Макс взял в руки знакомый предмет. Провел пальцами по вязи букв. Обратил внимание, что его, видимо, пытались открыть – небольшая часть материала, которым была залита пробка, была отломана. Кто-то начал ковырять, но потом передумал. Макс с грустью глянул на Груздева. Если бы его сейчас не было рядом, можно было бы звездануть этого и так звезданутого певца золотой бутылкой и спокойно ретироваться. Вряд ли два десятка укурков этажом ниже даже обратили бы на него внимание.
С другой стороны, если бы не Груздев, не факт, что он бы смог попасть сюда. Подставить друга, совершив открытый грабеж, Маршалин не мог – совесть не позволяла. Он передал сосуд Насте, подождал, пока они с Груздевым рассмотрят его. Одноклассник с любопытством, а Настя еще и со страхом, ведь, в отличие от Груздева, она была в курсе возможного содержимого.
– На каком языке эти надписи? – спросил Груздев, и едва Макс хотел ответить, как Кспех опередил его.
– Это древне-персидский. Забытый ныне мертвый язык, на котором говорили древние персы.
– Вот как? – удивился Макс. Он опять взял сосуд в руки. – Слушай, а продай мне его.
– Отнюдь! – возмутился Кспех и забрал сосуд из рук копателя. – Я не могу продать его. Его содержимое бесценно.
– Так ты в курсе, что там внутри? – еще больше удивился Маршалин.
– Весьма! Эти надписи – я смог прочитать их.
– И что же там написано?
– Там написано, что внутри этого таинственного сосуда уже несколько тысяч лет скрывается… – Он сделал паузу для пущего эффекта. – Джинн!
– Кто?!
– Джинн!
Кспех пошел к сейфу, намереваясь спрятать свое сокровище, Настя вопросительно посмотрела на Макса, но тот лишь покрутил пальцем у виска, кивнув на артиста.
– Более того, – произнес Кспех, когда закрыл сейф и водрузил стеллаж на место. – Я собираюсь выпустить его. Ведь известно, что тот, кто выпустит джинна из заточения, будет вечно повелевать им.
– А ты хочешь повелевать джинном? – спросил Марашалин, глядя на Кспеха уже с медицинской точки зрения.
– Я буду повелевать миром! И джинн будет лишь орудием в моих руках. – Певец на секунду задумался. – Хотя нет, пожалуй, не всем миром. Гондурасом, например, я повелевать не буду. Мне название не нравится. И Люксембургом тоже не буду. Это унизительно – повелевать Люксембургом. Он такой маленький. А всем остальным миром – пожалуйста.
– Понятно. – Макс с неприкрытой жалостью посмотрел на Кспеха. Было ясно, что косоглазие, даже как следствие употребления допинга, было не единственным недугом звезды. – А когда ты собираешься его выпустить?
"Сколько у меня времени, чтобы избавить тебя от сосуда?" – подумал Маршалин про себя.
– Завтра! Это будет завтра! Там, в таинственном центре духовной славянской силы, – Кспех махнул рукой в направлении Северо-Северо-Запада. – Там я выпущу джинна на волю. И стану его повелителем. А потом… А потом и повелителем всего мира.
Неожиданно он посмотрел на Макса абсолютно нормальным взглядом, без признаков косоглазия и сумасшествия, и абсолютно нормальным голосом добавил:
– Кстати, и телевидение будет. Один канал точно. А может, и два.
Маршалин задумался. Вариант грабежа уже не казался ему совсем уж неприемлемым. Если завтра этот дебилоид собирается открыть сосуд, то в его распоряжении есть всего ночь. Правда, сейчас ситуация усложнилась – святыня находится в сейфе, а значит, к грабежу придется добавить еще и пытки. Надо же будет как-то узнать код сейфа. Ладно, будем действовать другим путем.
– Слушай, а где находится этот центр духа? Вообще, можно мы тоже посмотрим, как вы будете джинна выпускать?
– Посмотреть можно, весьма. А таинственный центр духовный силы славян находится там. – Кспех Молотов опять показал рукой, но в этот раз на Северо-Восток.
– Понятно, – сказал Макс. – Тогда до завтра.
– Весьма! – ответил певец.
Гости оставили его одного и спустились вниз. Выйдя на улицу, Макс закурил. В голове начал созревать план. Осталось только узнать, где находится этот центр силы духа. Придется брать языка. Маршалин вернулся в дом. Решив, что от укуренных поклонников анимации вряд ли можно будет чего-то добиться, он решил исследовать первый этаж особняка в поисках более полезного информатора. Зайдя в кухню, он обнаружил там одинокого мужчину, который с бутылкой пива в руке смотрел футбол по маленькому ЖК телевизору на стене.
– Привет, – сказал Макс.
– И тебе туда же, – ответил мужчина, не отрываясь от телевизора. – Что, покурили, и на хавчик пробило? Вся еда на улице, иди отсюда.
– Да нет, я не за едой.
– А зачем? У вас, наркоманов, вариантов немного. Либо пожрать, либо под диван заныкаться, это если "измена". Ну, или мультики смотреть и ржать как ненормальные.
– Мне духовный центр силы нужен. Координаты.
– О как! Координаты! – Мужчина внимательно посмотрел на Макса. – С Космосом собрался общаться? Да, видимо вштырило тебя совсем не по-детски. Ну да ладно, и не такое здесь видали. Пиши координаты. – Он усмехнулся. – Дмитровский район. Село Ильинское. От него три с половиной километра на Юго-Восток. Через речку. На горе.
– Спасибо большое.
– Пожалуйста. Привет Альфа-Центавре, – ответил мужчина и погрузился обратно в футбольные баталии.
В недоумении Макс вышел на улицу. Настя и Груздев ждали его на крыльце.
– Слушайте, я там на кухне мужика встретил, он странный такой. В смысле, наоборот, он нормальный. На фоне остальных ненормальных он странно выглядит.
– Так это Петр Иванович. – Груздев улыбнулся. – Водитель Кспеха. Он тебя тоже за придурка обдолбанного принял?
– Ага.
– Да, не любит он их. По матушке кроет. А иногда и пендаля может отвесить. Только ему Кспех такую зарплату положил, что терпит. Что поделаешь, семью надо кормить.
– Понятно. Ну что же, похоже, у меня есть план. Надо только успеть все подготовить. Погнали!
– Да не гони ты! – Болек сидел на кухне и листал прошлогодний Плэйбой. – Ну, подумаешь, решил перекусить немного. Кстати, тут еще осталось. Хочешь?
– Тебе бы только жрать, – проворчал Лёлек, но пирожок взял. – С чем он?
– Вот эти, круглые – с рыбой. Вот эти – с капустой. А те, треугольные, – "Робин Гуд".
– Почему "Робин Гуд"?
– Потому что с луком и яйцами.
– Ну так, чайник поставь, что ли. Сидим тут всухомятку. А я пока подумаю.
Лёлек откусил кусок пирожка и внимательно смотрел, как Болек пытается совладать с электронным поджигом итальянской газовой плиты.
– Да ты нажми и держи. У тебя что, газа никогда не было?
– Почему не было? – Борис наконец совладал со сложной техникой. – Был. У бабушки, в деревне. Правда, из баллона.
– В деревне… – протянул Лёлек задумчиво. – Точно, в деревне!
– Что в деревне?
– Да все в деревне! Помнишь, когда мы в бане телевизор смотрели, на заднем плане наша шняга еще стояла?
– Ну да, мы поэтому и сорвались. И что?
– Да то, что стояла она на полке. А полка эта была частью этажерки, а эта самая этажерка – стояла у стены, покрытой чем?
– Чем?
– Вагонкой!
– Ну и что?
– Да то, Спиноза, знаешь, почему мы не видим в квартире ни полки, ни этажерки, ни вагонки?
– И почему?
– Да потому что их тут и нет. Они тупо в другом месте?
– Так это не та квартира? – Понимая, что визит в этот дом подходит к концу, Болек откусил кусок побольше и усиленно зажевал.
Лёлек с сожалением посмотрел на напарника и пошел доставать чашки.
– Ты много знаешь квартир, где стены обиты вагонкой? Вот и я таких не встречал. Вагонкой обычно отделывают внутренние помещения чего? Правильно, дачи.
Он уже не ждал ответов от Болека, и тот только послушно кивал в такт его рассуждениям.
– То есть, интервью, которое мы наблюдали, происходило не в квартире музыканта, а на его даче. Соответственно, и ехать нам нужно именно туда.
– Но как мы узнаем, где у него дача?
Лёлек снял с плиты закипевший чайник и разлил кипяток по чашкам.
– Ты меня удивляешь, дружище. Если у человека есть дача, то документы на нее обычно хранятся дома. Нам осталось их только найти – и вперед.
Болеку надоел поучительный тон Лёлека.
– А если… – Он на секунду задумался, заставляя мозги работать шустрее. – А если… – Даже жевать перестал, чтобы не расходовать полезную энергию. – А если он эту дачу снимает? – наконец, выпалил он и победно уставился на напарника.
Поглядев на приятеля с некоторой долей восхищения, Лёлек, однако смог отбить и этот выпад:
– Тогда мы найдем договор аренды. И там тоже будет указан точный адрес объекта загородной недвижимости. – Он взял чай и пару пирожков с собой. – Ты доедай, а я пойду искать документы.
Из комнаты какое-то время слышался шорох бумаги. В тот момент, когда Болек с сожалением смотрел на последний оставшийся пирожок, из глубины квартиры раздался победный возглас.
– Есть свидетельство! Снегири. Собирайся, поехали!
Торопливо заглотив последний кусок, Болек вышел в коридор, осматриваясь. По квартире будто Мамай прошелся. Все содержимое шкафов валялось на полу, вперемешку с документами, которые Лёлек отсеял как ненужные.
"Ну, значит, и посуду мыть не надо", – довольно подумал Болек и покинул гостеприимную квартиру известного музыканта.
– Ну да, извесный музыкант. А тебе не все равно? – Одной рукой Макс держал руль, другой – мобильный телефон. – Серега, я с Егорычем уже договорился, он возьмет всё, что надо. От тебя – только мегафон.
Пока Маршалин обсуждал с Егором детали предстоящей операции, Паджеро уже въехал в Красногорск.
– Да не бойся ты, ничего нам за это не будет. "Все пройдёт без шума и пыли, гаа", – процитировал он героя Папанова.
– А Мегафон нам зачем? У тебя же МТС? – спросила Настя.
Макс улыбнулся.
– Да не тот Мегафон, что сотовый оператор. Обычный, который голос усиливает. На демонстрациях еще в него кричат "Россия без Путина" и все такое.
– А он-то для каких целей?
– Увидишь. Будем Джинна выпускать.
Из темноты появилась зеленая стелла бензозаправки.
– Давай-ка заскочим, заправимся. – Решил Макс. – Завтра нам отмотать немало придется. Ты посидишь?
– Да нет, – Настя вышла вместе с ним. – Я забегу, носик попудрю. Что-то шампанское на волю просится.
– Девяносто второго, полный. – Макс отправился к кассе. Настя скрылась в глубине магазина. Из-за позднего часа машин практически не было, только Паджеро Маршалина, да черный БМВ у дальней колонки.
– Ну что, удачно? – спросил Макс, когда они отъехали.
– Знаешь, не совсем. Машин нет ни одной, а все туалеты заняты. И мужской, и женский.
Из женского туалета послышалось недовольное кряхтение.
– "Робин Гуд", говоришь? Кряхти теперь тут, как Кентервильское приведение.
Мужская кабинка сосредоточенно молчала.
– А ты подумал, пожиратель отходов, сколько эти пирожки там пролежали? С его-то графиком? Гастроли, репетиции. А они на жаре…
В ответ послышался только шелест рулона туалетной бумаги.
– Идиот! – продолжала возмущаться "женская" кабинка. – Из-за твоего обжорства мы опять срываем операцию. Ты, хоть, понимаешь, что мы уже полчаса сидим здесь, как гордые орлы?
Глава 10. Вышгород
"Ильинское городище (Баранова гора, Баранов лоб, Вышгород на Яхроме). 12–13, 14–17 вв. Культ. слой 0,2–0,4 м. Городище является остатками древнего Вышгорода, известного по письменным источникам как центр волости с 14 в. Впервые Вышгород упоминается среди Дмитровских волостей в духовной грамоте Дмитрия Донского. Многочисленные сведения о Вышегородском стане Дмитровского уезда встречаются в документах 16–17 вв."
Археологическая карта России. Московская область. Часть 2.
– Место здесь и действительно странное. – Серега устроился поудобнее, поправив маскировочную сетку. Он откинулся в ложбинку и закурил.
– Я, когда первый раз сюда попал, даже и не знал, что здесь было. Сидел как-то на даче, с Настасьей Палной своей, тут Палыч звонит: "Место есть. Поедем? – Поедем!", – говорю. А что, куда, зачем – и не представляю. Знаю только, что Палыч по порожнякам не ездит. Приехали, значит, машины у коттеджей бросили, потом пешком долго идти пришлось. Пока к спутникам "привязались", пока место нашли – благо, с собой был GPS c картами этого захолустья. На гору эту поднялись. Только почему-то не влево взяли, как сейчас, а вправо. Смотрим – шурфы старые. Ну, типа, копал здесь кто-то. Но давно. Ямы некоторые уже заросли, края "оплавились", да и деревьями упавшими перекрыты. Примерно полвека этим ямам, как мы определили. Ну а нам-то что? Взяли лопаты в руки, и давай шурфиться. А находок и нет почти. У меня – крестик, "листик" обычный. У остальных – ничего. Только чешуевина медная – убитая в ноль. И тут, представляете, в одном из шурфов старых Палыч образок литой поднимает. Красивый, блин. Сантиметров пятнадцать размером, здоровый такой! Даже интересно получилось – представьте себе, годах в шестидесятых копал здесь кто-то. Причем, вряд ли официальные археологи, уж больно шурфы кривые и хаотичные. Такое впечатление, что какие-то местные просто "на ура" ямы долбили в жажде наживы. И вот, копает этот "кладоискатель" яму. Ничего не находит. Плюется, матерится, и идет в другом месте такую же яму рыть. Приборов же не было тогда нормальных. А спустя пятьдесят лет приходит Палыч со своим "Эксплорером". И из ямы этого неудачника поднимает великолепный литой образок. С десяти сантиметров глубины! Короче, перестали мы шурфиться – вроде и земля черная, и керамики полно, а находок – нет. Взяли приборы, пошли по поверхности. Тут повеселее стало. Палыч чешую поднял серебряную. Ивана третьего, ну ту, на которой Аристотель. Дай-ка мне чаек, Егорыч…
Они выехали из Москвы еще затемно. Макс вообще не ложился. Вчера, когда он предложил Насте отвезти ее домой, та отказалась. После таинственной смерти Артурчика ей страшно было ночевать одной. Макс особо и не настаивал. Он прекрасно понимал её состояние. Ведь еще неизвестно, за какие именно дела Артурчик расстался со своей бесполезной жизнью. С учетом того, что, в какой-то степени, Настя была его сообщником, отправлять ее домой одну было неразумно. В результате, Макс привез девушку к себе, и пока она спала, сидел на кухне, поддерживая себя сигаретами и чаем. Встреча была назначена на пять утра, Маршалин не стал укладываться – решил сначала сделать дело, а потом отсыпаться.
В назначенное время друзья встретились в самом начале Дмитровки, у Водников, и пошли по трассе двумя машинами. Настю пришлось достаточно серьезно экипировать – понятно, что походной одежды у нее с собой не было. Сейчас она сидела в старом камуфляже Макса, который был размеров на пять больше чем нужно.
Настя распрямила закатанные штаны и в очередной раз хлопнула себя ладошкой по щеке – несмотря на конец лета, комары здесь были в достаточном количестве – жирные, злобные, агрессивные.
– Чем они питаются, когда нас нет? – зло пробормотала Настя, в очередной раз опрыскивая себя репеллентом.
– Воспоминаниями об археологах, – пошутил Макс.
Позицию они выбрали отличную. Городище располагалось на вершине горы, поросшей густым лесом. С запада, там где гора нависала над устьем ручья, впадающего в Яхрому, плато заканчивалось отвесным обрывом. С юга склон был тоже достаточно крут, вдобавок, лес там был практически непроходимым. Тропа, по которой попадали на гору все желающие, шла по серверному склону. По ней и поднялись в этот раз копатели. С востока путь на плато преграждал высокий вал, но если через него перебраться, вниз можно было спуститься по извилистой, малоприметной тропинке. Именно здесь, на остатках вала, оборонительного заграждения древнего Вышгорода, расположились копатели, оставив тропинку за спиной, как основной путь отступления. Главная поляна – капище, – была у них как на ладони. Алтарь из сложенных друг на друга булыжников тоже отлично просматривался. Копателей же, в свою очередь, видно не было – кусты, деревья и маскировочная сетка делали свое дело. Серега наливал чай, Егор копался с электроникой – готовил подарок любителям мистики и эзотерики.
– Слушай, а что такое "чешуя"? – спросила Настя Макса.
– Это монетка такая. Допетровских времен. Серебра мало было. Технологий тоже не было. Брали проволоку серебряную. Клали между двух штемпелей. Кувалдой "бац" – и монетка готова. С одной стороны – картинка какая-нибудь – ну, типа, герб. С другой – текст: кто из князей эту монетку выпустил. Иногда – имя мастера. Вот, кстати, Аристотель, про которого Серега рассказывал – это грек, резчик, который как раз эти штемпеля и вырезал, изготавливал, в смысле. А Иван Третий – это князь, который эту монету чеканил, ну, в смысле, его деньги это были. Дедушка Ивана Грозного, между прочим.
– Дедушка Ивана Грозного? Это, должно быть, круто. Знаешь, я через слово его не понимаю. "Чешуя, шурфиться, керамика". А вот, все равно интересно.
– Ну, про чешую ты уже знаешь. "Шурфиться" – это ямы копать. Обычно, верхний слой снимаешь, сантиметров тридцать-сорок, и прибору легче почувствовать, что там еще ниже скрывается. Ну а "керамика" – это совсем просто. Обломки горшков, черепицы. Это то, что на любом месте древнего поселения обязательно должно быть. По керамике обычно перспективность места определяют. Есть керамика – значит поселение было, значит находки будут. Нет керамики – значит… Да, в общем, ничего это не значит. Находки и без керамики могут быть. Но если на поле выходишь, пару кусочков горшков обломанных найдешь – значит, точно надо прибор доставать. Ладно, ты Серегу слушай. Он как байки травить начнет – хоть записывай.
Серега отхлебнул горячий чай и закурил еще одну сигарету.
– Ну, короче. Долбимся мы поверху. Я – вон там, на склоне южном, – Серега показал рукой, – еще одну чешуевину медную отрыл. Тоже убитая, не распознать даже. Там штемпель боком пошел – только три буквы на монетку попали. Но зато буквы крупные такие. Чувствую, значит, раз пула полезли, значит и серебро скоро подтянется. Решили пообедать. Сидим, перекусываем, да рассуждаем – уж больно ямки старые. Ну не может такого быть, чтобы никто этот место не долбил в последнее время. Решили поискать, а вдруг мы, собственно, город и не нашли. Разошлись в разные стороны. Палыч с напарником вон туда, на запад пошли – там обрывом все заканчивается. Эта гора высокая – метров пятьдесят до реки лететь. А я на восток двинул. Иду, прибором да лопатой заросли раздвигаю. А одному, скажу я вам, здесь совсем не весело. Деревья скрипят – как стонут. Звуки какие-то странные со всех сторон. Даже вороны здесь как-то зловеще каркают…
Все прислушались. Действительно, звуков было много. Трущиеся друг о друга стволы не до конца поваленных деревьев, крики птиц, шум ветра. Настя поежилась, а Егорыч сплюнул, бросил Сереге "Балабол ты", и пошел проверять свою закладку.