Неизвестно почему, но Эванджелина сразу поняла, что человек, стоящий в дверях, - тот самый, чье письмо она читала утром. Странно, что она узнала Верлена. Она представляла себе автора письма морщинистым профессором, седым и пузатым. А этот парень был, похоже, моложе нее. Очки с проволочными дужками, непослушные темные волосы, неуверенность, с которой он ждал у двери, показались ей мальчишескими. Как он сумел войти в монастырь и, что еще более интересно, как ему удалось найти путь в библиотеку и при этом остаться незамеченным? Эванджелина чувствовала - здесь кроется какая-то тайна. Она не знала, поздороваться или, наоборот, позвать охрану и вывести его из здания.
Тщательно расправив юбку, она решила выполнить свои обязанности. Она подошла к двери и окинула юношу холодным взглядом.
- Чем могу помочь, мистер Верлен?
Ее голос казался слабым, словно его заглушали порывы ветра.
- Вы знаете, кто я? - удивился Верлен.
- Нетрудно догадаться, - ответила Эванджелина гораздо серьезнее, чем хотела.
Его щеки запылали, и Эванджелина тут же смягчилась.
- Тогда вы знаете, - сказал Верлен, - что я говорил с кем-то по телефону - кажется, это была Перпетуя - о посещении вашей библиотеки в исследовательских целях. Я присылал письмо с просьбой о посещении.
- Меня зовут Эванджелина. Это я получила ваше письмо, поэтому мне хорошо известно о вашей просьбе. Я знаю, что вы говорили с матерью Перпетуей о своем желании провести здесь исследование. Но, насколько мне известно, разрешения посетить библиотеку вы не получили. Честно говоря, я понятия не имею, как вы вошли сюда, особенно в это время дня. Войти в помещения, куда вход воспрещен, можно разве что после воскресной мессы - мы приглашаем публику поклоняться вместе с нами, и прежде случалось, что некоторые любопытные личности заглядывали в наши кельи. Но сегодня, да еще днем? Я удивлена, что по дороге в библиотеку вы не столкнулись ни с кем из сестер. В любом случае вам придется зарегистрироваться в миссионерском офисе. Это обязательно для всех посетителей. Я думаю, нам лучше сразу пойти туда или хотя бы поговорить с матерью Перпетуей, на случай, если…
- Простите, - прервал ее Верлен. - Я знаю, что это незаконно и что мне не стоило приезжать сюда без разрешения, но я надеюсь на вашу помощь. Ваша компетентность могла бы выручить меня из очень трудной ситуации. Поверьте, я здесь не для того, чтобы причинить вам неприятности.
Эванджелина мгновение смотрела на Верлена, словно пытаясь понять, насколько он искренен. Затем, указав на деревянный стул около камина, она сказала:
- Нет такой неприятности, с которой я не могла бы справиться, мистер Верлен. Присаживайтесь, прошу вас, и расскажите, что я могу сделать, чтобы помочь вам.
- Спасибо.
Верлен сел на стул, а Эванджелина заняла место напротив.
- Думаю, из моего письма вам известно, что я ищу доказательства существования переписки между Эбигейл Рокфеллер и аббатисой монастыря Сент-Роуз зимой тысяча девятьсот сорок третьего года.
Эванджелина кивнула.
- Правду говоря, в письме я об этом не упомянул, но я сейчас пишу книгу. Это была моя докторская диссертация, но я надеюсь превратить ее в книгу об Эбигейл Рокфеллер и Музее современного искусства. Я прочел почти все, что о ней издавалось, а также множество неопубликованных документов, и нигде нет ни слова об отношениях Рокфеллеров с монастырем Сент-Роуз. Понимаете, существование подобной переписки может стать важным открытием, по крайней мере в моей области. Это может полностью изменить мою карьеру.
- Это очень интересно, - сказала Эванджелина. - Но я не понимаю, чем могу помочь вам.
- Позвольте мне вам кое-что показать.
Верлен достал из внутреннего кармана пальто пачку бумаг и положил на стол. На каждом листе были рисунки, которые на первый взгляд казались набором прямоугольников и кругов, но при ближайшем рассмотрении становилось понятно, что это чертежи здания. Поглаживая бумаги, Верлен пояснил:
- Это архитектурные планы Сент-Роуза.
Эванджелина наклонилась, чтобы присмотреться повнимательнее.
- Это подлинники?
- Да, конечно.
Верлен развернул листы, чтобы показать Эванджелине.
- Датированы тысяча восемьсот девятым годом. Подписаны аббатисой-основательницей.
- Мать Франческа, - пояснила Эванджелина, заинтересовавшись возрастом и сложностью чертежей. - Франческа построила монастырь и основала наш орден. Она сама разработала проект церкви. Часовня Поклонения - полностью ее творение.
- Ее подпись на каждой странице, - заметил Верлен.
- Разумеется, - ответила Эванджелина. - В ней было что-то от женщин эпохи Возрождения - она настаивала на том, чтобы самой утверждать планы.
- Смотрите, - воскликнул Верлен, раскладывая бумаги на столе. - Отпечаток пальца.
Эванджелина склонилась над столом. На пожелтевшей странице виднелось четкое, небольшое овальное чернильное пятнышко, в центре - круги и завитушки, похожие на годовые кольца на спиле дерева. Эванджелина улыбнулась при мысли, что Франческа сама могла оставить отпечаток.
- Вы тщательно изучили чертежи, - заметила Эванджелина.
- И все же кое-чего я не понимаю, - сказал Верлен, откидываясь на спинку стула. - Здания расположены совсем не так, как на планах. Я прошелся вокруг них, сравнивая, и обнаружил, что разница очень значительная. Например, монастырь находился совсем в другой части двора.
- Да, - сказала Эванджелина.
Она настолько погрузилась в рассматривание чертежей, что полностью забыла обо всех подозрениях в адрес Верлена.
- Здания были отремонтированы и восстановлены. Все изменилось после пожара, когда монастырь сгорел дотла.
- Пожар тысяча девятьсот сорок четвертого года, - произнес Верлен.
- Вам известно про пожар?
- Именно из-за пожара чертежи увезли из монастыря. Я нашел их в архиве среди старых планов зданий. Монастырь Сент-Роуз получил лицензию на строительство в феврале сорок четвертого года.
- Вам разрешили забрать чертежи из общественного архива?
- Я… взял их на время, - смущенно ответил Верлен.
Надавив краем ногтя на печать, так, что на ней остался тонкий полумесяц, он спросил:
- Вы знаете, на что указывает эта печать?
Эванджелина пристально вгляделась в золотую печать в центре часовни Поклонения.
- Скорее всего, на алтарь, - сказала она. - Но я могу ошибаться.
Она с новым интересом взглянула на Верлена. Если сначала она думала, что это обманщик, собирающийся ограбить библиотеку, то теперь поняла, что он простодушен и искренен, как подросток, мечтающий найти клад. Почему-то ей захотелось ему помочь.
Разумеется, она не показала Верлену, что смягчилась. Но он сам стал более уверенным, как будто почувствовал изменения в ее отношении к нему. Он посмотрел на нее сквозь заляпанные очки, словно увидел в первый раз.
- Что это? - спросил он, не отрывая от нее глаз.
- Что именно?
- Ваш кулон, - ответил он.
Эванджелина отпрянула, боясь, что Верлен дотронется до нее, и чуть не опрокинула стул.
- Извините, - покаялся Верлен. - Просто это…
- Мне больше нечего сказать вам, мистер Верлен, - проговорила она дрогнувшим голосом.
- Подождите секунду.
Верлен стал рыться в чертежах. Вытащив из груды один лист, он протянул его Эванджелине.
- Я думаю, это ваш кулон.
Эванджелина взяла документ и расправила его перед собой на столе. Она поразилась, насколько точно здесь изображена восьмиугольная часовня Поклонения, алтарь и статуи - то, что она ежедневно наблюдала многие годы. В самом центре алтаря на чертеже была золотая печать.
- Лира, - сказал Верлен. - Видите? Та же самая.
Дрожащими пальцами Эванджелина сняла с шеи кулон и аккуратно положила его на чертеж. Золотая цепочка походила на сверкающий хвост кометы. Кулон ее матери был как две капли воды похож на золотую печать.
Эванджелина достала из кармана письмо, которое нашла в архиве, - послание Эбигейл Рокфеллер матери Инносенте, написанное в сорок третьем году. Она не понимала связи между печатью и кулоном, и надежда, что Верлен может объяснить эту связь, внезапно заставила ее поделиться с ним своим открытием.
- Что это? - спросил Верлен и взял письмо.
- Возможно, вы скажете мне, что это.
Но когда Верлен развернул письмо и стал его изучать, Эванджелину одолели сомнения. Вспомнив о предупреждении сестры Филомены, она подумала, что предает орден, показывая такой документ постороннему. Сердце у нее упало, она почувствовала, что делает серьезную ошибку. Но она смотрела на него и нетерпеливо ждала, когда он дочитает.
- Это письмо подтверждает, что Инносента и Эбигейл Рокфеллер состояли в постоянной переписке, - наконец произнес Верлен. - Где вы нашли его?
- Сегодня утром я некоторое время провела в архиве. Я не сомневалась, что вы ошибаетесь по поводу матери Инносенты. Я была уверена, что никакой связи между ними не существовало. Я считала, что в наших архивах вообще не может быть ничего о такой светской даме, как миссис Рокфеллер, не говоря о документе, который подтверждал бы сам факт переписки. Можно сказать, я отправилась в архив, чтобы доказать вашу неправоту.
Верлен пристально смотрел на письмо, и Эванджелине показалось, что он не слышал ни слова. Наконец он достал из кармана клочок бумаги и написал свой номер телефона.
- Вы сказали, что нашли только одно письмо от Эбигейл Рокфеллер?
- Да, - ответила Эванджелина. - Вы его только что прочли.
- Но на все письма Инносенты к Эбигейл Рокфеллер были получены ответы. Это означает, что где-то в вашем архиве лежат три-четыре письма Рокфеллер.
- Вы правда думаете, что мы могли не заметить такие письма?
Верлен дал ей бумажку с номером телефона.
- Вы позвоните мне, если что-нибудь найдете?
Эванджелина взяла бумажку. Она не знала, что сказать. Позвонить ему было невозможно, даже если бы она нашла то, что он искал.
- Я попробую, - наконец ответила она.
- Спасибо, - сказал Верлен, с благодарностью глядя на нее. - Вы не будете возражать, если я скопирую письмо?
Эванджелина взяла цепочку, снова надела на шею и повела Верлена к дверям библиотеки:
- Идемте со мной.
Она привела Верлена в кабинет Филомены, взяла из стопки лист фирменной бумаги Сент-Роуза и протянула ему:
- Можете переписать сюда.
Верлен взял ручку и принялся за работу. Когда он скопировал письмо и вернул его Эванджелине, она поняла, что ему хочется задать вопрос. Она наблюдала за ним все десять минут, пока он писал, и видела, что он о чем-то напряженно раздумывает. Наконец Верлен спросил:
- А где делают такую бумагу?
Эванджелина взяла из пачки на столе Филомены еще один лист плотной розовой бумаги. Почти весь он был заполнен причудливыми розами и ангелами. Эти изображения она видела тысячу раз.
- Это наша обычная бумага для ответов, - сказала она. - А что?
- Такую же бумагу Инносента использовала для переписки с Эбигейл Рокфеллер, - ответил Верлен, взял чистый лист и стал внимательно его рассматривать. - Когда создали этот дизайн?
- Я никогда не задумывалась об этом, - сказала Эванджелина. - Но ему должно быть около двухсот лет. Его придумала аббатиса-основательница.
- Можно? - спросил Верлен.
- Конечно, - сказала Эванджелина. - Берите сколько хотите.
Он взял несколько листов и положил в карман.
Ее озадачил интерес Верлена к тому, что она считала само собой разумеющимся.
- Спасибо, - сказал Верлен и впервые за все время улыбнулся Эванджелине. - Даже не представляете, как вы меня выручили.
- Вообще-то мне следовало, увидев вас, вызвать полицию, - ответила она.
- За это я тоже вам благодарен.
- Сюда, - сказала Эванджелина, провожая Верлена к двери. - Уходите, пока вас не обнаружили. И если вас случайно встретит кто-нибудь из сестер, вы меня не видели и в библиотеку не заходили.
Монастырь Сент-Роуз, Милтон,
штат Нью-Йорк
Верлен вышел в темную снежную ночь. Снег засыпал опавшие листья, собирался на гибких ветках берез, укутывал булыжные мостовые. Верлен попытался разглядеть свой синий "рено" недалеко от кованых ворот, но ничего не увидел. Монастырь позади скрыла дымка, впереди была пустота. Стараясь не поскользнуться, Верлен выбрался во двор.
Свежий воздух в легких - такой восхитительный после душного тепла библиотеки - добавил ему хорошего настроения. Итак, к его удивлению и восхищению, у него все получилось. Эванджелина - он не мог заставить себя называть "сестрой Эванджелиной" слишком очаровательную, слишком умную, слишком женственную девушку, она не годилась на роль монахини - не только впустила его в библиотеку, но и показала ему то, что он больше всего надеялся найти. Он собственными глазами читал письмо Эбигейл Рокфеллер и теперь мог с уверенностью сказать, что эта женщина действительно работала над какой-то программой вместе с сестрами монастыря Сент-Роуз. Хотя ему не удалось получить фотокопию письма, он узнал почерк миссис Рокфеллер. Безусловно, результат должен был удовлетворить Григори и, что еще более важно, помочь в его собственных исследованиях. Конечно, было бы гораздо лучше, если бы Эванджелина отдала ему оригинал. Или если бы она нашла все ответы Эбигейл Рокфеллер на письма Инносенты и тоже отдала их ему.
Впереди, сразу за воротами, сквозь снежную круговерть пробились лучи фар. Матово-черный "мерседес"-внедорожник остановился рядом с "рено". Верлен инстинктивно нырнул в сосновую чащу. Из своего укрытия между деревьями он наблюдал, как из внедорожника вышел мужчина в спортивной вязаной шапочке в сопровождении высокого блондина. Блондин держал в руках лом. При виде их Верлену снова стало нехорошо, совсем как утром. В режущем глаза свете мужчины казались персонажами фильмов ужасов, их фигуры окружал яркий белый ореол. Контраст света и тени делал их лица похожими на карнавальные маски. Их послал Григори - Верлен догадался об этом сразу же, как их увидел. Но зачем это ему, Верлен не понимал.
Блондин очистил от снега одно из окон "рено", а затем с силой, поразившей Верлена, опустил лом на стекло, пробив его одним ударом. Второй мужчина вытащил осколки, сунул руку в окно и открыл дверцу, действуя быстро и умело. Вдвоем они обшарили бардачок, задние сиденья и багажник. Пока они потрошили его имущество, засовывали в его же спортивную сумку его книги - многие из них он взял в библиотеке Колумбийского университета - и несли все в "мерседес", Верлен наконец понял, что Григори послал этих двоих украсть у него бумаги.
Он не мог ехать в Нью-Йорк в "рено", это было очевидно. В попытке уйти от головорезов как можно дальше, Верлен опустился на четвереньки и пополз. Мягкий снег поскрипывал под ним. Если ему удастся под покровом леса по темной тропинке вернуться обратно к монастырю, он сможет скрыться незамеченным. На опушке леса он встал, тяжело дыша, весь в снегу. Путь к реке лежал через открытое пространство. Придется рискнуть. Верлен понадеялся, что грабители слишком заняты раскурочиванием машины и не заметят его. Он побежал к Гудзону и обернулся только тогда, когда достиг берега. Бандиты садились в "мерседес". Они не уехали. Они ждали Верлена.
Река замерзла. Ботинки промокли. Верлен здорово разозлился. Как ему попасть домой? Он торчит непонятно где. Макаки Григори забрали все его блокноты, все документы, все, над чем он работал несколько последних лет, да еще и разгрохали его машину. А Григори вообще в курсе, как трудно найти запчасти для "Рено R5" восемьдесят четвертого года выпуска? И как теперь преодолеть эту снежную пустыню в насквозь промокших старомодных ботинках?
Верлен пошел вдоль берега реки на юг, стараясь не упасть. Вскоре он оказался перед заграждением из колючей проволоки. Верлен предположил, что это граница монастырских угодий, длинное, тонкое и колючее продолжение массивной каменной стены, которая защищала Сент-Роуз, а если так, значит, это его спасение. Прижав колючую проволоку ногой, Верлен перелез через нее, цепляясь пальто.
И только когда Верлен уже топал по темной и заснеженной проселочной дороге, оставив монастырь далеко позади, он почувствовал, что порезал руку, перебираясь через ограду. В темноте он не смог рассмотреть рану, но понял, что порез глубокий. Возможно, придется зашивать. Верлен снял свой любимый галстук от "Хермес", закатал окровавленный рукав рубашки и обернул галстук вокруг раны, соорудив тугую повязку.
Верлен понятия не имел, куда идти. Вечернее небо еще больше потемнело от метели, и к тому же он совершенно не знал, что за городки расположены вдоль Гудзона, поэтому не мог определить, где находится. Машин почти не было. Завидев вдали фары, Верлен сходил с обочины и прятался за деревьями. Скорее всего, он давно затерялся среди множества местных дорог. И все же Верлен беспокоился, что люди Григори вскоре примутся искать его и в любой момент могут появиться здесь. Кожа у него покраснела и потрескалась от ветра, ноги замерзли, а рука начала пульсировать. Верлен остановился, чтобы осмотреть ее. Затянув галстук вокруг раны, он с отстраненным удивлением отметил, как замечательно шелк впитывает и удерживает кровь.
Спустя, как ему показалось, несколько часов Верлен наткнулся на большое шоссе. Движение тут было более оживленное. Шоссе представляло собой две полосы растрескавшегося бетона со знаком, ограничивающим движение до двадцати пяти миль в час. Повернув в сторону Манхэттена - или туда, где, как он думал, был Манхэттен, - он пошел по обочине, усыпанной льдом и гравием. Ветер обжигал кожу. Мимо проносились грузовики с рекламными объявлениями на бортах прицепов, грузовики с платформами, на которых высокими кипами были сложены промышленные грузы, микроавтобусы и малолитражки. Выхлопы смешивались с холодным воздухом, образуя густой ядовитый суп - дышать им было трудно. Бесконечное шоссе, злой ветер, жуть всего происходящего - Верлену казалось, что он персонаж какой-то кошмарной постиндустриальной картины. Он шел все быстрее и всматривался в проезжающие машины, надеясь увидеть полицейский автомобиль или автобус - что-нибудь, где можно спрятаться от холода. Но вокруг были только грузовики. Наконец Верлен вытянул большой палец.
Шумно распространяя вокруг себя горячие выхлопы, остановился полуприцеп. Скрипнули тормоза. Открылась пассажирская дверца, и Верлен бросился к ярко освещенной кабине. За рулем сидел толстяк с большой спутанной бородой, в бейсболке. Он сочувственно поглядел на Верлена:
- Куда тебе, приятель?
- В Нью-Йорк, - сказал Верлен, окунувшись в теплый воздух.
- Мне так далеко не надо. Могу подбросить до ближайшего города, если хочешь.
Верлен постарался закрыть раненую руку пальто, чтобы водитель ничего не заметил.
- Где это? - спросил он.
- Примерно в пятнадцати милях к югу от Милтона, - сказал водитель, окидывая его взглядом. - Похоже, у тебя был тяжелый день. Располагайся.
Минут пятнадцать они ехали по шоссе, а потом толстяк высадил его на заснеженной главной улице городка с множеством магазинчиков. Улица была совершенно пуста, как будто все жители спрятались от метели. Витрины темные, на автостоянке перед почтовым отделением - никого. Светилась только вывеска маленькой таверны на углу.