– Ты вообще молчи, дебил. Ладно этот лось, – он кивнул на Болека, – он по жизни тупой как устрица, но ты-то куда смотрел?
Болек обиженно засопел.
– Иваныч, да мы практически…
– Не практически, а теоретически! Теоретически, у нас есть самый ценный в истории раритет, а практически – два дебила, которые не могут нормально даже дернуть сумку у лоха. Ну как, объясните мне, ну как вас могли обставить? И почему вместо того, чтобы землю рыть носами и искать того фраера, который вас опередил, вы нажираетесь как свиньи и разносите казино, которое принадлежит, между прочим, моему хорошему приятелю?
– Блин, ну мы же не знали…
– А что вы вообще знаете, кроме того, как бухать и ходить в баню с девками? Вы хоть что-то самостоятельно можете сделать? Уже неделю килограмм золота возрастом в три тысячи лет болтается по Москве, а вы умудряетесь проиметь все, что только возможно. Вы хоть номер того негодяя разглядели?
– Разглядели, – хмуро кивнул Лёлек, показывая пачку Парламента с нацарапанными каракулями.
– Что ты мне суешь этот мусор? Вы его пробили?
– Пробили.
– Фраера установили?
– Ну да.
– Так какого хрена… – Иваныч повысил голос и сразу получил укол нескольких неодобрительных взглядов от других посетителей ресторана. – Так какого хрена, – продолжил он шепотом, – вы до сих пор сидите здесь, обжираясь за мой счет, вместо того, чтобы мчаться в адрес и валить этого гада?
– Все поняли, Иваныч, мы уже мчимся. – Лёлек встал из-за стола.
Болек с сожалением посмотрел на нетронутый шашлык.
– Может, с собой?
– Пойдем скорее, – подтолкнул его Лёлек. – Пока из нас самих шашлык не сделали.
С недовольным видом Болек подчинился. Приятели быстрым шагом вышли из ресторана.
– Ну всё, конец этому фраеру, – пробормотал Болек, втискиваясь за руль "бэхи". – Любое кидалово готов снести, но когда меня ужина лишают… Я его урою!
Глава 8. Одноклассники
"Одноклассники. ру – это место, где одноклассницы ищут одноклассников, чтобы сделать с ними то, что одноклассники мечтали сделать с одноклассницами 20 лет назад."
Анекдот про Одноклассники. ру
Макс любил субботнее утро. Особенно в те дни, когда не ездил копать. Конечно, азарт поиска, жажда приключений – все это здорово, но ведь в бытовом смысле кладоискательство – это достаточно хлопотное мероприятие. Ранний, затемно ещё, подъем, короткие сборы, и вот ты уже мчишься на машине туда, где тебя ждут будоражащие воображение находки и тайны, но при этом грязь, непогода, всевозможные сложности и нерегулярное питание. И как ты никогда не знаешь, что найдешь в очередной выезд – распаханный клад петровских рублей или десяток "какаликов" – медных монеток, убитых временем и удобрениями, так же ты совершенно не подозреваешь, какие именно неприятности тебя сегодня ожидают вместе с находками: плохая погода, застрявшая в поле машина или неадекватный фермер, который сначала всадит в тебя с обоих стволов, а потом придёт разбираться – кто это забрался на его посевы.
Нет, конечно, любой копатель скажет вам, что ради этого особенного наркотика, который можно определить как "поисковый азарт", тысячи больных на всю голову людей тратят свои выходные на абсолютно, казалось бы, бестолковое занятие. Стоят заброшенные дачи, покрывается сорняками некогда ухоженный огород, подрастают дети, а эти полоумные носители поискового вируса каждые выходные засаживают свои внедорожники в непролазной жиже на пути к заветной поляне, борются с травой, этим извечным врагом копателя, вонзают килогерцы в матушку-землю, чтобы в конце дня с удовлетворением любоваться на несколько зелёных, изъеденных почвой кругляков, которые неряшливые предки обронили, потеряли, закопали или ещё каким-либо образом утратили. Комары и слепни, клещи и змеи – к этим вредителям копатели относятся терпимо, привыкли уже. С травой тоже можно попробовать бороться – кто-то выжигает поле, разлив приготовленный заранее бензин, кто-то уминает её внедорожником, кто-то держит в багажнике бензокосу. В конце концов, и с фермером, охраняющим свое поле от вредителей и грабителей, можно договориться, он только покрутит пальцем у виска, и уйдёт, взяв обещание не оставлять за собой незакопанные ямы и не трогать посадки. Но, зачастую, после всех этих усилий ты поднимаешь из земли монету, пролежавшую в колхозной земле, настолько щедро сдобренной химикалиями, что и не определить уже, какой же у монеты был номинал в те времена, когда она находилась в обращении. Или откапываешь раритет, действительно редкий экспонат, перерубленный пополам лопатой дачника. И вот тогда наступает такое разочарование, что клянешься завязать с поиском навсегда.
Радуется семья в надежде обрести, наконец, в твоем лице нормального отца и мужа, готовит вкусный ужин повеселевшая супруга, прыгают вокруг довольные, нарядно одетые по случаю такого праздника, дети, но всё это лишь до следующих выходных, когда опять подъем ни свет ни заря, опять грязь, непогода, бездорожье и комары.
Потому что "соскочить" уже не получится. Попробовав один раз этот наркотик, навсегда становишься его заложником. Берешь металлоискатель с собой в отпуск: "А вдруг, хотя бы на пляже удастся поискать", с особым волнением, понятным только таким же, как ты, сумасшедшим, смотришь из окна экскурсионного автобуса на свежевспаханное иностранное поле, вместо бутиков, аутлетов и распродаж обследуешь местные археологические музеи. Берешь дополнительные два-три дня к отпуску. Но не для того, чтобы подольше понежится на пляже со стаканом пива, закрепляя красный краткосрочный загар. А лишь для того, чтобы вернуться в ненастье и пробки столицы, и сразу же рвануть туда, где комары уже скучают по тебе и гудят в нетерпении, где вместо системы "все включено" – режим "все металлы" на твоем металлоискателе, вместо шестиразового питания и круглосуточного снэк-бара – два бутерброда и бутылка воды в твоем рюкзаке, вместо бассейна и позолоченных унитазов – лужи и одинокий куст орешника посередине бескрайнего поля. И опять дуется жена, опять косятся с ухмылками знакомые – это значит, что ты опять в порядке, ты опять прочно сидишь на игле поиска и никуда тебе с неё не деться.
Даже зима, казалось бы, абсолютно некопательское время года, даже и она не в силах сделать из кладоискателя нормального члена общества. Ведь это только кажется, что зима в наших широтах длинная. На самом деле, если только представить себе, сколько новой информации нужно добыть, систематизировать и обработать бедному копателю, то станет понятно, что зима – она ведь безумно короткая, раз – и пролетела. А ведь надо успеть столько всего подготовить! Новые места поиска просто так из головы не берутся. Сколько часов надо просидеть в библиотеках, архивах и интернете! Причем, заранее зная по своему прошлому опыту, что лишь одно место из подготовленных десяти будет хотя бы немного интересным. И все равно, ищешь, ищешь новые места. Ведь скоро сезон. А в сезон надо копать, информацию добывать некогда. Ярмарки, села, мельницы, господские дома. И вот уже обычный "арбалетовский" атлас распух от вклеек и пометок – это уже не атлас, а вещдок и улика, и карты в твоем навигаторе загружены и привязаны, и лопаты наточены, и прибор снабжен новыми прошивками – значит, что весна уже скоро, значит, сезон вот-вот начнётся. Эта подготовка помогает пережить длительное зимнее отсутствие поиска. И как снимает метадон героиновую ломку, так же "кабинетный" поиск и книжно-картографические изыскания помогают длинными зимними вечерами, пусть не в полной мере, но хотя бы как-то заменить поиск настоящий, получить хотя бы малую дозу "азарта поиска" и дотянуть до весны. До нового сезона. До новой дозы этого наркотика, который все называют по-разному. Чаще всего просто и коротко – "коп".
Сегодня копа не было. Макс любил субботы без выездов. Когда можно поспать подольше, а проснувшись, не бежать сломя голову куда-то, а спокойно проваляться в постели лишние полчаса, бесцельно потупив в телевизор. Потом душ, чашка крепкого кофе и первая утренняя сигарета под неинтересные субботние новости. Тягучие ленивые раздумья, чем бы заняться. Съездить в магазин, закупить еды на следующую неделю? Разыскать засунутый куда-то абонемент в фитнесс клуб и посетить его, наконец? Может быть, просто проваляться целый день на диване, включив "Радио Джаз" и разыскав какую-нибудь интересную книженцию? В результате, понятно, никто никуда не ехал – тепло, уют и очередная историческая книжка занимали собой весь день, и довольная Елизавета Петровна спала в ногах, радуясь тому, что кормежка в такие дни случалась намного чаще обычного. Жалко, что такие безыдейные субботы случались нечасто – один, может быть, два раза в год. Круговерть копательской жизни не давала ни минуты покоя. Вот и сегодня, длительных раздумий о том, чему посвятить выходной, не было. Запланированная вчера встреча с Настей и выкуп раритета бодрили Маршалина не хуже крепко сваренного кофе. Нет, сегодня не время расслабляться. Закончив с кофе, Макс открыл сейф, достал оттуда пачку денег и потрепанную книжицу в кожаной обложке. Что же, есть чем заняться до встречи с Настей и Артурчиком. Надо же и дочитать, наконец, дневник археолога.
Дневник состоял из двух тетрадок небольшого формата, сшитых между собой. Тогда, в кабинете Льва Ароновича, он даже и не заметил этого. Первая была посвящена эфиопской экспедиции известного археолога и, насколько понял Макс, создавалась непосредственно во время раскопок. Там, в африканских песках, ему удалось найти неизвестный ранее, сокрытый пустыней храм. Именно раскопки этого храма и были описаны в дневнике. Ученый скрупулёзно записывал детали раскопок, составлял перечень находок. В какой-то момент своих изысканий он обнаружил, что сам храм ему что-то напоминает. Геометрия постройки, особенности архитектуры, внутреннее устройство. Макс с увлечением следил за ходом мысли археолога. Продолжая свою работу, тот то и дело спрашивал себя, что же напоминает ему затерянное в песках культовое сооружение. Наконец он нашел ответ на этот вопрос: обнаруженное им в пустыне сооружение было точной, до сантиметра, копией величайшей еврейской святыни – Иерусалимского храма Соломона. Не веря еще в свое открытие, ученый приводит в дневнике точные детали своей находки, видимо, для того, чтобы, вернувшись в Ленинград, сравнить их с историческими источниками.
Царь Давид, завоевавший Иерусалим, завещал своему сыну, Соломону, почетную миссию создания центрального Храма, который стал бы олицетворением объединения Израильского царства, ведь до тех пор еврейские святыни странствовали вместе с народом в шатре и Скинии. На двенадцатый год царствования Соломона работы были закончены, и освящение Храма было отпраздновано огромным торжеством, с участием старейшин Израиля, глав колен и родов. Ковчег Завета был торжественно установлен в Святая Святых. Соломон вознес публичную молитву: "Господь сказал, что Он благоволит обитать во мгле; я построил храм в жилище Тебе, место, чтобы пребывать Тебе во веки".
Храм, построенный Соломоном в Иерусалиме, принципиальным образом отличался от всего, что ему предшествовало в еврейской истории. Впервые Храм был возведён в качестве постоянного и основательного каменного здания в совершенно определённом и особом месте. Территория его делилась на две части – Двор и Здание.
Главный вход во "внешний двор", на котором происходили народные собрания и молитвы, располагался с Востока, но были и еще два – с Севера и Юга. Внутренние, покрытые медью, ворота вели во внутренний, или "верхний", двор, предназначавшийся для священников. В этом дворе перед входом в Притвор стоял большой медный жертвенник всесожжения, на котором совершались жертвоприношения животных. Это была квадратная ступенчатая конструкция, основание которой составляло 20 локтей – порядка десяти метров. В стороне от него, к юго-востоку от здания Храма, помещалось "Медное море" – бронзовая чаша огромных размеров, служившая для омовения священников. Около пяти метров в диаметре, она стояла на двенадцати медных быках – по три с каждой стороны света. Емкость чаши была около тысячи кубов и вес был более тридцати тонн.
Именно эта медная конструкция, воспроизведенная в храме-двойнике, окончательно убедила археолога в том, что он нашел копию именно Храма Соломона. Подобное сооружение потребовало для своего создания использование всех вершин инженерной мысли того времени, и точно не осталось незамеченным всевозможными летописцами. В описаниях Храма Соломона "Медное Море" всегда занимало почетное место.
Дальше дело пошло быстрее. Уже понимая, что именно он нашел, советский ученый просто фиксировал общие параметры Храма-двойника и, соответственно, его оригинала.
Здание Храма было каменным и располагалось в центре внутреннего двора. Его длина составляла 60 локтей (30 метров) – с Востока на запад, ширина – 20 локтей и высота – 30 локтей. Плоская крыша Храма была сложена из кедровых бревен и досок. Она опиралась на колонны в центре зала. Внутренние стены Храма были обшиты кедром и покрыты золотом, так же, как его пол.
Сам Храм состоял из Притвора, Зала и Святая Святых. В Притвор поднимались по ступеням, а с двух сторон от входа стояли медные колонны: правая "Яхин" и левая "Боаз". Каждая колонна имела в окружности 12 локтей и была высотой 18 локтей.
Из Притвора в Святилище вела двустворчатая кипарисовая дверь шириной в 10 локтей, украшенная вырезанными на ней херувимами, пальмами и распускающимися цветами. На косяке двери была укреплена мезуза из оливкового дерева.
Макс открыл Википедию. "Мезуза (ивр. מְזוּזָה, букв. `дверной косяк`) – прикрепляемый к внешнему косяку двери в еврейском доме свиток пергамента из кожи чистого (кошерного) животного, содержащий часть стихов молитвы Шма. Пергамент сворачивается и помещается в специальный футляр, в котором затем прикрепляется к дверному косяку жилого помещения еврейского дома".
Звонок телефона оторвал Макса от увлекательного чтения. Это был шеф.
Начальник долго и нудно выговаривал Максу за его вчерашний проступок. Как так можно? Взять и посередине серьезной встречи сорваться и убежать? "В нашей компании, – бубнил шеф, – такое поведение просто недопустимо, даже такому специалисту, как ты, Максим. Ты пойми, здесь никто никого насильно не держит. Надоело тебе работать – клади партбилет на стол и гуляй спокойно. Представляешь, какая очередь стоит на твое место?"
Макс поморщился, будто от зубной боли. Шеф сел на своего "старого конька", мол, за такую зарплату, какую вам платят, сотрудники должны не просто работать, а работать вдохновенно. Что он не контролирует ни время прихода на работу, ни время ухода, главное, чтобы дело было сделано. Что на каждое рабочее место в их офисе стоит очередь молодых и талантливых специалистов, и что подходить к работе надо ответственно.
Перебивая шефа, в трубке зазвучали гудки. Вторая линия. Это была Настя.
– Доброе утро, красавица! – весело приветствовал ее Макс, радуясь, что нашелся повод закончить объяснение с руководством.
– Не такое уж и доброе. – Голос Насти был встревожен. – Артурчик убит.
– Вот это новости! Совсем убит?
– Совсем и окончательно. И знаешь что? Мне кажется, его перед смертью пытали. – В этот момент нервы Насти окончательно сдали. – Макс, мне страшно! Можно я приеду?
– Конечно! – Макс назвал адрес.
Настя приехала через полчаса. Когда Маршалин открыл ей дверь, он понял, что означает книжное выражение "лица не было". Нет, лицо, конечно, было. Но это была уже не та симпатичная самоуверенная мордашка, которую он развлекал вчера целый вечер. Настя была испугана не на шутку, и Макс готов был поставить тысячу евро, что она ни капельки не притворяется.
Он проводил гостью на кухню, заварил крепкого кофе, поставил на стол чистую пепельницу.
– Ну, рассказывай.
Настя, сидевшая до этого будто в оцепенении и молча наблюдавшая за суетой хозяина, будто очнулась.
– Понимаешь, я приехала к нему утром. Ну, чтобы уже вместе поехать к тебе и Кспеху. Он рядом со мной жил, на Грузинском валу. Дверь была открыта. Я сначала не поняла, что к чему. Ну, мало ли, думаю. Захожу, а там, в квартире, бедлам нереальный. Все вверх дном перевернуто, будто искали что-то. А на кухне… – Настя заплакала. – Он на стуле… Телевизор еще орет так громко. Я ему говорю: "Артурчик!", а он не отвечает! Ну, думаю, не слышит, телевизор же орет. Я подхожу, а он привязанный… К стулу… И мертвый совсем! – Тут Настя уже окончательно разрыдалась.
Макс достал из холодильника минералку. Позвякивая зубами о стекло бокала, Настя сделала несколько глотков.
– Ты милицию вызывала? – спросил Маршалин.
– Нет, что ты, я так оттуда побежала. Уже из машины тебе позвонила.
– Понятно. Что-нибудь трогала там руками?
– В смысле?
– Ну, в смысле, отпечатки твои найдут? Дверь ты открывала, на ручке должны были остаться, где еще?
– А… Нет. Не трогала ничего. – Настя закурила. – Дверь я вроде просто толкнула… Свет не включала, светло было.
– Понятно. – Макс тоже потянулся за сигаретами. – Значит, говоришь, мертвый совсем. И, похоже, пытали… Ох, не нравится мне все это! Как бы не было это связано с нашей находкой.
– Ты думаешь?
– Скажем так, не исключаю. И что мне совсем не нравится, что кто-то, кто хотел эту находку заполучить, действует совсем по беспределу. Судя по твоим словам, теперь он знает про Кспеха – не думаю я, что под пытками наш Артурчик изображал из себя пионера-героя.
– Что же делать? Он ведь и Кспеха может вот так вот…
– Только в том случае, если у Кспеха будет то, что ему нужно. Поэтому наша задача – избавить музыканта от опасной для него вещи. То есть, мы не просто должны вернуть свою собственность, этим самым мы, возможно, спасем ему жизнь, а поэтому все средства будут хороши.
– Ты заранее себя оправдываешь?
– Понимаешь, Настя, я не знаю, чем занимался Артурчик по жизни, кроме воровства ценных вещей из автомобилей. Скажу откровенно, и знать не хочу. Уже одного этого достаточно, чтобы предположить, что мужчина этот вел образ жизни не совсем праведный, а скорее наоборот – авантюрный и рисковый. Вероятность того, что его замочили за его нехорошие дела – безусловно велика. Однако я не исключаю и того, что момент его скоропостижной кончины отнюдь не случайно совпал с суетой вокруг нашей находки. А это может означать только то, что кто-то, кто осведомлен о ценности этой находки, перешёл все допустимые границы и начал действовать жёстко. И, с учетом гибели Артурчика, царствие ему и все такое, этот "кто-то" не собирается останавливаться и дальше. Поэтому мы должны во что бы то ни стало избавить Кспеха от нашего раритета как можно скорее – иначе этот таинственный "кто-то" сделает это сам, и, возможно, более резко, с причинением тяжкого вреда здоровью, а возможно и того хуже.
– Как же ты собираешься избавить его от сосуда? Украсть?