Накануне второго заседания по делу Зухры выяснилось, что у нас появился новый свидетель. Одна девушка из ее отдела как раз уволилась, поэтому больше не боялась давать показания против директора. Ее удалось уговорить прийти в суд (визит в такие учреждения всегда малоприятен, и отнюдь не все добровольно туда являются).
Так что я подготовила заявление о вызове свидетеля и направилась в суд в приподнятом настроении. Не по-зимнему теплое солнце светило вовсю, изливая на землю целые потоки тепла. Можно подумать, что на улице март, только холодный ветер нагло лез под шубу…
Судья была явно раздосадована, что о мировом соглашении речь даже не шла, поэтому изгалялась вовсю.
Начали мы, естественно, с допроса сторон.
Зухра кратко, как я ей и велела, изложила обстоятельства увольнения, а также описала характер ее взаимоотношений с Зурагом Муддсоном и нынешнюю нелегкую ситуацию.
- Так вы настаиваете, что ответчик - отец вашего ребенка? - поинтересовалась судья. Это не имело особого отношения к предмету спора, но ей, видимо, стало любопытно.
- Да, ваша честь. - Кивнула Зухра, только добела стиснутые пальцы выдавали ее волнение.
- И вы сообщили об этом ответчику семнадцатого декабря?
- Да. - Подтвердила она, кивая для убедительности.
- Можно вопрос, ваша честь? - поднялся представитель ответчика.
- Конечно. - Благосклонно кивнула судья.
- Скажите, вы сообщили об этом ответчику в присутствии свидетелей? - обратился он к моей клиентке.
- Нет, мы были одни. - Тихо признала Зухра.
- То есть никто не может подтвердить, что такой разговор состоялся? - продолжил напирать мой коллега.
- Возражаю. - Вскочила с места я. - Истица не утверждала, что при разговоре присутствовали свидетели. Нет необходимости повторно уточнять этот момент.
- Согласна. Вопрос отклонен. - Неохотно решила судья. - Есть еще вопросы?
- Да, ваша честь. - Нужно было срочно изменить произведенное впечатление. - Скажите, Зухра, ответчик предлагал вам решить дело миром?
- Нет. - Покачала головой она.
- У меня больше нет вопросов. - Заявила я и села на место. Не оказалось вопросов и у представителя ответчика. В данном случае ему проще - достаточно не признавать, что ответчик знал о беременности истицы. А доказывать факт сообщения об этом придется нам.
"Стороны обязаны доказать те обстоятельства, на которые они ссылаются в обоснование своих требований!" - так гласит норма Гражданско-процессуального кодекса.
Далее мы перешли к допросу ответчика, который очевидно не впервые участвовал в судебном рассмотрении, так что держался уверенно, мастерски формулируя полуправдивые ответы.
- Объясните, почему вы не признаете иск? - устало поинтересовалась судья, морщась и потирая висок.
Рассматривать дело ей явно не хотелось (даже меня третировать, похоже, надоело), но оснований для переноса заседания не нашлось.
- Конечно, не признаю, - степенно ответил гном. - Как это так - она на работу не ходит, прогуливает, а ей зарплату платить надо?!
Зухра дернулась и уже открыла рот.
- Успокойтесь немедленно! - прошипела я.
То ли мой тон, то ли привычка слушаться повлияли на несчастную орчанку, и она сжала зубы, пытаясь сдержать рвущийся протест.
- Скажите, вы признаете себя отцом ребенка? - поинтересовалась судья.
- Не могу ответить. Я не знаю достоверно, кто отец ребенка истицы. - Выдал гном очевидно заранее подготовленную фразу.
Можно подумать, возле спальни Зухры прямо очередь стояла!
В целом рассказ господина Муддсона казался достаточно складным и правдоподобным. Будучи директором завода, он научился избегать прямой лжи, обходясь обтекаемыми фразами типа: "Не помню, достоверно знать не могу".
Очень немногие гномы способны лгать под присягой. Одним из незыблемых принципов этой расы считается пресловутое: "Закон строг, но это закон". При иных обстоятельствах еще куда ни шло, хоть вранье у них очень не приветствуется. Однако в суде, поклявшись говорить правду, гномы практически не способны лгать, и это общеизвестно. Вот только ни истец, ни ответчик к присяге не приводятся и не обязаны говорить правду. Впрочем, иначе не было бы большей части гражданских дел - слишком часто стороны хитрят и подтасовывают факты в свою пользу.
Так или иначе, но лавировал гном мастерски, сбить его с толку никак не получалось.
Орчанка настолько возмутилась, что даже забыла о подобающей кротости. Но устраивать разборки судья точно не позволила бы, так что пришлось уговаривать Зухру вести себя прилично.
- У сторон явились свидетели? - скучающе поинтересовалась судья.
Кажется, эта драма ей поднадоела.
- Да, ваша честь! - подтвердила я.
Я готовилась отстаивать право на допрос нового свидетеля, однако это не понадобилось. Кажется, представитель ответчика вообще не заметил замены.
Новые правила гражданского процесса гласят, что все доказательства должны быть заявлены в предварительном заседании, однако в законе есть оговорка: по уважительным причинам это требование может быть нарушено. Практика показывает, что отказ судьи изучить все доказательства впоследствии приводит к пересмотру решения в апелляции из-за недостаточного изучения обстоятельств дела.
Свидетель, Наталья Белова, оказалась молодой блондинкой, похожей на мягкую плюшевую игрушку.
- Что вам известно об обстоятельствах дела? - Начала судья, установив личность и приведя госпожу Белову к присяге.
Кстати говоря, некоторые судьи предпочитают самостоятельно вести допрос, а другие предоставляют это сторонам.
- Ну, Зухра работала у нас секретарем. - Свидетель нервно теребила прядь волос, но говорила довольно спокойно. - Нормальная девочка, вежливая и умная. У нее роман с директором был, об этом все шушукались. У нас, знаете, женский коллектив, все на глазах. Тайны не сохранишь. - Она усмехнулась, видимо, вспоминая какие-то интересные секреты. - Ну, все и знали, но молчали, конечно. Не знаю, кто рассказал обо всем его женушке, но она явилась на завод и устроила форменный скандал. Я как раз в приемной была, да и девчонки все слышали. Там и прислушиваться не пришлось, вопли на всю округу разносились. Ну и все, вроде.
Она умолкла, поправила волосы и уставилась на судью, явно стараясь не смотреть на побагровевшего господина Муддсона.
- Задавайте вопросы свидетелю. - Предложила мне судья.
- Скажите, что именно кричала госпожа Муддсон? - поинтересовалась я, ободряюще улыбаясь Наталье.
- Ну, она кричала, что мол, Зухра… - она запнулась, видимо, подбирая цензурные эквиваленты ругательных высказываний гномки. - В общем, сказала, что Зухра нехорошая женщина, отбивает чужих мужей. И что ребенок будет незаконный, так что Зухра ничего не получит. Так и сказала, мол, убирайся, ты больше здесь работать не будешь.
- Она говорила это в присутствии господина Зурага Муддсона? - уточнила я.
- Да, это же в его кабинете было. - Подтвердила свидетель и неодобрительно поджала губы. - Можно подумать, это Зухра за ним охотилась! Да он как ее увидел, только и думал, как бы ей юбку задрать. Прям слюной истекал!
- Нет вопросов. - Улыбнулась я.
- У меня есть вопрос. - Торопливо вклинился представитель ответчика.
- Спрашивайте. - Кивнула судья.
- Скажите, в тот день истица отсутствовала на работе после обеда?
- Да, она ушла потом.
- Нет вопросов. - Торжествующе объявил он. - Хочу обратить внимание суда, что истица действительно прогуляла тот день.
- Разрешите пояснить, ваша честь? - Снова вскочила я, и после разрешения судьи продолжила: - Моя клиентка ушла с работы с согласия ответчика, своего непосредственного руководителя. Кроме того, свидетель Белова подтвердила, что ответчик знал о беременности истицы, следовательно, он сознательно нарушил закон. Впрочем, - насмешливо улыбнулась я. - Если необходимо, можно вызвать саму госпожу Муддсон.
Я била наверняка - вряд ли почтенная гномка посмеет прямо солгать под присягой.
- Ваша честь, прошу объявить пятнадцатиминутный перерыв. - Хмуро попросил представитель ответчика, переглянувшись со своим доверителем. Надо думать, они попробуют обойтись малой кровью.
- С какой целью? - Недовольно поинтересовалась судья. Растягивать процесс ей определенно не улыбалось.
- Возможно, мы договоримся миром. - Пробормотал представитель ответчика.
Конечно, судья возрадовалась такой перспективе и охотно объявила перерыв.
Немного поторговавшись, мы действительно пришли к компромиссу. Правда, пришлось согласиться на меньшую компенсацию морального вреда, зато дело закончилось быстро и благополучно. Судья с нескрываемым облегчением утвердила текст мирового соглашения, тут же набросанный мной от руки, и мы вышли из зала.
- Госпожа Анна, а что теперь? - взволнованно спросила Зухра. - Что с ребенком будет?
Я ее успокоила и объяснила, что она имеет полное право впоследствии подать иск об установлении отцовства. Также я выслушала благодарности и отказалась от премии, которую пыталась совать мне Зухра. Хотя гном обязался выплатить немалую сумму, эти деньги матери-одиночке очень пригодятся.
Выйдя из здания, я взглянула на часы и тихо выругалась: вся эта катавасия заняла уйму времени, так что я уже бессовестно опаздывала. Мама наверняка уже не раз звонила.
Я включила телефон. Так и есть, пять пропущенных вызовов!
- Мам, привет! - скороговоркой начала я, когда она взяла трубку. - Извини, я была в заседании. Сейчас словлю такси и приеду. Извинись за меня, ладно?
- Не надо никуда ехать! - возразила мама и вздохнула. Олег заболел, его увезли в инфекционное отделение.
- Что-то серьезное? - встревожилась я.
- Не особо. Ветрянка. - Объяснила она. - Но я не могу долго говорить, давай позже созвонимся.
- Ладно!
Повесив трубку, я осознала, что в моем плотном графике внезапно образовался просвет. Разумеется, вряд ли можно радоваться болезни дяди Олега, но зато теперь я могу поехать к Шемитту. Честно говоря, с некоторых пор общество Медведевых меня несколько напрягало…
Вызвав такси, я велела шоферу ехать в Вилийские горы. Мелькнула мысль предварительно позвонить, но какой смысл? Шемитт упоминал, что собирается провести выходные дома. В крайнем случае, у меня есть ключ, так что куковать перед входом не придется.
Дорога казалась бесконечной. Сегодня меня не занимали горные пейзажи. Остатки адреналина от судебного сражения горячили кровь, а грудь распирало предвкушение нескольких дней с любимым. К сожалению, в последнее время мы редко виделись - наши выходные не совпадали.
Расплатившись за поездку и выйдя из такси, я поспешно направилась к пещере. Погода мало подходила для прогулок в горах, но это было не столь важно.
Я вихрем ворвалась в благоустроенную пещеру дракона. Безусловно, Шемитт будет очень рад меня видеть.
Быстро миновав анфиладу небольших пещер, я добралась до спальни.
Предвкушение приятного уик-энда заставляло меня мечтательно улыбаться. Фрейя, как же я соскучилась!
Радостное приветствие застыло на губах - мой визит явно оказался несвоевременным.
Небольшая пещерка, освещенная лишь десятком горящих свечей, застеленная жемчужно-серым покрывалом постель, на которой шевелюра Шемитта выделялась, словно пролитое вино… И он сам, навалившийся на молочно-белую женскую фигуру.
Тихий смех, мягкий золотистый свет, щекочущий нос пряный запах, и вечный, как мир, танец двух тел…
Замерев на пороге, я несколько мгновений смотрела на них. Все это было как в кино - и, бесспорно, реальным.
Повернулась и бросилась прочь, не разбирая дороги.
Похоже, увлеченные своим делом двое так меня и не заметили.
Толком не соображая, что делаю, я вышла из пещеры и вызвала такси (наверное, оператор приняла меня за сумасшедшую, ведь я совсем недавно отпустила машину).
Следующую четверть часа я простояла как статуя. В голове мелькали обрывки мыслей, дышать было тяжело, а каждое движение отдавалось острой болью в груди.
Так странно: все вокруг по-прежнему напоено тихим умиротворением. Старые горы, голубизна небес, теплые лучи Соль… А мне хотелось кричать в голос, рыдать, с кулаками наброситься на Шемитта…
Едва подъехало такси, как из-за поворота показался еще один автомобиль. Сегодня в окрестностях необычайно многолюдно!
Впрочем, почти сразу я узнала сидящего за рулем Малета. Судя по его смущению и замешательству, он был прекрасно осведомлен, с кем и чем сейчас занимается его хозяин.
Очевидно, Малет мне даже сочувствовал, и от этого почему-то стало еще больнее.
Я нырнула в такси и прошипела сквозь стиснутые зубы:
- Поехали!
Водитель странно на меня покосился, но послушался.
Обратной дороги я не помню. Просто вдруг оказалась в своей квартире, а вокруг перепугано суетился Нат.
Он уложил меня в постель, укутал одеялом, заставил выпить кружку теплого молока с медом. И вышел на цыпочках, как в детстве, оставив горящим ночник.
Однако сон не шел. В голове не умещалось то, чему я стала сегодня свидетельницей.
Я горько усмехнулась. Привычка выражаться обтекаемо не подвела меня и сейчас. Нужно называть вещи своими словами: я застала Шемитта с другой женщиной.
Боги, как дико! Как просто, банально и пошло… Почему-то никто до последнего не верит, что это может случиться с ним. Я чувствовала себя как герой бородатых анекдотов про мужа, неожиданно вернувшегося из командировки. И от нелепости ситуации хотелось кричать.
Я так и лежала, глядя в потолок совершенно сухими глазами. Слез не было - ни от злости, ни от обиды. А в темноте, как в кинотеатре, вновь и вновь вставала увиденная сцена.
По сути, Шемитт мне не лгал: не клялся в любви, не обещал верности до гроба. Он никогда не скрывал, что я для него - добыча. Почему же тогда мне так больно?
Быть может, я заигралась, но наши отношения стали для меня не просто приятным времяпрепровождением.
Очень хотелось разбить что-нибудь вдребезги или хотя бы разрыдаться. Но не получалось. Во рту стоял противный горький привкус…
Боги, милосердные мои боги! Как унизительно…
Проснувшись утром, я заставила себя встать с постели. Чашка обжигающе горячего кофе, подсунутого сострадательным Натом, почти примирила меня с реальностью. По-прежнему было поганого, но лучше не станет, если я позволю себе окончательно раскиснуть.
У Ната хватило ума и совести ни о чем меня не расспрашивать. Он каким-то шестым чувством понял, что я расстроена из-за Шемитта, но с утешениями не лез и не злорадствовал. Подозреваю, что он отключил телефоны и дверной звонок, чтобы меня никто не беспокоил…
Однако к понедельнику я все еще не подготовилась к разговору с Шемиттом. Его помощник не мог не сообщить о моем визите патрону, а выводы из этого сделать несложно.
Терпеть не могу выяснять отношения с мужчинами, проще не брать трубку. Отказаться видеть и слышать, вычеркнуть из памяти и жизни. Если бы это действительно было так просто!
От мысли, что Шемитт может явиться ко мне домой, или, упаси Один, в консультацию, к горлу подкатывал комок и наваливалась какая-то свинцовая усталость…
К тому же подозреваю, что Нат вполне мог броситься бить морду дракону, невзирая на разницу в весовых категориях. Надо думать, битва получилась бы впечатляющей: похожий на плюшевого медвежонка Нат с яростным воплем бросается к Шемитту и… кусает его за коленку (все равно выше не дотянется, а жаль!).
Закусив губу, я внесла номер дракона в "черный список" телефона, а потом позвонила Инне…
В понедельник пришлось идти на дежурство. Поразмыслив, я не стала просить коллег меня подменить - нужно отвлечься, чтобы прекратить переваривать и пережевывать свою боль.
Надо сказать, это оказалось вполне разумное решение.
Пока я объяснила мамаше с грудным младенцем тонкости взыскания алиментов, а потом обсудила с давнишней клиенткой несправедливое решение по ее делу, боль как бы отодвинулась, превратилась в тупую.
До обеда все шло без эксцессов, но едва я заварила себе кофе, как дверь распахнулась, впуская Шемитта. Я подсудно давно ожидала его появления, но видеть его было невыносимо.
Непроницаемые огненные глаза, когда-то смотревшие на меня с такой нежностью, небрежно расчесанные вишневые волосы, которые хотелось привычно пригладить, гибкая фигура… Знакомый смолянистый запах, ласковые губы…
Немедленно прекратить!
Надавав себе по щекам (фигурально выражаясь, разумеется), я изобразила равнодушие. Полагаю, я сильно побледнела, но слой косметики в любом случае не позволял Шемитту это разглядеть.
- Здравствуй, милый. - Ласковое обращение звучало откровенной издевкой.
Он еле заметно вздрогнул, но ответил почти спокойно.
- Здравствуй, Анна.
Не дожидаясь разрешения (а может, понимая, что его не последует), Шемитт уселся напротив меня.
Некоторое время мы молчали, не глядя друг на друга, и от этой тишины хотелось плакать.
Наконец дракон нарушил молчание.
- Я хотел поговорить, - заговорил он, и запнулся, видимо, подбирая слова. - Я хотел объяснить тебе… Это ничего не значит.
- Что именно ничего не значит? - уточнила я, делая вид, что ничего не понимаю. Облегчать ему объяснение я не собиралась.
Но Шемитт отнюдь не собирался тушеваться.
- Ты прекрасно все поняла. Она ничего для меня не значит, - четко и веско произнес он. - Я люблю тебя. Но ты должна понимать, что я мужчина и дракон, и имею право…
Долгожданное признание в любви ничего не меняло, потому что грош цена такой любви.
- Имеешь право налево? - грустно скаламбурила я.
Откровенно говоря, я взбеленилась. Боги, как надоело слушать рассуждения о мужской полигамности! Ведь так удобно прикрывать инстинктами свою слабость, свое предательство.
Сильнее всего меня задел не сам факт измены. Ведь очевидно, что это не единичный случай, а я не смогу и не захочу простить такое неуважение. Быть всего лишь любимой игрушкой, одной из многих, - это не для меня.
Я стиснула руки на коленях и подняла взгляд на Шемитта.
- Между нами все кончено. - Слова падали, как комья земли на гроб. - Уходи, Шемитт. Я больше не хочу тебя видеть.
Долгую минуту мы смотрели прямо в глаза друг другу, а потом он дернул щекой, резко встал и вышел.
А я наконец расплакалась, навзрыд, как ребенок. И наплевать, что слезы хлынут по щекам вперемешку с тушью, и неважно, что в этот неловкий момент меня могут застать клиенты. Не знаю, сколько времени я плакала, но наконец рыдания иссякли. Я достала из сумочки салфетку и зеркало, и вытерла зареванное лицо. Конечно, заплаканные глаза так просто не скроешь, но можно надеяться, что до вечера меня больше никто не побеспокоит.
По всей видимости, Один сжалился надо мной, и до самого окончания дежурства дверь так и не открылась. В другой раз я бы расстроилась из-за столь неплодотворного дежурства, но сейчас только порадовалась.
Механически закрыв за собой дверь (не помню даже, заперла ли замок), я побрела домой, совершенно раздавленная.
Что же, игры с огнем редко доводят до добра.
Мы снова и снова бросаемся в костер чувств, отчаянно надеясь на лучшее. Кого-то действительно не сжигает пламя и не берет смерть. А кто-то сгорает без следа.