ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ВТОРАЯ
Был серебряный мертвый свет.
Комиссар шел в этом свете, словно по воздуху, не ощущая почвы под ногами.
"Конечно, - подумал Гард, - почва - это жизнь. Смерть - это когда нет почвы. Все правильно".
Этот вывод обрадовал своей логикой.
В серебряном свете комиссар увидел две фигуры: Михаэль и Азгад.
На Азгаде почему-то был комбинезон - тот самый, в котором комиссар попал в это странное время.
Михаэль и Азгад шли, обнявшись, напоминая не то выпивших, не то просто счастливых людей.
И больше никого не было: только Михаэль, Азгад и Гард.
- А где же еще люди? - удивленно спросил Гард. - Почему в области, находящейся между смертью и вечным покоем, никого больше нет?
- А кто тебе еще нужен? - рассмеялся Михаэль. Азгад добавил:
- На земле мы встречаем огромное количество ненужных людей. Почему ты думаешь, что и после жизни продолжится такая же неразбериха?
Гард подошел к Михаэлю и Азгаду и встал рядом. Комиссару было как-то особенно легко, свободно и даже радостно.
- Помнишь, я говорил тебе, что смерть - не наказание, а избавление? - спросил Михаэль. - Я думаю, что Весть, которую ты обязательно найдешь и передашь Иисусу, должна быть и об этом, - он задумался. - Впрочем, знаешь, мне почему-то кажется, что уже никогда и никому не удастся найти такую Истину, в которую поверят все люди.
- Людям действительно будет трудно объяснить, что жизнь - избавление, - сказал Гард. - Люди боятся смерти.
- А бояться надо жизни, - вступил в разговор Аз-гад. - Жизнь - испытание. Бог говорит об этом, но люди не хотят Его слышать.
Серебряный свет приятно обволакивал, как море. Давал ощущение надежности. Он был тонкий и прозрачный, но почему-то казалось, что на него можно опереться.
Михаэль улыбнулся:
- Видишь, как все получилось. Если тебе на роду написано попасть в область, находящуюся между смертью и вечным покоем, значит, так тому и быть. Помнишь, я говорил тебе о чуде, которое может совершить только Бог? Это чудо свершилось.
Гарда мучил один, главный, вопрос, он все ждал возможности его задать.
И как только Михаэль закончил говорить, комиссар спросил:
- Чего "две" ты имел в виду?
- Две - это дверь. Я спрятал Весть в двери. - Аз-гад виновато улыбнулся. - Я не думал, что на нашем языке слова "две" и "дверь" так похожи.
Гард давно уже перестал задумываться по поводу языков. Он не понимал, ни на каком языке говорят вокруг, ни на каком говорит он сам. Да это было и неважно: главное, что он все понимал.
Комиссар вспомнил, что и римские солдаты, и они с Александром обследовали стены, потолок, пол... А про дверь забыли.
- Дверь... - вздохнул Гард. - Так просто? Михаэль обнял, его и произнес торжественно:
- Ты - и только ты один - должен найти Весть. Ты - и только ты один - должен принести ее Иисусу. У людей есть Весть. И у Бога есть Весть. Их надо соединить, только так родится Истина.
- А что я буду делать с этой Истиной? - спросил Гард.
И тут он увидел человека - Незнакомца, встреченного у берега реки.
Близко ли он был? Далеко? Реальностью ли он был? Тенью?
Здесь, в серебряном свете, не существовало "близко" и "далеко".
Незнакомец шел, казалось, совсем рядом. Но прикоснуться к нему было невозможно.
- Он что, тоже умер? - спросил Гард.
И еще хотел много чего спросить: мол, я думал, он и есть Иисус, и ему надо нести Весть. А если Он здесь, то значит...
Но спросить не успел.
Михаэль сказал:
- Для Него нет смерти. Он показал всем, что смерти нет. Это самый главный в истории человечества пример бессмертия. Но люди не поняли этого. Метафору Его жизни и Воскрешения они прочли неверно. Они решили, что это пример того, как надо достойно принимать муки. Люди Его не поймут. Почему-то людям больше нравится размышлять о Его страданиях, а не о Его Воскрешении.
Незнакомец улыбнулся своей усталой и доброй улыбкой и растворился в серебряном свете.
Но Гард уже и не думал о Нем. Его волновало другое. Он смотрел на свой комбинезон, мешком висящий на Азгаде, и мечтал вернуть этот комбинезон. Понятно, что нет уже на нем ни камеры, ни маячка... Да ничего нет, что могло бы связать комиссара с Землей.
Но, во-первых, вещь - хорошая, надежная, крепкая. А во-вторых, - или, может быть, как раз во-первых? - единственная память о той жизни, в которую неизвестно, вернется ли он.
- Нет, - ответил Азгад на вопрос, который комиссар не задавал.
Гард посмотрел удивленно.
- Нет, комиссар Гард, - повторил Азгад. - Эта вещь уже никогда не будет твоей. Она умерла. То, что люди называют "кожей Божьего Посланника", я перенесу с собой в вечный покой, - Азгад усмехнулся. - Ты пришел в наше время, чтобы стать таким, как мы. И ты должен принести Весть Иисусу. Ты - человек нашего времени, а не XXI века.
Комиссар изумился:
- Вы знаете, кто я?
- Конечно, - ответил Азгад. А Михаэль добавил:
- После жизни время исчезает. То, что люди называют "смертью", на самом деле - вечность. А какое в вечности может быть время? Как безгранично море, так безвременна вечность.
- Значит, вам известно, вернусь ли я снова в свою жизнь, в свое время, в свой век?
Михаэль и Азгад молча кивнули.
- Ну! - закричал Гард. - Скажите: вернусь? Умоляю, скажите!
Он спрашивал, зная, что ему не ответят.
Он понимал, что вторгается туда, куда человеку вторгаться нельзя. И если он, комиссар Гард, не умрет сегодня, то он никогда не узнает о том, что будет с ним завтра. А если узнает, значит, он умер.
Михаэль сказал:
- Бог хочет, чтобы люди были путешественниками, которые исследуют неведомое, а не больными,
дни которых похожи и однообразны, как пейзаж в пустыне. Человек, ведающий свое будущее, заболевает. Поэтому никогда не надо заглядывать в свое будущее, оно само заглянет к тебе.
Михаэль был прав. Спорить с ним было бессмысленно.
- Весть - в двери, - еще раз сказал Азгад. - Отыщи дверь этой комнатки, и в ней ты обнаружишь Весть. Это очень просто.
Гард хотел спросить: "А что это за штука такая, Весть? Как хоть она выглядит? Я тогда плохо разглядел ее, расскажи, опиши, тебе же нетрудно. Я должен знать, что именно мне искать".
Но комиссар не успел задать свой вопрос, Михаэль заговорил первым:
- Возвращайся. Мы дарим тебе еще одну жизнь. Однако запомни: она - последняя. Ты обязан беречь себя. Потому что только ты - и никто другой! - должен найти Весть и передать ее Иисусу. Только ты - и никто другой - должен помочь людям найти Истину.
И тут дикая боль пронзила комиссара. Ужасная, страшная, выворачивающая наизнанку. Он закричал.
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ТРЕТЬЯ
"Он почувствовал боль, это хорошо", - услышал Гард незнакомый голос.
И открыл глаза.
Комиссар огляделся.
Он находился в странном помещении, похожем на юрту. Шатер был довольно просторным: плотные шерстяные ткани свисали с десяти столбов.
Гард лежал посредине шатра на возвышении из козьих шкур. Сам он был укрыт такой же шкурой.
Комиссар пошевелил руками, ногами - все вроде было на месте.
Гард вспомнил, как прыгнул на него огромный лев, как отлетел в сторону ненужный меч, и удивился: "Неужто этот страшный зверь ничего мне не сломал?"
Приподнял шкуру-одеяло. Одежды на нем не было. Живот, грудь и ноги были перевязаны множеством плотных шкурок.
Рядом с комиссаром сидел высокий бородатый старик.
Старик смотрел на Гарда и улыбался. Он поймал взгляд комиссара, стукнул себя кулаком в грудь и представился:
- Фрадж. Ч^
- Гершен, - сказал Гард.
- Великое солнце помогло мне спасти тебя, Гер-шен! - Голос у старика был глухой, сиплый, словно простуженный. - Ты спас моих детей. Я спас тебя. Ты чувствуешь боль, значит, ты будешь жить. Если человек чувствует боль, значит, он чувствует жизнь. Ты подарил жизнь моим детям. Я подарил жизнь тебе.
Гард уже не удивлялся, что понимает теперь еще и язык бедуинов... Комиссар думал о другом: он совершенно не помнил, чтобы он кого-нибудь спасал, кроме Барака. Хотя, с другой стороны, если бы лев не бросился на них, он бросился бы на бедуинов. Так что в каком-то смысле старик был прав.
- Давно я без памяти? - спросил Гард.
- Несколько лун, - печально ответил старик. - Но теперь все будет хорошо. Теперь ты будешь жить. Царь, - Гард не сразу понял, что так бедуин называет льва, - оставил тебе память на животе и на груди. А на лице - совсем маленький шрам. Под глазом.
- Сколько мне еще болеть? - спросил комиссар. Ответ на этот вопрос прозвучал столь же "конкретно".
-Несколько лун, - вздохнув, ответил бедуин.
Впрочем, какая разница, сколько он болел и сколько еще будет болеть? Здесь, на этой обетованной земле, время его жизни течет по-особенному, и нет никакого резона за ним следить.
А потом пришел Барак, упал на колени, начал рыдать. Он то благодарил Бога, который спас жизнь Гер-шену. То благодарил Гершена, который спас жизнь ему, Бараку. Потом - опять Бога, и опять - Гершена.
Старик смотрел на все это молча и улыбался.
Когда Барак успокоился, он рассказал, что Фрадж - самый старый человек в племени бедуинов и считает всех остальных своими детьми. Фрадж уверен, что Гершен спас племя от бешеного льва, и поклялся вылечить изгнанника.
Фрадж - человек богатый, бедуины называют его "высокостолбным". Десять столбов, на которые крепится шатер, оказывается, не просто столбы, а признак знатности хозяина.
Знатным становится тот бедуин, у кого много знаний, кто может давать соплеменникам мудрые советы, а в случае необходимости помогать им и даже спасать. Фрадж с детства мечтал быть лекарем и умел лечить людей.
- Фрадж - настоящий лекарь, - вздохнул Барак. - Он не я. Он умеет.
- А что у меня было? - спросил Гард. Оказалось, что у комиссара было все: и переломы,
и раны, и долгая потеря сознания.
- И как же меня лечил мудрый Фрадж? На этот вопрос Барак ответить не мог.
Когда истекающего кровью Гарда принесли в шатер к Фраджу, старик сказал так:
- Если человек болен, ему могут помочь лишь силы Луны, Солнца и звезд. И больше никто ему помочь не в силах.
Барак знал только, что Фрадж лечил какими-то травами, настойками и молитвами.
Фрадж все время молил Солнце дать Гершену сил, а Луну умолял не забирать этого человека.
- Послушай, Барак, - остановил Гард рассказ парня. - Я побывал в области, находящейся между смертью и вечным покоем. Я видел Азгада и Михаэля. Они открыли мне тайну.
Это сообщение почему-то совершенно не обрадовало Барака. Он сразу как-то погрустнел, опустил глаза.
Но комиссар решил: показалось.
- Мы теперь можем идти в то убежище иудеев, - продолжил он. - Я знаю, почему мы не нашли Весть. И я знаю, где теперь ее искать.
Улыбка исчезла с лица Фраджа. Он нервно замахал руками:
- Нет, идти нельзя. Надо лечиться!
Гард не возражал. Он понимал, что сейчас он вряд ли найдет силы даже на то, чтобы выйти из шатра.
Жизнь у бедуинов оказалась вполне хорошей, если не сказать комфортной.
Комиссар понял, что бедуины поклоняются солнцу, небу, звездам, а более всего - своему вождю. Фрадж
был не просто наместником Бога на земле, он, собственно, самим Богом и был.
А Гард, так получалось, - гость Бога.
К комиссару - спасителю всех - все и относились с невероятным почтением. Его кормили, за ним ухаживали, окружали такой заботой, что Гард все время испытывал чувство неловкости.
Бедуины, которые жили довольно скромно, тем не менее несли Гарду все, что, как им казалось, могло порадовать гостя Бога: мясо, овощи, фрукты.
Благодаря ли этому, благодаря ли мазям, травам, настойкам или молитвам Фраджа, довольно скоро Гард встал на ноги и впервые вышел из юрты.
Юрта стояла посредине крошечного зеленого оазиса, под тремя жалкими, худосочными пальмами. Рядом с этой, самой большой юртой расположилось еще несколько, поменьше.
А дальше - всюду, куда хватало глаз, - лежала пустыня, окаймленная горами.
"Все равно я не понимаю, - никак не мог успокоиться Гард, - почему, когда мы шли с Александром в долину Эйн-Геди, не было никакой пустыни, а на обратном пути она появилась, да еще такая огромная? Может, Барак не знает дороги? А может быть, он хотел меня завести куда-нибудь?"
Ответа на этот вопрос не было.
И когда настало время уходить, Гард понял, что ему снова придется довериться Бараку, потому что иного
выхода у него попросту нет. Да и потом, вряд ли этот парень принесет зло человеку, который спас его от верной гибели...
На прощание Фрадж обнял комиссара и сказал:
- Я подарил тебе жизнь в знак благодарности за спасение жизни моих детей. Я хочу, чтобы твоя жизнь тебе пригодилась. Скорей всего, она последняя.
Гард хотел что-то ответить. Но то был редкий случай, когда у него не нашлось слов.
Он просто обнял старика и двинулся в путь.
Бедуины сопровождали Гарда и Барака довольно долго, и это вселяло уверенность.
А потом Гард обернулся по сторонам и не увидел их острых копий.
Из-за камней раздался их крик - это был крик приветствия.
И бедуины исчезли.
А потом кончилась пустыня. Кончилась, как всегда, внезапно и вдруг - словно ее отрезали.
И почти тотчас возникла деревенька.
Комиссар сначала даже не поверил, что это - та самая. Но потом точно понял: да, это она - странная пустынная деревня.
- Вроде дошли, - сказал Гард.
- М-м, - ответил Барак, не оборачиваясь.
Вход в иудейское убежище был открыт.
Они заглянули внутрь, в темноте ничего видно не было.
Гард зашел в соседний дом, нашел факел, зажег.
"Странное дело, - подумал он, - в этой деревне я никогда не видел ни одного человека. Каждый раз такое ощущение, будто люди были, но только что ушли".
- Значит, так, - сказал комиссар Бараку. - Я пойду за Вестью.
- Но... - попытался возразить Барак. Комиссар не позволил:
- Я пойду за Вестью один, потому что именно я должен ее найти.
- А вдруг там засада? - спросил Барак.
- Еще раз повторяю: Весть должен найти именно я. Не понимаю, почему это так, но это именно так. Поэтому я спускаюсь, а ты оставайся здесь, на всякий случай.
Барак не стал спорить.
Он просто вырвал зажженный факел из рук Гарда, спрыгнул в убежище и уже оттуда крикнул:
- Ты должен найти Весть, мы не можем тобой рисковать. Я посмотрю, что тут, и вернусь. А потом ты спустишься за Вестью.
Барак вернулся мгновенно. Лицо его было бледно, взгляд бегал, голос дрожал.
- Ее там нет, - почему-то прошептал Барак.
- Ее там не может быть! - почти закричал Гард. - Ты просто ее не нашел! Весть могу найти только я! Неужели ты до сих пор этого не понял?
- Двери нет, - выдохнул Барак.
Комиссар выхватил факел, прыгнул вниз.
Стол спружинил под ним. Вот коридор. Вот комнатка, которую они исследовали с Александром.
Двери не было.
Комиссар зачем-то обшарил все убежище, будто надеясь, что кто-то украл дверь и оставил ее прямо здесь.
Но кому, скажите, могло понадобиться воровать дверь в иудейском убежище?
А уж если кому-то вдруг стала необходима дверь, почему он не взял ее в одном из пустых домов?
Глупые вопросы. Главный: где теперь эту дверь искать?
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ЧЕТВЕРТАЯ
Барак и Гард довольно долго сидели и обсуждали абсолютно бессмысленную и глупую тему: кто и зачем мог украсть дверь из убежища иудеев?
Наконец комиссар не выдержал:
- Послушай, Барак, сколько бы мы с тобой ни говорили, истину не узнаем все равно.
- Правильно, - согласился Барак. - Истина откроется, если ты найдешь Весть, передашь ее Иисусу, и тогда...
Гард не дослушал:
- Я не об этой, высокой истине, я - о двери. Чтобы что-то найти, надо искать, а не говорить о поиске. Правильно?
Барак согласился:
- Верно, - и добавил: - Но только, чтобы что-то найти, надо хотя бы примерно знать, где оно лежит. Ты знаешь?
Гард поднялся:
- В конце концов, если Бог хочет, чтобы мы нашли Весть, он должен нам помочь. Пошли!
- Бог никому ничего не должен, - вздохнул Барак, поднимаясь.
И снова они обошли несколько домиков в деревне, внимательно осмотрев каждый уголок, словно не дверь искали, а какую-то мелочь.
Он разделся догола и прыгнул в воду.
Гард решил переплыть от одного берега к другому, а потом обратно. Даже плавать он не умел бесцельно, а так - хоть какая-то, пусть глупая, но все-таки цель.
Барак плескался у берега, периодически руками выливая на себя воду.
Река была довольно узкой, комиссар плыл быстро, за несколько гребков добрался до середины, но тут пришлось притормозить.
По реке плыл плот, на котором сидели двое мальчишек. Они сосредоточенно гребли двумя самодельными веслами, сделанными из веток деревьев.
Сначала комиссар обратил внимание на весла, они казались явно маленькими для такого тяжелого плота. Потом - на сам плот, он был до такой степени неустойчив, что грозил перевернуться каждую секунду.
"Странный плот", - подумал комиссар.
Вгляделся - и ахнул.
По реке плыла дверь.
И Гарду стало почему-то совершенно очевидно, что это их дверь. Конечно! Они пошли туда, куда их позвал Бог, и интуиция их не обманула!
- Эй! - крикнул он ребятам. - Ну-ка, стойте!
Мальчишки испуганно посмотрели на плывущего в их сторону голого мужика и начали грести еще сильней.
Толку от их стараний не было никакого, вред один.
Он волнения мальчишки только сильнее раскачали плот-дверь, В конце концов он перевернулся, накрыв ребятишек.
Те быстро вынырнули и поплыли к берегу.
- Вылавливай дверь, а я - за ними! - крикнул комиссар Бараку и широкими гребками начал нагонять беглецов.
Ребята плыли вместе, но когда их ноги коснулись дна, разбежались в разные стороны.
Комиссар бросился за тем мальчишкой, который был ближе, и очень скоро нагнал его. Подставил подножку, парень упал.
- Откуда у вас эта дверь? - задыхаясь, спросил комиссар.
Мальчишка посмотрел снизу вверх на голого мужика, вся грудь и живот которого были изрезаны шрамами, опустил голову, сжался от страха, приготовившись, что его будут бить.
Гард оглянулся.
Барак вытащил дверь и теперь тщательно обследовал ее.
- Ну? - крикнул Гард Бараку. Барак отрицательно покачал головой:
- Может быть, тебе самому надо? Михаэль говорил, что именно ты должен ее найти.
На этой обетованной земле комиссар уже начал верить в мистику. Но представить себе, что вот подойдет он к двери, и в ней вдруг - ниоткуда! - появится Весть... Нет, это было невозможно.
Гард опустился перед мальчиком на колени:
- Послушай, - начал он, - если ты сейчас скажешь мне правду, я отпущу тебя, честное слово, но если ты...
Он не успел договорить.
- Гершен, сзади! - услышал он истеричный крик Барака и успел отскочить.