Чего только нельзя найти на антресолях! Подаренные давным-давно всевозможные статуэтки, гора мягких игрушек (терпеть не могу!), вышедшие из моды туфли… Вот коньки, на которых я каталась школьницей (размер определенно не мой!)… Впрочем, коньки пришлось оставить, так как домовой поднял хай, что они совсем еще не сношенные и пригодятся моей дочке. На резонный вопрос, где эта гипотетическая дочка, он упер руки в боки и заявил безапелляционно: "Будет!" Ничего не оставалось, кроме как пожать плечами и согласиться - спорить с Натом себе дороже, иначе нарвешься на лекцию: "Тебе скоро тридцать, когда ты думаешь рожать?!" Мне хватит воспитательных бесед с родителями.
Там же хранилась гора фотографий. С выцветших, а иногда даже черно-белых снимков улыбалась маленькая я с огромными бантами на голове, совсем молодые мама и папа, смотрел насупившийся брат. Как будто кусочки памяти: первый выпавший зуб и первый раз в школу, первая любовь и выпускной. И Артем - в основном серьезный и строгий, даже в детстве.
Артем… Я опустилась на пол у ящика, перебирая старые фото. Вот я бросаюсь ему на шею, размахивая только что полученным адвокатским свидетельством. Вот на практике в его больнице - Артему очень идет халат, шапочка и стетоскоп. Вот море, солнце, смеющийся Артем щурит глаза…
Не знаю, сколько я просидела над старыми альбомами. Снимки рвали сердце, напоминали о минутах счастья, звали окунуться в прошлое…
- Зачем ты с ним разругалась? - пробурчал Нат, отбирая у меня фотографии и бережно их складывая.
Я только пожала плечами: не объяснять же, что это Артем со мной разругался.
- Вы были бы такой чудесной парой… - продолжал нудить домовой.
- Нет! - отрезала я, поднимаясь. - Пожалуйста, не лезь не в свое дело!
И, ретировавшись в спальню, заперла за собой дверь. Незачем ему видеть мои слезы…
Новый день принес новые заботы: сначала скандальная коллега устроила разбор финансовой отчетности консультации, чуть не до обвинений в наглом хищении (притом совершенно смехотворных сумм!); потом пренеприятное заседание, на котором бывших друзей пришлось растаскивать; потом ознакомление с материалами дела господина Ямова…
Из суда я вышла задумчивая и мрачная. Признаюсь честно, не люблю подобные дела - любое действие моего подзащитного можно трактовать двояко. Придется либо признать вину и просить о мягком наказании, либо доказывать, что он не знал и не мог знать об истинном возрасте потерпевшей, так как был введен в заблуждение ее внешним видом и поведением. Конечно, сама девица будет все отрицать - у гоблинов весьма строгое воспитание, а на заседании обязаны присутствовать родители несовершеннолетней.
Мы с клиентом обсудили оба варианта, и он твердо решил бороться до конца. В общем-то, вполне разумно - у него определенная репутация и положение в обществе, да еще и двое взрослых детей! Полагаю, неприятно выглядеть в глазах знакомых и родни растлителем малолетних.
Жаль только, что гарантировать успешность этой линии защиты я не могла, ведь исход любого дела во многом зависит от отношения судьи, а столь специфические преступления редко вызывают сочувствие к подсудимому. По счастью, судья Ярешин достаточно адекватен и вполне может учесть обстоятельства.
Так что на первое заседания я пришла в весьма боевом настроении с уголовным кодексом наизготовку.
Суд еще только просыпался, секретари передвигались по коридорам, как рыбы в аквариуме, а затхлый воздух был наполнен ароматом растворимого кофе.
Кстати говоря, в первое судебное заседание потерпевшая не явилась, сказавшись больной. Поскольку ее присутствие пока было не обязательно, мы начали рассмотрение дела в ее отсутствие.
Выяснив личность и анкетные данные подсудимого, суд перешел к заслушиванию обвинительного заключения.
Пока прокурор бубнил под нос текст с бумажки, я от нечего делать осматривалась по сторонам. Типичный зал заседаний: обшарпанный, как будто покрытый толстым слоем пыли. Мышиная форма конвоиров, землистые лица подсудимых в клетке, грязно-оливковые стены, пепельно-седые волосы судьи… Единственное колоритное пятно - ало-голубой флаг за спиной председательствующего, но и оно словно поблекло, выцвело от всего виденного. И кажется, что подглядываешь за чужой жизнью сквозь грязное стекло…
Впрочем, живые и внимательные глаза судьи за стеклами очков враз меняли все впечатление.
Мой подзащитный явно был на грани срыва, сцепив руки в замок, он пытался успокоиться, но не слишком успешно. Он боялся даже повернуться в сторону клетки, откуда за ним с явной насмешкой наблюдали подсудимые по другим делам, приникнув к прутьям и стараясь не пропустить дармовое развлечение. В любом районном суде залов значительно меньше, чем судей, так что "завоз" из следственного изолятора весь день обретается в клетке, ожидая своей очереди… Надо сказать, обычно это производит сильное впечатление на непривычных людей и нелюдей: чаще всего начинают дрожать коленки и пропадает голос. Иззелена-бледное лицо господина Ямова свидетельствовало, что он тоже проникся и теперь мечтал лишь об одном: вымарать из прошлого ту развеселую ночь…
Позиция обвинения была проста и на первый взгляд непробиваема: подсудимый мог и должен был осознавать, что потерпевшая несовершеннолетняя. С точки зрения прокурора, это было именно так, поскольку после достижения половой зрелости внешний облик гоблинш существенно меняется.
Хотелось бы мне попросить самого прокурора различить в блестящей огнями полутьме возле ночного клуба оттенок кожи и возраст девушки! К сожалению, подобного следственного эксперимента уголовный процесс не предусматривает.
Подсудимый наконец взял себя в руки и твердо провозгласил, что вину не признает. Особой новостью ни для обвинения, ни для суда это не оказалось. Определив порядок дальнейшего исследования доказательств, судья задумчиво покусал седой ус и назначил следующее заседание…
Клиент трясся и курил бесчисленные сигареты, несвязно высказывая свои впечатления от заседания. Я не мешала: выговориться ему было необходимо.
И только убедившись, что он немного успокоился, перешла к существу вопроса.
Согласно списка лиц, подлежащих вызову в суд, основными свидетелями обвинения были подружки потерпевшей, а также охранник, который видел, как девушка села в машину. К сожалению, они могли поведать только о событиях в клубе и встрече подсудимого с потерпевшей, а о дальнейших событиях ничего не знали. К тому же подружки наверняка будут выгораживать юную гоблиншу, а охранник вряд ли толком ее запомнил - мало ли народа проходит перед его глазами за вечер!
Оспаривать сам факт интимной связи бессмысленно, к тому же у нас связаны руки показаниями, данными на предварительном следствии.
Единственное, что оставалось - это постараться доказать, потерпевшая была в таком виде и так себя вела, что ошибка подсудимого относительно ее истинного возраста была вполне понятна…
Господин Ямов припомнил, что когда он подвез девушку к калитке, из-за забора выглянула соседка, которая явно ее знала. "Я еще удивился, - говорил он, - мало того, что район совсем неподходящий для эльфийки, так еще какая-то бабуля посмела ее отчитывать!"
Разумеется, отнюдь не все эльфы обитали в хрустальных дворцах, но они в любом случае относились к сливкам общества, так что домишко в замызганном пригороде никак не годился для юной барышни. Впрочем, Ямов счел, что это жилище какой-нибудь доверенной служанки, которая помогала госпоже в любовных делах. Все мы мастера придумывать себе успокоительные отговорки!
Теперь следовало найти ту самую соседку и уговорить дать показания. Вообще-то теоретически свидетель не может отказаться, кроме строго оговоренных законом случаев. На практике же если бабуля не захочет говорить, то она настолько эффективно прикинется немощной и пораженной старческим слабоумием, что даже мне самой станет стыдно! Лучше договориться по-хорошему.
Тут следует заметить, что заявить ходатайство о допросе - это предел полномочий защитника. Никаких расследований мы не проводим, так как не имеем соответствующих прав и возможностей. Именно поэтому фильмы и книги о юристах вызывают искреннее умиление. Для реального адвоката смешно и нелепо наблюдать, как умный и талантливый герой увлеченно играет в сыщика, допрашивая свидетелей и собирая доказательства. Практика не подразумевает такого экшена! Исключительно общение с клиентами, изучение бумаг, всякие ходатайства и прочие писульки. Естественно, со свидетелями я тоже общаюсь, но ни о каком расследовании не может идти речи, можно лишь обратить внимание следователя или суда на некие нестыковки, попросить кого-нибудь допросить или истребовать нужные письменные доказательства.
Впрочем, сценаристов тоже можно понять: что интересного в банальной адвокатской практике? Описание нелепых и поучительных моментов жизни годится исключительно для жизненно-философских поучений и анекдотов.
Только лучше бы клиенты поменьше смотрели всевозможные детективы, а то потом не знаешь, что ответить на нелепые претензии типа "почему нет клятвы на Священной Книге"? Потому что нет и никогда не было! Но почему-то верят дурацким фильмам, а не мне…
Правда, господин Ямов оказался приятным исключением: всецело мне доверился и не пытался что-нибудь эдакое учудить. Если бы все клиенты так себя вели, то работать было бы значительно проще!
Мы быстро обговорили все вероятные нюансы предстоящего заседания и расстались, вполне довольные друг другом…
Второе заседание было назначено ровно через неделю.
Единственным достойным упоминания событием за это время стал веселый девичник с моей лучшей подругой, Инной, которая собралась замуж. Глядя на ее сияющее лицо, я тихо вздыхала. Следовать ее примеру не слишком хотелось, но переполняющее ее счастье вызывало какую-то щемящую светлую грусть… Но шампанское быстро смыло тоску. В результате мы хорошо повеселились, а потом Нат менял мне компрессы и бурчал что-то о вреде алкоголя.
Позвонил господин Ямов, который сообщил, что бабуля-соседка согласилась быть свидетельницей. Он также добавил, что она оказалась бойкой и говорливой. Замечательно, ведь именно такие бабули способны заметить все подробности и не тушуются под градом вопросов!
Так что на заседание я отправилась в приподнятом настроении.
В коридоре суда расположился настоящий цветник: юные гоблинши цвели и пахли. Цветочно-фруктовые сочные ароматы, блески для губ и разноцветные тени, - в сочетании со скромными нарядами девушек это производило ошеломляющее впечатление. Бедный охранник почти сразу дезертировал, сбежав из-под обстрела кокетливых взглядов, зато конвоиры чуть глаза не сломали, а подсудимые громко свистели и спотыкались на ходу…
Разумеется, среди стайки колибри обнаружился и скромный воробышек - надо думать, потерпевшая. Ее облик и поведение столь разительно отличались от остальных, что это было почти смешно. Невинная юная девушка, почти ребенок, просто земное воплощение богини Идунн: чисто умытое лицо без малейших следов косметики, скромное серое платьице, две каштановые косички… Хотелось погладить ее по голове и дать конфетку.
Я довольно улыбнулась: она все же перестаралась. Образ выверен до мельчайших деталей, но что ответит милое дитя на резонный вопрос, что оно забыло в ночном клубе? К тому же, именно в таком виде она еще больше смахивала на эльфийку, немудрено ошибиться…
Впрочем, всему свое время. Пока потерпевшая, скромно опустив глаза, отвечала на вопросы прокурора, я еще раз просмотрела список своих вопросов. Наконец, пришла моя очередь.
- Расскажите, пожалуйста, как вы были одеты в тот вечер? - с места в карьер начала я.
- Это не имеет отношения к делу! - Тут же вскочил с места прокурор.
- Поскольку внешний вид потерпевшей важен для разрешения вопроса, мог ли мой подзащитный визуально определить ее возраст, полагаю, вопрос относится к делу! - спокойно глядя на него, возразила я.
- Да вы взгляните на этого ребенка! - Патетично заявил он и театральным жестом указал на потерпевшую. - Неужели не видно, что она несовершеннолетняя?
Судья смерил ее задумчивым взглядом и усмехнулся в усы (по-моему, он тоже счел, что потерпевшая переигрывала).
- Это действительно имеет значение для дела. Отвечайте на вопрос! - решил он.
Она трогательно закусила губу, но это не подействовало.
- Я не знаю… Как обычно! - пролепетала она, часто моргая.
- Что вы подразумеваете под понятием "как обычно"? - уточнила я. Откровенно говоря, терпеть не могу тех, кто готов переложить свою ответственность на чужие плечи. - Опишите свою одежду, макияж, прическу.
В Анхлай Ангуларс явно пропадала прекрасная актриса - как по заказу потекли по щекам слезы, кончик носа трогательно покраснел…
- Да обычно, вот как сейчас!
Надо думать, судья Ярешин заинтересовался (вон как подался вперед!), надо закрепить достигнутый успех.
- Вы хотите сказать, что в тот вечер вы были одеты в такое же платье и не накрашены? - скептически поинтересовалась я, взглянув на судью.
Потерпевшая только кивнула в ответ. Хотелось бы увидеть ее в таком виде в ночном клубе! Полагаю, ее бы тогда запомнили все посетители.
- Скажите, а как вы оказались в три часа ночи возле ночного клуба? Ведь ваши подружки ушли домой значительно раньше. Вас кто-то заставил остаться? - Мой голос был почти сочувствующим.
Она отчаянно посмотрела сначала на прокурора, а потом на судью (точь-в-точь трепетная лань при виде своры псов!). Впрочем, бесполезно - Ярешина тоже интересовал этот вопрос.
- Я… я… - с трудом выговорила она, а потом горько разрыдалась.
- Запишите в протокол: потерпевшая не смогла ответить на вопрос защитника. - Хладнокровно велел судья секретарю.
Признаться, я думала, что отец потерпевшей накинется на меня с кулаками.
- Какая разница, как она была одета? Этот негодяй совратил мою девочку, и нет ему прощения! - Возопил он, вскакивая, будто подброшенный пружиной.
Полемизировать я не стала - правила поведения в заседании могут себе позволить нарушать лишь те, кто здесь не работает.
Когда Анхлай и ее родителей наконец успокоили, в зал начали по очереди приглашать подружек потерпевшей. Конечно, они единодушно подтвердили, что она являла собой образец благопристойности.
Я задавала каждой из них один и тот же вопрос: почему они отправились домой, а Анхлай осталась в клубе одна? На этом моменте они начинали мямлить, закатывать глаза и изображать дурочек (впрочем, не думаю, что им пришлось сильно напрягаться). Неувязки и недомолвки в показаниях обнаруживались все очевиднее, и судья становился все задумчивей.
Допрос охранника клуба также не принес неожиданностей. Конечно, он практически не запомнил ни потерпевшую, ни прочие обстоятельства, и мог только сообщить, что девушка сама остановила роскошную машину и добровольно в нее села.
- Скажите, а как потерпевшая выглядела в тот вечер? - уже привычно поинтересовалась я, одобрительно улыбаясь потеющему от волнения охраннику.
- Ну… - задумался он. - Как обычно!
Я едва сдержала стон. Как же надоело столь лаконичное описание ее наряда!
- Что вы подразумеваете под понятием "как обычно"?
Охранник мялся, видимо, не в силах внятно ответить на этот, в общем-то, несложный вопрос.
- Свидетель, посмотрите на потерпевшую. Она и в тот вечер была одета так же? - вмешался судья.
Охранник смерил взглядом потерпевшую и, хмыкнув, решительно покачал головой.
- Да ну, совсем не так! Девушки в клуб приходят в юбчонках коротких, на каблуках, размалеванные. А иначе я бы ее точно запомнил: к нам такие скромняги не ходят!
Что и требовалось доказать!
Судья Ярешин задумчиво разглядывал потерпевшую. Наконец, отпустив свидетеля, судья поинтересовался:
- Защитник, у вас есть ходатайства? Или переходим к исследованию письменных доказательств?
- Да, ваша честь. - Охотно подтвердила я. - Прошу допросить Ольгу Седову, она ожидает в коридоре.
Мое ходатайство было тут же удовлетворено, невзирая на слабое сопротивление прокурора, и судья приказал пригласить свидетельницу.
Остроглазая бабуля Седова перед визитом в суд явно прихорошилась: нарядный платок, новые туфли, тщательно отутюженная юбка. Похоже, бойкая бабуля из тех, кто любит контролировать соседей и обсуждать прегрешения молодежи с такими же окрестными старыми перечницами.
Она даже на стандартное предупреждение суда о том, что она обязана говорить суду правду, отреагировала своеобразно.
- Ну как же ж можно-то? Конечно, не совру ни словечка! Все-все расскажу про эту гулену! - она уничижительно посмотрела на сжавшуюся Анхлай.
- Будьте добры, изложите нам все, что вам известно об обстоятельствах данного дела, - предложил судья, вежливо склонив голову.
Правильно, таким бабулям настолько льстит уважительное отношение и готовность их слушать, что они рады выложить все до мельчайших подробностей. Преисполнившись собственным величием, она важно начала рассказывать.
Разумеется, для начала последовала долгая проповедь о нравах современной молодежи и приверженности заветам стариков. А вот дальше куда интереснее…
- Значицца, мне не спалось. Коты, негодники, под окнами так орали, ну так орали! Ну прям никакого сладу с ними нет! К моей Муське все лезут и лезут, окаянные… - эмоционально рассказывала она. По-видимому, лекции о морали и пользе воздержания приходилось слушать и несчастным животным… - Так и не дали поспать-то! Пришлось так и вставать, в пять утра-то! Делать нечего, ну, думаю, хоть посмотрю, что там у соседей творится. Вдруг воры там аль помер кто… Да только тихо было. Я уж хотела снова прилечь, как вижу: машина, да дорогущая, по всему видать! Где только деньги берут, ворье?!
Она сделала эффектную паузу, отдышалась, победно посмотрела на сникшую потерпевшую и продолжила с новыми силами.
- Да гляжу: батюшки святы, а оттуда Анхлай, вертихвостка, выскочила! - У бабули перехватило голос от возмущения. - Вот в такусенькой юбчонке. - Экспансивно показывала она на себе длину юбки (получалось чуть пониже пупка). - Да размалеванная какая! Я решила сперва, какая-то эльфа в гости приехала. Ну, думаю, а чего ж так рано, в гости-то? Но тут, она бесстыдница, заулыбалась, да еще и воздушные поцелуи своему хахалю слать начала. А потом повернулась и говорит мне: здрасти, мол, баб Ольга! Я даже спервоначалу подумала, глаза меня подводят - не Анхлай это! Я ее такой расфуфыренной и не видела никогда. Да еще и лицо так выкрашено, что прям не узнать. Прям взрослая фифа какая, а сама ж еще только-только пешком под стол ходила! - На этом эмоциональном высказывании бабуля завершила свой монолог и ожидающе уставилась на судью.
По-моему, она ожидала, что он немедленно накажет безнравственную Анхлай. Боюсь даже предположить, каким образом, по-моему, тут поможет только порка… Представив Ярешина, с ремнем наперевес подступающего к гоблинше, я с трудом спрятала улыбку.
- Защитник, у вас есть вопросы к свидетельнице? - кажется, судья тоже искренне веселился.
- Нет, ваша честь. - Браво отрапортовала я.
- Тогда мы проведем очную ставку. - Определился он. - Потерпевшая, встаньте! Скажите, все было так, как говорит свидетельница?
Анхлай только всхлипывала, закрыв лицо руками.