– Да поняла я, чего орать то, – появилась из комнаты Валентина, вооруженная тряпкой. – Иди, иди, я закрою.
Пока спускался лифт, Макс слышал, как стучат замки его железной двери.
Закрыв массивную дверь своего особняка, Лев Аронович шел по длинным темным коридорам, размышляя о разговоре с братом. Сейчас им уже по семьдесят восемь лет. Вполне подходящий возраст для того, чтобы начать задумываться о вечном. Чего он смог добиться за всю свою долгую жизнь? В науке так и не преуспел, хотя в молодости подавал большие надежды. Наверное, зря он тогда бросил кафедру. Конечно, в то время, в начале пятидесятых, он так не думал. Блестяще закончив институт, они с братом получили очень интересные предложения о работе. Всё-таки, имя отца, знаменитого археолога, открывало любые двери, ведь он был тогда на пике славы. Экспедиции на Ближний Восток и в Африку, несмотря на царившее там военное напряжение, закончились весьма успешно. Было совершено несколько потрясающих открытий, а над обработкой материалов предстояло работать еще многие годы. Брат тогда устроился к отцу, а он, в поисках некоей самостоятельности и свободы, с удовольствием выбрал кафедру археологии Ленинградского университета.
Однако Лёва так и не смог победить в себе ревность к славе отца. Сообщество ленинградской науки было немаленьким, но, как водится, все знали всё и обо всём. В каждом взгляде, в каждом упоминании своей фамилии он читал: "А, ну понятно. Пристроился сынок тогосамого в теплое местечко". Промучился таким образом пару лет, так и не получив интересных тем, хотя вполне мог. В конце концов, плюнул и уехал в Москву, подальше от отца, от завистливых коллег, от того, что его так раздражало в промозглом Ленинграде. И уехал как раз вовремя. Это спасло его жизнь.
Раскрутившееся "еврейское дело" затянуло в свои жернова и отца, и брата. Он тоже был "на карандаше", как говорится, однако переезд в Москву сыграл свою спасительную роль. Старые коллеги уже перестали "писать" на него, а новые еще не начали. Вот так и избежал он лагерей. Хотя, конечно, переживал сильно. Собирался несколько раз написать письмо в Кремль, но смелости не хватило. Впрочем, брата быстро выпустили. А вот отец так и сгинул там бесследно. Здоровье уже было не то.
В начале шестидесятых, отсиживая положенные штатному расписанию часы в одном малоизвестном НИИ, он вдруг обнаружил, что та наука, которой он посвятил свою молодость, в сытой купеческой Москве становится вполне выгодным бизнесом. Новая государственная и торговая элита с радостью готова была отдавать огромные деньги за антиквариат и предметы старины. Но, при этом, естественно, люди хотели быть уверены, что платят деньги не за "просто так", им нужны были обоснования, что та или иная вещь, которую они хотят приобрести, действительно старинная и действительно ценная. И помогать им в этом стал молодой ученый Лёва Книжник, получивший своё прозвище за любовь к старинным печатным изданиям. Этот параллельный основной работе бизнес принес Лёве известность и уважение в узких кругах ценителей старины. Одновременно с уважением пришли деньги, достаточно большие деньги, которые позволили ему самому заняться коллекционированием. А, так как образование было соответствующее, коллекционирование он также смог превратить в процесс извлечения прибыли, покупая подешевле и продавая, соответственно, намного дороже.
Лев Аронович прошел в свой кабинет, пододвинул кресло-качалку к камину и разжег огонь. Лениво покачиваясь, он смотрел на языки пламени и размышлял. Кому все это останется? Изе? А потом? Он так и не обзавелся семьей. Сначала наука, потом карьера в антикварном бизнесе. Конечно, многие еврейские семьи Москвы и Ленинграда мечтали получить его в зятья, но все как-то не складывалось. Изя, например, успел жениться, да тоже не совсем удачно. Детей у него так и не случилось, да и жена его давно уже умерла. Так и остались они с братом вдвоем. Он – в Москве, брат – в Петербурге. Оба одиноки. Оба богаты. Что им еще надо от жизни? Спокойная, в достатке, старость? Она уже обеспечена. Чего еще желать.
Он встал, прошелся по кабинету, опять набрал знакомый номер.
– Изя, это опять я. Я считаю, что мы таки должны отдать ему дневник. Да, он не еврей. Но много ли ты получил добра в своей жизни от евреев, я тебя спрашиваю? Он молод и, Бог даст, он сможет найти этот злосчастный ковчег. И тогда он лично приедет сказать тебе здрасьте и показать, что же такого не смог найти наш достойный папа, и что смог отыскать этот авантюрист. И тогда ты сможешь лечь на свою кровать и спокойно умереть, потому что твоя миссия на этой земле будет выполнена!
– Ваша миссия будет трудна и опасна. От её выполнения зависит судьба всего христианского мира, мой друг.
Папа нервно ходил по огромному залу. Стоявший неподвижно пожилой аббат внимательно слушал, не решаясь перебить.
– Я долго думал, и наконец, хвала небесам, смог принять решение. Доставив этот сосуд в Московию, и вернув святыню туда, где она должна была находиться, вы избавите Европу от тех страшных кар, которые уготовило ей Провидение. Тысячу лет этот сосуд хранился в Священном Ковчеге наравне со скрижалями Откровения. И только глупое недоразумение разделило святыни.
– Но что же в сосуде? – Аббат не мог скрыть своего недоумения.
Папа подошел к массивному дубовому столу и взял в руки Библию. Недолго пролистав её, он начал читать вслух:
"И сказал Моисей Аарону: возьми один сосуд, и положи в него полный гомор манны, и поставь его перед Господом, для хранения в роды ваши.
И поставил его Аарон перед ковчегом свидетельства для хранения, как повелел Господь Моисею".
– Вы хотите сказать, что в этом сосуде хранится Манна Небесная? – В благоговейном трепете аббат смотрел на золотой сосуд, покрытый древними письменами.
– Именно так, мой друг, именно так. И сосуд должен находиться именно там, куда поместил его пророк Моисей.
– Но не хотите ли вы сказать, что Ковчег Завета…
Папа резко перебил его.
– Есть вещи, мой друг, которые не стоит говорить вслух. А еще бывает, что о некоторых вещах не только говорить, даже думать не стоит. "Многие знания несут многие печали"
– Но ведь Ковчег ищут уже несколько тысяч лет. Ведь это не просто святыня для всех Христиан, это, по сути…
– Друг мой, хочу напомнить вам, что именно с явления людям Ковчега начнется Апокалипсис, так сказано в Библии. И произойдет это именно тогда, когда произойдет. И никто – ни вы, ни даже я – никто не сможет изменить ход истории. Даже если очень захочет. Поэтому – собирайтесь в путь, святой отец. И пусть Бог поможет вам.
Папа прошелся по залу, обдумывая что-то.
– Вам нужно будет обратиться к московскому князю, Симеону. Он проводит к людям, которые будут вас ждать. Вы передадите им святыню и вернетесь обратно. – Папа опять задумался. – Вам нужен будет помощник. Возьмите Литовца, этого громилу из моих гвардейцев. Насколько я помню, он прекрасно говорит на восточных языках. Да и силой он не обижен – будет вам и проводником и охранником. Ну а теперь… – Папа взял сосуд со стола и бережно уложил его в небольшой кожаный мешочек. – Теперь ступайте, друг мой, да хранит вас Господь и Пресвятая Дева Мария.
Глава 5. Подстава
– Малыш! Это же жулики!
Из м/ф "Малыш и Карлсон"
– Что значит, не нашла? Ты хорошо смотрела? – Александр Иванович был не на шутку расстроен. Он ходил по кабинету, нервно перебирая в руке массивные деревянные чётки. – Валентина, ну не может же он постоянно носить ее с собой! Там ведь золота больше килограмма. Неудобно таскать с собой такую тяжесть!
Лёлек и Болек сидели у шефа и напряженно вслушивались в его разговор по телефону.
– Хорошо. Оставайся пока у него. Когда-нибудь он все-таки принесет вещь домой. Что говоришь? Ах, ты не против? Ты, все-таки, не забывай, что ты находишься на работе.
Александр Иванович нажал отбой.
– Ну что, душегубы, ваш хитрый план ни хрена не сработал. Валентина перерыла весь дом, но нашу вещь не нашла. Какие будут предложения?
– Иваныч, я вот как думаю. – Лёлек перелистывал страницы своего блокнота. – Если вещи в доме нет, значит, она у него постоянно с собой, так?
– Ну, вроде так.
– А если она у него постоянно с собой, то и передвигается она вместе с ним, так?
– Так.
– А передвигается наш фигурант по городу на машине, правильно?
– Наверное, да.
– Ну а раз так, то, значит, мы должны изъять ее из машины.
– Каким образом?
Лёлек замолчал, пытаясь произвести наибольший эффект своим выступлением. Но Болек уже понял его идею.
– Барсетка?
Лёлек скривил лицо. Его замысел был разгадан.
– Она самая.
Этот трюк у них был отработан давно. Они зарабатывали им на жизнь в лихие девяностые, когда пошла мода на небольшие кожаные сумки – "барсетки", в которых носили деньги и документы, потом, уже при Иваныче, это был один из способов изъятия ценных антикварных предметов у населения.
Хозяин редкой вещи обращался в антикварный салон Александра Ивановича с желанием продать раритет. Цена, которую ему предлагали, была настолько выше рыночной, что продавец радостно мчался домой за вещью, не замечая, что у него на хвосте прочно закрепилась тонированная БМВ с бандитами. По дороге в салон, лелея в голове мысли о немыслимых суммах, которые он получит за свое сокровище, продавец и не замечал, как становился участником дорожно-транспортного происшествия с черной "бэхой". Выходивший из-за руля крепыш бандюганского вида "на пальцах" объяснял незадачливому водиле, на сколько он попал. Пока "виновник" ДТП пытался оправдаться, согнувшийся в три погибели Лёлек пробирался на корточках к задней двери машины продавца, тихо открывал ее и изымал нужный предмет. Находясь в шоке после аварии, редко кто блокировал двери, выходя из автомобиля.
После того, как Лёлек с раритетом оказывались в БМВ, "пострадавший" водитель вдруг резко добрел, соглашался с доводами "виновника" аварии, признавал, что, наверное, в этом событии есть и часть его вины. Стороны, договорившись забыть это досадное недоразумение, признавали его "обоюдкой", и, скрепив своё решение крепким рукопожатием, разъезжались, вполне довольные друг другом.
Пропажу артефакта хозяин замечал, подъехав к салону. Горько сетуя на так называемых "барсеточников", ему приходилось возвращаться домой с пустыми руками. А Александр Иванович, без лишнего афиширования, сбывал добытый преступным путем раритет одному из своих постоянных клиентов.
Конечно, такого рода трюки приходилось проделывать нечасто, дабы не навлечь подозрения на салон, ведь некоторые жертвы даже умудрялись обращаться в милицию, однако исполнение этого номера, отработанного Лёлеком и Болеком еще на барсетках, оттачивалось регулярно.
– Ну что же. – Александр Иванович недовольно посмотрел на помощников. – Барсетка, так барсетка. Раз другого выхода не остается, попробуйте. Только, будьте добры, продумайте все тщательно и заранее.
– Максим Анатольевич, мы с братом все продумали и таки пришли к выводу, что должны вам выдать во временное пользование одну вещь. Конечно, я сначала возвращаю вам ваше сокровище. – Он передал ему кожаную сумку с сосудом. – А здесь вы найдете, я надеюсь, объяснение, что же такое вы нашли, и как это сюда, то есть к вам, попало.
Лев Аронович протянул ему небольшую по формату, но достаточно толстую тетрадь в кожаной обложке.
– Что это? – Макс взял потрепанную временем записную книжку и повертел ее в руках.
– Это дневник нашего почтенного папы, царство ему небесное и все такое.
– Дневник?
– Ой, вэй! Ну не в прямом смысле, дневник. Вы вряд ли найдете там записи типа "Сегодня Лёвочка хорошо покушал и потом соответствующе покакал". Наш отец был достаточно известным археологом. Его довоенные экспедиции на ближний восток были не просто успешными, они, можно сказать, принесли ему славу и успех. Я не могу поверить, чтобы такой, увлекающийся историей человек, как вы, не слышал бы нашей громкой, во всех смыслах, фамилии.
Лев Аронович назвал фамилию, и Маршалин вспомнил, что действительно читал труды этого знаменитого ученого. Вот ведь как, оказывается. Значит, Лев Аронович – сын того самого археолога, имя которого гремело в свое время на всю страну.
– И что же в этом дневнике?
– Дело в том, что тогда, в экспедиции, отец напал на след великой христианской святыни. Так называемого, Ковчега Завета.
– Ковчега? Лев Аронович, вы, должно быть, шутите.
– Молодой человек, если бы я захотел пошутить, я бы сказал, что он нашел следы чего-то другого, так ведь нет. Он нашел следы именно Ковчега.
– Странно. Я ничего подобного не помню в его работах.
– Ничего странного. Отец не хотел раньше времени информировать общественность. Вся его теория была построена на догадках. Да и звучала она, честно говоря, по тем временам достаточно дико – представьте себе, величайшая христианская святыня всех времен, оказывается, находится в Москве, столице самого атеистического государства в мире. Да только за одно предположение об этом наш папа мог присесть так, что нашим внукам пришлось бы за него досиживать. Однако ваша давешняя находка, прямо или косвенно, эти догадки подтвердила.
– Вы хотите сказать, что Ковчег Завета находится в Москве? – Макс пребывал в состоянии тихого обалдевания и пытался привести мысли в порядок.
– Да ни Боже-жь мой! Я только говорю, что так считал наш почтенный папа. А в Москве этот Ковчег, или, может быть, в Нефтеюганске – об этом знает только Он, – Лев Аронович ткнул указательным пальцем в направлении массивной бронзовой люстры, которая висела посередине зала.
– Да, но как Ковчег попал сюда?
– По мнению отца, его доставили сюда Тамплиеры, рыцари ордена Храма, после изгнания их из Франции в начале четырнадцатого века.
– Лев Аронович, а позвольте спросить, что же тогда это за бутылка и чем ее явление на свет подтверждает теорию вашего отца.
– В этой бутылке, молодой человек, находится то, чем бедные евреи питались целых сорок лет, ни капли не сетуя на такое гастрономическое однообразие.
– Вы хотите сказать, что в этой бутылке…
– Именно это я и хочу сказать. В этом сосуде – "манна небесная". Волшебная пища, дарованная Богом бедному еврейскому народу, совершающему небольшой, но затянувшийся турпоход из Египта на Ближний Восток.
– И что же эта бутылка делала в Тверской области?
– Насколько я понимаю, она ехала туда, где должна была находиться постоянно. То есть, около Ковчега. Скорее всего, каким-то образом она осталась во Франции, а потом кто-то решил вернуть ее в Ковчег, но немножко не донес.
Макс растерянно переводил взгляд со старого еврея на древний сосуд и обратно. Манна небесная. Кто бы мог подумать! Серега, конечно, был прав, что в такой бутылке вряд ли находится пиво. Но чтобы такое! Да еще и дневник сумасшедшего археолога. Тамплиеры. Ковчег завета.
Чувствуя, что мозг не в силах переработать поступившую информацию, Макс решил, что пришло самое время откланяться.
В этот раз Лев Аронович сам вызвался проводить его. Они шли по длинным коридорам замка, и в очередной раз Макс поразился причудливой архитектуре этого грандиозного сооружения.
– Честно говоря, ваше монументальное жилище производит неизгладимое впечатление, – сказал Макс, когда они вышли во внутренний двор. – Его строили по вашему проекту?
– Да нет, что вы. Я уже приобрел его в таком виде. Вообще, предыдущий хозяин был, в какой-то степени, нашим коллегой. Построил свой бизнес на старине.
– Чем же он занимался?
– Вы не поверите. Торговал бывшими в употреблении запчастями.
– Вот как? Действительно, поверить сложно. Но, в любом случает, у этого человека был неплохой вкус.
– Таки да. По образованию он был архитектор.
– Архитектура этого города производит неизгладимое впечатление, не правда ли, Магистр?
– Что верно, то верно, Минг. Потрясающее соседство европейского стиля с азиатскими мотивами. Все-таки, не могу не согласиться с теми, кто считает русских великой нацией. Посмотри, с каким стоическим спокойствием тысячи горожан стоят сейчас в этой безумной пробке, в то время как мы, двигаясь столь неспешно, неотвратимо обгоняем их. Честно говоря, таких пробок я не видел даже в безумном по своему трафику Нью-Йорке.
Путешественники шли по Тверской в сторону Пушкинской, проходя мимо стоящего в обоих направлениях автомобильного стада.
– Посмотрите, какое интересное соседство. – Минг продолжал рассматривать затор, мимо которого они двигались. – Дорогие лимузины стоят рядом с ржавыми колымагами. Эта чудовищная пробка объединила роскошь и нищету этого города. Свела вместе новое и старое. Блеск и ржавчину. Тихий шелест мощных моторов и дымный рев дырявых глушителей.
– Да я смотрю, ты философ, Минг.
– Все китайцы немного философы, Магистр. Есть такая особенность нашей культуры.
– Давай-ка ускорим шаг, философ. Мы уже немного опаздываем, а нам еще пройти, судя по карте, три квартала.
Спрятавшийся в узких переулках офис частного детективного агентства скрывался за малоприметной, но вполне надежной дверью с домофоном. Фугер нажал кнопку вызова и представился. Гостей встретила миловидная секретарша спортивно-подтянутого вида. С любопытством разглядывая иностранных гостей, она проводила их в небольшой кабинет, где их уже ждал коротко стриженый человек среднего возраста, немного располневший, но сохранивший в своем сложении силу и мощь былой тренированности. Пробивающаяся седина ежика волос, шрам над правой бровью, но, самое главное – взгляд, пронизывающий и устало-угрожающий, – все в этом человеке выдавало огромный опыт работы с не самыми лучшими представителями человеческого общества. С фотографии на стене кабинета весело улыбались трое вооруженных мужчин в камуфляже, расположившихся на броне какого-то аппарата, нарушившего девственную нетронутость южной природы. В одном из мужчин с фотографии посетители легко опознали хозяина кабинета, только более стройного, более молодого и более усатого.
– Это я с друзьями на юге, – объяснил гостям хозяин, заметив их интерес к фотографии.
Стороны поприветствовали друг друга крепкими рукопожатиями и, расположившись за небольшим офисным столом, приступили к обсуждению главной темы их встречи. Разговор велся на русском, иногда, когда магистру не хватало словарного запаса, он вставлял немецкие или английские слова. Впрочем, хозяин вполне уловил суть задачи, которую ставили перед ним зарубежные посетители.