- Я сразу не поверил, что она убила себя, - отозвался Баламут. – Что бы там дядя Костя в деле не писал.
Первухин смущенно заерзал в кресле. Лена усмехнулась. Заострять внимание на том, что следователь в угоду родственным связям дезинформировал вышестоящие органы и фактически фальсифицировал дело, она не стала. Зато теперь есть, в случае чего, рычаг давления на Первухина.
– Я, конечно, не следователь, - начал, тем временем, Скрипка. - Но у меня возникает закономерный вопрос: отчего все взъелись именно на тебя? Почему не на твоих товарищей?
- Они все дети еще были, - пожал плечами Макс. – Как выяснилось. Подростки, которым хотелось показать, какие они особенные. Поиграть в крутых и злых личностей, идущих против всех. Но как только запахло реальной угрозой, все игры оказались брошены, а дети запросились к маме. В первую неделю после смерти Кресс три четверти разъехалось в панике. Одним казалось, что это кто-то убивает готов, другим – что теперь им будут мстить родственники… А через месяц из всей тусовки остался я один.
- А ты чего не уехал? – спросила Лена. – Некуда?
- Незачем, - неожиданно жестко усмехнулся Макс. – Уехать – означало бы уступить давлению среды. Это против моих понятий о жизни.
- Ты интересный парень, - сказал Краснов. – Скажи мне, как называлась твоя группа?
- "Письма Баламута", - удивленно ответил Макс. – А что?
- Отсылка к Клайву Льюису, не так ли? – мягко улыбнулся Краснов. – К самому необычному проповеднику христианства нехристианскими методами, если вспомнить "Нарнию" и те же самые "Письма".
- Приятно встретить понимающего человека, - снова чуть смущенно заулыбался Баламут. – Тут-то все считали, что речь исключительно обо мне.
- В общем… Сережа, ты думаешь о том же, что и я? – спросил Краснов.
- Да, Ярослав Олегович, - кивнул Скрипка. – Он никого не убивал.
Первухин в кресле облегченно выдохнул и расплылся в улыбке, не скрывая радости. Лена, наоборот, скептически покачала головой.
- Еще бы вы городских в этом убедили, - слабо усмехнулся Макс. – Было бы вообще замечательно.
- Чтобы их убедить, надо реального убийцу найти, - хмыкнул Первухин. – И желательно с доказательной базой. Или, что лучше, с чистосердечным признанием в руках.
- Постараемся, - серьезно кивнул Скрипка, снова хрустнув суставами. Кажется, это служило у него знаком того, что он готов приняться за дело. – Макс, давай поработаем. Ты видел Полину в день смерти?
- Видел, - кивнул Баламут. – Я заходил к ней в гости под вечер – заносил книги. У ее отца прекрасная библиотека.
- Отлично, - серьезно кивнул Скрипка. – Попробуй детально вспомнить, что было, как вы говорили, что она делала… Рассказывай помаленьку, а я постараюсь подхватить волну.
- Я… э-э… ну, я пришел, - неуверенно начал Максим. – Слушайте, я не помню точно. Это больше года назад было!
- Постарайся. Вспомни какие-то детали. Во что ты был одет, как…
Скрипку прервал стук в дверь. Впрочем, стучавший ответа дожидаться не стал, сразу же распахнул дверь и заскочил в кабинет. Это оказалась маленькая худая женщина в очках, с объемистым пакетом в руках. От нее сразу же запахло чем-то вкусным.
- Привет, Костик, ты опять свой обед дома забыл, - с ходу защебетала она. Увидев, что кабинет оккупирован толпой незнакомого народа, она заметно сконфузилась. - Ой, извините! Что ж ты не предупредил-то, что с утра занят…
- Ничего, - великодушно мотнул челкой Сергей. – Не страшно.
- Ой, да вы же Сергей Скрипка! – округлила глаза женщина и затараторила с новой силой: – Я же за вас болела на, когда вы по телевизору... Ну, Костик! Что ж ты не сказал-то, что это сам Скрипка? Я-то думала, какие-то фээсбэшные специалисты к нам приехали…
- Э-э… - замялся Первухин. – В общем, это Катя, моя жена. Катя, это Сергей Скрипка, это Ярослав Краснов. Экстрасенсы. Это Елена, следователь. Макса ты знаешь.
- Очень приятно, - пробормотала Катя. – А можно я у Сергея автограф возьму? Когда еще такой случай выдастся. И не буду вам больше мешать…
- Можно, - привычно вздохнул Скрипка, доставая ручку. – Давайте.
Катя засуетилась, бормоча что-то про "хорошую бумажку". Обшарила сумочку, карманы, но не нашла. Краснов вздохнул. Черт, как же некстати им любая задержка… А ведь через два часа Горячев с Валуйским уже будут "на ковре" у начальства!
Скрипка поднял ладонь и на секунду закрыл глаза.
- В нагрудном кармане у Константина лежит блокнот, - сказал он. – Можете взять его и… хм…
Сергей внезапно замолк и открыл глаза. Нахмурился, поводил ладонью перед собой. Катя тем временем достала из пиджака мужа вожделенный блокнот и едва ли не бросилась к столу, где сидели Лена и Скрипка.
- Вот тут, можно?
- Можно, - кивнул Скрипка, выводя размашистую подпись прямо на обложке. Наклонившись вперед, он тихо сказал на ухо Кате:
- Слушайте, сводите мужа к кардиологу. Что-то сердце у него совсем барахлит.
- Да? – округлила глаза Катя. – Вроде не было ничего такого никогда.
- И тем не менее, - со значением сощурился Сергей. – Сходите на днях, точно вам говорю.
- Ладно, - закивала Катя. – Обязательно. Спасибо. Я пойду?
- Да, конечно, - улыбнулся Скрипка. – Не задерживаем.
Катя встала, бережно спрятала блокнот в сумочку и только тут, кажется, заметила Баламута.
- Ой, Максичек, и ты тут! – встрепенулась она. Парня от ее слов перекосило, как от приступа зубной боли, и Краснов рассмеялся про себя. В молодости его тоже ужасно раздражали все эти уменьшительно-ласкательные имена, которые так любят изобретать старшие родственницы.
- Макс наш невиновен, Кать! - поделился с ней радостью Первухин. – Экстрасенсы четко сказали.
- Так а я всегда знала, - не удивилась жена. – Мне Маринка же сказала.
- Кто? – не понял Первухин. У Ярослава вдруг зазвенело в ушах и заколотилось сердце от какого-то беспокойного предчувствия.
- Да наша Маринка, - затараторила Катя. - Ну ты знаешь же, двоюродная моя, она тоже ведь в вашем телешоу участвовала, два сезона назад, я чего и подсела на них, только она далеко не ушла, это вот Сергей победитель, ну так вот, она же мне тоже сказала: "Не виноват ваш Макс, найдите вы ему хорошего защитника в суде", хоть все и не верили…
- Стоп! – сказал Краснов таким голосом, что Катя замолкла, а все в кабинете посмотрели на него.
В голове словно взорвалась граната. Странный, до боли реальный сон вспомнился со всей яркостью. Это была именно Та Самая. Та, про которую ему сказали "она нуждается в твоей помощи, Защитник". Краснов это знал, просто знал, без промежуточных звеньев в виде догадок. Какое-то совершенно новое чувство захватило целиком и не отпускало. Ее требовалось найти как можно скорее. Ее требовалось… защитить!
- Что такое, Ярослав Олегович? – настороженно спросила Лена.
- Эта… Марина, - сказал Краснов. – Мне ее надо как можно скорее найти. Ей грозит опасность. Как с ней связаться?
- Так телефон же у меня есть, сейчас-сейчас, - засуетилась Катя. – Вот! Набрать?
- Набирайте, - кивнул Краснов. Катя защелкала кнопками.
- Это как-то связано с нашим делом, Ярослав Олегович? – спросила Лена.
- Не знаю, - покачал головой Краснов. – Но спасать человека нужно немедленно.
- Телефон выключен или вне зоны действия, - упавшим голосом произнесла Катя. – Ой…
- Где она живет? – поднялся Краснов. – Я поеду.
- Может быть, каждому стоит заниматься своим делом? – неожиданно резко возразил Первухин. – Я отправлю наряд, если вы считаете, что ей грозит реальная опасность.
- Грозит, - согласился Краснов. – Только такая, от которой ее могу защитить один я.
Глава 7
Странно, ей не снилось сегодня снов. Вечером легла, утром встала – всё в одной липкой серой пелене, словно и не спала вовсе, и не бодрствовала. Наверное, стоило задуматься об отпуске, только не сильно бы он помог, это она знала наверняка. Съездить куда-нибудь…зачем? Познакомиться с кем-нибудь, с каким-нибудь мужчиной… и опять-таки, зачем?
Марина Лещинская потрясла головой. Нет, всё же надо просыпаться, а то эта липкая серость ее не отпустит. Как там доктор говорит? В любой ситуации есть что-то хорошее.
Чистя зубы в ванной, она честно пыталась найти это самое хорошее в своей ситуации. Ну… Ей не снилось сегодня снов, и это было уже неплохо. Во сне Коленька был живой и иногда даже взрослый, и даже Петя был рядом, но это реже – Петя всё же оказался совершенно чужим человеком, бросившим ее в самый паршивый момент в жизни. Но вот Коленька, которого она не видела ни разу в жизни, снился ей регулярно, живой и веселый – иногда младенцем, иногда подростком, несколько раз она даже видела его семью. Просыпаться после этого было настолько мучительно, что она порой всерьез подумывала о суициде. А чего, в клинике полно препаратов…
Марина сплюнула пену, прополоскала рот и поглядела на свое отражение в зеркале. Ужасов сегодня особенных не показывали, но всё равно – женщине с той стороны зазеркалья было явно больше паспортных тридцати пяти. Светло-русая шевелюра растрепана после сна, под глазами не проходящие уже второй год круги, у глаз морщинки… Вон и седые прядки пробиваются у виска, пора снова идти краситься. Но вот опять же – для кого? Зачем?
Нет, не давать депрессии шанса! Завтракать. Потом работать… хотя нет, не работать, она же только вчера прием вела.
Жаря на завтрак обычные гренки, она сумрачно пыталась вспомнить, у кого из трех докторов сегодня прием. Если у Олеси Матюшиной, то лучше бы ее подстраховать – девочка только-только устроилась, в простейших вещах еще путается, а за помощью к ней или Натахе обратиться, видите ли, гонор не позволяет. Если дежурит Натаха – то можно смело отдыхать, эта сама со всем чем угодно справится. Но точно – не она, она вчера отработала от звонка до звонка, и операций никаких, вроде бы, не назначалось. О, вот и второй пункт в копилку радостей – сегодня не ее смена… Можно заняться собой, прибраться или побродить в интернете.
Хотя, откровенно говоря, к сидению в четырех стенах не лежала душа. Это раньше она обожала "шуршать" по дому, обустраивая гнездышко – было для кого. Для приходящего поздно вечером с работы мужа, для шевелящегося в животе ребенка… А сейчас – вытирать ту же пыль с верхних полок казалось абсолютно бессмысленным занятием.
Ужасный это вопрос – "зачем тебе всё?", когда не знаешь, как на него ответить. Или знаешь?
Низачем. Просто так. По инерции.
Марина тряхнула головой, запихнула в себя остатки завтрака и решительно засобиралась на работу. Будем считать, что сегодня дежурит Матюшина, поэтому стоит быть поблизости и помогать. Находиться дома она просто физически не могла - сегодня тоска и ненужность собственного существования придавливали особенно сильно.
Кстати, может и правда ведь Олеся дежурить, надо взглянуть в график. Так-с, вот он… а какое сегодня число, собственно?
Это вопрос оказался сродни первому домино, роняющему остальную цепочку. Календарь на стене не помог абсолютно – день недели тоже как-то вылетел из памяти. Четверг, что ли. Или пятница… Телефон, в котором стопроцентно была дата, отчего-то никак не находился. По телевизору гоняли сплошь всякую ерунду, лишь по паре каналов – точное время, но никак не число и день недели.
Телефон, телефон… Она напрягла память. С абсолютной точностью можно было сказать, что вчера он лежал перед ней на столе во время приема. Еще звонила Катя Первухина, пыталась рассказывать под руку про каких-то экстрасенсов – она как раз осматривала старого кота с пиелонефритом, и отделывалась только утвердительным мычанием. А что потом?
А вот про "потом" память служить отказывалась. Катя всегда ее раздражала свой суетливостью и балабольством, она, помнится, немного разозлилась и отвлеклась, так что дальнейшая судьба телефона была покрыта черным мраком. Надо полагать, так на столе и лежит.
В общем, поводов не пойти на работу решительно не оставалось. Марина оделась, закрыла дверь, спустилась на трясущемся лифте со своего девятого этажа. Погода стояла настроению под стать – пасмурное полосатое небо было похоже на палитру, где художнику для какой-то странной надобности потребовалось развести все оттенки серого цвета. Вздохнув, она неторопливо двинулась вверх по улице – идти до клиники тут минут десять прогулочным шагом.
…Невыносимо так жить. В той же самой квартире, где они вдвоем – почти втроем! – строили планы на семейное счастье. Быть отработанной ступенью, с каждой секундой всё ускоряющей свой полет к земле. Может, стоит разменяться? Хотя чего там, дело не в жилье, а в ней самой. Она осталась та же самая, застывшая в своем горе, словно муха в янтаре – а весь мир уже давно ушел вперед.
Марина миновала непривычно пустынный перекресток, мимолетно удивившись, что движения не наблюдается почти никакого. Всё же, провинциальный городок имеет свои преимущества, этого не отнять.
Да, это не Москва, с ее пробками и двумя-тремя часами в дороге на работу и обратно. После участия в памятном телешоу ее, конечно, звали в Москву – человек, участвовавший в столь рейтинговом проекте, сам по себе послужит отличной рекламой любому магическому салону, без всяких дополнительных вложений. Она отказалась, хотя все родные-знакомые в один голос уговаривали не дурить и заняться карьерой.
Не нужна ей была такая карьера. Экстрасенсорика вообще и участие в телепроекте в частности были омутом, в который она нырнула с головой после смерти сына и ухода мужа. Открывшийся дар стал спасительной таблеткой, который позволял занять голову чем-то другим, отвлечься на какую-то иную сторону жизни.
Но, конечно, надолго ее запала не хватило. Разрастающаяся депрессия ни к чему хорошему не привела – она вылетела с одной из ранних стадий отбора лучших, просто отказавшись участвовать в очередных испытаниях. И уехала обратно в Градовск, продолжать работать по специальности – ветврачом.
Вот только сейчас она бы уже не так однозначно выбрала. В Москве больше шансов… да на что угодно! Больше, чем здесь… а это что еще за новости?
За размышлениями Марина сама не заметила, как дошла до двери клиники. Прервал поток мысли странный факт: входная дверь оказалась заперта. Это было весьма странно, поскольку прием начинался с полдесятого. Неужели Олеся опоздала? Выговор ей, если так, хорошо хоть пациентов нет под дверями…
Достав ключ, Лещинская открыла дверь. Странности продолжались – двери всех кабинетов были закрыты, младший персонал также отсутствовал. Подождите-ка…
Ужасное подозрение забрезжило в голове. Звонко стуча каблучками по плитке, она быстро дошла до своего кабинета, открыла и зашла внутрь. Да, телефон лежал прямо посреди стола. Забыть его – это надо было умудриться. Интересно, не совсем разрядился? Аккумулятор у него был дохленький, наверняка сел. Она взяла телефон в руки, сразу доставая из ящика зарядное устройство.
Так и есть, выключился. Подключив свой древний аппарат к сети, она поморщилась: запищали одна за другой входящие смс-ки. "Вам звонили", "Вам звонили"… Какие-то пропущенные с незнакомых номеров, наверняка пациенты, но в первую очередь ее интересовали не они.
…Так и есть. Двадцать первое мая, суббота. По субботам приема в клинике не было, лишь плановые операции, которых, видимо, тоже не назначали. Вот это надо быть такой клушей, а! Она даже рассмеялась. Ну ладно, всё равно телефон стоило забрать, не зря прогулялась.
Марина совсем уж собиралась положить телефон в карман и дозарядить дома, как вдруг до ее слуха донесся легкий хлопок открывшейся внутренней двери. Тихий звук в полной тишине пустого здания. И тут же – ледяная волна панического страха раненого зверя, которого охотники загнали в тупик. Затхлый первобытный ужас, который лишь ослабляет, а не придает сил спасаться. В общем, ее дар отчаянно сигналил, что дело пахнет крупными неприятностями.
Впрочем, сделать она так ничего и не успела. Дверь ее кабинета бесшумно распахнулась, и на пороге показался человек.
Одного взгляда на него хватило, чтобы понять – ей действительно грозят неприятности весьма приличных размеров.
Это был неестественно худой и, на первый взгляд, хрупкий юноша со спутанными сальными волосами. Кости выпирали из его тщедушного тела, словно у узника концлагеря – парень был в майке, подчеркивавшей его худобу. Глаза у него были совсем нехороши: широко открытые, бешеные, полные той смертельной химической злобой, что свойственна лишь наркоманам со стажем в период ломки.
В руках он, как перышко, нес здоровенный топор с противопожарного стенда.
- Доктор? – тихо-тихо, почти шепотом спросил наркоман.
- Д-да, - заикнувшись, подтвердила Марина. – Что вам нужно?
- Кетамин, - сказал, отчего-то усмехнувшись, парень. – Где у вас тут?
- Нет у нас кетамина, - чувствуя, как холодеет под ложечкой, ответила Марина. – Ветврачам запретили кетаминовую анестезию. Есть другие… препараты, но они все в кабинете главного врача. В сейфе.
- Показывай, где кабинет, - мотнул волосами наркоман. – Открыть сможешь?
- Нет… - прошептала Марина. – Ключ у главного. Это сейф, его не взломаешь.
- Не ври мне, - без эмоций произнес наркоман. – У тебя нет кетамина? Должен быть. Найди. А то отрублю что-нибудь.
И он легко крутанул тяжеленный топор в руке.
- Нету у нас его, понимаешь! – в панике отступила назад Марина. – Совсем! И взять неоткуда!