Алиса кивнула.
Геррик быстро, но пристально посмотрел на нее, потом – на меня, потом – опять на нее, и лицо его залила нервная бледность.
Два кирпично-бурых пятна затеплели на скулах.
Светлые глаза полыхнули.
– Значит, решились. Они готовы на все, – гневно сказал он.
10
Позже Алиса объяснила мне, в чем тут дело. Они перебросили на Землю койотля, сказала она. Честно говоря, я не думала, что Тенто на это пойдет. Переброска койотля требует такого невероятного количества сил, что надо либо собрать вместе десять-двенадцать тийинов, способных к концентрации энергии жэнь, и тогда, объединившись в каррас, они протолкнут койотля сквозь мантию космоса, но собрать десяток тийинов – задача невозможная даже для Тенто, тийины, скорее всего, на это не согласятся – либо кто-то из приближенных Тенто должен полностью распылить свои силы, проще говоря, умереть, чтобы высвободившаяся энергия жэнь достигла Земли. Если Тенто пожертвовал одним из своих соратников, значит ситуация крайне серьезная. Значит, он уверен в победе и знает, что мы уже не выберемся отсюда. Слишком дорогая цена уплачена, чтобы задержать нас здесь. Дом Тенто неудачи ему не простит.
– А что такое энергия жэнь? – спросил я.
– Это энергия жизни, – мельком объяснила Алиса. – Она разлита в природе, в живой материи, кстати в людях. В том числе определенный ее запас есть и в тебе. Правда, ты используешь едва ли одну сотую часть того, что имеешь. Я тебе уже говорила, ты – не разбуженный…
– Спасибо, – ответил я.
– Пожалуйста, – сверкнув глазами, сказала Алиса.
Далее она объяснила, что койотли – это такие малопривлекательные рептилии, вроде ящериц, сохранившиеся на Алломаре еще с доисторического периода. У вас, на Земле, они, кажется, вымерли…
– Динозавры? – недоверчиво переспросил я.
– Вот-вот, динозавры! – вспомнила термин Алиса.
Но, конечно, они не обладают уже прежними чудовищными размерами. Гигантам в нашу эпоху было бы просто не выжить. Средний койотль – обычно где-то в рост человека. Ну, чуть меньше, быть может, или чуть больше – в зависимости от конкретного экземпляра. На Алломаре их дрессируют и используют в военных целях. Койотль, как и всякая хищная ночная рептилия, хитр и злобен. Далеко не каждый воин, пусть даже опытный, рискнет выйти один на один – с ящером, прыгающим, как лягушка, на десять-пятнадцать метров. В общем, это трудно так объяснить, когда сам увидишь – поймешь. Уверяю тебя, сразу поймешь. Впрочем, подожди, у тебя, вроде бы, что-то такое было…
Она пробежала ладонью по книжным полкам, вытащила красиво иллюстрированное издание "Природа Земли", быстро перелистала, пробрасывая глянцевые страницы и, по-моему, с неуместной радостью, ткнула в одну из них пальцем.
– Вот, посмотри, очень похоже…
Омерзительный древний хищник глядел на меня с иллюстрации. Глаза у него по-жабьи выдавались вперед бугорчатой морды, были прикрыты пленками и, видимо, едкой слизью, туловище, оглаженное костяными пластинками, переходило в мощные лапы, позади которых упирался в землю гибкий, но сильный хвост. Причем, чувствовалось, что слизь проступает не только в его глазах, но и в щелях панциря, и, видимо, в когтистых лунках на лапах, и что ящер этот, скорее всего, мокрый и холодный на ощупь, и что разодрать человека на куски ему ничего не стоит.
Я даже передернул плечами. После предшествующих событий я был, конечно, уже готов ко всему. Меня было трудно чем-либо удивить. Но поверить, что такое чудовище сейчас бродит по Петербургу!
Нет, пожалуй, зря я ввязался в эту историю.
– Бить койотля надо сюда, – между тем сказала Алиса, тыча ногтем в участок рядом с левой подмышкой. – Здесь у него – не заросший, кожистый такой родничок. Если повезет, лезвие войдет прямо в сердце…
– А если не повезет? – поинтересовался я.
Алиса пренебрежительно пожала плечами.
– Ты же все равно сражаться не будешь. У тебя даже нет собственного оружия.
– Ну тогда дай мне хотя бы кинжал, – попросил я.
– Нельзя, Рыжик, мой дорогой…
– Почему?
– Потому что оружие не дают, оружие – только берут. Дают – деньги, милостыню, дают покровительство. А меч или кинжал ты должен взять сам…
Она резко захлопнула книгу и поставила обратно на полку.
Хмурая вертикальная складка прорезала лоб.
– Успокойся, сражаться тебе не придется.
– Я – понял, – раздраженно сказал я.
И Алиса высоко подняла брови. Глаза стали синими и холодными, как у чужой.
– К тому же койотль не знает твоего запаха, – сказала она.
Последняя реплика, разумеется, обнадеживала. Значит, меня койотль, скорее всего, рвать не будет. Я могу спокойно смотреть, как он грызет Геррика и Алису. Она меня очень обрадовала, и особенно тем, что уже в который раз давала понять, какого она низкого обо мне мнения. С другой стороны, что я мог возразить ей на это? Сражаться я действительно не умел и оружия, даже самого завалящего, у меня не было. Если честно, то оружия я немного побаивался. Оружию свойственно убивать, а убивать я никого не хотел. Но как стать воином, никого не убив, я тоже не представлял. Это была дилемма и, судя по всему, логически неразрешимая. Я в конце концов бросил ломать над ней голову. Слишком задумываться о жизни тоже вредно. Начинают мучить разные неприятные мысли – что она, эта жизнь, например, коротка, что она, быть может, наполовину прошла, а еще ничего не сделано. И что она так и пройдет в бесплодных мечтаниях. Спросят потом: кто такой Рыжик? – в ответ ни одного слова. Ни хорошего, ни плохого, никакого вообще. От таких размышлений у меня всегда портилось настроение. Я начинал злиться на себя самого, раздражаться без повода и, как Геррик, бродить по квартире, правда стукаясь, в отличие от него, об углы предметов. Стукаться обо что-нибудь – это вообще мой профиль. Если где-нибудь можно стукнуться, я обязательно стукнусь.
Возразить Алисе мне было нечего. И однако, несмотря на ее несколько пренебрежительное отношение – может быть, и не пренебрежительное, но снисходительное, как к ребенку, это уж точно, – несмотря на жутковатый сквозняк, повеявший внезапно в моей жизни – сквозняк, вероятно, рождающийся из незаделанной черноты какого-нибудь другого зеркала, несмотря на то, что бородавчато-шишковатый койотль, видимо, шумно принюхиваясь, разыскивал нас по всему Петербургу, – несмотря на все это я чувствовал себя как никогда раньше. Рядом был Геррик, сжимающий рукоять Эрринора, рядом была Алиса, посверкивающая необыкновенной синевой глаз, наконец, был и я сам, еще не разбуженный, как она выразилась, но, кажется, уже просыпающийся. Я все это чувствовал, я это знал, у меня, как в детстве, звенело и надрывалось сердце, холод прозрачного сентября обжигал легкие, шумела в артериях кровь, и, кажется, впервые в жизни я с нетерпением ждал, когда же наступит следующее утро…
11
Эта идиллия была прервана самым неожиданным образом. Дня четыре после нашего с Алисой разговора о ящерах лупили проливные дожди, выло и грохотало так, что, казалось, сорвет с домов водосточные трубы, ночью я просыпался от вдруг накатывающегося на город обвала воды – лежал и слушал, как хлещут струи, летящие с крыш в глубины двора-колодца. Дом гудел от напора ветра, и даже стены, по-моему, немного подрагивали. Дребезжали стекла, выкрашивалась из пазов старая замазка. Геррик хмурился и часами простаивал у окна, всматриваясь в сырую муть, простершуюся над крышами – в кладбищенский частокол труб, в дрожащий купол собора, плывущий меж ними как дождевой пузырь. Пальцы его барабанили по подоконнику. Алиса тоже хмурилась и отмалчивалась. По утрам она ко мне больше не приходила, а на высказанную мною по глупости радостную уверенность, что койотля нам теперь опасаться не следует, при таких дождях любой след будет потерян, объяснила, поморщившись, что койотль разыскивает добычу не просто по запаху – койотль чувствует след пребывания человека в данном месте. Этого никакие дожди не смоют. Он нас найдет, тут вопрос времени.
Алиса оказалась совершенно права. Потому что на пятый день, когда дожди кончились, когда проглянуло солнце, задымился паром асфальт и настроение у нас слегка улучшилось, пролистывая после обеда утреннюю газету, я увидел заметку, которая сразу же бросилась мне в глаза.
Озаглавлена она была "Водителям уже мерещатся динозавры" и рассказывала, что шофер Махоткин такого-то коммерческого предприятия, проезжая по улице Рубинштейна, неподалеку от Малого драматического театра, неожиданно узрел выскочившего на проезжую часть гигантского ящера – резко свернул и врезался в старинную чугунную тумбу на тротуаре. Никто, к счастью, не пострадал. Проба на алкоголь, произведенная сотрудниками ГАИ, дала отрицательные результаты. Между тем шофер Махоткин утверждал, что это был именно динозавр. Что я, динозавров не знаю? – заявил он нашему корреспонденту.
Улица Рубинштейна – это недалеко от моего дома.
– Ну вот, – сказала Алиса, когда я показал ей заметку. – Ему потребуется еще дня два-три, не больше.
А Геррик ничего не сказал. Он лишь молча снял со стены Эрринор и переложил его на тахту, чуть выдвинув рукоять из ножен.
Гостей можно было ожидать в любую минуту.
Когда же несколько позже я, нагруженный двумя сумками, возвращался из магазина – магазины теперь были на мне, потому что койотль не мог взять моего следа, – я увидел на половине подъема к своей квартире некоего молодого парня, попыхивающего сигаретой.
Чем-то он мне сразу же не слишком понравился: может быть, роскошными черными волосами, рассыпанными по отворотам плаща, или, может быть, кокетливой мушкетерской бородкой, собранной в клинышек и явно ухоженной, или насмешливыми глазами, которыми он меня быстро царапнул. Чувствовалось в нем сильная грация, которой я лично всегда завидовал, – этакая уверенность, проникновенность, которая так нравится женщинам. Этакая пренебрежительность к тем, кто как бы ниже него. И курил он тоже, на мой взгляд, не очень естественно: не затягивал табачный дым в легкие, как настоящий курильщик, а лишь набирал его в рот и сразу же выпускал обратно. То ли берег здоровье, то ли вообще взял сигарету исключительно для антуража.
В общем, симпатии он у меня не вызывал.
И чувство это, по всей видимости, было взаимным, потому что сам парень тоже без особой приязни, равнодушно посмотрел на меня с высоты лестничного пролета и немедленно отвернулся к потекам оконных стекол, якобы изучая двор, вытянутый к небу домами.
Я выбросил его из головы буквально через секунду. И только когда, открыв ключом дверь, подхватил обе тяжеленные сумки и хотел уже пройти внутрь квартиры, вдруг почувствовал рядом с собой чье-то присутствие – сдерживаемое дыхание, почти неуловимый поверхностный шорох шагов – и сейчас же что-то острое уперлось мне между лопаток, и командный голос прошелестел:
– Тихо! Без звука!.. Иди вперед – так, как идешь обычно…
Видимо, этот парень находился у меня за спиной. Душный запах духов защекотал ноздри. Сообразить я толком ничего не успел: ноги сами собой понесли меня по коридору к кухне. Я уже слышал позвякивание снимаемой с сушилки посуды.
– Это ты? – не выглядывая, спросила Алиса. – Ну чего? Где ты там ходишь?..
Она просила меня купить овощей для завтрашнего обеда. Дверь в комнату Геррика, к сожалению, была плотно закрыта. Значит, на Геррика тоже рассчитывать не приходилось. Спиной я все время чувствовал острие приставленного меж лопаток ножа. Одно подозрительное движение – и металл войдет в мягкое тело.
– В кухне сразу же сдашь налево, – шепотом предупредил парень.
Я кивнул. И – даже не понимаю, что это вдруг на меня нашло – после кивка не остановил голову, что было бы только благоразумно, а со страшной силой ударил назад затылком: хрряс-с-сь!.. Кажется, парень у меня за спиной сдавленно вскрикнул.
Я точно не разобрал.
Потому что одновременно я рванулся от него всем телом, но не налево, куда он мне приказывал, а направо, где находилась моя комната. Правда, это я только так говорю, что – рванулся. На самом деле я весьма неуклюже уронил обе сумки на пол – в голове промелькнуло, что я то и дело роняю их на пол, такова, видимо, жизнь, это мне предначертано, – зацепился, пытаясь перескочить за ручку одной из них, грохнулся во весь рост, пропилил носом паркет, чуть не врезавшись головой в стенку, а когда, разобравшись с сумками и со своими конечностями, все же вскочил на ноги, ситуация в коридоре резко переменилась.
Уже стояла в проеме кухни Алиса – по-боевому оскалившись и разнеся от стены до стены два кинжала, парень теперь находился как бы в их фокусе, а позади него, отрезая путь к отступлению, высился Геррик, почему-то по пояс голый, перевитый мускулами, – тряхнул головой, чтобы перебросить назад длинные волосы, и меч, выставленный вперед, переместился в сторону незнакомца.
Тот, впрочем, не собирался ни бежать, ни сражаться с ними – раздраженно посмотрел сначала на Алису, потом на Геррика, скользнул взглядом по мне, все еще выпутывающемуся из сумок, и гортанно сказал – без всяких признаков волнения в голосе:
– Ну здравствуй, брат. Здравствуй, сестра. Вот и встретились!..
Из носа у него капала кровь. Он достал из-за рукава кружевной тонкий платочек и промокнул ноздри.
Запах духов стал сильнее.
– Гийом!.. – не сказала, а скорее выдохнула Алиса. – Гийом, боже мой, как мы тебя ждали!..
– Напороться мог, – в свою очередь буркнул Геррик, засовывая меч в ножны.
А Гийом – значит, это и был тот самый знаменитый Гийом – высоко вздернул брови:
– Кто, я?.. Ну, брат, ты обо мне плохого мнения. – Скомкал платок и не столько бросил, сколько уронил его на пол. Перевел на меня взгляд, пропитанный ненавистью. – Догадываюсь, что это и есть новый воин Дома Герриков? Я слышал твое извещение, брат. Ну-ну…
Не знаю, что он хотел этим сказать. Я наконец освободил ногу из сумки. У меня саднил локоть и ныло стукнутое о паркет колено.
Я был багровый от злости.
Что-то у нас становится людно, подумал я.
Прежде всего они устроили короткое совещание. Гийом – кровь у него к тому времени остановилась – говорил много, но все это были плохие новости. Резервная база на Саматранской равнине была разгромлена, замок Фаррега пал, сам Фаррег, по всей видимости, погиб или скрывается. Вызвать его по открытой связи Гийом не рискнул. Найдено, вероятно, басохами и уничтожено запасное убежище на плато Зарамчор. Тийины в Гискарских горах затворили все входы и выходы из нижних пещер на поверхность. Посевы сожжены, крестьяне бегут в поселки, стаи тарригров, вышедшие из лесов, бродят там, где раньше зеленели сады и усадьбы. От Виндаураса, укрепившегося на Торосе, нет никаких известий. Судя по слухам, которые циркулируют среди горцев, Виндаурас тоже погиб. Горцы вообще стали дерзки – спускаются в долины и грабят брошенные дома. Поговаривают о Конфедерации малых народов, которая объединит весь Гисскарский хребет. Трудно пока сказать, что из этого выйдет. Объявился у них и свой лидер, некий Вовдиг, в прошлом пастух, провозгласивший себя новым икканом и объявивший священный ваххад против всех, в ком нет горской крови.
И, наконец, самая тяжелая весть: неделю назад пришлось оставить крепость на Орисгедо. Кто-то, видимо, выдал ее местонахождение – черная гвардия Тенто выросла в солончаках будто из-под земли. Слухачи прозевали появление первых разведывательных отрядов, ворота оказались незапертыми, Герш был ранен ударом в спину одним из лазутчиков, противник ворвался за стены крепости практически без потерь, некоторое время удавалось удерживать лишь сам Холм и верхние башни замка – до тех пор, пока не эвакуировались слуги и воины Геррика. Сейчас они здесь и ожидают воссоединения с владетельным лордом.
– Кстати, скоро увидишься со своей Миррой, – обрадовал он Алису.
– Она тоже здесь?
– Здесь-здесь, можешь не беспокоиться…
В голосе прозвучала непонятная для меня насмешка. Впрочем, Гийом тут же снова взял себя в руки и уже другим тоном – сухим, деловым – объявил, что задерживаться тут надолго, по его мнению, не следует, после вести о посвящении это укрытие тоже почти расшифровано. Появления Тенто можно ожидать со дня на день.
– Лучше всего временно перейти на Пеллору, – сказал он. – Там, конечно, нет рудников и оружие изготавливается в основном из дерева, зато на Пеллоре есть где укрыться. Я уже перебросил туда часть людей…
Геррик просто посерел при этих известиях. Опустив голову, поскрипывая стиснутыми зубами, спрашивал:
– А что все-таки Герш?
– Герша я не видел с самого начала сражения…
А младший Биоррик?