" - прошептал мальчик.
И тут для меня все встало на свои места. Татарчонок оказался врожденным экстрасенсом, эспером. И он распознал в незнакомце такого же, как сам, эспера, только укрывшегося за психокинетическим блоком и потому казавшегося "темным", то есть не светящимся в биополевом спектре. А еще тот был темноволосым и темноглазым. Вот парнишка теперь и шарахался от всех брюнетов подряд.
"Он сказал, чтобы я пошел с ним, - рассказывал Шамиль, хлюпая носом от нахлынувших переживаний. - И я пошел…"
Ракитин при этих словах остро глянул на меня. Он тоже все понял, но, по привычке, не поверил до конца.
"Сильнейшая суггестия", - прокомментировал я для него.
Незнакомец привез мальчишку в "большой красный дом", и Шамиль оказался там в компании тех двух мальчиков.
"Вот она, база! - не удержался я. - Большой красный дом…"
"И как ты собираешься его найти?" - скептически хмыкнул Олег.
"Элементарно! Поездим завтра по городу вместе с мальчиком и найдем. Раз Шамиль помнит дом, значит, тот эспер не успел или не стал возиться с постановкой блоков памяти…"
"А как ты себе представляешь этот дом?"
"Думаю, скорее всего, это дом в частном секторе, что–нибудь из новоделов".
"Ладно. Заканчиваем, - решил Ракитин. - Всем нам и малышу надо немного поспать…"
"Ты собираешься оставить парнишку здесь?"
"Да. А что ты предлагаешь?"
"Заберем его с собой. Пусть хотя бы отмоется и поспит по–человечески! Утром же все равно вместе ехать…"
Олег посмотрел на меня как на мать Терезу, но лишь головой покрутил. И мы поехали обратно на ракитинскую квартиру, где нас заждались новогодний стол и близкие друзья…
Влажная терка вновь прошлась по моей щеке, и я открыл глаза. Джейкоб Сэмюэль–младший, чистопородный английский бульдог, гордость семьи Ракитиных, встав на задние лапы и упершись передними в край кухонного диванчика, внимательно разглядывал мою физиономию.
- Привет, псина, - сказал я и потрепал бульдога по мощному загривку. - Какой сегодня день?
- Уаурр! - ответил Сэмюэль–младший и потрусил из кухни в коридор.
- Правильно, - вздохнул я, поглядев на свои старенькие "Q&Q". - Десять часов нового года. С ума сойти!
Диванчик на кухне не самое удобное спальное место в квартире, что–то вроде верхней боковой полки в плацкартном вагоне. Но, как говорили мудрые римляне, "tarde venientibus ossa".10 Все прочие приличные места оказались заняты, в частности, моя "законная" раскладушка была отдана татарчонку. Мальчишка так намучился, что заснул еще в машине, и его пришлось заносить в квартиру на руках. Алена и вымыла его, полусонного.
Кряхтя и чертыхаясь на занемевший бок, я сполз с диванчика и принялся приводить тело в чувство. Интенсивный пятиминутный комплекс для разогрева мышц и связок, как всегда, оказал свое чудесное воздействие и позволил мне выйти в коридор вполне достойной, энергичной походкой. Душ, к сожалению, принять не получилось - все–таки не дома! - но умылся я на полную катушку, облив торс ледяной водой над ванной из ковшика.
Выехали мы, однако, лишь спустя час. Алена не отпустила нас без горячего завтрака, да еще Шамиля будили минут пятнадцать. Мальчишка совсем разомлел от тепла и уюта.
По дороге он рассказал нам окончание своей истории. Миша и Витя поведали новому товарищу по несчастью, что сидят здесь уже дня два или три, что они из детдома, что не помнят, как сюда попали, им очень страшно. Кормили пленников два угрюмых бугая с дубинками. Раз в день ребятам выдавали по плошке то каши с мясом, то макарон по–флотски и по половине батона. В комнате стоял кулер с водой, а в дальнем углу в нише был туалет. Короче, практически тюрьма!
Появление Шамиля вызвало у мальчишек смутную надежду на спасение, так как татарчонок в отличие от них помнил все, что с ним случилось, и был решительно настроен сбежать при первой возможности. Втроем они придумали, как обмануть охранников, и когда страшный "темный человек" куда–то уехал, наказав бугаям внимательно следить за пленниками, ребята разыграли целый спектакль.
Витя и Миша подняли жуткий шум, изображая отчаянную драку. А когда охранник, дежуривший снаружи, вошел в комнату, Шамиль, стоявший на стуле за дверью, изо всех сил треснул бугая по затылку крышкой от унитаза. Несмотря на малые силенки, татарчонок проделал это столь удачно, что охранник рухнул на пол, потеряв на какое–то время сознание. Мальчишки выскочили в коридор, и Шамиль, запомнивший путь, быстро повел их к выходу. Они успели добраться до калитки, прежде чем их заметил второй охранник.
Дальше была отчаянная беготня по сумеречным улицам и переулкам, огороженным сплошными заборами и совершенно безлюдными. В какой–то момент Шамиль понял, что им не уйти всем вместе и предложил разделиться. Ребята бросились на перекрестке в разные стороны, и больше татарчонок их не видел. Мальчик побежал по незнакомой улице наугад. Через несколько минут он вдруг очутился среди штабелей ящиков и коробок. Сил бежать дальше не было, и Шамиль решил спрятаться в этом искусственном лабиринте. От усталости он незаметно задремал, тут–то его и нашел Тудыхыч.
- Ты бы смог узнать своего "темного человека"? - спросил Ракитин.
- Не знаю. Наверное…
- Хорошо. Когда вернемся в управление, мы с тобой попробуем нарисовать с помощью компьютера его портрет. Договорились?
- Ладно… А вы дадите мне порисовать?
- Конечно. Ты сам и будешь это делать!..
- Между прочим, его мать уже обыскалась, - напомнил я.
- Вернемся в управление и вызовем ее, - жестко ответил Олег, и я не стал с ним спорить, понимая, что на кону сейчас жизни еще полутора десятков ребятишек, а помочь их найти может только маленький татарчонок Шамиль.
Большой красный дом отыскался примерно через час езды по городским окраинам. Собственно, окраиной этот район можно было назвать лишь условно, так как Источная улица располагалась территориально как раз почти в центре города, но в старом районе, так называемой Татарской слободе, протянувшейся вдоль реки параллельно Центральному проспекту всего–то в паре кварталов от него. Дом оказался типичным новоделом: двухэтажный особняк из красного кирпича за двухметровым кирпичным же забором с системой видеонаблюдения по всему периметру и телекамерой над железной калиткой.
- Следов нет, - ткнул я пальцем в свежий, нетронутый снежок перед калиткой.
- Ну и что? - буркнул Олег, внимательно осматривая забор. - Это говорит лишь о том, что за последние три–четыре часа сюда никто не входил и не выходил.
- Почему?
- А ты не заметил разве, что снег везде свежий?
- Черт! Действительно…
- Ладно, - Ракитин повернулся к машине, - едем в управление. Там выясним, кому принадлежит эта хата, сделаем фоторобот твоего "колдуна" и отдадим мальчонку матери.
Оперативная проверка владельца "красного дома" выдала неожиданный результат.
- Недвижимость по адресу: улица Источная, дом восемь принадлежит господину Прохорову Александру Михайловичу, - доложил лейтенант Руденко по интеркому, когда мы с Олегом расположились в его капитанском кабинете покурить и обдумать результаты поисков.
- И кто же он такой, этот Прохоров? - спросил Ракитин.
- Вы будете смеяться, товарищ капитан, но он - депутат Государственной думы по Ямало–Ненецкому округу, а также один из совладельцев "Ямалнефти".
- Действительно - ха–ха–ха, - помрачнел Олег. - Вот влипли!
- Почему влипли? - вмешался я. - Наоборот. Депутата здесь нет, значит, и шума никакого не будет.
- Что ты имеешь в виду? - подозрительно покосился на меня Ракитин.
- Что можно это дельце обтяпать на раз!
- Что ты имеешь в виду? - грозно повторил Олег, гася окурок в переполненной пепельнице.
- Ну, не закипай, капитан! Я же понимаю, что ордера на обыск депутатской хаты тебе в ближайшую пятилетку никто не даст. Так давай сделаем это частным порядком?
- Это будет посягательством на чужую собственность с нанесением физического и морального ущерба. Срок - до пяти лет, - сообщил Ракитин.
- Ну, ты же меня не сдашь, Олежек? Своего лучшего друга, соратника и помощника? - произнес я голосом кинопровокатора.
- Наследишь - сдам!
- Спасибо за доверие, господин капитан! Все будет тип–топ! Ребята проверенные, свое дело знают…
- Какие еще ребята?!
- Да не нервничай ты так! Ребята - это мы с Дюхой, конечно. Куда ж я без него?
- Ну да, естественно, - хохотнул Ракитин. - Как же я забыл? Два сапога - пара! Интересно было бы подсчитать, на какой срок в сумме вы с ним уже набедокурили?
- Думаю, таких сроков в российском уголовном законодательстве просто не существует, - отпарировал я и поднялся. - Ариведерчи, амиго! Пойду готовить преступление…
Глава 6
Подмосковье, 1 января, полдень
Первый день нового года выдался как по заказу - солнечный и тихий. Зима нагрянула на Подмосковье настоящая, с морозами и снегопадами, потому к январю леса и луга в окрестностях столицы оказались укрыты толстым белым одеялом. Кое–где сугробы достигли метровой высоты и явно не желали на этом останавливаться. А легкий морозец придал зимнему наряду приятную сухость и пушистость.
Владимир Генрихович не страдал любовью к долгому застолью, поэтому чувствовал себя бодрым и приятно возбужденным. С утра он уже успел проделать сложный комплекс дыхательной гимнастики тайцзи и пробежать по специально расчищенной трассе несколько километров. Теперь он был готов к встрече новых воспитанников, доставленных аж из далекой Сибири. Неважно, что их мнения по этому поводу никто не спрашивал. Владимир Генрихович был уверен, что сумеет убедить любого, самого упрямого мальчишку в том, что тот вытянул счастливый билет.
Здесь, в детском санатории "Солнышко", как официально именовалась секретная научная база ГПИ, ребятишкам были созданы почти идеальные условия для жизни и занятий за одним существенным исключением - отсюда нельзя было выйти. Точнее, выйти без разрешения и сопровождения специального сотрудника ГПИ. Но ребятишки об этом не знали и даже не думали. О последнем господин Энгельс заботился лично, не доверяя никому. И до сих пор все получалось как нельзя лучше.