– По-хорошему – это как?
– По-хорошему – это без протокола.
– На каких условиях?
– Вячеслав Владимирович, вы же прекрасно понимаете, что без друзей в этой жизни не обойтись, – улыбнулся Синицын. – Насколько мне известно, до сих пор вы пренебрегали всеми предложениями о сотрудничестве, и посмотрите, к чему это привело. Сбыт в особо крупных размерах – это смертная казнь.
Я достал из-под прилавка бутыль с самогоном, выдернул пробку, наполнил рюмку. Руки тряслись, но скрывать этого даже не пытался. Выпил и поморщился:
– Тем более удивляет, что вы пришли один, а не в сопровождении десятка рядовых для демонстрации серьезности намерений.
– Деньги любят тишину, – неожиданно разумно ответил дознаватель, – а если я дам ход этому делу, то остановить расследование уже не смогу. Ни я, ни кто другой. Вы ведь разумный человек, Вячеслав Владимирович, вы должны понимать, что я делаю вам одолжение.
– На каких условиях? – повторил я свой вопрос.
– А во сколько вы оцениваете свою жизнь? – подался ко мне молодой человек.
– Жизнь – бесценна.
– Вот видите!
– Мою искреннюю признательность в деньгах так же не оценить.
– Еще как оценить, – отрезал Синицын. – Мы прикроем вас, Вячеслав Владимирович, и будем прикрывать дальше, но взамен от вас потребуется ответное содействие.
– В плане?
– Четверть легальных доходов и половина нелегальных, – озвучил наконец свои условия дознаватель. – Во избежание разночтений все оформим документально, и уже к вечеру дело будет закрыто.
Я покачал головой.
– Это несерьезно.
– Несерьезно ваше стремление отправиться на виселицу, – парировал Синицын. – Либо мы договоримся здесь и сейчас, либо через полчаса у вас все перевернут вверх дном. И поверьте – документальных доказательств виновности в ходе обыска отыщется предостаточно.
Лично у меня в этом сомнений не было ни малейших, но соглашаться на людоедские условия дознавателя я не собирался. Передача четверти доходов от пивоварни в обмен на прекращение уголовного преследования и будущее покровительство еще могла считаться неплохим выходом из сложившейся ситуации, но давать доступ посторонним к торговле лекарствами было равносильно отложенному смертному приговору. Рано или поздно от меня избавятся.
Я это прекрасно понимал и потому спокойно сказал:
– Я рискну.
Синицын сразу перестал улыбаться и постучал пальцами о стойку.
– Двадцать процентов от легальных доходов и треть от нелегальных, – выдвинул он встречное предложение.
– Нисколько, – отрезал я. – Меня оклеветали, и я это докажу в суде.
– Прекратите нести ерунду! – нахмурился Синицын. – Либо вы будете сотрудничать, либо отправитесь прямиком на виселицу!
Но я лишь покачал головой. Мои связи позволяли не только замять это дело и вернуть изъятые дружинниками препараты, но еще и получить гарантии собственной безопасности, чего никак не мог обеспечить выскочка Синицын, даже возникни вдруг у него такое странное желание. Придется просить о покровительстве у партнеров по бизнесу, и хоть это неминуемо обернется потерей части доходов от пивоварни, иного выхода я не видел.
– Вы понимаете, что уже через час окажетесь в камере? – продолжил нагонять на меня жуть собеседник. – Вы понимаете, что будет дальше? Вас повесят!
– Очень сомневаюсь, – вновь улыбнулся я в ответ.
– Вы неадекватны!
– Вовсе нет.
Синицын покраснел как рак, резким движением застегнул молнию папки и многозначительно произнес:
– Я давал вам шанс!
– Давали, Юрий Романович, – подтвердил я.
Дознаватель ожег меня ненавидящим взглядом, схватил шапку и зашагал на выход. Уже у двери он резко развернулся и ткнул в меня указательным пальцем с массивной золотой печаткой:
– Вы пожалеете!
И неожиданно этот жест отозвался в памяти смазанным воспоминанием, неприятным и даже болезненным. Темный подвал, свет фонаря, резкое движение рукой одного из грабителей…
Третьим налетчиком был Синицын! Я вдруг понял это со всей отчетливостью.
Я его узнал, и сразу стали понятны странности с передачей на экспертизу якобы изъятых при задержании у Мартыненко таблеток: на анализ дознаватель отправил лишь семь пилюль из коробка, а остальные лекарства придержал для последующей продажи! Не было никакого случайного задержания, грабители просто решили выкрутить мне руки!
Враз перехватило дыхание, перед глазами замелькали серые точки, растеклась по рукам неприятная ломота.
– Один вопрос, Юрий Романович! – спокойно произнес я, переведя дух. – Если мы договоримся, вы сможете вернуть изъятые препараты? Все препараты?
Мне не понаслышке было известно, сколь непросто попасть в хранилище вещественных доказательств и тем более изъять оттуда уже оприходованные улики, но дознаватель ответил без малейшей заминки:
– Разумеется!
И я поверил ему, сразу и безоговорочно. И потому вытащил из-под стойки лежавшую рядом с "Шершнем" винтовку.
– Вы с ума сошли? – вскинулся Синицын, нисколько не обеспокоенный наставленным на него оружием. И неспроста – зашитые в служебную бляху заклинания обеспечивали его защитой от всех сертифицированных для продажи в Форте амулетов и магических жезлов.
– Кто навел вас на меня? – спросил я, продолжая удерживать дружинника на прицеле.
И, наверное, проскочила в голосе некая интонация, какой-то намек на скорую развязку, поскольку рука дознавателя вдруг метнулась к поясу. И в тот же миг несильно хлопнула пневматическая винтовка. Сказались детские занятия в спортивном клубе "Динамо" – свинцовый шарик калибра .375 угодил точно в лоб.
Синицын дернулся и навзничь завалился на спину; я выдернул из пачки пакет для мусора, обогнул стойку и быстрым шагом пересек бар. Надел пакет на простреленную голову покойника, затянул его, дабы не отмывать потом от крови пол, и задвинул засов входной двери.
Страхом навалилось осознание происшедшего, но давать волю эмоциям я не стал. Замер у окна и осторожно выглянул на улицу; там – никого.
Вот и отлично. Я пошарил по карманам дознавателя, выудил пакетик с пилюлями, на гладких боках которых выделялись глубокие надрезы, и вернулся за стойку. Разложил таблетки по цветам, потом налил в стакан кипяченой воды и машинально взглянул на левое запястье.
Пустое – наручные часы уволок один из грабителей. Никак не могу привыкнуть.
Тогда я закинул в рот красную пилюлю, запил ее глотком воды, досчитал от ста одного до ста пятнадцати и взял следующую таблетку. Закончил прием лекарств – и без сил опустился на табурет, но вскоре ощутил, как отступает ломота в суставах и пропадает одышка.
И одновременно накатывало понимание, что сам себя загнал в угол и выбраться из этой волчьей ямы будет совсем непросто.
Может, не стоило убивать дознавателя? – промелькнула даже шальная мысль, но я лишь пожал плечами, отвел болтовой затвор пневматической винтовки и вложил в патронник новый свинцовый шар.
Огнестрельное оружие в Форте находилось под запретом, сертифицированные жезлы использовать против находящихся при исполнении дружинников не представлялось возможным, они бы просто не сработали, но законодательство никак не регламентировало оборот пневматических винтовок. Я этим обстоятельством не преминул воспользоваться и попросил знакомого мастера сделать ложе точь-в-точь как у своего "Шершня", а баллон сжатого воздуха выкрасил в стандартную расцветку банок с шарами для жезлов "свинцовых ос". Отличить их можно было, лишь подержав в руках.
Паранойя? Вовсе нет, обычная предусмотрительность. И сегодня она себя оправдала.
Можно было, конечно, хранить под стойкой арбалет, но уверен – Синицын в этом случае сразу бы выскочил за дверь. А так счел, что ему ничто не угрожает, за это и поплатился. Впрочем, поплатился он совсем за другое…
Я несколько раз глубоко вздохнул и поднялся с табурета, но прежде чем вышел из-за стойки, зазвонил телефонный аппарат. Резкое дребезжание ударило по нервам, бешено заколотилось сердце, всколыхнулись унявшиеся было страхи, но я не поддался панике, снял трубку и спокойно произнес:
– Алло?
– Слава! – послышался голос Ирины. – Я перед сменой решила тебе позвонить, а то ты совсем пропал. У тебя все в порядке?
Я посмотрел на покойника с мешком на голове и произнес, зажимая двумя пальцами нос:
– Ирин, сейчас не очень удобно разговаривать.
– У тебя все в порядке?
– Все в порядке, – уверил я подругу. – Я же говорил – слег с простудой, сейчас сдам бар Ивану и пойду к себе отлеживаться.
– Принести лекарства?
– Если насморк лечить, он пройдет через неделю, если не лечить, то через семь дней.
– Ладно, я побежала, – заторопилась тогда девушка. – Позвоню вечером, хорошо?
– Непременно звони. Я немного оклемаюсь, и увидимся, чтобы тебя не заражать.
– Целую!
Раздались короткие гудки, я бросил трубку на рычажки, взял куртку и ключи от "буханки", ухватил покойника за ноги и потянул его к двери черного хода. Затем выгнал из каретного сарая УАЗ, погрузил в него мертвого дознавателя и, накрыв тело брезентом, с облегчением захлопнул задние дверцы.
Вернулся в бар и нервно вздрогнул, заслышав стук в дверь.
Вашу ж мать, кого еще принесло?!
– Дядя Слава! – послышался вдруг голос Ивана Грачева. – Открывай!
Я сунул пневматическую винтовку под прилавок, убрал каракулевую шапку и папку дознавателя в непрозрачный пакет и запустил в бар помощника.
– А чего на засов заперся? – удивился тот.
– Только с пробежки вернулся, даже умыться не успел, – спокойно ответил я.
– А! – протянул парень. – Дело хорошее. Физкульт-привет!
– Физкульт-физкульт, – пробормотал я и предупредил: – Поеду кеги из "Западного полюса" забрать, если вдруг Ирина позвонит, скажи, что я весь в соплях к себе ушел и просил не будить.
– Отношения зашли в тупик? – удивился Иван.
– Нет, – поморщился я. – Просто пытаюсь соответствовать. А то расслабился, потерял форму.
– По вам не скажешь.
– В общем, вернусь через пару часов.
Я прихватил с собой пакет и "Шершень" и направился на задний двор. Завел двигатель, уселся за руль и надолго замер так, пытаясь осмыслить случившееся.
Ко мне вламывалось трое. Одного точно застрелили в "Большой Охоте", второй остывает позади меня. Вопрос даже не в том, где третий; вопрос в том, где таблетки и штампы. В хранилище вещественных доказательств их не сдавали совершенно точно. Потрясти товарища Мартыненко? Быть может, третий именно он?
Я кивнул. С Мартыненко придется разобраться в любом случае. Он единственный, кто может связать меня с убитым дознавателем.
Но единственный ли? Уповать на это не стоило. И напротив – стоило подстраховаться.
Я беззвучно выругался, перебрался через сиденья к телу и наскоро обыскал покойника. Всю обнаруженную в карманах мелочовку побросал в пакет к папке, служебный жетон пробил острым шипом на обухе валявшегося здесь же топорика. ПМ в кобуре на поясе мертвеца трогать не стал.
Выехав со двора, я повернул на Красный проспект и направился на север. Так и катил, пока не уперся в бывшее автотранспортное предприятие, на территории которого ныне базировалось наемное подразделение Лиги. На перекрестке повернул на Автозаводскую улицу и без спешки покатил вдоль гетто "Черный квадрат", где под надзором Сестер Холода содержались уроды – бедолаги, изувеченные магическим излучением Приграничья. Мутанты, если хотите.
Вид мрачной бетонной ограды с колючей проволокой поверху и караульными вышками нагонял нервную дрожь, выстроившиеся с другой стороны дороги двухэтажные бараки пугали ничуть не меньше. Северная окраина считалась местом беззаконным и опасным, на ней до недавнего времени всем заправляли многочисленные банды. Да и теперь, когда наемники Лиги установили здесь свой контроль, на изрисованных многочисленными граффити стенах домов до сих пор встречались свежие метки Чистых. Одно из наиболее влиятельных в округе преступных сообществ ушло в глухое подполье, но всех своих позиций не растеряло.
Когда в мае тут оттает мертвый дружинник – это никого не удивит.
Свернув во дворы, я заехал в закуток меж глухих стен домов, выволок из машины покойника и кинул его в высокий сугроб, быстро забросал снегом, убрал лопатку под пассажирское сиденье и покатил прочь.
Случайных свидетелей я не опасался: северная окраина была не тем местом, где людей отличает хорошая память и желание общаться с правоохранительными органами. К тому же "буханка" была в Форте транспортным средством весьма распространенным, а установкой номерных знаков я себя не обременил по той простой причине, что на подобных машинах ездили в основном люди служивые; дружинники меня не останавливали для проверок ни разу.
Возвращаться той же дорогой я не стал, медленно проехал напрямик через Северную окраину, на ходу выбросил из окна пробитый служебный жетон Синицына и вывернул на Комсомольскую. По правую руку осталась новая база Патруля, дальше за домами мелькнул увенчанный клубами валившего из труб дыма серый силуэт гостиницы "Гавань", а после показался Торговый угол – самая доходная точка Торгового Союза после Южного бульвара и Кишки. Большинство магазинов здесь работало круглосуточно; ночное освещение обеспечивали стажеры-гимназисты, которые силой своей воли поддерживали сияние висевших в воздухе энергетических шаров. Неподалеку от перекрестка была припаркована "газель" дружинников, перед магазинами прохаживалось несколько приглядывавших за порядком цеховиков.
Я медленно проехал мимо, повернул на Красный проспект и досадливо поморщился, когда глаза заломило из-за кислотного блеска вывески магазина "Алхимия&Жизнь". Машинально сбросил скорость, и тотчас через проезжую часть рванула пара мальчишек. Ну что за люди?! Никакого понимания правил дорожного движения!
Перед Кривой пришлось пропустить два тентованных КамАЗа и кативший за ними топливозаправщик, затем я проехал склады и штаб-квартиру входившего в Торговый Союз объединения промышленников и свернул на площадь Павших. Вокруг расчищенной от снега площадки, в центре которой возвышался монумент с двумя бетонными фигурами – мужика с автоматом и старика с огромным фолиантом в руках, – располагались многочисленные киоски и магазинчики, но интересовали меня вовсе не они, а спуск в Кишку.
Кишкой именовалась сеть соединенных воедино подвалов, бомбоубежищ и подземных коммуникаций, где располагалось просто бессчетное количество лавок, магазинчиков, развлекательных и питейных заведений. Когда на улице большую часть года царит холод и дуют студеные ветра, хочется хоть ненадолго спрятаться от стужи, и подземный торговый комплекс такую возможность посетителям давал.
Я припарковал УАЗ неподалеку от будки охраны с эмблемой Цеха на стене – оплетенной колючей проволокой шестерней, – между побитым жизнью грузовичком-"бычком" и такой же "буханкой", как у меня, только камуфляжно-зеленой.
Сразу входить не стал, сначала вытащил из пластикового пакета папку дознавателя и выбрал нужный протокол. Жезл "свинцовых ос" убрал за сиденье, потом запер машину и направился к уходящей в подземелье лестнице. По пути выбросил в мусорный бак пустую папку и спокойно спустился под землю.
Сразу у входа располагались ювелирные салоны, а проход с изрисованными флуоресцентными граффити стенами привел меня в просторный зал, залитый неровным светом шаров колдовского огня под потолком. Вдоль стен тянулись многочисленные лавки, их вывески светились разноцветными огнями, мерцали и меняли форму. "ТулупЪ", "Ваш предсказатель", "Арбалеты и жезлы", "Тату-салон "Сильвер", "Пельменная № 1", "Электрон", "Булки!", "Обереги от Братства", "Бытовая магия", "Ножи", "ХулиGun".
Здесь же располагалась вторая точка Платона с одеждой, но я прошел мимо и свернул в закуток с массивной дверью клуба "Западный полюс". Дверь была сплошь покрыта непонятными светящимися символами, а вместо обычного смотрового глазка на уровне лица в прозрачном растворе за бронированным стеклом плавал самый настоящий глаз; ну или его искусная копия.
Я помахал рукой, и немедленно раздался щелчок замка.
В клубе было странно. Повернутые под разными углами алхимические светильники и неровные поверхности потолка и стен создавали иллюзию искривленного пространства, а внутри прозрачного пола мерцали и переливались зеленые звезды. Заполнивший помещение полумрак скрадывал размеры и не давал разглядеть посетителей, ярко освещена была лишь ниша сцены в дальней стене.
Мне здесь не нравилось. Все казалось неправильным, слишком резким, излишне реальным. Не прими я с утра таблетки, ограничился бы телефонным звонком, да и так закружилась голова и сбилось дыхание. Для людей с повышенной чувствительностью к магии находиться здесь было сущим мучением.
В свое время это место облюбовали уники – люди, получившие в результате мутации случайные магические способности. Никто не знал доподлинно, на чем именно погорели бывшие владельцы развлекательного заведения, но несколько лет назад "Западный полюс" взяли под свое крыло деятели из Дружины. Новый управляющий установил на сцене шесты для стриптиза и переоборудовал служебные помещения в комнаты для приватных танцев, и сюда стала захаживать совсем иная публика. А уники переехали в бар "Стадион", где их усиленно опекал Денис Селин, который мне все уши прожужжал просьбами об увеличении объемов варки пива, в том числе и по этой причине.
Вскоре глаза привыкли к полумраку, я обогнул торчавшую посреди зала дверь и направился к бару. Усаживаться на высокий стул не стал и, привлекая внимание бармена, постучал пальцем по выпуклому аквариуму, внутри которого мелькали серебристые искорки миниатюрных рыбешек.
– Чего желаете? – повернулся тот ко мне.
– Сам у себя?
Бармен сунул руку под стойку и нажал кнопку, отпирающую неприметную дверь рядом со входом на кухню.
Я прошел в служебный коридор, заглянул в открытую комнату и стукнул костяшками пальцев по косяку.
– Разрешите, Владимир Михайлович?
Сидевший за столом темноволосый дядечка с узким разрезом глаз и высокими резкими скулами оторвался от газеты и приветливо улыбнулся:
– Вячеслав Владимирович! Заходи, дорогой!
Начальник отдела собственной безопасности Дружины Владимир Михайлович Ханин мундиров не жаловал и больше походил на преуспевающего спекулянта. Черная сорочка, пиджак с замшевыми вставками на локтях, массивный золотой перстень – наряд его был неброским, но подчеркнуто дорогим.
Я уселся напротив, и Ханин поинтересовался:
– Какими судьбами? Даже не помню, когда последний раз общаться доводилось!
– А это как в анекдоте, – улыбнулся я. – Претензий не было.
Владимир Михайлович кинул газету на стол и уточнил:
– У нас проблемы?
– Неприятности, – поправил я собеседника. – Всего лишь досадные неприятности.
– Слушаю вас, Вячеслав Владимирович…
В этот момент в дверь заглянул официант.
– Что-нибудь принести?
– Нет, спасибо, – отказался я и достал ключи от "буханки". – Отправьте кого-нибудь отнести пустые кеги в машину. Я припарковался у будки охраны.
Парень взял ключи и вышел.
– Так что у вас, Вячеслав Владимирович, стряслось?
Я достал показания, в которых меня обвиняли в торговле наркотиками, и подвинул листок собеседнику.
– А вот полюбуйтесь.
Ханин внимательно прочитал протокол и рассмеялся: