11. Старая дача
Мы и правда пришли. Старая дача сразу мне чем-то не понравилась. Дом был весь какой-то мрачноватый, дряхловатый, снаружи крайне запущенный, и, на первый взгляд, годился только под снос. Мерещилось, что дом всматривался своими подслеповатыми полукруглыми окнами и чего-то ждал. Он выглядел враждебным. Казалось, дачу строили ещё в девятнадцатом веке, а от неминуемого рассыпания его сдерживала некая магия, сильное заклятие, выкраденное из какого-нибудь романа о юных волшебниках. Участок буйно зарос кустарниками, листва с которых давно уже облетела. Несколько черных деревьев сторожили этот умирающий уголок прошлого. Маша провела меня по дорожке, вымощенной дикими известняковыми плитами, и мы вошли. Всюду витал неистребимый запах тления, что часто образуется в старых деревянных домах. Полы слегка прогибались под нашими ногами, скрипели, а когда мы поднимались по ступенькам, возникало нехорошее ощущение, будто сейчас что-нибудь обязательно проломится, и лестница под ногами обрушится прямо вниз.
Наконец мы оказались в обширной комнате с шахматным полом, холодильником, диваном, большим круглым столом посередине и несколькими шатучими сиденьями вокруг. Откуда-то я слышал, что такие стулья именуют "венскими". Стол мог раздвигаться: по диаметру его пересекала слегка разошедшаяся щель. На стене, до самого пола, висело большое зеркало метра два высотой. Сначала я принял его за дверь в соседнюю комнату, и только когда углядел там собственное отражение, сообразил что к чему. Единственное кожаное кресло казалось, поступило сюда прямехонько из магазина антикварной мебели. С потолка, прямо над столом, свисал окантованный желтой бахромой розовый шелковый абажур с нарисованными цветочками.
Первым делом Маша включила здоровенный электрокамин.
- Уф-ф-ф-ф… ну, слава богам, - девушка сразу же оккупировала кресло, положив свои ноги на один из "венских" стульев. - Добрались, наконец-то. Это - столовая. Скоро нагреется и будет тепло. А пока мы с тобой чего-нибудь выпьем! Посмотри вон там, - царственным жестом художница указала в сторону холодильника.
В холодильнике обнаружилось полным-полно разнообразных быстрых закусок и ни одной бутылки. Я стал задавать всякие уточняющие вопросы, после чего Маша отогнала меня прочь и моментально сервировала стол. Откуда ни возьмись, были извлечены: бутылка кагора, какой-то подозрительный зеленый ликер и бесцветная квадратная посудина некоей желтовато-прозрачной жидкости с надписью "Olmeca". Как объяснила Маша, то была не просто текила, а легендарная. Говорят, её вкушали боги древнейшей цивилизации Ольмеков, прародительницы народов, некогда живших у Мексиканского залива. Маша упорно пыталась меня обучить употреблять текилу посредством правильного ритуала - "лизни, глотни, кусни", который заключается в том, чтобы предварительно лизнуть соль, затем выпить текилы и только потом закусить лаймом. Лайма, правда, всё рано не оказалось, предлагалось заменить его лимоном, на что я ответил категорическим отказом. Возразил, что если уж соблюдать ритуал, то без каких-либо изменений, на то и ритуал. А раз нет лайма, то будем пить текилу "по-русски": как водку. Из холодильника Маша достала несколько гранатов, разрезала пополам и сделала коктейль со свежевыжитым соком. Скоро мысли приобрели какое-то плавное течение, и дом стал совсем не так плох, как показалось вначале, да и жизнь вообще, черт возьми, чертовски приятная штука. Главное - вот оно, тут, и бес с ним, со старым домом!
Мы ещё долго сидели, что-то уплетали, запивая сначала кагором, потом текилой, а после коктейлем с гранатовым соком. Что-то друг другу рассказывали, вспоминали разные смешные истории, но темы этих разговоров совсем не сохранились в моей памяти. Нечто про Инь с антитезой Янь, свернутые в клубочек мировой гармонии. Как-то незаметно вдруг выяснилось, что наступила вполне полноценная глубокая ночь, и всем пора спать.
- Так, теперь я покажу твои временные апартаменты, - задумчиво поведала девушка.
Мы прошли куда-то вглубь дома, и оказались в коротком коридоре со множеством дверей.
- Вот это твоя, - объясняла художница. - Там дальше - сортир, рядом - ванная. А ещё дальше - закрытое нежилое крыло, оно всё заперто. Вот тебе фонарик, а то не найдешь где выключатель, если что. Чистое белье сложено под подушкой. Так, всё вроде… Ничего не забыла?
- Слушай, - вдруг спросил я, - а почему ты так?
- А? - не поняла девушка. - Как "так"?
- Стала такой синей. Кстати, мне нравится, я уже говорил, нет?
- Ну, это. Давно хотела. Хотя бы потому, что потом смелости может не хватить и будет уже не тот возраст. Плюсом - очень хочется чего-то новенького по жизни, а самый верный вариант - сменить прическу. А если уж менять, так кардинально. Ну, устраивайся и спокойной ночи.
И Маша ушла к себе.
"Как, и это всё? - вяло подумал я. - Или чего-то она всё-таки забыла? Может, стоило пойти вслед за ней?"
Выделенная мне комната интерьером не радовала. Длинная, как монашеская келья, она заканчивалась небольшим окном. Потемневшие от времени стены, беленый потолок, крашенный охрой дощатый пол. У левой стены стояли: старый, невероятных размеров шкаф с треснутым зеркалом, простой деревянный стул и железная кровать с завитушками изломанными в стиле модерн. На стене дико и нелепо торчала компьютерная розетка с отходящим куда-то вниз проводом. Тут у них что, локальная проводная сеть? Правая сторона комнаты оставалась почти свободной. Только встроенная в стену белёная печь с двумя чугунными дверцами и вьюшкой сверху, да пришпиленный ржавыми кнопками постер с изображением абсолютно голенькой девушки в позе лотоса и надписью большими буквами: "For the man who have everything here I am", что-то типа: "для мужика, у которого всё есть, вот она я". Из щелей дуло, по дому вообще гуляли сквозняки. Отсутствие дров и прочих отопительных причиндалов не предполагало использование печи. На кровати, под толстым синтепоновым одеялом, оказался матрас набитый явно каким-то растительным наполнителем, скорее всего - сушеными морскими водорослями. Тут моё внимание привлекла висевшая над кроватью черная полочка с книгами. Там оказались просоветские опусы о жизни партийных секретарей, и неведомо как попавший сюда Питер Абель: "Ассемблер - язык программирования для IBM PC". Между толстым, как кирпич, романом Луи Арагона "Коммунисты" и пятым томом из собрания Шолохова затесался Малый атлас Мира, тот самый, в синенькой обложке. Книга карманного формата на плотной мелованной бумаге.
На полном автопилоте я почему-то начал листать атлас - наверное, захотелось увидеть несуществующие уже страны и переименованные города. Вдруг из книги вывалился сложенный вчетверо бумажный листик. Распечатанная на лазерном принтере Яндексовская карта куска Москвы. Зеленодольская улица и улица Федора Полетаева. Рядом с перекрестком красным фломастером кто-то нарисовал жирный крестик, а сверху таким же фломастером значились какие-то числа через запятую - "18,2,33". Ничего не надумав, я сунул бумажку назад, автоматически поставил книгу точно так, как она находилась до меня, и принялся разбирать постель.
Навалившаяся усталость взяла своё. Всё сделалось безразлично, и до чрезвычайности захотелось спать.
Отогнав сонливое состояние, я откинул одеяло, постелил простыню, натянул на подушку наволочку, вставил одеяло в пододеяльник, разделся и с наслаждением вытянулся на приятно пахнущем морем матрасе. В комнате было крайне холодно, а никаких отопительных приборов, кроме мертвой печки, не полагалось. Освещение чтению не способствовало: голая лампочка, без абажура свисала прямо с потолка и слепила глаза. Я с раздражением положил на стул свою читалку, встал и выключил свет. Потом снова лег, уютно устроился, согрелся, наконец, и почти сразу начал проваливаться в сон. Как бывает в таких случаях, какие-то смутные тени и лица проносились в засыпающем сознании, из смутного небытия почти слышались чьи-то голоса и обрывки диалогов, возникали и рассыпались виртуальные образы, фрагменты эпизодов и реплик.
Уже совсем засыпая, я вдруг подумал, что очередной день закончился впустую. Что удалось узнать? Почти ничего полезного. Яна, готический дом на Обводном, Кафедра нежитеведения… Маша с синими волосами. Посидели, поговорили, выпили… Правда нашел какую-то бумажку, но толку? Вдобавок напрягало ощущение чего-то очень важного, но упущенного, а также чувство неусыпного внимания к моей скромной персоне. Только приступил к опросу потенциальных подозреваемых, а некто уже зашевелился. Было бы глупо не сопоставить дорожно-транспортное происшествие и драку во дворе с моим участием в качестве жертвы нападения неизвестных. Последовавший затем звонок вежливого мужика вообще оказался откровенным, не терпящим возражений предупреждением. Ещё письмо…
Несмотря на усталость и принятую дозу алкоголя, спалось плохо. С разными вариациями снилось одно и то же: во сне я видел, как из зеркала в гостиной выходил какой-то субъект, подозрительно похожий на Фреди Крюгера, только без шляпы и в джинсовом костюме. Этот тип неторопливо ходил по дому, заглядывал во все помещения, будто кого-то искал. Он скрипел половицами и, наконец, останавливался у моей двери. В этот момент я обычно просыпался, долго прислушивался к тишине старой дачи, переворачивался на другой бок, старался думать о чем-нибудь позитивном и снова проваливался в вязкий и тягучий сон.
Окончательно я проснулся от вполне реальных скрипов и тихих шагов. Сумеречный прямоугольник окна стал заметно ярче и светился серым утренним светом. С улицы не доносилось никаких звуков. Скрипы слышались изнутри. По старой даче кто-то ходил, на сей раз, наяву. Особого значения происходящему придавать не хотелось - мало ли что. Может, Маша отправилась в туалет. Или ещё куда. Но что-то было не так, что-то несообразное и неправильное слышалось в этих звуках. Звуки исходили из той части дома, где вообще никого не должно быть, где "все заперто".
Я встал, надел брюки, всунул голые ноги в кроссовки, взял фонарик и выглянул в коридор. Коридор показался совсем темным. Включил фонарик и посветил в разные стороны. Тут же в луч попала длинная полупрозрачная фигура во всем белом.
От неожиданности я вздрогнул. Недалеко от моей двери стояла Маша в просвечивающей ночной рубашке. Она молча подошла ко мне, протянула две длинные толстые веревки и сказала тихим голосом:
- Вот, бери. Пойдем.
- Куда? - спросил я, машинально взяв веревки, судя по ощущениям - льняные. - Может, я сначала оденусь?
Но художница не ответила. Молча схватила меня за руку и провела в "закрытую" часть дома. Мы миновали коридор, прошли пару смежных комнат, пока не оказались в третьей. Щелкнул выключатель, и всё наполнилось неприятно-ярким белым светом. На стенах висели какие-то маски - большей частью простые, не раскрашенные, но была парочка оригинальных. Причем сами стены оказались обшиты звукоизолирующими панелями. Помещение напоминало не то фото, не то видеостудию. Несколько современных треног для камер, белый фон и осветительные приборы. У левой стены находилось нечто закрытое черной шелковой тканью. Маски смотрели отверстиями для глаз.
- Для начала свяжи меня, - уточнила Маша.
Я не знал, что и делать. Затянувшееся молчание выдало возникшие сомнения.
- Как? И где? - глупо спросил я, не выдержав паузы. Но тут понял, и прикусил язык.
- Пожалуйста, - настаивала девушка, и сдернула шелковое покрывало.
Передо мной оказался готовый к работе станок для затейливых БДСМ-развлечений. Думаю, что создатели знаменитого арбатского секс-музея "Точка-Джи" наверняка обзавидовались бы такому ценному экспонату. А, учитывая, что установка находилась на уединенной старой даче, тут вполне можно было бы открыть филиал отеля "Искушение".
"Интересная подруга у Маши, - думал я, разглядывая окружающий интерьер - понятно, чем она тут занималась. Или это вовсе не подруга?".
Ещё некоторое время я нерешительно мял руками веревки, но овладел собой, вздохнул и принялся за работу…
* * *
- …Идиот! Я ни за что больше не буду с тобой, - вдруг объявила Маша, скривив яркие, будто накрашенные, губы. Её голос звучал резко и неприятно, словно скрип несмазанного стального механизма. - Быстро развяжи меня!
- Это потому, что я старый, плешивый и не умею правильно себя вести? - удивился я, развязывая обе веревки.
- Не такой уж ты и старый. И общаться с тобой было довольно-таки прикольно… Было! Очень жаль, что у меня сейчас здесь с собой нет волшебного зеркала, чтобы бы показать, какой ты на самом деле! Ты пустышка, вообразившая себя пророком.
- Но почему? - спросил я, уязвленный до глубины сознания.
- Потому, что ты пустой фантазер, закопавшийся в книги, будто поросший пылью библиотекарь. Твое природное любопытство давно атрофировано ублюдками-моралистами, которые расчертили дорожную карту для таких же уродов, как они сами. Твоя душа изломана серостью и границами, ты никогда не создашь свой шедевр, вся твоя тяга к познанию завязла в липкой лжи, и тебе стало невозможным узнать что-либо истинно новое. Твоя настоящая вторая половинка скорее всего сидит с иглой в вене или стонет под свиноподобным уродом, стала лесбиянкой, а может и вообще давно уже в могиле. Даже твой мозг предал тебя, набившись ошибками и противоречиями, он больше не в состоянии делать твою жизнь лучше, производя лишь пустые страдания. Вот всегда было интересно, откуда берутся люди, пишущие то, что и так понятно каждому идиоту? И вот оно - стоит передо мной, такое чудо! Ты любишь только глупые романы и свои в них фантазии. Но всё зря - тебе никогда не стать большим писателем.
- Тоже мне, великое открытие, - обиженно буркнул я. - Это я и так, без тебя прекрасно знаю. Но вчера показалось, что ты меня чуть-чуть ценишь.
- Вот ещё! Ценишь! Сваливай давай! И чтоб я тебя никогда не видела и не слышала! Убирайся, понял?
Несмотря на вычурность слов и общий пафос обидных реплик, я промолчал. И понял. Вернулся в "свою" комнату, быстро оделся и ушел в ветреное петербургское утро.
12. Стэн
Москва встретила промозглой сыростью, мелким противным дождиком и традиционным осенним холодом. После чудес Петербурга, окружающий мир казался теперь невероятно скучным и унылым. Я нереально устал, и в тот момент ничего в этой жизни уже не радовало.
Вообще-то, поздняя осень кем-то задумывалась сказочным временем. С вечерами, затянутыми холодком и румяными от света заходящего солнца; со светлыми, умытыми туманом утрами, иногда после легких заморозков; со стремительно сокращающимися днями, приправленными последним теплом. Но чаще всего осень - это мрак и сырость, мокрый ветер и отвратительный мелкий холодный серый дождь, падающий из низких свинцовых туч.
Настроение соответствовало погоде. Возможно, придется ехать в Киев, а тут ещё некто очень умный упразднил переход на зимнее время. В результате с Украиной возникло два часа разницы, и поезда туда отменили аж на целый месяц.
Ладно, всё это пустой треп, непродуктивное брюзжание, и неконструктивный подход.
Кстати - машину мне уже починили.
Следующим номером в предстоящих планах значился мой старинный друг - Станислав Витальевич Якин. Солидный уже доктор наук, без пяти минут профессор, научный руководитель Сонечки Лесиной. Но, по его любимому (вероятно, у кого-то позаимствованному) выражению, профессор в Академии наук - всё равно, что адмирал флота в Монголии, поэтому к возможному научному званию Станислав Витальевич относился без особого пиетета. Впрочем, для получения профессорского титула предстояло воспитать и довести до защиты ещё как минимум двух аспирантов. Знакомы мы были с тех незапамятных времен, когда Станислав Витальевич не был не то чтобы доктором, но даже и кандидатом.
Я честно признался, для чего нужен разговор, а Якин без особого желания согласился посидеть на какой-нибудь нейтральной территории и поговорить. Я высоко оценил такой жест: как обычно, будущий профессор оказался безумно занят. Мы всегда были "на ты", и по устоявшейся привычке я, как и другие приятели, звал его "Стэн". На убийцу он не тянул, но из чисто теоретических соображений пришлось и его включить в список фигурантов.
Почему-то, вопреки всеобщей тенденции, Стэн не уехал "за бугор", а остался в Москве, хотя в своё время вполне мог получить реальную и нормально оплачиваемую работу где-нибудь в Праге или в Оттаве. В означенный день Якин пребывал в нехорошем расположении духа. Был мрачен и хмур. То ли груз давно упущенных возможностей, то ли ощущение бытовых проблем, то ли всеобщий витавший в атмосфере дух уныния, но что-то настроило Стэна на минорный лад, повлияв на весь разговор.
Дабы не нарушать традицию, я назначил встречу в пивном заведении. Вот ведь незадача - пиво не то чтобы ненавижу, но отношусь к нему без особой любви. Могу за компанию, но не более того. А вечер, как по заказу, выдался вполне спокойный. Улицы уже расчистились: пробки рассосались, народ разъехался по домам. Давно стемнело, и мокрый асфальт блестел под огнями огромного города. Довольно быстро по обходным путям, дворами срезая углы, я доехал до места.
Загнал машину в заранее присмотренный дворик, после чего направился к сияющей вывеске за углом. Ресторан "Пьяная Кружка" открыт круглосуточно.
Ждать не пришлось - Стэн, как я говорил, дорожил своим временем. Мы пили янтарный пенистый напиток, а параллельно друг что-то делал на своем планшетном компьютере. Следствием легкого опьянения у обоих явилась повышенная болтливость с потугами на откровенность. Сначала вспоминали общих знакомых, но ни к чему полезному не пришли.
- Чего хмурый-то такой? - спросил я, разглядывая мрачную физиономию приятеля.
- А, так. Нет сейчас ничего святого в людях. Не осталось. Вот стою сегодня в чужом районе, в пробке, и тут какой-то молодой парень подвалил, пьяный в говно, а на штанах мокрое пятно в причинном месте - обмочился по пьяни, видимо. Секунду мы смотрели друг на друга, а потом парень подошел и постучал мне в стекло. Ну, опустил. А он с характерным заплетанием языка произнес: "Слышь, мужик, ты не знаешь, где тут... баня?" Я аж в осадок выпал: "Не местный, - говорю, - не знаю где... а тебе зачем?.." "Штаны вот постирать", - со всей скорбью эльфийского народа изрек парень, отошел, купил в ларьке ещё пива, упал за ограждение и отрубился. Вот скажи - как жить после такого мистического сюрреализма?
Ответа не требовалось, вопрос звучал сугубо риторически. Я промолчал, а беседа как-то незаметно утратила адекватность, и съехала к современной мистике и фантастике на экране и в книгах. В результате пришлось сидеть, тянуть горькое пиво, выслушивать нетрезвые монологи, а до дела добраться не получалось никак.