– В мое время только один полицейский охотился на Саймона Феникса. И поймал! Будем надеяться, что Джон Спаркслин справится и сегодня, если ему предоставят такую возможность.
Он окинул взором присутствующих. Патрульные ожили. Зашевелились.
– Джон Спаркслин? – удивилась Трей. – Вот это да. Его называли разрушителем. Спаркслин это, между прочим, легенда. Когда я училась в полицейской школе, о нем рассказывали невероятные истории. Так что, ты предлагаешь освободить его из криогенного раствора?
Заклин пожал плечами.
– Вообще-то, у нас уже есть один разрушитель, – недоверчиво произнес Джордж.
– Но, кажется, у нас нет другого выхода, – возразил Заклин.
– А ты не допускаешь, что за время, проведенное в криогенной ванне, Спаркслин мог утратить свои полицейские способности?
– Пока я уверен только в одном: Саймон свои способности не утратил. Похоже, наоборот, он стал еще безрассуднее и безжалостнее.
– Вы, кажется, одно время вместе со Спаркслином работали? – обратилась к Заклину Трей.
– Да, – ответил капитан. – И могу сказать, что дело свое Спаркслин знал отлично. Да, он был жесток, он ненавидел преступников и шел за ними сквозь любые преграды. И если на его пути оказывалось препятствие, и даже если этим препятствием был живой человек… В общем, многие из вас, наверное, знают об этой истории с тридцатью заложниками. Хотя я и сегодня считаю, что не все в ней так просто, как может показаться на первый взгляд. Так вот, лейтенант Спаркслин был насколько жесток, настолько и бесстрашен. Когда другие предпочитали отсиживаться в укрытии, Джон рвался в бой.
– Что будем делать? – задумчиво спросил Джордж Кларк, ни к кому конкретно не обращаясь.
– Я бы рискнул, – сказал Заклин.
– Во всяком случае, нам есть, что доложить Тейеру, – добавила Трей.
В зале воцарилась тишина.
"ПОЛОЖИТЕ РУКИ НА ЗАТЫЛОК!"
Саймон, не обращая внимания на то, что горел красный свет, перешел на другую сторону улицы. Тут же, словно выросла из-под земли, возле него остановилась патрульная машина.
– Вы нарушили правила дорожного движения, – сказал полицейский, не выходя из машины.
– О, господи! – плюнул Саймон. – В каком столетии мне надо было проснуться, чтобы всякие полицейские морды не указывали мне, где и когда можно переходить улицу?!
– Прошу вас заплатить штраф, – пропустил мимо ушей оскорбление в свой адрес страж порядка.
– Штраф, да? А ну-ка иди сюда, – поманил его пальцем Саймон, и как только тот вышел из машины, ударил его кулаком в челюсть.
Полицейский отлетел в сторону, но чудом удержался на ногах.
– Я вынужден вас арестовать! – крикнул он. – Оставайтесь на месте. Положите руки на затылок.
– Ну, нет! – заревел Саймон. – Много я слышал оскорблений в свой адрес, но чтобы мне, словно паралитику, предлагали положить руки на затылок – это уж слишком!
– Я еще раз повторяю…
– К тому же, последний раз в своей жизни.
Саймон подошел к оторопевшему полицейскому который даже не пытался защищаться, и нанес ему несколько ударов: сначала в живот, а затем в подбородок.
Полицейский рухнул на землю.
Саймон переступил через него, подошел к патрульной машине и сел за руль. Лишь только он отъехал на несколько метров, как тут же заработало переговорное устройство.
– Патрульная машина находится в районе Таврали-Хилл, – услышал чей-то голос Саймон.
– Что ты говоришь? – удивился он. – Может, ты еще знаешь, кто находится за рулем?
– Патрульная машина движется по Толд-стрит. Внимание, патрульная машина движется по Толд-стрит.
– С ума можно сойти! А теперь? – Саймон резко повернул руль вправо.
– Патрульная машина пересекает угол Четвертой улицы и выходит к Центральному бульвару. Внимание, патрульная машина пересекает угол Четвертой улицы и выходит к Центральному бульвару.
– По-моему, ты слишком много болтаешь, – вдруг раздраженно сказал Саймон, заметив, что сзади появился хвост, – болван хреновый.
– На вас налагается штраф за пользование нецензурными словами. Вы должны выплатить штраф в полицейском участке Лос-Анджелеса. Пожалуйста, доложите о вашем местонахождении, – прозвучало у него над головой.
– Да уж, конечно. Кретин. То он сам сообщает мне, в каком направлении я двигаюсь, то уже я ему должен докладывать. Напичкали машину всяким дерьмом, что бы мозги себе пудрить, – хмыкнул Саймон.
– Вы во второй раз наказываетесь штрафом за нецензурные выражения, – опять прохрипело у него над головой.
– Охрип, что ли? – съязвил Саймон. – Надо меньше лаять, как собака.
Компьютер стерпел это оскорбление.
В это время полицейская машина поравнялась с машиной Филлипса.
– Смотри ты, какой шустрый, – насмешливо сказал Саймон, глядя, как водитель-полицейский знаками показывает ему остановиться. – Как же, сейчас я тебе остановлюсь. Ладно, до встречи на том свете!
Он повернул руль немного вправо, заставляя полицейскую машину прижаться к тротуару. Затем повернул резче, послышался стук металла, и патрульная машина на полной скорости полетела прямо на фонарный столб.
Раздался грохот, потом взрыв.
– Мне очень жаль, – ухмыльнулся Саймон. – Не надо быть таким надоедливым, козел, мать твою!
– Вы наказываетесь штрафом за нецензурное выражение, – тут же услышал он над головой.
– Заткнись, а то я сейчас заставлю тебя петь американский гимн.
Голос замолчал.
– Вот так-то лучше, – довольно сказал Саймон, но тут же услышал:
– Патрульная машина движется по Третьей улице. Внимание, патрульная машина движется по Третьей улице.
Если бы в этот момент у Саймона под рукой оказался пистолет он бы с удовольствием выпустил в этого болтуна целую обойму.
ОБЗОР ОКРЕСТНОСТЕЙ
– Состояние остается удовлетворительным, – монотонно сообщал женский голос, комментируя происходящее на огромном экране. – Никаких побочных эффектов не ожидается. Скорость в порядке. Джон Спаркслин в девяносто шестом году был осужден на содержание в криогенной ванне в течение шестидесяти лет за случайное уничтожение тридцати гражданских лиц. Оживление: пятнадцать секунд, десять секунд, пять секунд. Размораживание закончилось.
– Не представляю, как можно было отсюда сбежать? – сказал помощник шефа Тейер, внимательно следя за происходящим на экране. – Что же, получается, чтобы засадить сюда одного убийцу, мы должны выпустить другого? По-моему, это не самое лучшее решение.
– Поймите, этот полицейский – единственный, кто мог справиться с Филлипсом. Я думаю, если мы его возьмем на поруки, он нам поможет в качестве полицейского, – сказала Трей.
– Я не знаком с психологией этого человека. И мне кажется, этот человек сегодня вряд ли нам сможет чем-нибудь помочь. Неизвестно, как он будет чувствовать себя после размораживания.
– Я думаю, не стоит загадывать наперед, – возразила нетерпеливая Трей. – Тем более, что других возможностей справиться с Саймоном у нас, насколько я знаю, нет.
– Возможности, Трей, у нас всегда есть, – мягко возразил Тейер. – Другое дело, что у нас времени нет. Однако давайте прекратим ненужный спор. Ведь все уже решено.
Трей неопределенно пожала плечами.
Первое ощущением реальности – свет, льющийся из глазастых ламп через прозрачную мутность пластика. Спаркслин еще не был человеком, но ощущение, что ты – ледяная глыба, прошло.
Джо сел на днище барокамеры: по ту сторону прилипли заинтересованные лица, но никто его выпускать на свободу не торопился. Спарки дернулся: тело пронзила горячая дрожь, словно он попал в тепло с мороза. Лица, улыбчивые и доброжелательные, были отличными муляжами.
– Это в какой же век я попал! – ахнул Джо, припоминая все многообещающие прогнозы о механических цивилизациях.
– Добро пожаловать в две тысячи двадцать пятый год! – внес ясность один малосимпатичный субъект.
Во всеобщей радости было столько противного, что Спарки едва удержался, чтобы не обругать механическую братию.
Люди не показывались. Зато раздвинулся и скользнул в пазы переходник люка. Спарки на всякий случай глубоко вздохнул – вдруг эти черти вообще от кислорода в атмосфере, чтобы не заржаветь, отказались? Терпел, сколько хватило сил, а потом резко выдохнул и осторожно набрал в легкие воздух зала. Ничего плохого не произошло: дышать можно! Спарки оценивающе осмотрел выход, где кое-как прибрали осколки видеомонитора, прищурился на остов камеры. Плохо затертые следы крови на полу досказали остальное: мир ничуть не изменился к лучшему. Спарки вскрыл пластиковый пакет: как и предполагал, там, пронумерованная и тщательно отутюженная, оказалась его собственная одежда. Роботы пытались говорить одновременно. Спаркслин нырнул под гостеприимно простертыми объятиями одного из человечков – и исчез.
Коридор разветвлялся сразу за поворотом. Джо двинул вдоль оранжевых стен, словно соты, усеянных дверями. Ни одна не отпиралась, а блоки управления Спарки трогать не рисковал. Лестница, стоило на нее поставить ногу, соизволила двинуться, поднимая Джо куда-то вверх. Над головой проступил голубой квадрат неба. Спарки спрыгнул на нагретый солнцем бетон покрытия крыши и осмотрелся. Внизу, бесспорно, раскинулся Лос-Анджелес.
Так же снисходительно таращились небоскребы в сотни глазастых окон. Улицы, чуть шире, чем помнил Джо, делили город на разноцветье районов. Присмотревшись, Спарки узнал район Беверли-Хиллз и Центральный парк.
Далеко внизу неторопливо передвигались человечки-марионетки. Это был его дом, хотя и неизвестно, сколько лет спустя. Спарки перевел взгляд в сторону океана. Прищурился. Замер пружиной, готовой сорваться. Лихорадочно ощупал горизонт по кругу. Это не могло быть ничем иным, нежели обманом зрения или каким-то специфическим световым эффектом. Насколько хватало глаз – всюду Лос-Анджелес. Насколько позволял судить вживленный в хрусталик глаза увеличитель-фиксатор – за зубчатой чертой серых махин города не существовало. Да и внимательный стоп-кадр зафиксировал подлог и недоделки дальних строений: в зданиях не было стекол, а лестницы обрывались бездонными пролетами.
Дальше – холмилась выжженная равнина с пробивающейся кое-где рыжей растительностью.
Как-то Спарки довелось охотится в Африканском королевстве – саванна показалась бы оазисом по сравнению с голой землей, изрезанной бороздами трещин.
– Кому мог понадобиться этот спектакль с игрушечным городом-островком? – пробормотал Спарки, озираясь.
Невдалеке деликатно толпились ребята в голубом из зала снизу.
Еще ближе было до аппарата, который Спарки, за неимением времени, окрестил летающей тарелкой. Тарелка лишь по виду отличалась от обычного вертолета.
– Мистер Спаркслин! – предварил робот попытку Джо взломать дверцу, – аэрокар отпирается звуковыми командами человека!
– О'кей! Значит, люди еще не перевелись! – парировал Спарки и скомандовал: – Сим-сим, давай, валяй, отпирайся!
Дверца распахнулась.
Роботы с нежностью помахали железными лапами Джону.
Но, хотя через стекло все выглядело просто, ни пульта управления, ни привычных навигационных приборов и в помине не было, сколько Спарки ни нажимал кнопочки и рычаги. Даже примитивное радио не работало.
– Черт бы вас драл! – хлопнул ладонями панель управления.
И тут же огорошенно смиренно сложил руки на коленях.
– Вы оштрафованы за применение нецензурных выражений! – ожила машина.
– Вам наличные или берете чеком, сучьи хвосты? – разозлился Спаркслин.
В ответ компьютер зажужжал осенней сонной мухой и угодливо выдавил:
– Лучше наличными, знаете ли!
– Так ты еще и с чувством юмора? – удивился Джо. – Тогда, поехали!
Аппарат безропотно взмыл вертикально вверх. Земля стремительно удалялась. Спарки несколько мгновений благословлял небеса, что небесная твердь – всего лишь байки, а то можно было бы набить на голове здоровую шишку. В кабине азрокара резко похолодало. Спарки затянул на куртке молнию, потом лязгнул зубами – машина стремительно уносилась в стратосферу.
– Да стой ты! – Спарки отчаялся разобраться в управлении.
Аэрокар послушно завис в воздухе.
– А теперь осторожно, я повторяю, осторожненько, спускаемся! – кажется до Джо кое-что стало доходить.
Летающая тарелка медленно зашевелилась. Через полторы минуты Джон был на целый дюйм ниже.
– Можешь поторопиться! – Спарки ухмыляясь, похлопал панель перед собой.
Внизу показались улицы города. Люди останавливались, задирая носы, окидывали взглядом лихого наездника, гоняющего аэрокар вверх-вниз по вертикали и, пожав плечами, шли дальше.
До ближайшей стоянки тарелок было метра два, когда Джон решил покинуть верного коня, но аэрокар взбунтовался.
– Остановка на ходу – опасно! Остановка на ходу – опасно! – задолдонил динамик.
– Дьявол с тобой! – махнул Джо рукой. – Делай, как знаешь!
Машина вильнула, резко взяв влево. Царапнула соседний аппарат. Дернулась, теперь уже другим боком зацепив ажурную тарелочку двухместной прогулочной машины.
Металл заскрежетал. Аппарат Спарки оставил на девственно гладкой серебристой поверхности соседней машины безобразные рваные царапины.
– Ты что, по слуху паркуешься?! – возмутился Джо, представляя, что он услышит, застань его владелец тарелки.
Но, наконец, аппарат разыскал свободный посадочный круг, и, вздрогнув в последний раз, недовольно грохнулся на ворсистый газон. Очевидно, в этом сумасшедшем мире технику так вышколили, что она тут же приобретала все отвратительные черты владельца.
Спарки спрыгнул на землю. Стоянка воздушных извозчиков мало чем отличалась от места парковки автомобилей в разгар делового дня. Подходили и уходили люди.
Серьезный бизнесмен что-то выговаривал роботу-заправщику. Девушка в платье, расшитом васильками, нетерпеливо встречала идущие на посадку аэрокары. "Жених-то, наверное, того! Не спешит", – усмехнулся Спарки. Теперь стоило разузнать, как жить дальше. Но ничего узнавать не пришлось. Девушка в васильках, просияв и виляя бедрами, шагнула навстречу Джо, перекрывая выход со стоянки.
– Мистер Спаркслин? Добро пожаловать в будущее! – девушка смотрела снизу вверх, от восхищения приоткрыв рот.
Выражение неприкрытого восторга польстило.
– Здравствуйте, мисс! Я рад! – расшаркался Спарки: да и кого оставит равнодушным пара стройных ножек, чуть прикрытых подолом платья?
– Лейтенант Трейси! – осадила девица скакуна.
– Меня вы, видимо, знаете: лейтенант, вернее бывший лейтенант Спаркслин, – кисло доложил Джон. И уточнил: – Это какой век?
– Две тысячи двадцать пятый!
– Век?! – оторопел Джо.
– Нет, год, – поправила девушка и мелодично приказала: – Следуйте за мной! Вас ждет задание!
Ирония судьбы или насмешка Фортуны: двухместное оцарапанное чудо оказалось аппаратом лейтенанта Трейси.
Аэрокар помедлил.
– Машина привыкает к водителю, – пояснила Трейси, чуть повернув профиль.
– В мое время водитель привыкал к автомобилю, – пробормотал Спарки машинально: профиль лейтенанта, как не придирайся, был безупречен.
Аэрокар долго кружил над густо застроенными кварталами. Теперь, когда у Джо было время присмотреться, Лос-Анджелес все меньше и меньше походил на город его времени.
Казалось, город – новый и недавно заселенный дом. Жильцы, обманутые подрядчиком, уже въехали и теперь вынуждены спотыкаться о спутанный телефонный кабель и мирится с отсутствием горячей воды. Здания, украшенные лепниной, ажурной резьбой и колоннами, походили на старую рождественскую елку, когда праздник давно позади, гостинцы разобраны, а в поредевших иголках запутался серпантин и ненужные звезды из фольги.
Крыши, приспособленные для аэрокаров, серели аренами цирка. Улицы и тротуары, условно размеченные белым пунктиром, словно поле для гольфа, то и дело спотыкались о призрачно знакомые оранжевые люки.
– А это что? – полюбопытствовал Джон.
Трейси непонимающе подняла брови, от чего глаза еще сильнее зазеленели.
– Я говорю: люки зачем? – пояснил Спарки.
– Проказоры и разоры! – брезгливо отозвалась Трей, скривив губы.
Так хозяин, у которого завелись тараканы, вынужден сознаваться в нашествии насекомых.
Джон больше не расспрашивал. Его раздирали противоречивые чувства: будущее, о котором загадывает каждый, вот, за стеклом кабины, но глупо же спрашивать: "Как тут у вас?"
Спарки задумался, а что бы он рассказал о своем времени человеку, прожившему сто лет? Но от одного вопроса Джон не удержался:
– Трейси! Что стало с городом? Что за пустыня на горизонте?
– Там нет никакой пустыни. Мегаполис тянется через предместья к соседнему мегаполису. Весь континент связан в единую цепь, словно люди, держащиеся за руки.
Джон осторожно помолчал, выбирая слова.
– А ты была там, в других городах?
– Зачем? – искренне удивилась девушка. – Мое место, работа, развлечения – здесь, что ж мне делать в другом месте? И, потом, информационный центр мистера Бредли всегда даст полную информацию о любом городе, любой корпорации и даже о любом человеке, если это кому-то интересно. Зачем же ездить?
– Любопытно! – не сдержался Джон, но вдаваться в подробности не стал. Однако имя таинственного, вездесущего и весьма лживого мистера Бредли накрепко врезалось в память.
Трейси косилась, хмурясь и порываясь о чем-то спросить.
Аэрокар завибрировал, реагируя на неприязнь пассажиров друг к другу. Компьютер оценивал уровень напряженности эмоций, готовый вмешаться и посадить аппарат.
Но тут Трейси, дав команду на снижение, аккуратно опустилась на крышу полицейского управления – невзрачного дома, затерянного в джунглях из арматуры, стекла и бетона.
ЗАЛ С ПРИВИДЕНИЯМИ
– Не верь глазам своим! – Джон еще раз на собственной шкуре прочувствовал старую, как мир, истину.
"Ничего подобного я в жизни не видел", – подумал он едва поспевая за Трей, идущей по позолоченному лабиринту.
– Это краска так блестит?! – неосторожно полюбопытствовал Спарк.
– Нет, золото и платина надежнее как покрытия! – пояснила Трейси, попирая драгоценные металлы.
Джон прикусил себе язык, довольствуясь зрением и слухом.
Очередная дверь из платиновых пластин распахнулась при приближении Трейси. Джон замер, сдерживая сердцебиение.
Есть непостижимая притягательность в розыгрышах извращенного гения. Мы не понимаем мотивы, движущие жестоким художником, мы трусливо подсматриваем в замочную скважину за таинством творчества. А злой мальчишка, насмехаясь и ерничая, бросает нам подачки-крохи из того великолепия, которое для гения – привычная среда. Наш убогий и жалкий мир – другая сторона зеркала.
В зале, где оказался Спарк, явно безумствовал гений. То ли шальная попойка, то ли дурное настроение повлияли на него: панели стен, стыкуясь с полом нежно-розовыми бликами, уступами шли к пространству вверху. По мере того, как возносилась гигантская лестница, цвет густел, наливаясь злой кровью. Темнела краснота, неприметно переходя в багрянец.