- Я же сказал… - начал капрал, но тут же осёкся. Неприятно, будто стервятник над падалью, дернул шеей и усмехнулся криво и зло: - Ну, здравствуй… хм… тёзка! Что, по мою душу пришёл, лейтенант?
- А у тебя она есть? - спросил Веттели устало.
Так тошно ему не было уже давно. А может, и вообще никогда. Потому что тот, кто сидел перед ним в гнезде, был синюшно-бледным, иссохшим, давным-давно мёртвым, но всё-таки несомненным капралом Пуллом, лучшим из его взвода.
- Держать строй, ублюдки! Держать строй! Выровнять шеренгу!
Голос капитана Стаута слышен, но как-то глухо, будто уши заложены ватой - слишком близко разорвался огненный шар. Не вражеский, свой, выпущенный из противоголемной гаубицы. Недолёт. Всех, кто был рядом, оглушило, кого сильнее, кого легче. Ничего, это пройдёт. А вот строй они не удержат, нет. Сейчас они развернутся и побегут, теряя на ходу винтовки, жизни и честь.
Арабские наёмники - самые опасные из воинов неприятеля, это известно всем. Они носят длинные белые одежды и тюрбаны, у них страшные кривые сабли, пока ещё спрятанные в ножнах. В атаку они идут не строем, а общей массой, нестройной толпой, орущей и визжащей, выбивающей в барабаны странные, непривычные ритмы - всё это здорово действует на нервы…
Но не от арабов позорно побегут доблестные стрелки 27 Королевского полка, справились бы они с арабами, не впервой. Нет, на этот раз им достался другой противник. Огромный, трёхголовый, многорукий, он возвышался над полем боя, как осадная башня. У него была ярко-голубая кожа и огненно-красные волосы, они неопрятными пучками росли на черепах и бровях, торчали из раздувающихся ноздрей. Огромный живот свешивался чуть не до колен, нижние пары рук касались земли, остальные остервенело рвали когтями воздух. С каждого из трёх лбов таращилось по налитому кровью, ослеплённому дикой злобой глазу. Огромные, зубастые пасти плотоядно скалились, из глоток вырывался низкий рык, от которого, казалось, вибрирует и содрогается сама земная твердь. А может, она содрогалась от тяжелых шагов чудовища, яростно рвущегося вперёд. Десяток колдунов-брахманов едва удерживали тварь, распялив её на зачарованных цепях, по трое тянули с боков, чтобы не крутился, четверо позади, чтобы не вырвался вперед; напряжение магического поля было таким, что воздух вокруг светился зелёным.
"Безумцы! Настоящие безумцы! - думал Веттели, наблюдая эту апокалипсическую картину. - Если он вырвется - ему будет всё равно, кого крушить и жрать - нас или их. Только ненормальный может пойти на такой риск. Зачем мы с ними воюем, они же психи!"
Рядом кто-то жалобно всхлипнул: "Мамочка-а"! Веттели обернулся.
Ну, так и есть, у стрелка Питерса опять глаза на мокром месте. Парню скоро семнадцать, а он никак не научится себя держать, вечно разводит панику. Вот он первым и побежит, а за ним остальные - лиха беда начало.
- Чего ты ноешь, солдат? - сердито осведомился Веттели, хотя в данной ситуации умнее было бы не разговаривать, а пристрелить паникёра в назидание остальным. Но, как всегда, рука не поднялась - видно, не судьба ему стать хорошим офицером.
Вместо того, чтобы ответить по уставу: "виноват, сэр, исправлюсь", Питерс заскулил ещё жалобнее:
- Мамочка-а! Кто это?!
- Нет тут твоей мамочки! - прорычал Веттели, стараясь выглядеть свирепым. - Это обыкновенный ракшас. Ты что, ракшаса не видел, солдат? - можно подумать, он сам их когда-нибудь видел, кроме как на картинках.
Питерс обморочно пискнул и осел в пыль, видно, разъяснения командира не смогли его воодушевить, наоборот, добили окончательно. Боги знают, чего этому парню наплели о ракшасах старые солдаты, они любят нагнать страху на молодых… Впрочем, про ракшаса что ни плети - большим преувеличением не будет.
- Лейтенант! - донёсся хриплый выкрик капрала Пулла, старающегося переорать воинственные выклики арабов. - Вы где?
- Да тут я стою, где мне ещё быть? - откликнулся Веттели немного раздражённо, Питерс его разозлил.
Капрал объявился рядом.
- Что делать будем, лейтенант? Люди побегут сейчас.
- Вижу, что побегут, - согласился Веттели, оглядывая своё воинство. Лица зелёные, глаза белые - смотреть тошно! И ладно, были бы необстрелянные новички. Так ведь все старые солдаты, сотни раз глядевшие смерти в глаза. Но помереть от арабской сабли или пули им не страшно, а ракшаса вдруг перепугались до одури. А какая, спрашивается, разница, если конец один? Непостижимая загадка человеческой психики!
Должно быть, его собственная психика тоже была не совсем в порядке в тот момент, потому что его увело в другую крайность. Вдруг сделалось жарко и весело, он понял, что вообще ничего на этом свете не боится, ведь терять-то ему нечего, а конец всегда один. И неважно, сегодня он наступит или завтра. Какая разница?
…Бьют барабаны, вопят арабы, ревёт и рвётся чудовище на цепях, земля дрожит от его поступи, воздух дрожит от зелёной магии, кровь бешено стучит в ушах…
- Торренс!
- Да, сэр!
- Фламер мне!
- Есть, сэр!
- Пулл, прикрывай! Взвод, за мной!
- Есть, сэр!
- Веттели, стоять!!! Ты рехнулся, лейтенант? С фламером на ракшаса?! Назад! - это уже голос капитана.
А, плевать на капитана! Победителей не судят. А не победим - судить будет некого.
- Вперёд, парни! Вперёд!
Наверное, со стороны казалось, что лейтенант Веттели действительно спятил. Но в тот момент, когда одна его часть весело упивалась собственным бесстрашием, другая оставалась рассудочно холодной и собранной, она очень хорошо понимала, что надо делать. И если бы капитан Стаут знал её план, то наверняка одобрил бы. Просто некогда было делиться с ним планами.
Взвод вырвался вперёд, ломая строй. Засвистели пули, они вгрызались в пересохшую землю, взметая фонтанчики пыли. Ах, только бы не подвели амулеты, только бы успеть достаточно близко подбежать, только бы не ошибиться с расстоянием… Пора!
Залп! Второй! Третий!
Огромные белые шары вырывались из ствола фламера и били, били точно в цель. Нет, не в ракшаса - демону такой выстрел, что слону дробина. Веттели палил по цепям, сдерживающим чудовище, заставляющим двигаться только вперёд.
Четвёртый! Пятый! Шестой!
Всё! Боковые, направляющие цепи разбиты. С паническими воплями бросаются врассыпную удерживавшие их колдуны. Но четверо задних ещё не поняли, что произошло, они продолжают тянуть на себя… Есть! Обретшее свободу чудовище круто развернулось, торжествующе взревело, ринулось на своих пленителей, с разгону вломилось в толпу арабов - и пошёл кровавый пир, только клочья в разные стороны…
И тут Веттели вдруг понял, что воевать он больше не хочет вообще, а хочет лишь спать. Весь мир вокруг стал расплывчатым и мутным, он опустился на колени в твёрдом намерении прямо здесь, на поле боя, прилечь и вздремнуть, и плевать, если растопчут, конец-то, как известно, один, и горевать о нём некому… Но кто-то зачем-то рывком поставил его на ноги. А, это капрал Пулл…
- Сэр, что с вами?! Вы ранены?
- Ну, конечно, нет! С чего вы взяли? Просто хочу подремать. Положите меня на место, капрал.
- Ах ты, господи!
Капрал Пулл не положил его на место, наоборот, подхватил на руки, как-то по-дурацки, как маленького ребёнка, и куда-то потащил. Впрочем, Веттели было уже всё равно, где спать…
Когда он снова открыл глаза, кругом было тихо и полутемно. Он лежал в шатре, на спине, и над ним маячило худое, небритое лицо капрала Пулла.
- О! Вы всё-таки очнулись, сэр… хотите выпить? Приходил маг из штаба полка и сказал, что вы помрёте. Сказал, человек не может выжить, истратив столько сил на заряды для фламера.
- Ерунда! - удивительно, каким неповоротливым бывает иногда язык. - Это простой человек не выживет. А я - образованный. Ученик самого Мерлина, может, даже ТОГО САМОГО Мерлина… Нет, Пулл, только не арак! И без него тошно. Дай лучше просто воды.
- Есть, сэр. А я выпью, сэр. За ваше здоровье, сэр!
- Спасибо тебе, Пулл. За всё…
- А у тебя она есть, душа?
В ответ Пулл рассмеялся хрипло, как ворон каркнул.
- Тебе ведь не нужны мои ответы, лейтенант… Или уже капитан?
- Какая разница? - отмахнулся Веттели. - Скажи, ну зачем ты явился? - это прозвучало почти жалобно. - Что тебе не сиделось в Махаджанапади, раз уж ты… Раз уж так всё вышло?
- Зачем? - капрал зябко передёрнул плечами. - Я вернулся домой. Все хотят домой, даже мёртвые. И, доложу я вам, нелегко было сюда добраться, ох, нелегко. Уходи, лейтенант, оставь меня в покое в моём доме. Я никому не желаю зла. Я ещё никого не тронул на этой земле.
Веттели стало совсем грустно.
- Я не могу уйти. Ты только потому и не тронул, что на кладбище был свежий труп. Разве не так?
- Да-а, - кивнул капрал, и губы его вдруг растянулись в тонкой, нечеловечески длинной улыбке, казалось, рот продолжается до самых ушей. - Да, был труп, свежий, сочный… молодое мясцо… Тебе что, жалко чужого трупа для старого однополчанина? Я ем трупы и не трогаю живых.
- Ты тронешь живых, это вопрос времени. Здесь нет войны, деревенское кладбище тебя не прокормит. И ты не гуль, чтобы довольствоваться мертвечиной. Ты ветала, и скоро захочешь свежей крови, мы оба знаем это. Ты чудовище, и тебе не место среди живых, - зачем он это ему говорил? Кого старался убедить, покойного старину Хантера или себя самого?
Пулл вскинул на него глаза, блёкло-жёлтые, с узким, как щель, зрачком.
- Чудовище? Я чудовище, да… А сам-то ты разве лучше? Только и разницы, что пока не помер. Думаешь, в этом мире есть место для тебя, глупое маленькое чудовище?
"Да что все как сговорились обзывать меня чудовищем? Может, это не к добру? Надо сходить к знахарю, что ли!" - тревожная мысль мелькнула и пропала, растворившись в череде других.
- Достаточно разговоров, капрал. Ты знаешь, зачем я пришёл, и знаешь, что я сделаю это. Хотя бы ради твоей сестры и её девочек. Потому что с них-то ты и начнёшь. Ты ведь хочешь сожрать свою сестру, а? Ты ведь уже голоден, правда? - это была провокация, самая настоящая. Веттели знал, что за ней последует, и хотел этого. Другого способа заставить себя сделать то, что должно, он не видел.
- Сестру? - пасть ветала растянулась ещё шире, показались частые и острые, как гвозди, зубы, по синюшным губам быстро заскользил длинный алый треугольник языка. - Сестра… Да… У неё жирная, сочная задница. У неё тёплая кровь, родная кровь… - мечтательно бормотал он, стремительно теряя человеческий облик. Ещё глубже запали жёлтые глаза, горбом выгнулась спина - это под одеждой развернулись зачатки крыльев, выдались вперед челюсти, ушные раковины будто вывернулись наизнанку, язык перестал помещаться во рту, вывалился на грудь, кожа потемнела…
Всё! Веттели больше не видел пред собой старого однополчанина - только мерзкую кладбищенскую тварь. С ней его ничего не связывало. Её он мог убить.
Привычно мелькнул в воздухе метательный нож. Резко пахнуло бальзамическим линиментом. Ветала дико взвыл, схватился за лицо, повалился навзничь. Из пронзённой отравленным лезвием глазницы потекла чёрная жижа. Тело конвульсивно задёргалось, ссыхаясь и сжимаясь. Прошло не больше минуты, и Хантер Пулл стал выглядеть именно так, как подобает трёхлетней давности мертвецу. Запах могильного тлена не мог заглушить даже бальзамический линимент.
Веттели сдёрнул с окна занавеску, прикрыл останки и, пошатываясь, побрёл вниз по лестнице. На сердце было черно, он чувствовал себя предателем. Да, он должен был так поступить, да, он убил отвратительную тварь из чужих земель. Но вместе с ней погибли остатки души хорошего, честного человека, никому не желавшего зла и любившего свою родину даже после смерти. Уроженцы Махаджанапади считают убийство веталы богоугодным деянием, дарующим посмертную свободу тому, чьё тело было захвачено кладбищенским демоном. Что ж, у них своя вера и свои боги. Веттели чётко понимал одно: его стараниями от Хантера Доббина Пулла, капрала стрелковой роты 27 Королевского стрелкового полка, больше ничего не осталось в этом мире. Это было горько и больно сознавать.
- Что? Что? - это подскочила Ханни Пулл. Она так и не ушла к соседке, ждала под дверью, бледная и дрожащая.
- Всё. Кончено… Нет, не надо туда идти, миссис Пулл, - Ханни хотела броситься в дом, он удержал её за локоть. - Лучше приведите мужчин, пусть они… уберут. И констебль, наверное, нужен. Всё-таки труп в доме.
Наверное, надо было выразиться как-то иначе, поделикатнее, но он сам ещё плохо соображал. Женщина закрыла лицо руками и горестно, почти беззвучно заплакала, только плечи тряслись. Веттели стал смотреть на небо, потому что в глазах сделалось непривычно горячо.
Появилась няня в наспех накинутой шали, наверное, следила из окна. Соседку обняла, повела в дом.
- Милый, а ты? Идёшь? С тобой всё хорошо?
- Да… Нет, - он почувствовал, что просто не в состоянии сейчас оставаться в деревне, видеть плачущую Ханни, наблюдать обычную в таких случаях траурную суету. - Нет, мне надо в школу… Я в порядке, честное слово, он мне ничего не сделал… Конечно, я дойду, куда я денусь? Если что, пусть констебль ищет меня в школе.
Больше всего на свете ему хотелось плакать и жаловаться Эмили на свою горькую жизнь. Он знал, что не будет делать ни того, ни другого, но хотя бы просто увидеть Эмили должен как можно скорее, потому что если она будет рядом, сразу станет легче.
К ней он сразу и пошёл, под предлогом возвращения баночки с мазью.
Что он, мягко говоря, "не в порядке", Эмили поняла сразу.
- Вернулся? Слава богам, я что-то волновалась… Да ты весь белый, как покойник! Ну-ка сядь! Признавайся, что случилось, ты меня сегодня просто пугаешь!
Веттели постарался небрежно отмахнуться.
- Ах, да не обращай внимания, просто небольшие неприятности, и те уже позади.
- Небольшие?! Это из-за "небольших неприятностей" ты с утра ведёшь себя как ненормальный? Берти, милый, - она взяла его за подбородок, проникновенно заглянула в глаза, - ну, мне-то ты можешь сказать, что с тобой?
И он сдался. Уткнулся ей в плечо горячим лбом. И даже всхлипнул.
- Я… я только что убил своего старого боевого товарища!
Эмили отшатнулась.
- Как?!! Чем убил?!!
Так бывает, что в минуты сильных душевных волнений человеку не удаётся правильно сформулировать вопрос или дать не него правильный ответ.
- Бальзамическим линиментом! - молвил Веттели трагически.
Некоторое время они молча смотрели друг на друга. Первой тишину нарушила Эмили.
- Ничего не понимаю! Решительно ничего! Давай с самого начала и по порядку: кого убил, как убил, за что, и собираешься ли теперь скрываться от правосудия?
Но Веттели начал с конца.
- Ну, что ты, какое правосудие! Он был уже давно мёртвым, когда я его убивал.
Трудно сказать, чем завершилась бы их содержательная беседа и как далеко бы зашли сомнения мисс Фессенден по поводу здравия рассудка мистера Веттели. К счастью, в неё вмешался гринторпской констебль, робко постучавший в дверь.
- Разрешите? Мисс Фессенден, мне сказали, что мистер Веттели… Добрый день, сэр… ох, простите, - парень сообразил, что для некоторых этот день выдался совсем не добрым. - Вынужден вас побеспокоить, сэр, но могли бы вы дать показания по этому делу? Такое необычное дело, сами понимаете. Я должен всё записать. Мисс Фессенден, вы позволите, я тут у вас расположусь с бумагами? Это займёт всего несколько минут.
Веттели был даже рад, что констебль не попросил Эмили их оставить. История была ужасна, но, по крайней мере, её не пришлось рассказывать дважды.
…Вообще-то, сочувствия он не любил, и не потому, что был такой уж гордый, независимый и несгибаемый - просто стеснялся. Но когда тебя со слезами на глазах утешает и гладит по голове любимая девушка - это совсем другое дело, это очень даже приятно. Жаль, счастливый миг длился недолго и был нарушен не самым деликатным образом: вынырнув из пустоты, на голову Эмили спланировала фея Гвиневра. Одно хорошо - ей вообще ничего не пришлось рассказывать.
- Всё видела, всё слышала, всё знаю! - объявила она. - Какой ужас! Много чудовищ видала я на своём веку, но чтобы такое… Ладно, не будем о печальном. Что ты сидишь, женщина, скорее налей своему парню выпить, сейчас это лучшее, что ты можешь для него сделать, - тут Веттели с ней, конечно, поспорил бы, но не стал вмешиваться в девичью беседу. - Ну, где у тебя вино?
Эмили растерянно моргнула.
- У меня сейчас нет вина, мы его ещё вчера выпили.
Фея посмотрела на неё свысока (с высоты её же собственной головы), изрекла назидательно:
- Если у девушки есть парень, то и вино должно обязательно иметься в запасе. Если только парень не предпочитает пиво, эль или, скажем, неразбавленный виски… хотя, нет! Как раз от неразбавленного виски его следует держать подальше. Неумеренные возлияния чрезвычайно пагубно сказываются на семейных отношениях. Учтите оба!
- Учтём, - послушно кивнули "оба".
Но дельный совет она им всё-таки дала, недаром жила на свете с артуровских времён.
- Раз нет вина, то и нечего вам здесь сидеть и чахнуть, тем более, что до серьёзного у вас сегодня всё равно не дойдёт, не надейтесь. Уж я-то знаю! Вы оба для этого слишком застенчивы, и раньше Имболка вряд ли раскачаетесь, - тут у Веттели вспыхнули уши, у Эмили - щёки: что-что, а вогнать в краску Гвиневра умела. - Вам надо развеяться! Давайте-ка быстренько собирайтесь, через четверть часа омнибус до Эльчестера. В пабе "У пьяного эльфа" по выходным танцы, в "Придорожном" будет комическое представление, а в салуне "Старого паба" показывают стриптиз, так что найдёте, где развлечься.
Веттели стало смешно. "Ого! Откуда такие познания? Не лесная фея, а настоящий гид по злачным местам округи!" - неосторожно подумал он.
- Всё потому, что я живу полной жизнью, а не чахну во цвете лет в деревенской глуши, как некоторые! - сердито выпалила фея, немного озадачив Эмили. Читать чужие мысли мисс Фессенден не умела, и к чему было это громкое заявление, так и не поняла.