Так что, нравилось или не нравилось, а с Дином кое-какими своими планами поделиться пришлось. Тайная Стража прислала северного слугу именно Нонору, следовательно, в том был скрытый смысл. Нонор захотел узнать все об убитом трактирщике. В обмен пришлось рассказывать, что он сам собирается делать на Гостинной. Из особо примечательного Дин сообщил ему вот что: трактирщик широко торговал информацией, иногда достоверной, иногда не очень. Помимо тайного агента Мероя, в штат которого входил, шельмец имел обширную клиентуру на Веселом Берегу, где его рекомендовали направо и налево всем, кто нуждался в подобных услугах. Какие сведения, про кого или про что, требовали от трактирщика северяне, Дин пока не сказал. Объявил, что вариантов у него несколько. Судя по тому, что перед смертью бедолагу пытали, от него пытались добиться ответа на вопрос, на который он не хотел или не мог ответить. Почему убили, когда информацию не удалось ни купить, ни выколотить? Да, наверное, потому, что на севере человеческая жизнь не ценится. Это в Столице из-за каждого сломанного ногтя поднимают шум, а в Северной Агиллее владетелю можно, разгневавшись, целую деревню ни за что вырезать, и последствий не будет.
Насчет Северной Агиллеи у Нонора имелось собственное мнение, однако дело об убийстве трактирщика-осведомителя принадлежало к тем, которыми следовало заниматься Тайной Страже. Почему такие дела одно за другим подкидывают в Первую префектуру, оставалось загадкой. По общему признаку принадлежности их можно бы даже объединить в дело против Тайной Стражи. Поэтому Нонор зашел к Дину за ширму, понизил голос и обстоятельно разъяснил, на что он провоцирует сиятельного хозяина слуги и чего в результате хочет добиться. Дин похихикал в рукав. Идея ему пришлась по душе. Он согласился принять участие, велел немедленно собраться своим людям и по одному выступать в сторону Гостинной набережной.
* * *
В который раз отцепляя от своего локтя руку Датара, Мем зло сказал:
- Не висни на мне, словно девка. Что люди про нас подумают?
Колокол только что прозвонил вечернюю сражу. Сизые сумерки постепенно превращались в настоящую ночь. В центре Рабежа было относительно людно, но, с приближением к западной оконечности острова, через Обводной канал граничащей с Приречьем, прохожих становилось все меньше и меньше, пока они не исчезли совсем. Дома по сторонам топкой улочки здесь стояли закрытыми на все двери, замки и засовы, и лишь кое-где сквозь щелку в ставнях заметно было, что внутри теплится огонек лампы или свечи.
- Мне все равно, что обо мне подумают, - отвечал Датар, заново цепляя Мема за рукав.
- Мне тоже все равно, что о тебе подумают, но не все равно, что подумают обо мне!
- Тебе спокойней будет, если я плашмя упаду в грязь?
- Ты что, совсем ничего не видишь? Сейчас луна взойдет…
- Луна мне не поможет. Все расплывается, Мем. Я не могу отличить угол дома, которому иду навстречу сам, от человека, идущего навстречу мне. Тогда ты держи меня. Что там впереди?
- Набережная Обводного канала.
- Это болото!
- Молчи уже, мы почти пришли.
- Ты меня не потеряешь посреди болота в темноте?
- У тебя навязчивые страхи, эргр Датар. Хотел бы я тебя потерять в темноте - оставил бы прямо здесь. Что, неужели нет никакого способа вернуть тебе нормальное зрение, не уезжая для этого на Север и не селясь на много лет в подземном городе?
- Есть способ, - немного посомневавшись, выдал свой секрет Датар. - Но он очень неприятный. И противозаконный.
- Какой?
- Нюхать пьяный гриб.
- А, - Мем вспомнил. - Я слышал, что даже обычный человек, нанюхавшись гриба, может видеть в полной темноте.
- Ну… вроде того.
- А ты пробовал?
Датар тяжко вздохнул:
- Приходилось. Иначе совсем беда.
- Почему с тобой так? Ведь ты не красноглазый.
- У меня это от матери, - передернул плечами монах. - Наследственное…
Мем огляделся. Они зашли уже достаточно далеко. Вон знакомая кузня на другом берегу Обводного, откуда звон и грохот слышны круглые сутки, вот спуск с жилой верхней набережной на полузатопленную нижнюю.
- Я не очень помню как правильно туда идти, - сказал Мем своему спутнику, - но наверное, не обязательно все время низом. Полпути можно сократить здесь, поверху.
Он сам ухватил монаха под локоть и повернул того в похожий на канаву проулок. Канава вывела их на другую улицу, в древние времена мощеную булыжником и теперь сухую, поскольку шла она вдоль ручья, и грязь утекала в застеленное прошлогодней травой русло. За глухими заборами лаяли собаки. Проулки, улочки и тропки между заборов здесь были частыми, как сетка на мелкую рыбу, узкими, грязными, но проходимыми несмотря на то, что луна всходить пока не торопилась. Мем уже предполагал близость цели, к которой они стремятся - ступенек с перильцами, ведущих к приюту Молчальников и мостика через ручей, которым он в прошлый раз выбирался с нижней набережной.
- За нами следом идут, - сказал вдруг Датар. - Я их слышу. Мне это не нравится.
- Да? - деланно удивился Мем. - И давно ли ты заметил?
- С самой префектуры.
- Почему мне не сказал?
- Думал, ты знаешь.
Мем взял монаха за плечи и приставил спиной к забору.
- Вот что, - сказал он. - Не с самой префектуры, но я тоже слышу. Ты постой здесь, а я проверю - это Нонор за мной послал следить, или собака бродячая крадется. Через сотую часть стражи я вернусь. Ни шагу отсюда. Понял?
- Да, но подожди…
Не слушая более монаха, Мем сухой обочиной прянул к разросшимся кустам и вдоль них прокрался до ближайшего поворота. Шальным голосом за забором взвыл пес и откуда-то сверху, со стен императорского дворца-крепости, вдруг брызнули на засыпающий город янтарные искры от самого краешка раздувшейся к празднику, как рыба-барабан, луны. И прямо на углу забора Мем нос к носу столкнулся с кривой рожей видом и принадлежностью явно не из Первой префектуры. Мем выпрямился во весь свой огромный рост и предъявил роже кулак.
- Ы? - удивилась рожа и ступила назад за угол, где шумно столкнулась с сообщниками. Сообщники, не особо церемонясь, немедленно выперли рожу обратно, презрев ее попытки сопротивляться.
Теперь уже Мем отступил. Их было человек восемь, если не больше. В лунном свете мягко блеснула в руках одного легко изогнутая северная сабля.
- Только без дураков, - с издевкой произнес смутно знакомый голос. Человек в плаще с капюшоном, надвинутым глубоко на лицо, положил саблю себе на плечо, а орава, которая, ему, вероятно, подчинялась, стала заходить на Мема с флангов.
Мем попятился.
- Мем!!! - вдруг заорал через улицу эргр Датар.
И Мем бросился бежать - не для того, чтобы спасать себя, а чтобы выручить Датара. Кривая рожа и остальные - за ним. Но в той путанице, которая случилась после, разобраться было невозможно. Датар так и остался возле забора, словно гвоздями к нему прибитый. Со всяких щелей и закоулков на совершенно пустынную до сего момента улицу мигом набежало множество народу, резко взвизгнул полицейский свисток - сигнал к облаве - на лету смешиваясь с руганью и командами. Из подробностей Мем заметил лишь крайне растерянное выражение на той кривой роже, с которой в первых бликах лунного света успел свести поверхностное знакомство. Мем подбежал к Датару, схватил того за шиворот и вознамерился волочь монаха куда-нибудь прочь из свалки, но оказавшийся рядом десятник Адан разжал Мему руку и, снизу вверх дохнув чесноком в лицо, сказал: "Этого - отдельно. Чего на меня смотришь? Поворачивайся, поворачивайся, помогай!"
В чем Адану помогать, Мем сообразить не успел. Кривую рожу положили носом в грязь, других, кто с ней - тоже, и принялись бить и вязать. Один из арестованных, который с саблей, оказался вообще до изумления похож на Нонора, скорей всего, опять какой-то северянин из тех, что охотятся за векселем, - они там, в своей Агиллее, все на одно лицо. Дин бегал здесь же; свистком он дал отбой облаве. Кого его люди арестовывают, Мем так и не понял, но Дину отчего-то было до невозможности смешно. То всхрюкивая, то кудахтая, то давясь от переполнявших его радостных чувств, он деятельно наводил порядок. Проходя мимо, одобрительно хлопнул Мема по плечу и направился дальше.
- Эй, а… а что теперь? - в спину Дину спросил Мем.
- В префектуру, - отвечал ему кто-то.
Датара, кривую рожу, двойника Нонора - всех сбили в кучу и ближайшим проулком повлекли обратно к центру острова. Мем остался на верхней набережной один. По округе давно хлопали ставни и двери, истошным лаем захлебывались собаки. Луна выкатилась из-за Царского Города почти на четверть, свет ее перестал быть намеком и начал отбрасывать тени.
Мем помнил о золотом значке чиновника третьего ранга, поэтому в префектуру вместе со всеми не поторопился. Стоял в том самом месте у забора, где до этого оставил Датара. Его целью были не северяне, не бандитские рожи, не ночные работники саврского ножа, поджидающие на темных улицах случайных прохожих. Мем искал только вексель. Факт внезапного набега разбойников и полицейских, исчезновение Датара, необходимость вести собственную линию в расследовании, обещание небывалой награды - быстрая смена событий за сегодняшний день повергла Мема в состояние некоторого опустошения. Сейчас в голове крутился только ветер и сороконожкой по кругу бегала фраза, однажды случайно оброненная Нонором: "Это профессиональная работа, и не тебе, дураку, соваться". Ощущения Мема подобны были ощущениям человека, нащупавшего в темноте огромный предмет: доступных для анализа данных и примитивной логики не хватало, чтобы понять - просто большой камень это, скала, гора, край обрыва или стена строения чрезвычайно сложной, путаной архитектуры. В единственном Мем был уверен: в присутствии Адана и Дина с монахом ничего плохого не случится, можно за него не переживать и продолжать идти своим путем.
На небе творилось что-то невообразимое. Облака летели, как порванные ветром клочья парусов, звезды то увеличивались, приближаясь, то удалялись - словно кто-то огромный, с множеством горящих глаз решал вдруг присмотреться к Столице поближе, а потом терял интерес. Ветер менялся сотню раз за стражу. То холодало, то теплело. А, самое главное - луна Аллилат. Она стремительно становилась красной. Не нужно было ждать декаду или полторы, чтобы начались чудеса, сопровождающие праздник Фан. Судя по подрумяненной макушке красавицы-луны, хоть и не сменившей еще цвет целиком, чудес можно было ждать уже этой ночью.
И чудеса не замедлили явиться. Из-за забора Мема внезапно огрели по затылку, - кто, за что - неизвестно. Он повалился в сухую траву, и увидел звезды близко-близко.
* * *
По воротнику форменного кафтана, по шее и по затылку Мема бродили мягкие губы. Не руки, не рукава, а именно губы. Невдалеке бубнили голоса.
- Ну, будь здоров, - говорил один. - Вот, закусывай.
- Ох, крепкая, - одобрительно отвечал другой.
Мем лежал лицом в опилках. Чистых, к счастью, и сухих. Темнота вокруг пахла сеном и конским навозом. Мягкое движение возле затылка вдруг прекратилось, возникла требовательная пауза, и Мема зубами резко рванули за воротник. В голове слегка поплыло, потом прояснилось. Мысли Мема, потеряв былую глубину, перспективу и глобальность, выстроились в линию. Вернее, они еще продолжали плыть, но не так беспорядочно, как раньше. Водоворот событий превращался течение. Убили Мероя. Пытались убить монаха. Убили трактирщика. Хотели убить Мема?.. Убивают тех, кто связан с тыквой?..
В ноющий затылок воспоследовал горячий, великанский вздох.
- …запрягаю я его, значит, в другую телегу, - рассказывал первый голос шагах в двадцати отсюда, - надеваю шоры, затыкаю уши. Спокойно выходим на дорогу, и что ты думаешь? Как только за ворота - бьет задом и снова все ломает. Я за кнут, он башку нагнул и на меня как попрет. Вместе с тем, что от телеги осталось. Не хочет в упряжи работать, ни один, ни в паре, хоть убей. Покалечил бы я его, дурака, да вспомнил, сколько деньжищ за него плачено. Красавец конь. Я таких и не видел никогда… Вот, привезли с утра четыре новые оглобли и новое дышло. Если снова сломает, скажу хозяину, чтоб избавлялся от убоя. Как купил его, так пусть и продает. Видать, борейские кони не для наших телег…
Зубы опять взялись за ворот, но на этот раз Мем не позволил им продолжить. Он заворочался и попытался сесть. Удалось ему не сразу. Локти были стянуты веревкой за спиной, ноги у щиколоток. Лошадь, пихавшая его мордой, понюхала Мему ухо и коротко-презрительно фыркнула. В темноте Мем различал ее светлый храп и обросшие длинным белым волосом ноги; был бы его сосед вороным - нипочем не рассмотреть бы. А серого хоть плохо, но заметно. Прикасаясь щекой и плечом, Мем стал изучать пространство вокруг. Он сидел на полу внутри добротного каменного денника, одного из многих в большой конюшне. Под ним аккуратно постелен был его собственный плащ. Перед ним была закрытая снаружи дверь, до половины дощатая, доски вбиты в металлический каркас, выше досок решетка; стены по бокам из потертого кирпича; а за спиной - большая упряжная лошадь. Пожалуй, даже слишком большая. И слишком любопытная. Теплые губы снова потянулись к одежде и дернули за плечо. Потом Мема осчастливили, почесав между лопаток, и, наконец, погрызли за веревку, которой он был связан. Помощь, что называется, шла с той стороны, откуда не ждал никто. Мем был знаком с одной кобылой, мастерицей развязывать любой сложности узлы, которыми ее пытались присоединить к деревцу, забору или коновязи. Поэтому сейчас препятствовать не стал. Веревку потянули настойчивее. Потом задумчиво пожевали.
- Не жуй. Тяни, - попробовал подучить нежданного сообщника Мем, и голоса на другом конце конюшни, где горела неяркая лампа и, по всей видимости, накрыта была трапеза, примолкли.
В соседнем деннике шумно отряхнулась лошадь.
- Я ему хотел отсоветовать, да он не послушал, против "нравится" доводов не напасешься, - продолжил после некоторой паузы второй собеседник, и снова потекла неторопливая беседа.
Веревка была новая, развязывалась плохо, зато жевалась и тянулась преотлично, и меньше чем через четверть стражи разжеванный узел и переплетения ослабли настолько, что веревку стало можно сдвинуть а потом и вовсе снять. Еще через несколько мгновений Мем был полностью свободен, хотя и чувствовал себя слегка ошалевшим от происходящего. Выбраться из денника можно было через верх - решетки до потолка не доходили. Или открыть дверь, запертую снаружи на тяжелую щеколду. Что это все такое? Куда он попал? Почему он здесь? Почему он жив, если северяне планировали его убить?.. Непонятно. Но уходить отсюда нужно было по-любому.
Ненадолго Мем задумался. Можно было медленно и тихо уйти одному.
Его толкнули в спину мордой.
А можно было… Можно было опоздать, если отправиться на Гостинную пешком. Если вывод, что убивают связанных с тыквой, верен, значит, опасность грозит не только Мему. Значит, Яся тоже в опасности. Нужно не думать о лишнем, не терять время зря и поторопиться.
Мем выглянул сквозь решетку за пределы денника, стараясь рассмотреть, как заперты ворота. Похоже, они заперты были никак. Изнутри на засов, не серьезнее того, что запирал денник. Однако с улицы, из-за ворот, время от времени долетал какой-то шум. Похоже, что играла свадебная музыка. Обычное дело для этого времени года. Там люди, возможно - много людей. И внутри конюшни эти двое. Как вырваться отсюда? Охранять его почти не охраняют, надеются на путы, но кто знает, где он находится? А если далеко за городом?..
Стараясь действовать как можно тише, Мем измерил локтем сброшенную веревку и счел ее достаточной. Просунул в щечные кольца недоуздка, продел своему освободителю в рот и связал в густой гриве на шее, изобразив примитивную уздечку. Тут впервые он померялся с новым товарищем ростом. Конь, которого Мем решил увести, был не конь, а конище. Ломовое чудовище, копыта со столовое блюдо, холка под потолком, спина как кровать, а длинная грива по-деревенски расчесана на обе стороны. Впрочем, выбирать было не из чего, по соседству стояли такие же, только гнедые. Ничего, и это тоже лошадь, утешил себя Мем. Доехать до среднего города сгодится.
На дюжину ударов сердца он собрался. Очень четко нужно было представить, что он сейчас сделает. Потом просунул руку и тихо снял с двери засов. Крепко взял великанского коня под уздцы, ударом ноги распахнул денник, и они побежали.
Прямо в конюшне тяжеловоз охотно пошел в короткий, сотрясающий стены галоп. Ужин, накрытый на ящике, полетел на пол, конюхи шарахнулись в разные стороны, один упал, второй схватил метлу, но поздно: Мем уже пинком отворял воротину, подгадал такт галопа и, уцепившись за роскошную гриву, на ходу вскочил коню на спину, в уме поблагодарив себя за то, что прогулял не все уроки верховой езды в Каменных Пристанях. На много ходов вперед он сейчас не думал. Например, о том, что станет делать, если окажется в замкнутом дворе. А двор был замкнут. Зато соседний двор, где при свете факелов, луны и фонарей веселилась вокруг составленных в линию столов свадьба - настежь открыт, заходи и празднуй всяк, кто мимо идет. Разделяли дворы низенькая живая изгородь и простейший забор из параллельных жердей, какой обычно ставят для скота, и сквозь который без лошади Мем прошел бы легко, но вот с лошадью…
Времени на поиски другого выхода не оставалось. Мем, может, не очень хорошо изучил товарища по побегу, зато конь понял его: необходимо было прорваться. Прыжок получился неважный, целы остались лишь две нижние жерди, а верхние с треском разлетелись в щепки, но Мем удержался на широченной спине, а тяжеловоз набирал и набирал ход, - наверное, он мог бы и не прыгать, а просто проломиться. Маневрировать на тягловой лошади и пускаться в объезд торжественной трапезы Мем посчитал делом бессмысленным и опасным, поэтому их следующим препятствием оказался свадебный стол. Чуть запоздало опомнились гости и с воплями кинулись кто бежать, кто под защиту мебели. Полетела звонкая металлическая и стеклянная посуда, попадали столы - конище их уронил или люди, было не до разбирательств. В спину Мему заулюлюкали, засвистели, и запустили куском пирога и золотой мишурой. Что-то кричали еще конюха насчет держать, хватать, остановить… Но побег уже удался. Оглашая окрестности громовым топотом, от которого, казалось, качаются деревья и вздрагивают звезды, и больше уже не оглядываясь, Мем на гигантском краденом коне летел по приречной стороне Обводного в сторону моста. Ему немедля нужно было обратно на Рабеж.