Но не теперь… Кисть пронзила жуткая боль. Ощущение было такое, словно я попытался пробить деревянную колоду. Свободной рукой Аткинсон с бледной ухмылкой пихнул меня в грудь, и я отлетел, врезавшись головой в стойку бара. Попробовал встать – и упал на колени. В глазах поплыло, голова сделалась чугунной, уши затопил металлический звон. Похоже, стараниями зомби я схлопотал сотрясение мозга. Всё вокруг неожиданно размылось, и я почувствовал, что теряю сознание. Наверно, поэтому все последовавшие события фиксировались и запомнились отдельными сценами, как сквозь туманную пелену. Как сон, что ли. Только сон этот был вполне в духе Эйвбери – загадочным и угрожающим.
…В зале откуда-то появляется наш друг Энтони, а за ним спешит Баррет. В привычном облике юноши что-то изменилось. Его льняные локоны падают на широкие плечи, осанка и поступь дышат гордой силой, на красивом лице проступила несвойственная возрасту суровость. Пристально глядя на Аткинсона, Энтони повелительно произносит одно-единственное слово: "Остановись!"
…Нелепо дёрнувшись всем телом, мертвец медленно поворачивается к юноше. Рука, схватившая плечо Володи, разжимается, и тот со стоном падает на пол. По жесту Аткинсона, оставив свой пост у входа на кухню, старуха Дженет ковыляет к нему. Теперь они стоят лицом к лицу – Энтони с Барретом против смердящих покойников.
…Вслед за Энтони преобразился и Баррет. Это всё тот же низкорослый человек с комической лысиной, однако в его внешности появилось что-то воинственное. Сейчас, рядом с юношей, он выглядит этаким доблестным Санчо Пансой при Дон Кихоте Энтони. Выпятив грудь и слегка согнув руки, он сверлит угрожающим взглядом мертвецов. Чувствуется, что оруженосец готов защитить своего рыцаря даже ценой жизни.
…Молчание прерывает Энтони. "Кто бы вас ни прислал – убирайтесь, нелюди, – жёстко говорит он. – В мире живых для вас места нет. Уходите, и я помолюсь, чтобы облегчить вашу участь в аду. Иначе от вас не останется и пыли". Бледное лицо Аткинсона синеет. "Щенок, – с трудом выговаривает он, трясясь, словно в лихорадке. – Кого… хочешь… испугать? Нам уже… ничего… не страшно". Старуха Дженет согласно кивает, с ненавистью глядя на Энтони.
…Рука Аткинсона, вытянувшись, устремляется к горлу юноши. Энтони перехватывает её. В моей чугунной голове мелькает глупая мысль: неужели парень надеется одолеть покойника приёмом айкидо? Но, кажется, у юного поэта есть оружие получше. Свободной рукой Энтони разрывает на себе рубашку, и я вдруг вижу висящий на груди медальон – серебряный кружок, инкрустированный по краям искрящимися каменьями. При виде медальона тусклые глаза мертвеца лезут из орбит. "Откуда у тебя этот…", – хрипит он и умолкает, словно перехватило горло. "Узнал? – насмешливо спрашивает Энтони. – Ну, так пеняй на себя". Старуха Дженет вскрикивает и закрывается, как от удара.
…Из середины серебряного круга бьёт узкий, нестерпимо яркий луч света. Издав невнятный вопль, Аткинсон застывает на месте. Столбенеет и старая ведьма. Чем бы ни был медальон, мертвецов он парализовал напрочь. Вот так безделушка… Энтони отпускает руку обездвиженного Аткинсона, брезгливо вытирает ладонь полой рубахи и поворачивается к Баррету. "Делай своё дело", – велит он. И Баррет начинает громко читать… а собственно, что он читает? Судя по распевному звучанию голоса, похоже на молитву, но не молитва, хотя чувствуется что-то сакральное. Скорее, некое заклинание и, насколько могу судить, на чрезвычайно архаичном наречии. Вероятно, так на Британских островах говорили тысячи лет назад. Английским я владею не хуже, чем русским, однако почти ничего не разбираю. Лишь некоторые древнебританские слова́ звучат похоже на знакомые современные. "Исчадие тьмы"… "Проклинаю тебя"… "Исчезни во веки веков…" Всё это скорее угадывается, нежели понимается. При этом Баррет сжимает в руке какой-то объёмистый свиток – то ли из плотного пергамента, то ли из тонко выделанной кожи.
…Перевожу взгляд с Баррета на мертвецов и внезапно замечаю, что они начинают таять в воздухе, как тает мороженое, опущенное в кипяток. Массивная фигура Аткинсона постепенно исчезает, словно растворяется, то же самое происходит с худым телом старухи Дженет. Они по-прежнему безмолвны и неподвижны, и только в глазах тлеет отчаяние пополам с ненавистью. Вот от Аткинсона осталась верхняя часть. Вот в воздухе, лишённая туловища, одиноко повисла безобразная голова старой ведьмы с крючковатым носом и широко открытым в безмолвном вопле ртом. Энтони бесстрастно наблюдает за развоплощением зомби. На груди загадочно мерцает серебряный медальон.
…Держась за плечо и морщась от боли, надо мной склоняется Володя. "Ты как?" – спрашивает он. "Вскрытие покажет", – уклончиво отвечаю я и с его помощью встаю на ноги. Меня тут же ведёт в сторону. Подходит Баррет и усаживает на поднятый стул. Его руки ложатся мне на голову. "Сейчас вам станет легче", – говорит он устало…
Потом мы сидели за большим столом и долго молчали, глядя друг на друга – Айрин со всхлипывающей миссис Своллоу, Энтони с Барретом, мы с Володей и Бурановым. Казалось, что эта ночь никогда не кончится. Стояла мёртвая тишина, и где-то там, за тёмными заплатами окон, раненым зверем затаился Эйвбери.
Молчание прервал Ходько, успевший сбегать к себе в номер и сменить изодранный халат на тренировочный костюм.
– Ну, что, дамы и господа, есть о чём поговорить, – негромко предложил он. – Пора бы и карты на стол, не так ли?
При этом его взгляд скользил с юноши на старого биолога, с биолога на хозяйку "Красного Льва".
Но в этот момент в холле послышались чьи-то шаги, и в ресторан вошла заспанная мисс Редл в шлёпанцах на босу ногу.
– Господа, что здесь происходит? – спросила она, близоруко щурясь и зябко кутаясь в халат. – Какие-то крики, шум… Я проснулась и сначала испугалась. Но потом решила спуститься вниз. А у вас тут какое-то собрание…
Я внутренне застонал. Только секретарши покойного Аткинсона сейчас не хватало…
Из рецензии на книгу историка Самуэля Пиккеринга "Британия от короля Артура до наших дней. Портреты героев"
(август 2004 года)
Выход в свет фундаментального труда, которому автор, маститый историк Самуэль Пиккеринг, отдал многие годы исследований и размышлений – явление в общественной и научной жизни Альбиона совершенно исключительное. Значение книги соответствует её объёму: и то и другое незаурядно…
Как видно из названия, предметом авторского интереса являются исторические личности, в том числе личности полулегендарные, которые вершили судьбы Британии со времён седой старины до наших дней. Это люди, определявшие ход событий, расширявшие пределы страны, защищавшие её от внешних и внутренних врагов. Это герои, чья жизнь и борьба сформировали истинно британский дух и менталитет, заложили основы национального характера: несгибаемость, мужество, стремление к победе любой ценой…
Книга состоит из тридцати глав-очерков. Галерея образов поражает разнообразием. Это король Артур Пендрагон и рыцари Круглого стола, чародей-друид Мерлин и кельтский бард Талиесин, король Ричард Львиное Сердце Плантагенет и разбойник Робин Гуд, королева Елизавета Первая Тюдор и драматург Шекспир, адмирал Нельсон и лидер сопротивления диктату франко-российского союза премьер-министр Скотт Маклейн…
Особое внимание автор уделяет ранней британской истории. Присущий Пиккерингу дар учёного и беллетриста с блеском проявился в главах, посвящённых эпохе короля Артура. Тщательный анализ фольклорных источников, дошедших до наших дней, позволил создать яркие портреты Мерлина и его смертельного врага фаты Морганы, рыцарей Круглого стола. При этом историк не боится строить гипотезы, которые опровергают расхожие истины. Так, по его мнению, Мерлин избежал гибели от чар Морганы, и безвестный валлийский холм отнюдь не стал его вечной усыпальницей. Не был он также заточен в волшебный столб из воды и листьев. После смерти короля Артура Мерлин покинул двор, удалился от мира и вёл отшельнический образ жизни. Время и место его кончины остались неизвестными…
Нельзя без волнения читать главу о рыцаре Круглого стола, известном всему миру как сэр Галахад. Именно он сумел найти святой Грааль. Искали многие, но лишь Галахад оказался достойным принять в руки чашу с кровью Христовой. Или, вернее сказать, она сама избрала рыцаря, в котором воин соединился с праведником, поражавшим современников непорочностью и душевной чистотой…
Эпилог книги посвящён нынешнему руководителю Альбиона премьеру Хэррингтону, и это не случайно. Именно Хэррингтон, как никто другой, олицетворяет сегодня стремление возродить былую британскую мощь и величие. Не случайно и то, что он счёл возможным написать предисловие к работе Пиккеринга. Высоко оценив книгу, национальный лидер подчеркнул, что каждый патриот должен прочесть её, а непатриот – тем более. Подобные исследования неопровержимо доказывают, что страну с такой историей и такими героями никаким Парижским трактатом не сломить…
Глава девятая
Эдвард Мортон
Буранов выбежал из лаборатории. Я подождал, пока в коридоре стихнут его торопливые шаги, и повернулся к Грейвсу. Тройка "наследников", сгрудившись вокруг временного директора, сверлила меня настороженными взглядами.
– Мистер Грейвс, отошлите своих сотрудников, – сказал я. – Нам надо обсудить ситуацию.
Кажется, отсутствие Буранова вернуло Грейвсу уверенность.
– А что, собственно, обсуждать? – спросил он, пожимая плечами. – Разве что возмутительное поведение вашего председателя. Рукоприкладство, похищение научного оборудования, запугивание персонала… Не знаю, как в России, а в уголовном кодексе Альбиона это называется хулиганством.
Я вздохнул. Вроде бы и не дурак этот администратор, а не хочет понять, что не в его положении хорохориться.
– Как это называется в уголовном кодексе Альбиона, я и без вас знаю, – резко произнёс я. – Вы делайте, что сказано. Время идёт.
Возможно, мой угрожающий тон напомнил Грейвсу, что, убегая, Буранов наделил меня диктаторскими полномочиями, дающими карт-бланш на решительные действия вплоть до мордобития. Во всяком случае, он жестом отослал "наследников", и в лаборатории мы остались одни.
Сели, причём Грейвс устроился на стуле, а я примостился на краешке стола, как бы нависая над ним. Сделал это машинально, по многолетней привычке, выработанной во время допросов. Тут ведь важно сразу показать собеседнику, кто над кем доминирует. Грейвс заёрзал и сделал пробный ход.
– Очень рад, что два соотечественника-британца наконец могут поговорить без этого русского, – сообщил он, пристально глядя мне в глаза снизу вверх.
Я потёр подбородок. Сказано, что называется, в лоб. Ну, что ж…
– Видите ли, мистер Грейвс, сейчас важно не то, что я британец, а что вместе с коллегой Бурановым возглавляю комиссию, у которой много вопросов к вашей организации, – сухо напомнил я. – И боюсь, что за последние два часа их стало гораздо больше.
– Не понимаю, о чём это вы, – нейтрально сказал Грейвс, однако слегка при этом побледнел. – Мне кажется, что практически на все вопросы мистера Буранова я в меру своей компетенции ответил.
– Ну да! Причём таким образом, что лучше бы не отвечали вовсе… Вы что, считаете его идиотом? Или меня? Это же уму непостижимо… Демонстрируете мощно оснащённое научное учреждение и пытаетесь выдать его за безобидный кружок по изучению национальных фольклорных традиций! И вы всерьёз хотите, чтобы вам поверили?
Грейвс окрысился:
– Да мне, знаете ли, всё равно, поверят или не поверят, – заявил он довольно вызывающим тоном. – Все вопросы к учредителям или покойному директору Аткинсону. Я всего лишь исполняю его обязанности. И точка.
– Запятая, мой друг, запятая, – поправил я почти ласково. – В сущности, упрекнуть вас особенно не в чем. Бразды правления вам достались неожиданно, и перед Бурановым пришлось выкручиваться в режиме импровизации. Его, конечно, вы не обманули, однако лицо в целом сохранили. Молодец. Но! – Я наклонился к собеседнику, насколько позволял растущий, увы, живот. – Как вы могли допустить, что во время визита комиссии ваши учёные мордовороты продолжали экспериментировать с Дженкинсом? Всё бы ничего, но это…
Вот тут Грейвс побледнел по-настоящему.
– Вы его знаете? – спросил он, чуть ли не запинаясь.
– Заочно, – сказал я, поглаживая усы. – Дженкинс человек известный, журналист, много выступал на видеоканалах… Исчез сразу после большой публикации о "Наследии прошлого" и вдруг всплыл в этом самом "Наследии", в качестве подопытной крысы. Это дурно пахнет, милейший. Настолько дурно, что никакие ссылки на покойного Аткинсона вас не спасут.
– Но я здесь ни при чём!..
– А это вы расскажете трибуналу союзников.
– Трибуналу?
– А вы думаете, что судить вас будет коллегия англиканских священников при воскресной школе?
– Бред какой-то… За что меня судить?
– За соучастие в деятельности преступной организации. Если ещё не поняли, поясню: союзники в "Наследие" вцепились крепко. Первая же поверхностная инспекция выявила несоответствие между безобидными уставными целями и содержанием реальной работы. Про Дженкинса я уже молчу, здесь вообще явный криминал… И раз уж вы так маскируетесь, значит, есть что скрывать. Не сомневаюсь, что в ближайшие пару дней по звонку Буранова здесь высадится научная группа франкоруссов в сопровождении силовиков. Вас просто выпотрошат. Возьмут в оборот сотрудников, проанализируют информацию, вычислят характер исследований. Не бином Ньютона. Быстро установят, что не историей с этнографией вы занимаетесь… Слишком много странного творится в округе. И похоже, что истоки странностей надо искать здесь, в башне.
Грейвс поднял голову. Глаза у него были больные.
– Вы с ума сошли, – прошелестел он.
Жалок он был сейчас. Мешок с костями в элегантном костюме, а не человек. Десяти минут не самого жёсткого разговора хватило, чтобы раздавить его. А если бы я вёл настоящий допрос? Что скрывать: очень хотелось тряхнуть стариной и побеседовать с Грейвсом как следует. Не нравился мне он. А "Наследие" просто источало скрытую опасность…
Но штука в том, что заняться Грейвсом и "Наследием" всерьёз я не мог. И вовсе не в силу патриотических соображений. Причина была посерьёзнее.
– Ладно, Грейвс, – произнёс я, поднимаясь. – Хватит кукситься, выше голову. Вам её пока не оторвали. Сейчас мы пройдём в ваш кабинет, и вы напишете объяснение на имя Буранова. Правильное, грамотное объяснение. – Поправив галстук, я уточнил: – Тезисы я вам, так и быть, продиктую.
Глаза у Грейвса из больных сделались квадратными.
– Вы? – только и сказал он. Произнося это предельно короткое слово, он ухитрился запнуться: – С какой стати?
Вместо ответа я достал из кармана и предъявил значок. На нём был вытеснен британский лев и буквы "НП". При виде маленького платинового кружка Грейвс подскочил, как ужаленный.
– Где вы его взяли? – воскликнул он, глядя на меня чуть ли не с ужасом.
– Премьер-министр Хэррингтон вручил, – буднично сообщил я. – Собственно, предъявить его надо было Аткинсону, а не вам, но ситуация изменилась… Ещё вопросы есть? (Грейвс очумело покрутил головой.) Ну, и хорошо, что нет. Пойдёмте.
По пути в кабинет Грейвса я в который раз прокручивал в памяти недавнюю встречу с Хэррингтоном.
О "Наследии прошлого" я к тому времени кое-что знал. Поскольку дело об исчезновении Дженкинса проходило по моему департаменту, я нашёл подборку его последних публикаций, в том числе о "Наследии", прочитал. Любопытно, конечно… однако чего только не пишут в свободной стране. У Дженкинса вообще была репутация разгребателя грязи. И уж точно не связывал со статьёй об "НП" высказанную как бы вскользь просьбу министра не слишком усердствовать в поиске журналиста. А просьба министра, как известно, равнозначна приказу. Я выкинул это дело из головы и вспомнил лишь после неожиданного приглашения к Хэррингтону.
Детали визита на Даунинг-стрит, 10 опускаю. Скажу только, что встреча состоялась в маленькой гостиной на втором этаже за чайным столиком, а вовсе не в рабочем кабинете премьера. Да и характер беседы, длившейся около часа, трудно было назвать официальным. Хэррингтон сообщил, что решил назначить меня сопредседателем межправительственной комиссии по расследованию убийства, совершенного в деревне Эйвбери, графство Уилтшир. Погиб российский офицер ООГ, и расследование вёл мой департамент. Таким образом, назначение выглядело вполне логичным, непонятно только, почему Хэррингтон решил сообщить о нём лично, а не доверил эту формальность министру. Но вскоре ситуация прояснилась.
Хэррингтон сказал, что, по совпадению, неподалёку от места убийства располагается офис исторического общества "Наследие прошлого". В высшей степени нежелательно, чтобы комиссия, в составе которой российские офицеры спецслужб, в ходе расследования заинтересовалась обществом. Но уж если заинтересуется, сопредседатель Мортон должен всячески – всячески! – гасить этот интерес и уводить расследование как можно дальше от НП. Действовать, разумеется, надо в высшей степени аккуратно и естественно. "Здесь я рассчитываю на ваш огромный опыт, превосходный интеллект и великолепную изобретательность… Не надо смущаться, мистер Мортон. Благодаря этим качествам вы стали одним из лучших сыщиков королевства. А может быть, и лучшим…"
Но кое-что меня смутило. Не комплименты премьера, само собой. Я себе цену знаю. Было неясно, почему ещё до начала расследования Хэррингтон поручает морочить головы коллегам по комиссии. Со всей возможной деликатностью я задал этот вопрос. Премьер на вопрос ответил. Но прежде он взял с меня слово джентльмена и патриота, что всё сказанное останется между нами. Заинтригованный, слово я, разумеется, дал. И получил ответ, после которого невольно вспомнилась библейская мудрость "Во многих знаниях многие печали". Или, говоря проще, меньше знаешь – крепче спишь…
Хэррингтон сообщил, что под вывеской безобидного исторического общества скрывается правительственный, глубоко законспирированный исследовательский центр. Нет смысла вдаваться в характер его деятельности. Скажем только, что при помощи методов нетрадиционной науки в Эйвбери ведутся разработки нового сверхоружия, аналогов которого не существует. С помощью этого сверхоружия раз и навсегда будет покончено с диктатом франко-российского союза. Без преувеличения, мир изменится, и владыкой нового мира станет Альбион.
Исследования длятся уже несколько лет, работа вышла на финишную прямую. Ещё три-четыре месяца, и цель будет достигнута. Однако произошло ЧП, которое грозит похоронить дело. Убийство российского офицера ООГ чуть ли не на пороге "Наследия" привлекло к Эйвбери внимание союзников. Страшно даже представить, что, расследуя преступление, они заинтересуются обществом и расшифруют характер его деятельности… "Вот почему ваша миссия очень важна, мистер Мортон. Я бы сказал, важна беспрецедентно. Выполните её – и рассчитывайте на любое вознаграждение, какое только по силам государственному казначейству".