Тот, кто не справился, был ангелом из старой клики, появившейся благодаря музейной лихорадке. Каждый лондонский музей формировал из своего материала собственного ангела, духа своих воспоминаний, мнемофилакса. Они были не существами в точном смысле этого слова, но производными функциями, которые считали себя существами. В городе, где сила любого предмета обусловливалась его метафорическим потенциалом, вниманием, что вливали в его материальную оболочку, музеи становились богатым полем деятельности для воров с магическими умениями. Но этот потенциал экспонатов порождал и их стражей. После каждой попытки кражи возникали слухи о том, что именно ей помешало. Потрепанные, но живые воры-неудачники рассказывали разные истории.
В Музее детства имелись три игрушки - обруч, юла и сломанная консоль от видеоигры, - которые надвигались на незваных гостей с пугающей заторможенностью, как в замедленной съемке. Под шум ткани, подобный шелесту крыльев, Музей Виктории и Альберта патрулировало что-то вроде элегантно-хищного лица из складок холста. В Лондонском музее швейных машин безопасность обеспечивал ужасающий ангел, созданный из спутанных мотков ниток, катушек и мельтешащих игл. А в Музее естествознания за существами в банках, изображающими процесс эволюции, присматривало нечто, описываемое как стекло и жидкость, но к этому не сводимое.
- Стекло? - спросил Билли. - По-моему, я… Клянусь, я его слышал!
- Возможно, - сказал Дейн. - Если ангел того захотел.
Но спрута унесли, ангел потерпел поражение. Никто не понимал, что это значит и какое взыскание положено за такой промах. Знатоки чувствовали, как изливается чужеродное сожаление, и предрекали приход чего-то ужасного. Они говорили, что непрощенные ангелы выходят из своих коридоров, сражаются за память против злобной определенности, ходящей по улицам как мертвец.
- Мы ищем не просто переносчика, - заявил Вати. - Мы ищем того, кто мог напасть на ангела памяти и одолеть его.
- А его одолели? - спросил Билли. - Ведь это я обнаружил того типа в бутыли.
Они с Дейном переглянулись.
- Нам нужно больше информации, - сказал Дейн.
- Пойдите к предсказателям, - предложил Вати. - К лондонмантам.
- Мы знаем, что они скажут. Ты же слышал запись. Тевтекс уже разговаривал с ними…
Дейн, однако, заколебался.
- Разве они нас не задержат? - спросил Билли.
- Они нейтральны, - объяснил Вати. - Не могут вмешиваться.
- Швейцарцы от магии? - сказал Билли.
- Они ничто, - сказал Дейн, но опять как-то неуверенно. - Они были первыми, так?
- Да, - подтвердил Вати.
- Похоже, они снова стали оракулами, - сказал Дейн. - Может быть.
- Но не опасно ли видеться с нами? - спросил Билли. - Мало ли кто об этом услышит…
- Ладно. Есть один способ заставить помалкивать о нас. - Дейн улыбнулся. - Если мы вообще с ними увидимся…
Поставил пенни, поставь и шиллинг. Как еще могли они так долго вести дела с лондонскими магическими силами? Воспользуйся услугами лондонмантов, и те вынуждены будут молчать, подобно врачам или католическим священникам.
Глава 33
Лондонцев насчитывается несколько миллионов, подавляющее большинство их ничего не ведает об иной топографии, о городе магических уловок и ересей. Но и у волшебников существует своя обыденная повседневность. Масштаб видимого города затмевает масштаб невидимого (как правило, невидимого), а необычайные события происходят не только в сокрытом городе.
Однако именно в тот момент драма разворачивалась в менее посещаемой столице. Для большинства лондонцев ничего не изменилось, не считая натиска волны уныния и злобы, дурных предчувствий. Конечно, в этом не было ничего хорошего и от этого нельзя было отмахнуться. Но для меньшинства, знакомого с магией события изо дня в день становились все более угрожающими. Забастовка парализовала немалую часть оккультного промысла. Экономика богов и чудовищ переживала стагнацию.
Газеты потайных областей - "Пустяки Челси", "Обезвоженные ведомости Темзы", "Лондонский вечерний стандарт" (не та, другая, более старая газета с таким же названием) - были полны предсказаний, связанных с новым тысячелетием. Потребление наркотиков достигло рекордного уровня. Это касалось герыча и кокса, добываемых наверху, в основной столице, но также и тайных препаратов, наскребаемых в местах силы и развалившихся старых постройках: богатейший выбор для тех, кто остро переживал конец истории, коллапс, энтропию. Поставки в подпольном городе росли вслед за спросом, и продукт из-за спешки получался размолотым и фальсифицированным: совсем не то, что подлинный, добываемый из руин.
Группа таинственных самозванцев, ни с кем не связанных, перехватила партию продукта, доставкой которого занимался Тату. Эти псевдодревние порошки никого не уведут в наркотическое путешествие: незнакомцы сожгли, развеяли, облили нефтью товары, после чего исчезли, оставив лишь дыры в телах убитых и слухи о чудовищных фигурах, порожденных самой тканью города.
Через покрытые граффити стены, тайные доски объявлений, виртуальные и реальные, пробковые плиты в неприметных офисах, где болтались любопытные типы - вряд ли сотрудники, - распространялась сплетня о том, что Дейн Парнелл отлучен от Церкви Бога Кракена. Какую ересь он проповедовал, в каком предательстве обвинялся? Церковь сообщала только, что он не выказал достаточной веры.
Только что рассвело. Дейн и Билли находились под открытым небом, неподалеку от Сити. Дейн нервно подергивался и держал руки в карманах, сжимая оружие.
"Нам нужно больше информации", - незадолго до этого сказал Дейн.
Кэннон-стрит, напротив станции метро. В облезлом здании раньше размещался иностранный банк, теперь - спортивный магазин. Там, под афишами с подтянутыми здоровяками, стоял застекленный шкаф с железной решеткой, позади которой лежал большой кусок камня. Дейн и Билли долго наблюдали за входящими и выходящими людьми.
Лондонский камень. Этот старый булыжник всегда оказывался подозрительно близко к центру событий. Древнеримский указатель расстояний. Вера в этот старинный валун была причудливой традицией, утверждали одни; опасной традицией, говорили другие. Лондонский камень был сердцем. Продолжало ли оно биться?
Да, оно по-прежнему билось, пусть и больное. Билли казалось, что он чувствует его, слабый затрудненный ритм, заставлявший стекла содрогаться, - как басовая партия заставляет взметнуться пыль.
Здесь было место верховной власти, и это прослеживалось на протяжении всей истории города, если уметь искать. Джек Кэд коснулся своим мечом Лондонского камня, когда высказывал свои требования королю: это, заявил он, дало ему право говорить, и остальные ему поверили. Недоумевал ли он впоследствии, почему все случилось так, как случилось? Возможно, после того как фортуна изменила Джеку, его голова смотрела с копья на мосту, видела части его четвертованного тела, выставленные на всенародное поругание, и с горечью думала: "Да, Лондонский камень, если честно, я не очень понимаю, что ты хотел сказать… Может, что мне не стоило возглавлять повстанцев?"
Но забытый, спрятанный, замаскированный, что угодно, Камень оставался сердцем, сердце было каменным и билось то там, то здесь, пока наконец не упокоилось в обваливающемся здании спортивного магазина, среди крикетного снаряжения.
Дейн вел Билли сквозь тени. Билли чувствовал, что их обоих - его самого тоже - едва можно видеть. У прохода между домами Дейн, оттолкнувшись от кирпичного угла и удивительным образом взмыв, вошел в захиревший комплекс, точно приземистый человек-паук, а потом открыл дверь для Билли. Они двинулись - Дейн впереди - по обшарпанным коридорам на задах магазина, мимо туалетов и служебных кабинетов, туда, где маялся без дела молодой человек в курточке с капюшоном и с портретом Шакиры. Тот потянул руку к своему карману, но гарпунный пистолет Дейна был уже выхвачен и нацелен прямо ему в лоб.
- Маркус, правильно? - сказал Дейн.
- Мы знакомы?
Голос молодого человека впечатлял своей твердостью.
- Нам надо войти, Маркус. Поговорить с твоей командой.
- Назначено?
- Постучи в дверь у себя за спиной, вот и все.
Но из-за всего этого шума дверь упреждающе раскрылась. Билли услышал, как кто-то выругался.
- Фитч. - Дейн повысил голос. - Лондонманты. Никто не хочет неприятностей. Я убираю свое оружие. - Он помахал им, чтобы увидели те, кто смотрел. - Я его убираю.
- Дейн Парнелл, - сказал кто-то стариковским голосом. - А с тобой, должно быть, Билли Харроу. Зачем ты здесь, Дейн Парнелл? Чего ты хочешь?
- Чего хотят от лондонмантов, Фитч? Консультации. Трудно было договориться заранее, так ведь?
Последовало долгое колебание, затем прозвучал смешок.
- Да, думаю, трудновато. Пропусти их, Маркус.
За дверью находилась гостиная для руководства. Диваны от "Мира кожи", автомат с напитками; импровизированный стеллаж, заваленный руководствами по эксплуатации и книгами в мягких обложках; дешевый ковер, рабочие станции, выдвижные картотеки. Окно под потолком пропускало свет, открывая вид на улицу, то есть на ноги и колеса. В комнате сидели несколько человек. Большинству было по пятьдесят и больше, но некоторые выглядели намного моложе. Мужчины и женщины, в костюмах с галстуками, в спецовках, в потертой повседневной одежде.
- Дейн, - сказал человек, восседавший в центре, - древний старик с кожей, сплошь покрытой складками и пигментными пятнами.
Определить его национальность было невозможно. Он выглядел темно-серым, цвета цемента. Билли вспомнил, что слышал безумный голос старика на записи тевтекса.
- Здравствуйте, Фитч, - уважительно поздоровался Дейн. - Здравствуй, Саира, - обратился он к женщине рядом с ним - азиатке лет под тридцать, энергичной на вид, хорошо одетой, со скрещенными на груди руками. Лондонманты не шелохнулись. - Прошу прощения за то, как мы вошли. Я был… Мы не знали, кто за нами следит.
- Мы слышали… - проговорил Фитч. Глаза у него были широко открыты и все время двигались. Он облизнул губы. - Мы слышали о тебе и о твоей церкви, Дейн, и ужасно сожалеем. Это позор, небывалый позор.
- Спасибо.
- Ты всегда был другом Лондона. Если можем чем-то…
- Благодарю вас.
Другом Лондона? Хотелось бы узнать об этом побольше, подумал Билли.
- Не стоит благодарности, - сказал Фитч. - Колебались. А твой друг?..
- Нам надо по-быстрому, Фитч. Нам нельзя высовываться.
- А я знаю, что ты делаешь, - чуть насмешливо произнес Фитч. - Склоняешь нас к клятвам.
- К секретничанью, - вставила Саира.
- Да, мне надо, чтобы вы хранили это в тайне, но мне также нужно и видение… И я могу положиться на ваше…
- Ты ведь знаешь, что мы тебе поведаем, - изрекла Саира. У нее был поразительно богатый голос. - Разве за последнее время мы не выдавали предостережений? Почему ты думаешь, что мы помалкиваем? Некоторым из нас плохо при мысли о будущем.
- Разве мы когда-нибудь становились на чью-то сторону, Дейн? - спросил Фитч.
Лондонманты существовали со времен Гога, Магога, Корина, Митры и так далее. Подобно своим собратьям в других психополисах, парижтургам (для Билли Дейн старательно произнес это на французский манер: паритудж), варшавтархам, берлинмагам, они всегда хранили подчеркнутый нейтралитет, что и позволяло им выживать.
Не стражи города: они называли себя его ячейками. Они вербовали молодых и обучали их магии, превращениям, предвидению и диагностическим трансам, которые именовали урбопатией. Они настаивали на том, что являются лишь каналами для потоков, собираемых улицами. Они не поклонялись Лондону, но относились к нему с почтительным недоверием, направляя по тому или иному руслу его нужды, потребности и прозрения.
В это невозможно было поверить. Начать с того, что они не были единым целым - хотя в то время и были - и не имели единого плана действий. Гештальтная столичная общность с районами вроде Хокстона и Куинз-Парка, подвластных влиянию самых зловещих сил, с более агрессивным и самостоятельным Уолтемстоу, с переменчивым и не умеющим хранить секреты Холборном: все они, пререкаясь друг с другом, вместе составляли зримое лондонское целое.
- Никто не дает прямого ответа о том, что надвигается, - сказал Билли.
- Что ж, его трудно различить, - сказал Фитч. - Кроме того, что оно кроваво… Самая его сердцевина. Я кое-что вижу. - Билли и Дейн переглянулись. - Ну ладно. Вам нужно чтение. Хотите знать, что происходит? Саира, Маркус. Давайте покажем Дейну и Билли то, что мы видим.
Снаружи в них ударил ветер.
- Вы знаете, что за нами охотятся? - шепотом спросил Билли у Саиры.
- Да, - сказала та. - Это мы поняли. - Она курила с небрежной элегантностью, заставив Билли вспомнить тех девушек, с которыми ему трудно было общаться в школе.
- О чем призадумался? - спросила она.
- Да так, об одном своем друге и его подружке. - Это было правдой. - Не могу даже… - Билли опустил взгляд. - Он умер, вот что меня сюда привело, а я не могу помочь, все думаю о нем, о том, что она… - И это было правдой. - Так жаль, что я ничего не могу ей рассказать, она даже не знает, что тот умер.
- Скучаешь по нему?
- Еще как!
Маркус тащил тяжелую сумку.
- Знаю, Дейн, ты предпочел бы остаться под крышей, - сказала Саира, - но сам знаешь, как это действует.
Дейн следил за небом и за зданиями, держа руку в сумке, на своем оружии. Они шли между стеклянными фасадами и банками, мимо кофеен и закусочных, в глубины лондонского Сити, обходя подальше оживленные места с обилием пешеходов и рабочих в комбинезонах.
Саира искоса поглядывала на Билли. Он не замечал по-настоящему, куда они идут, не держал глаза нараспашку, хотя и понимал, что надо бы. Он пребывал лишь в настоящем мгновении, настоящей секунде, погрузившись в скорбь из-за этого, из-за того, что случилось. Ориентировался он на звук шагов своих спутников.
Саира окликнула Фитча и тихонько с ним заговорила. Дейн прислушался.
- У нас нет времени, - сказал он.
Они оказались на улице пошире, неподалеку от красного почтового ящика. Теперь Билли озадаченно смотрел, как Фитч прикладывает к ящику руки, словно нащупывая нерожденное дитя. Фитч натужился, будто хотел просраться.
- Быстрее, - бросил он, обращаясь к Билли. - Это не будет длиться вечно.
- Я не…
- Ты хотел что-то сказать подруге друга, - тихо пояснила Саира.
- Что?
- Подумай о том, что тебя гложет. Поговори с ней.
Что за чушь, подумал Билли. Лицо у Саиры было старательно безразличным, но доброжелательный тон злил его. Билли понимал, что Саира ни в чем не виновата. Мне не справиться с этой шарадой, подумал он.
- Тебе станет легче, - сказала она. - Это не Хокстон. Здесь ты вполне можешь это сделать.
Лондон как терапия, так, что ли? Все было чем-то другим, и это, наверное, тоже? Почему Дейн никого не подгонял? Билли в раздражении обернулся: Дейн был на месте и просто ждал. Он стоял под открытым небом, выставленный напоказ, дико торопящийся, он ждал, чтобы Билли сделал, что ему надо, как будто считал это хорошей идеей.
Не похоже, что я сейчас заплачу, подумал Билли, но эта мысль явилась некстати, и ему пришлось отвернуться. К почтовому ящику. Он подошел к нему.
Довольно унылая метафора, слишком очевидное соответствие; он собирался передать сообщение по традиционным каналам. Билли чувствовал нелепость происходящего и нежелание в нем участвовать, но не мог посмотреть на тех, кто его ждал, и по-прежнему думал только о Леоне и, ощущая свою косвенную вину, о Мардж. Прохожие были, но на Билли никто не смотрел. Он уставился во тьму прорези почтового ящика.
Пригнулся к нему. Приблизил к нему рот. Лондон как терапия. Билли прошептал в ящик:
- Леон… - Он сглотнул. - Мардж, прости. Леон умер. Кто-то убил его. Я делаю, что могу… Он умер. Прости, Мардж. Держись подальше от этого, хорошо? Я делаю, что могу. Береги себя.
Зачем они вынуждают его так делать? Кому от этого польза? Он прижался лбом к металлу и подумал, что заплачет, но снова стал шепотом проговаривать свое послание и вспоминать ту сцену, которую едва запомнил, - стычку между Леоном и Госсом и исчезновение Леона. И плакать ему больше не хотелось. У него и вправду появилось чувство, будто он бросил что-то в прорезь.
- Полегчало? - спросил Дейн, когда Билли отошел от ящика. - Выглядишь лучше.
Билли ничего не сказал. Саира тоже промолчала, но в том, как она на него не смотрела, что-то было.
- Здесь, - сказал Фитч посреди тупиковой улочки, забитой разным хламом.
За деревянным забором раскачивались краны, подобные доисторическим тварям. Грохотала и завывала строительная техника, кричали рабочие.
- Никто ничего не услышит, - добавил Фитч.
Он достал из сумки комбинезон, защитные очки, респиратор, лом и видавшую виды болгарку. Странный облик для столь хрупкого человечка. Дейн пояснил Билли:
- Маркус как-то там подавляет иммунитет, Саира занимается пластикой, но Фитч, хоть и стар, у них главный, потому что он - гаруспекс. Читает по внутренностям, - добавил он, увидев недоумение на лице Билли.
Фитч стал стариком в защитной экипировке. Он запустил свою машину и с металлическим и цементным скрежетом повел черту по мостовой. Позади лезвия ключом забила кровь.
- Господи! - воскликнул Билли, отскакивая.
Фитч снова провел резцом вдоль щели - и тут же покрылся налетом из цементной пыли и мелких кровяных брызг. Когда он опустил болгарку, с нее стекали капли. Вставив во влажно-красную трещину лом, Фитч надавил на него сильнее, чем можно было ожидать. Камни мостовой разошлись.
Из дыры полезли кишки. Кишечные кольца, багровые и окровавленные, влажно булькали среди мясистой массы.
Прежде Билли полагал, что внутренности города окажутся взрытым суглинком, корнями, трубами, которым полагалось быть скрытыми. Он думал, что Фитч извлечет на свет для истолкования кусок почвы с кабелями, червями, водопроводным железом. Утроба - утроба в буквальном смысле - повергла его в шок.
Фитч что-то бормотал, нежно, как пианист, касался этой путаницы пальцами, осторожно перебирая волокнистые трубки, исследуя углы между витками лондонских внутренностей, запрокидывая голову, как будто они отражали что-то в небе.
- Смотрите, смотрите, - сказал он. - Смотрите, вот, вот. Видите? Видите, что они говорят? Теперь всегда одно и то же. - Он обводил рукой некие очертания в груде кишок. - Смотрите. - Требуха двигалась. - Все закрывается. Что-то поднимается. Кракен. - Билли и Дейн уставились на него. Это что, новость? Кракен? - И вот, смотрите. Огонь. Всегда огонь. Кракен и все бутыли. Потом - пламя.
Кишки серели, втекали друг в друга, сливаясь в единую массу.
- Фитч, нам нужны подробности, - сказал Дейн. - Нам надо точно знать, что именно вы все видите…
Но словесный поток Фитча не знал ни удержу, ни загона, ни пастьбы.