Несколько секунд ее глаза привыкали к тусклому освещению. Затем она увидела, что огромный склад почти пуст, лишь несколько человек стояли около трех клеток, каждая размером с автомобиль. Клетки были подвешены на стальных цепях к стальным балкам. В них сидели пойманные существа. Одно было страшно разъярено, вцепилось в прутья и выкрикивало ругательства стоящим внизу похитителям. Двое других были вялыми, лежали безвольно и печально. Похоже, их или накачали снотворным, или избили, чтобы заставить подчиниться.
Внимательно рассматривая их, Эванджелина увидела, что существа были совершенно голыми, хотя их кожа сверкала, как чистое золото, их словно окутывал свет. Одно существо оказалось женщиной - с длинными волосами, маленькой грудью и тонкой талией. Двое других были мужчинами. Изможденные, безволосые, с плоской грудью, они были выше женщины и как минимум на два фута выше взрослого человека. Прутья клеток были измазаны чем-то блестящим, с них на пол медленно капала жидкость, похожая на мед.
Отец Эванджелины стоял рядом с остальными, скрестив руки. Группа пришла сюда, чтобы провести научный эксперимент. У одного человека был большой блокнот для записей, другой держал камеру. Еще там находился прозрачный стол с подсветкой, на нем лежали три рентгеновских снимка. Легкие и грудная клетка светились призрачным белым светом на тусклом сером фоне. На соседнем столе лежало медицинское оборудование - шприцы, бинты и много разных инструментов, названия которых Эванджелина не знала.
Женщина зашагала по клетке, продолжая кричать на похитителей, и стала рвать на себе мягкие светлые волосы. Ее жесты были наполнены такой силой, что стальная цепь, на которой висела клетка, скрипела и визжала, словно вот-вот лопнет. Женщина резко повернулась, и Эванджелина заморгала, не в силах поверить собственным глазам. Посреди ее длинной гибкой спины росла пара широких крыльев. Эванджелина закрыла рот руками, боясь вскрикнуть от изумления. Существо напрягло мускулы, и крылья раскрылись, заняв всю клетку. Белые широкие крылья сияли мягким светом. Клетка закачалась под весом ангела, описывая медленную параболу в застоявшемся воздухе. Сердце у Эванджелины забилось так сильно, что отдавало в ушах, дыхание участилось. Существа были одновременно прекрасными и ужасными. Великолепные переливающиеся монстры.
Эванджелина смотрела, как женщина разворачивает крылья, как будто люди были мышами, которых она намеревалась поймать и сожрать.
- Отпустите меня, - рычало существо скрипучим голосом.
Острые кончики крыльев выскользнули сквозь прутья.
- Что вы будете с ними делать? - спросил отец Эванджелины у человека с блокнотом, словно речь шла о сачке, заполненном редкими бабочками.
- Мы не знаем, куда послать останки, пока нет заключительных результатов теста.
- Лучше всего послать их обратно в нашу лабораторию в Аризоне. Там их препарируют, задокументируют и законсервируют. Они, конечно, красавцы.
- Вы определяли их силу? - спросил отец Эванджелины. - У них имеются признаки вырождения?
Эванджелина слышала надежду в его вопросах и хотя не знала точно, но чувствовала, что они имели отношение к ее матери.
- Что показали анализы жидкостей?
- Если вы спрашиваете, сильны ли они так же, как их предки, - сказал человек, - отвечаю - нет. Они самые сильные из тех, кого я видел за последние годы, но все же они чрезвычайно чувствительны к нашим раздражителям.
- Замечательные новости, - проговорил отец Эванджелины.
Он подошел ближе к клетке и заговорил с существами повелительным тоном, будто с животными.
- Дьяволы, - сказал он.
Это пробудило от летаргии существо мужского пола. Он вцепился бледными пальцами в прутья и встал в полный рост.
- Ангел и дьявол, - произнес он. - Каждый из них - всего лишь отражение другого.
- Настанет день, - сказал отец Эванджелины, - когда вы исчезнете с лица земли. Когда-нибудь мы избавимся от вашего присутствия.
Прежде чем Эванджелина успела спрятаться, отец повернулся и быстро пошел к лестнице. Она изо всех сил старалась, чтобы ее не заметили, но не подумала о том, как выйдет отсюда. Ей оставалось только помчаться вниз по ступенькам и выскочить в дверь навстречу яркому солнечному дню. Ослепленная солнцем, она бежала и бежала.
Гриль-бар, Милтон, Нью-Йорк
Пробираясь по бару в поисках свободного столика, Верлен чувствовал, как кровь пульсирует в висках в такт грохочущей в зале музыке кантри. Он промерз до костей, раненая рука сильно болела, и с самого завтрака у него во рту не было ни крошки. В Нью-Йорке он заказал бы еду из своего любимого тайского ресторанчика или отправился пропустить с друзьями пару-другую рюмочек в Виллидж. Его волновало бы только одно - какую передачу посмотреть по телевизору. Вместо этого он застрял в какой-то забегаловке на краю света и понятия не имел, как отсюда выбраться. Правда, в баре тепло, и можно спокойно подумать. Верлен потер ладони друг о друга, пытаясь вернуть чувствительность занемевшим пальцам. Если бы ему удалось согреться, то он сумел бы сообразить, что делать дальше.
Он занял столик возле окна, откуда была видна улица, - единственное уединенное местечко во всем баре - и заказал гамбургер и бутылку пива "Корона". Он быстро выпил пиво, чтобы согреться, и заказал еще. Вторую бутылку он пил медленно, чтобы алкоголь постепенно вернул его к жизни. Пальцы начало покалывать, ноги потихоньку оттаивали. Боль от раны стала меньше. К тому времени, когда принесли еду, Верлен окончательно пришел в себя. Теперь он был в состоянии думать, как разрешить возникшую проблему.
Достав из кармана лист бумаги, он положил его на стол и еще раз прочел текст, который переписал. Тусклый свет падал на его замерзшие руки, полупустую бутылку "Короны", бледно-розовую бумагу. Письмо было коротким - всего четыре простых предложения без прикрас, но Верлену оно открывало целый мир возможностей. Правда, отношения между матерью Инносентой и Эбигейл Рокфеллер оставались непонятными, но ясно было одно: они вместе работали над неким проектом, который увенчался успехом в Родопах. В его воображении уже рисовалась большая статья, может, даже целая книга о предмете, который женщины привезли с гор. Но гораздо больше Верлена интересовало третье лицо, упомянутое в письме, - Селестин Клошетт. Верлен попытался припомнить, встречалось ли ему это имя во время поисков. Могла Селестин быть партнером Эбигейл Рокфеллер? Продавала ли произведения европейского искусства? Любовь к головоломкам была главной причиной его увлечения историей искусств - у каждого произведения своя судьба, начиная от секретов его создания и кончая тайной попадания к теперешнему владельцу.
Интерес Григори к монастырю Сент-Роуз озадачивал Верлена. Человек, подобный Григори, вряд ли мог понять красоту и смысл искусства. Такие люди ценят в Ван Гоге не сами картины, а возможность получить за них высокую цену на аукционе. Это означало, что предмет, который искал Григори, стоит очень дорого, иначе он просто не стал бы этим заниматься. Верлен не уставал удивляться, как его угораздило связаться с ним.
Он внимательно смотрел в темноту за стеклом. Похоже, температура снова упала. Теплый воздух помещения соприкасался с холодным окном, и на стекле возникали морозные узоры. Проехал автомобиль, его задние фары бросали на снег оранжевый отблеск. Верлен думал, как доберется до дома.
На мгновение его взгляд задержался на письме с ответом из монастыря. Скорее всего, красивую молодую монахиню, которую он встретил в библиотеке, ждет наказание. Верлена внезапно поразила мысль о том, что она тоже в опасности. Бандиты могли искать его в монастыре. Хотя вряд ли они знали, куда именно он ходил, и тем более про его разговор с Эванджелиной. Она не была рада видеть его, и вряд ли им удастся когда-нибудь поговорить снова. В любом случае пора действовать. Надо добраться до вокзала или найти автобус, который отвезет его в город, но Верлен сомневался, что найдет что-то подобное в Милтоне.
Монастырь Сент-Роуз, Милтон,
штат Нью-Йорк
Эванджелина плохо знала сестру Селестину. В свои семьдесят пять она была прикована к инвалидной коляске и мало времени проводила с младшими монахинями. Даже когда она ежедневно появлялась на утренней мессе, сестра, привозившая ее, ставила коляску впереди всех, и Селестина оставалась в уединении, столь же священная, как королева. Селестине всегда приносили еду в келью, а Эванджелина доставляла ей из библиотеки стопки стихов и исторических романов. Изредка попадались даже книги на французском, которые сестра Филомена получала по межбиблиотечному абонементу. Им, как заметила Эванджелина, Селестина особенно радовалась.
Монахини в черно-белых одеяниях сновали взад-вперед по первому этажу, в тусклом свете ламп в металлических абажурах. Они входили в кладовки и выходили оттуда со швабрами, тряпками и бутылками моющих средств, потому что пора было приступать к вечерней уборке. Сестры повязали передники вокруг талии, засучили рукава и натянули резиновые перчатки. Они вытряхивали пыль из штор, открывали окна, чтобы выгнать плесень из сырых промозглых помещений. Женщины гордились, что самостоятельно справляются с такой большой работой, как уборка монастыря. Они мыли, натирали воском и чистили весело и энергично, создавая иллюзию, что все вместе выполняют какое-то восхитительное задание, гораздо более значимое, чем их небольшие индивидуальные задачи. На самом деле это так и было - каждый вымытый этаж, каждая начищенная стойка перил становились даром, подношением, вкладом в высшее благо.
От часовни Поклонения Эванджелина поднялась по узким ступенькам на четвертый этаж. Келья Селестины была одной из самых больших в монастыре. В угловой спальне с личной ванной комнатой имелась большая душевая кабина с откидным пластиковым стулом. Эванджелина часто спрашивала себя, освободила ли инвалидность Селестину от бремени ежедневного участия в деятельности сообщества, предоставив ей приятный отдых от обязанностей, или, наоборот, Селестина чувствует себя в монастыре, словно в тюрьме. Эванджелине казалось, что неподвижность ужасно ограничивает.
Она трижды коротко стукнула в дверь.
- Да, - отозвалась Селестина слабым голосом.
Селестина родилась во Франции и, несмотря на то что больше полувека прожила в США, говорила с акцентом.
Эванджелина вошла в комнату и закрыла за собой дверь.
- Кто там?
- Это я, - негромко ответила девушка, боясь, что помешала Селестине. - Эванджелина из библиотеки.
Селестина устроилась у окна в инвалидной коляске, колени ее были укутаны вязаным одеялом. Она больше не надевала накидку, и ее коротко подстриженные волосы обрамляли лицо седым ореолом. В дальнем углу кельи исходил паром увлажнитель воздуха. В другом углу стоял электрокамин, раскаленные спирали нагрели комнату так, что в ней было жарко как в сауне. Казалось, Селестине холодно, несмотря на одеяло. Кровать была застелена связанным крючком покрывалом - их делали младшие сестры для старших. Селестина прищурилась, пытаясь рассмотреть Эванджелину.
- Вы принесли еще книг?
- Нет, - ответила Эванджелина. - Мне кажется, у вас есть что почитать.
Рядом с коляской Селестины стоял стол красного дерева со стопкой книг и лупой.
- Да-да, - согласилась Селестина, выглядывая в окно. - Здесь всегда много чтива.
- Прошу прощения, сестра, что помешала, но я надеялась, что вы поможете мне ответить на один вопрос.
Эванджелина вытащила из кармана письмо миссис Рокфеллер к матери Инносенте, развернула и положила к себе на колени.
Селестина переплела длинные белые пальцы - на одном сиял золотой перстень-печатка СФНА, - сложила руки на коленях и безучастно посмотрела на Эванджелину. Скорее всего, сестра Селестина не помнила, что ела на завтрак, не говоря уже о событиях, которые произошли много десятилетий назад.
Эванджелина откашлялась.
- Сегодня утром я работала в архиве и нашла письмо, в котором упоминается ваше имя. Я не знала, куда его поместить, и подумала, что вы сможете помочь мне понять, о чем оно, чтобы я могла положить его в надлежащее место.
- Надлежащее место? - с сомнением спросила Селестина. - Не знаю, смогу ли быть полезной. О чем говорится в письме?
Эванджелина протянула страничку сестре Селестине. Она повертела в руках тонкую бумагу.
- Лупу, - сказала она, протягивая пальцы к столу.
Эванджелина подала ей лупу и стала смотреть, как Селестина внимательно читает письмо. Лупа следовала вдоль строк, сквозь линзу бумага казалась лучом размытого света. Как только Селестина положила лупу на колени, Эванджелина сразу же поняла - монахиня узнала письмо, и оно привело ее в сильное замешательство.
- Оно очень старое, - наконец сказала Селестина, сложила письмо и прикрыла его рукой, испещренной синими венами. - Написано женщиной по имени Эбигейл Рокфеллер.
- Да, - подтвердила Эванджелина. - Я прочла подпись.
- Очень странно, что вы нашли его в архиве, - сказала она. - Я думала, они все забрали.
- Я надеялась, - отважилась Эванджелина, - что вы сможете пролить свет на его смысл.
Селестина глубоко вздохнула и уставилась куда-то вдаль. Вокруг ее глаз залегли глубокие морщины.
- Его написали еще до того, как я стала жить в Сент-Роузе. Я приехала сюда в самом начале сорок четвертого года, примерно за неделю до большого пожара. Я ослабела от поездки и ни слова не говорила по-английски.
- Может, вы все-таки знаете, почему миссис Рокфеллер прислала такое письмо матери Инносенте? - упорствовала Эванджелина.
Селестина выпрямилась в кресле и поправила одеяло на ногах.
- Миссис Рокфеллер привезла меня сюда, - начала она задумчиво, словно боялась сказать лишнее. - Думаю, мы приехали в "бентли", хотя я никогда не разбиралась в автомобилях, сделанных не во Франции. Но эта машина очень подходила Эбигейл Рокфеллер. Полная немолодая женщина в дорогой шубе и я - ее абсолютная противоположность. Я была молода и необычайно худа, в старомодном францисканском облачении - в Португалии до сих пор такое носят. Именно там я приняла постриг, еще до поездки. Я была гораздо больше похожа на сестер, собравшихся у входа, одетых в черные пальто и черные шарфы. Это был День покаяния. Я хорошо это помню, потому что на лбах сестер были нарисованы черные кресты - благословение после мессы, которая проводилась в то утро.
Я никогда не забуду приветствие сестер. Его шептали монахини, когда я проходила мимо них, и голоса их были тихими и обволакивающими. Это было похоже на песню. "Добро пожаловать, - шептали сестры монастыря Сент-Роуз. - Добро пожаловать, добро пожаловать, добро пожаловать домой".
- Когда я приехала, сестры так же приветствовали меня, - сказала Эванджелина и вспомнила, что желала только одного - чтобы отец снова отвез ее домой, в Бруклин.
- Я помню, - согласилась Селестина. - Вы были совсем малышкой, когда приехали к нам.
Она помолчала, словно сравнивала прибытие Эванджелины со своим.
- Мать Инносента приветствовала нас, но я сразу поняла, что они с миссис Рокфеллер знакомы. И когда миссис Рокфеллер ответила: "Я очень рада наконец увидеться с вами", я вдруг подумала - а действительно ли сестры приветствовали меня или их слова относились к миссис Рокфеллер? Я отлично знала, как выгляжу - исхудалая, изможденная, с черными кругами вокруг глаз. Не знаю, что больше повредило моему здоровью - лишения в Европе или поездка через Атлантику.
Эванджелина вообразила зрелище прибытия Селестины. Ей было сложно представить ее молодой женщиной. Когда Селестина приехала в монастырь Сент-Роуз, она была младше теперешней Эванджелины.
- Должно быть, Эбигейл Рокфеллер беспокоилась о вашем благополучии, - предположила Эванджелина.
- Чепуха, - ответила Селестина. - Миссис Рокфеллер подтолкнула меня к Инносенте, словно мать, вывезшая дочь на первый бал. Но Инносента только широко растворила тяжелую деревянную дверь и придерживала ее, пока все сестры не вернулись к работе. Они шли мимо, и я ощущала запахи от их одежд - лака для дерева, нашатырного спирта, свечного воска. Но миссис Рокфеллер, казалось, ничего этого не замечала. Я вспоминаю, что она рассматривала мраморную статую архангела Михаила, наступившего на голову змия. Она положила руку, затянутую в перчатку, на ногу статуи и осторожно провела пальцем в том месте, где архангел наступал на голову демона, чтобы раздробить ему череп. Я заметила у нее на шее двойное ожерелье из кремовых жемчужин. Блестящие, будто смазанные маслом, шарики сияли в неярком свете, и эта красота, несмотря на мое обычное равнодушие к материальному миру, мгновенно привлекла мое внимание и завладела им. Я думала о том, как несправедливо, что так много детей Божьих в Европе болеют и умирают, а американцы украшают себя мехами и жемчугом.
Эванджелина смотрела на Селестину в надежде на продолжение. Эта женщина не только знала об отношениях между Инносентой и Эбигейл Рокфеллер, но, похоже, находилась в самом центре событий. Эванджелина хотела попросить ее рассказывать дальше, но боялась, что любой прямой вопрос может насторожить Селестину. В конце концов она сказала:
- Вы, наверное, много знаете о том, что миссис Рокфеллер писала Инносенте.
- Именно моя работа привела нас в Родопы, - сказала Селестина и взглянула Эванджелине прямо в глаза, смутив ее. - Благодаря моим усилиям мы нашли ущелье. Мы были очень осторожны, чтобы в горах все прошло как запланировано. Они не настигли нас, за что надо благодарить доктора наук Серафину, нашего руководителя. Этого мы боялись больше всего - что нас захватят прежде, чем мы попадем в ущелье.
- Ущелье? - Эванджелина была сбита с толку.
- Мы очень тщательно подготовились, - продолжала Селестина. - У нас было самое современное оборудование и камеры, чтобы заснять наши открытия. Мы заботились о том, чтобы защитить камеры и пленку. Все полученные данные были в порядке. Обернуты в ткань и вату. Все в большой тайне.
Селестина уставилась в окно, будто прикидывая, насколько повысился уровень воды в реке.
- Я не уверена, что понимаю, - проговорила Эванджелина, надеясь подтолкнуть Селестину к объяснению. - Какая пещера? Что за данные?
Сестра Селестина снова посмотрела прямо в глаза Эванджелине.
- Мы приехали в Родопы через Грецию. Во время войны это был единственный путь. Американцы и англичане начали бомбить с запада, с Софии. Разрушений было все больше с каждой неделей, и мы знали, что ущелье тоже могли разбомбить, хотя это была одна из тысяч пещер. Но мы задействовали все силы, которые только могли. Все пошло очень быстро, когда нас стала финансировать Эбигейл Рокфеллер. Чтобы продолжить работу, вызвали всех ангелологов.
- Ангелологи, - проговорила Эванджелина.
Она знала это слово, но не хотела, чтобы Селестина поняла это.
Если Селестина и заметила волнение Эванджелины, то не подала вида.
- Враги не напали на нас в Глотке Дьявола, но следили за нами до самого возвращения в Париж.
Голос Селестины стал бодрее, она повернулась к Эванджелине и вперила в нее взгляд.