16 марта. Свиркин
Петр отряхнул с куртки мокрый снег и нажал на кнопку звонка. В квартире художника Чечевицкого раздалась замысловатая трель.
- Входите! Не заперто! - услышал оперуполномоченный и толкнул дверь.
Споткнувшись в темном коридорчике об огромную старинную вешалку, он двинулся на голос. Большая квадратная комната с двумя высокими окнами была залита серым светом мартовского утра. В углу, на широком самодельном топчане, слегка приподняв голову, лежал хозяин. Свиркин, как загипнотизированный, уставился на пухленький животик и широкую грудь художника утыканные иглами, словно подушечка из бабушкиной шкатулки.
Круглое, по-детски чистое лицо Чечевицкого растянулось в добродушной улыбке.
- Возьмите кресло и садитесь. Мне еще десять минут так лежать… Сеанс.
Иглы в его животе-подушечке качнулись в так речи. Петру стало жутковато. Он в замешательстве оглядел полупустую комнату, в которой, кроме стеллажа с книгами, мольберта, топчана и плетеного кресла-качалки, ничего не было.
- Садитесь, пожалуйста, - проговорил Чечевицкий и закрыл глаза.
Свиркин опустился в кресло-качалку, и его ноги плавно взмыли вверх. Художник мерно дышал, забавно выпятив пухлые губы и так же мерно поднимались и опускались иглы. В комнате было тихо. Наконец, Чечевицкий открыл глаза и стал легкими движениями снимать иглы и складывать их в специальную коробочку. Движения были замедленные и вялые, будто он еще не проснулся. Сунув коробочку под подушку, художник смущенно улыбнулся.
- Сейчас я оденусь, - он похлопал по полным ляжкам, затянутым в цветное финское белье, и неторопливо зашлепал босыми ногами в сторону коридора, откуда вскоре вышел закутанный в длинный халат. - Если вы не возражаете, то пройдемся на кухню, я чай поставлю.
На кухне Чечевицкий усадил Петра за стол и, приглаживая русые, начинающие редеть волосы, задумчиво посмотрел на него:
- Мне кажется мы с вами знакомы… Извините, только не припомню как вас зовут…
Свиркин, который никогда не встречался с Чечевицким, отрекомендовался. Художник застенчиво потрогал кончик носа.
- Нда-а?.. Мне показалось, мы где-то виделись… Меня зовут Эдуард, - плавно склонил голову Чечевицкий.
- А по отчеству?
Художник стеснительно повел широкими плечами:
- Вообще-то, Евгеньевич, но я как-то привык… Зовите Эдиком. - Он подошел к подоконнику и взял трехлитровую банку с водой, в которой лежал массивный подстаканник, налил воду в чайник и зажег газовую плиту. Заметив вытянувшееся лицо оперуполномоченного, улыбнулся. - Это для здоровья. Подстаканник серебряный, а ионы серебра переходят в воду и обеззараживают ее, убивая микробов. Такая вода очень полезна для организма.
Приходя домой, Свиркин смотреть не мог на чай, столько он выпивал его во время различных бесед и опросов, и сейчас он с тоской глядел на закипающий чайник в ожидании полного стакана, а вполне возможно и двух. Кофе бы еще Петр выпил, маленькую чашечку, но кофе, почему-то предлагали реже.
Чечевицкий совсем забыл, что перед ним работник уголовного розыска и, усевшись напротив Свиркина, подпер ладонью мягкую щеку, став похожим на Карлсона, который живет на крыше.
- Так вы портрет хотели заказать? - задумчиво захлопал он серыми глазами. - С удовольствием нарисую. У вас лицо… своеобразное. Только извините, хочу заранее уведомить, что без рук - триста, с руками - четыреста.
Петр понял, что речь идет о деньгах, но не понял, почему четыреста и почему триста.
- Вы знаете, как трудно выписывать человеческие руки? - вздохнул Эдик. - Каждый палец живет своей Жизнью, у каждой руки свой характер, и все это надо передать! А пальцев десять! - Он застенчиво улыбнулся. - Вот и набавляю… Такса, извиняюсь. Все так берут.
Зашумел чайник. Чечевицкий плавно метнулся к плите.
- Воду нужно доводить до стадии белого ключа, чтобы не перекипела и не стала жесткой. Жесткая вода не очень благоприятно действует на организм.
Когда он поставил перед Петром большущий бокал, тот поднял голову:
- Я, собственно., по поводу Ершова…
Лицо художника потускнело, глаза подернулись легкой грустью.
- Вас интересует Саша? Позвольте спросить, почему?
- У нас есть некоторые сомнения…
Чечевицкий замолчал, как бы обдумывая сказанное, потом тихо ответил:
- Да-а, многие считают это самоубийством, но я в это не верю. Саша был импульсивен, подвержен настроению, но не до такой же степени… Ведь у него в тот момент персональная выставка открылась. Конечно, были и такие реплики: "Нам это не понятно!" Но поиск и эксперимент в искусстве всегда встречает сопротивление, это закон творчества… Я считаю, человек, которому не понятен мифологический цикл Ершова, просто малообразован и не дорос до того уровня, когда воспринимается аллегория. Кстати, вы видели эти работы?
Свиркин сокрушенно покачал головой:
- Не довелось, они распроданы.
- Да, да, - с ноткой горечи произнес Чечевицкий, - после его смерти на выставке было не протолкнуться. Жалко, Саша этого не видел. Он бы порадовался… Работы мигом расхватали. А сколько хороших слов было сказано на закрытии выставки! Обо мне так не скажут… Разве что после смерти, - художник мечтательно прикрыл глаза, лицо заострилось, руки невольно сложились на груди, потом встряхнул головой. - Что это я?.. Так какие у вас сомнения, если не секрет?
Немного поколебавшись, Петр ответил:
- Дело в том, что вместо Ершова похоронили другого человека…
Чечевицкий натянуто улыбнулся:
- Если вы так шутите, то это некрасиво…
Свиркин горячо заверил художника, что и не думал шутить, и объяснил ситуацию.
Эдуард все еще не мог прийти в себя.
- В таком случае, где же Ершов? - с сомнением в голосе выдавил он.
- Мы не знаем, но есть версия, что Ершов убит.
- Кошмар! - медленно поднялся с табурета Чечевицкий. - Милиция, как всегда на высоте. Спустя столько месяцев приходят и сообщают, что вместо нашего друга мы похоронили неизвестно кого!
- Известно! - возмущенно вставил Свиркин.
Но Чечевицкий, не обращая на него внимания, продолжал:
- И еще утверждают, что он убит, а кто убийца, конечно, не знают, - он выразительно взглянул на Петра. - Так всегда.
Свиркин обиделся:
- Нет, не всегда! Это исключительный, случай! Ошибки могут быть в любой работе! Разве у вас их не бывает?!
Художник опешил и расслабленно замахал руками:
- Ой, простите меня, бывают и у нас ошибки… Но как-то не укладывается…
Свиркин сделал официальное лицо, будто он проглотил что-то несъедобное и настороженно прислушивается к происходящим у него внутри событиям.
- Что вы можете сказать о Сорнякове? - по-деловому спросил он.
Лицо оперуполномоченного заставило Чечевицкого ответить без промедления:
- Феоктист когда-то был художником, звезд с неба не хватал, таких у нас много. Доходит до того, что у некоторых на выставкомах даже спрашивают, учились ли они вообще рисовать. Феоктист когда-то учился. Рисовал. Потом, запил. Сейчас - вконец опустившийся человек, из Союза художников его исключили за хулиганство, - Эдуард понизил голос, - он помочился где-то в общественном месте. "Яблочное", знаете ли, мочегонный эффект дает… Так говорят. А Феоктист только на людях водку или коньяк пьет…
- Мог Сорняков затаить злобу на Ершова? - спросил Петр.
Чечевицкий удивленно воззрился за него:
- Вы имеете в виду инцидент в правлении?
Петр кивнул.
- Возможно, мог затаить злобу, - неуверенно протянул художник, - но чтобы убить… А почему вы думаете, что Сашу убили?
Петр веско ответил:
- Есть основания. Сами подумайте: человека уже столько месяцев нет, и никому неизвестно, что с ним.
- Действительно странно… На пороге славы… Прямо какая-то аналогия с Модильяни…
- С кем?
- С Модильяни, - задумчиво повторил Чечевицкий.
Свиркин с интересом выслушал рассказ художника о судьбе Модильяни, и уже потом, шлепая по раскисшему снегу, решил непременно зайти в библиотеку в взять что-нибудь об этом итальянце.
16 марта. Снегирев
Раннее утро. Семен, озябший в ожидании дворника, энергично топая, поднимался в квартиру директора овощного магазина Белянчикова. Заспанный дворник, не совсем понимая, для чего он понадобился работникам милиции, ворча, шел впереди. Понятые, оживленно переговариваясь, шли рядом. Эксперт-криминалист Глухов, позевывая и чертыхаясь, что его так рано подняли с постели и заставили заниматься не своим делом, пыхтел сзади.
Из-за двери послышалось сдерживаемое дыхание.
- Кто там? - пропел приятный мужской голос. Снегирев глянул на дворника. Тот кашлянул и неестественно-хриплым голосом произнес.
- Я это, Игорь Архипович. Кузьма, дворник местный. Тут такое дело… Машина ваша оказалась открытая. Я снег скребу, вижу, а она открытая. Пойду, думаю, скажу.
Семен одобрительно кивнул. Тут же загремели замки, забрякали цепочки и дверь приоткрылась. Седой мужчина в майке, туго натянутой на твердом брюшке, и зеленых, усыпанных ромашками трусах, настороженно смотрел острыми глазками, прячущимися под густыми бровями. Снегирев решительно втиснулся в прихожую, оттеснив хозяина:
- Милиция.
- Я не понимаю, - нервно поддернул трусы Белянчиков.
- Обыск, - пояснил Снегирев, широко открывая дверь.
В прихожую гурьбой ввалились понятые, дворник и эксперт. Кузьма робко переминался с ноги на ногу, оглядываясь на оставленные его большими, на резиновом ходу, валенками мокрые следы.
- Ты, дядя, проходи, не стесняйся, - подбодрил его Глухов, который был отнюдь не моложе дворника, - ты же у нас представитель ЖЭУ.
Не дожидаясь приглашения опешившего хозяина, все прошли в комнату.
- Вот это Лувр! - присвистнул Сергей Петрович Глухов, оглядывая стены, увешанные картинами, и дорогой гарнитур. - Семен Павлович, как говорит одна моя знакомая дама, ОБХСС давно пора пост у мебельного магазина организовать: как кто подобный гарнитурчик берет, ею сразу в кутузку. - Глухов хохотнул. - Это она, конечно, загнула, такой гарнитур и на трудовые доходы купить можно…
Понятые вежливо хихикнули. Дворник, открыв рот, замер перед полотном, на котором была изображена обнаженная женщина с искаженными пропорциями фигуры. Белянчиков суетливо перебегал от стены к стене, то и дело беспокойно поддергивая трусы.
- Игорь Архипович, - мягко улыбнулся Снегирев, - вы бы хоть брюки надели.
Белянчиков непонимающе посмотрел на него, бросил озадаченный взгляд на свои голые ноги и стремглав выскочил в другую комнату. Семен последовал за ним.
- Товарищ дворник, не забывайте свои обязанности, - громко сказал Глухов.
Кузьма вздрогнул и воровато оглянулся:
- Тьфу, нарисуют же…
В хорошо сшитом костюме, темно-синего цвета и кремовой сорочке с галстуком Игорь Архипович уже не выглядел беспокойно. Изобразив поджатыми губами подобие улыбки, он поинтересовался:
- Чем обязан столь раннему визиту?
Снегирев, как хорошо воспитанный человек тоже улыбнулся:
- Вашей преступной деятельности, - и, не обращая внимания на поползшие вверх кустистые брови Белянчикова, добавил, - сейчас мы произведем у вас обыск, вот постановление следователя Ильина.
Белянчиков мельком глянул на красную прокурорскую печать в левом углу постановления и пожал плечами:
- Ваше право… Но я не понимаю в чем меня обвиняют, и каким образом этот Ильин собирается доказывать мою предполагаемую преступную деятельность?
- Во избежание недоразумений информирую: Узбекистан, апельсины, название одной африканской страны на маленьком бумажном ромбике, - пояснил Семен.
- Грузите апельсины бочками, тэчэка, братья Карамазовы, - подхватил Глухов.
Директор магазина повернулся к нему всем корпусом:
- Не надо цитировать этих писателей, мне не нравится их скомороший юмор.
- Гражданин не понимает юмора, - грустно буркнул эксперт. - Тогда приступим, товарищ оперативный уполномоченный, - он взвел затвор фотоаппарата, направил объектив на стену и, не отрывая глаза от видоискателя, растерянно произнес. - Похоже, Айвазовский?!
- Похоже, - немного озадаченный познаниями эксперта, процедил Белянчиков.
- Сколько же вы отдали за эту картину? - спросил Снегирев.
- Коллекционеры предпочитают не распространяться на эту тему, - спокойно ответил Игорь Архипович.
- А это чьи работы? - остановившись перед акварелями, полюбопытствовал Глухов.
- Бухарова, мне импонирует его манера, особенно хороши его обнаженные.
- Понятное дело, - подал голос Кузьма.
Игорь Архипович смерил его взглядом, и тот задумчиво уставился на кончик валенка. Глухов продолжал осмотр "картинной Галереи".
- О-о-о, у вас тут много работ наших земляков, - чуточку удивленно протянул он. - Грицюк, Гороховский-старший, Коньков, Шуриц…
Снегирев прислушался.
- Может, у вас и работы Ершова есть? - спросил он.
Белянчиков настороженно стрельнул глазами и распустил галстук, словно в квартире стало жарко. Снегирев ждал ответа. Игорь Архипович сообразил, что молчание не лучшая реакция, и, пожевав тонкими губами, с деланным хладнокровием, отозвался:
- Есть одна, на даче. Я Ершову заказывал свой портрет. Но вы сейчас туда не попадете: снег тает, слякоть. - Белянчиков опустился в кресло и закурил. - Мне скоро на работу, так что, пожалуйста, поторопитесь с обыском.
Снегирев внял его совету, попросил понятых быть внимательными и подошел к серванту…
16 марта. Вязьмикин
Спустившись по крутой, изъеденной временем и множеством ног лестнице, Роман оказался перед обшарпанной дверью. Здесь находилось пристанище художнике Сорнякова. Оперуполномоченный деликатно постучал Дверь, простонав несмазанными шарнирами, медленно приоткрылась. В нос ударил застоявшийся аромат табачного дыма и алкогольного перегара. Придерживаясь одной руной за шершавую стену, а другую выставив перед собой, Вязьмикин двинулся к смутно серевшему дверному проему, нащупал у косяка выключатель и нажал клавишу. Загудели лампы дневного света, выхватив из полумрака давно не беленые стены.
Прямо под маленьким окошечком, затянутым по углам паутиной, на кровати с ржавыми спинками, навзничь лежал человек. Его крупная голова была неестественно запрокинута, глаза из-под неплотно прикрытых век неподвижно смотрели на изборожденный сетью трещин потолок. Синюшного цвета лицо, с как бы вырубленными топором чертами, покрывала недельная сизая щетина. Из приоткрытого рта вывалился бледный кончик языка. Рука безвольно свисала с постели.
Вязьмикин осторожно приблизился к кровати. Веко лежащего вздрогнуло и поползло вверх. Роман отшатнулся. Так же медленно открылся и другой глаз. Потрескавшиеся губы с усилием зашевелились:
- П-шел…
Роман брезгливо поморщился.
- У-у-у, - рука Сорнякова вяло сложилась в "козу", - забирай пор-т-р-рет… и катись… - на эту фразу он потратил остатки сил, рука снова упала на пол, веки поползли вниз.
Вязьмикин взглянул на мольберт. Свиной пятак, маленькие белесые глазки, зеленые бесформенные уши на волосатой физиономии, аккуратненькие рожки.
- Своеобразное виденье, - пробасил Роман и пошел вызывать "Скорую помощь".
16 марта
Едва я вернулся с обыска на даче Белянчикова, в кабинет вкатился Снегирев. Я никак не отреагировал на его появление. Это озадачило Семена. Он проследил за моим взглядом. На ручке сейфа, чуть косо, висел портрет неизвестного мне гражданина работы художника Ершова. О том, что работа выполнена Ершовым говорила его подпись в нижнем правом углу, а кто изображен в полный рост я мог только догадываться.
- О! Игорь Архипович! - подтвердил мое предположение Семен. - Если желаешь взглянуть на него живьем, так он в дежурке отдыхает.
- Желаю, не желаю, а допрашивать придется, - ответил я, продолжая изучать лицо Белянчикова, ярко освещенное безжалостным лучом солнца, который сквозь маску внешней благопристойности высвечивал едва уловимые черты порока.
- Н-да-а… И это весь твой улов? Стоило ехать по такой распутице?! - проговорил Снегирев, вываливая из портфеля пачки облигаций, сторублевых купюр, коробочки с золотыми изделиями, пробирки с драгоценными камнями и другое богатство директора овощного магазина.
Я не обратил внимания на иронию, прозвучавшую в его голосе, и скромно положил рядом с "уловом" оперативника потрепанную амбарную книгу. Наверное, из меня получился бы неплохой массовик-затейник, так как по моим вялым, многозначительным движениям Снегирев сразу понял: в книге что-то ость, и принялся лихорадочно листать ее.
- Не ожидал от Игоря Архиповича! - воскликнул он. - Тут целая бухгалтерия его доходов и расходов! И даже то, что мне не известно. - Семен хмыкнул. - Кроме овощных афер и сделки с картинами дотошно записаны… Так он еще и картинами спекулировал!.. Что же это он так неосторожно?! Практически здесь вся его преступная деятельность за двадцать лет…
- Почему неосторожно? - возразил я. - Сколько жуликов знаю, все "черную" бухгалтерию ведут. Иначе им концы с концами не свести, запутаются… - Ты знаешь, где я нашел эту книгу?.. В выгребной яме! Белянчиков ее в полиэтиленовый пакет упаковал и на веревочке туда опустил.
Снегирев брезгливо повел носом. Операция по извлечению амбарной книги мне тоже не доставила особого удовольствия, но я утешил себя и Семена:
- Зато какие доказательства!
- Это точно, - продолжая изучать записи Белянчикова, проговорил Семен. - Игорь Архипович даже грузчиков из своего магазина к искусству приобщил. Смотри, девятого марта у Горубнова и Долгих приобретена за пятьсот рублей работа Ершова "Портрет жены".
Дата приобретения картины насторожила меня. В памяти всплыл разговор со следователем Ситниковым о квартирной краже.
- А при чем здесь грузчики? - быстро спросил я.
- Как при чем? Эти двое работают у Белянчикова в магазине.
- Интересно бы с ними поговорить, - набирая номер телефона магазина, произнес я.
Грузчиков на рабочем месте не оказалось. "Запили, наверное, уже второй день нет", - пояснила заместитель директора.
Нудно загудел телефон внутренней связи. Переговорив с дежурным по райотделу, я в сердцах бросил трубку?
- Вот незадача! У Белянчикова инфаркт, "скорая" его увезла.
- Болезнь века, - многозначительно произнес Семен, - удивляюсь, как Игорь Архипович его раньше не получил, при такой-то эмоциональной нагрузке… Ох, не хотел бы я быть жуликом.