Земля кружила вокруг солнца, как какашка в унитазе (продолжая метафоры Элвиса), и старая добрая несчастная Земля скрипела на оси, а дыра в озоне расширялась, как вагина, которую раздвигает скромная дамочка, а деревья южных американцев, что простояли столетия, навестили бульдозер, бензопила и спички, и они высились в жирных черных клубах дыма, что ширились и расползались на крошечные завитки, и пока дым разносило ветром, в Лондоне взрывались бомбы ИРА, а на Среднем Востоке затевалась очередная война. В Африке мерли от голода черные, еще миллион заразился вирусом ВИЧ, Даллас Ковбойс снова проиграл, а Старая Голубая Луна, о которой так хорошо пели Элвис и Пэтси Кляйн, облетела вокруг Земли и встала над санаторием "Тенистая роща", пролив свои горько-сладкие, серебряно-голубые лучи на заведение, как луч фонаря, что светит сквозь прическу синеволосой девушки, а в доме престарелых ковыляло зло, как утка, которая ищет, где примоститься, а Элвис повернулся во сне и проснулся от дикого желания поссать.
"Ну ладно, - подумал Элвис. - На сей раз я справлюсь. Больше никакой мочи или дерьма в постели" (вышли бы прекрасные последние слова)
Элвис сел и свесил ноги с койки, и койка закрутилась налево, перевернулась, потом замерла. Головокружение прошло.
Элвис бросил взгляд на ходунки и вздохнул, наклонился, ухватился за ручки и приподнялся с койки, сдвинул резиновые ножки вперед и направился в туалет.
Он был в процессе дойки своей шишки с раздутым гнойником, когда услышал что-то в коридоре - какое-то скребыхание, словно большой паук ковырялся в ящике с гравием.
В коридоре всегда стоял какой-то шум, люди приходили и уходили, кричали из-за боли или смятения, но в такое время ночи, в три часа, обычно стояла мертвая тишина.
Это было не его дело, но проблема заключалась в том, что теперь он уже проснулся и успешно пописал, больше спать не хотелось; все еще вспоминал эту красотку, Калли, и медсестру (а как же ее, блин, звали?) с сиськами, как грейпфруты, и все, что они говорили.
Элвис попятился с ходунками из туалета, развернулся, выбрался в коридор. Там царил полумрак, почти все лампочки выключены, а те, что еще горели, были приглушены до водянисто-желтого, как желток яйца. Черно-белая плитка на полу напоминала огромную шахматную доску, начищенную и готовую к новой великой партии в жизнь, и на ней стоял он, скрюченная пешка, что хочет сделать ход. В дальнем крыле здания Старушка Макджи, известная как Печальный Йодлер, исполнила очередной свой знаменитый йодль (она заявляла, что в юности пела в кантри-энд-вестерн группе), потом резко замолкла. Элвис взмахнул ходунками вперед и пришел в движение. Он не выходил из своей комнаты очень давно, да и из койки вылезал не часто. Но сегодня он почувствовал себя воодушевленным, потому что не обоссался в постели, а тут снова раздался шорох - паук в ящике гравия. (Большой паук. Большой ящик. Много гравия). А идти на звук - какое-никакое, а занятие.
Элвис завернул за угол, бусины пота вскакивали у него на лбу, как волдыри от ожогов. Господи. Больше он не чувствовал воодушевления. Даже воспоминание о воодушевлении теперь стало измождающим. Но все же возвращение в палату, чтобы лежать в постели и ждать утра, чтобы потом ждать дня, а потом вечера и ночи, его не прельщало.
Он прошел мимо комнаты Джека МакЛахлина, старика, который верил, что он Джон Ф. Кеннеди и что его мозг работает на батарейках в Белом доме. Дверь к нему была открыта. Элвис, проходя мимо, заглянул, отлично зная, что Джеку не захочется его видеть. Иногда он принимал Элвиса за настоящего Элвиса, и в таких случаях пугался, заявляя, что это Элвис стоит за убийством.
Вообще-то Элвис надеялся, что Джек сегодня чувствует себя именно так. Это будет хоть какое-то признание, что он тот, кто есть, даже если это признание - вопль ужаса от чокнутого.
"Конечно, - подумал Элвис, - может, я тоже чокнутый. Может, я Себастьян Хафф, упал со сцены и сломал не только бедро, но и повредил какую-то часть мозга, которая забыла старого меня и заставила думать, что я Элвис".
Нет. В это он поверить не мог. Это они хотят, чтобы он так думал. Хотят, чтобы он поверил, что он чокнутый и не Элвис, просто какой-то унылый старпер, который когда-то жил чужой жизнью, потому что не имел своей.
Этого он не примет. Он не Себастьян Хафф. Он Элвис Чертов Аарон Гребаный Пресли, с фурункулом на хрене.
Конечно, раз он верил в это, то, может, стоило бы поверить, что и Джек был Джоном Ф. Кеннеди, а Мамаша Дилэй, другой пациент "Тенистой рощи", - Диллинджером. Но опять же - а может, и нет. У них доказательств было маловато. Он хотя бы выглядел, как постаревший больной Элвис. А Джек был черным - заявлял, что власть имущие его перекрасили, чтобы спрятать, а Мамс была женщиной и заявляла, что сделала операцию по смене пола.
Господи, это дом престарелых или дурдом?
Комната Джека была особенная. Он не хотел ни с кем делиться. Откуда-то у него водились деньги. Комната была вся забита книжками и маленькими радостями жизни. И хотя Джек мог ходить и сам, у него даже было электрическое инвалидное кресло, на котором он иногда раскатывал. Однажды Элвис видел, как тот ездит по подъездной дорожке вокруг дома, выполняя развороты и крутясь на месте.
Когда Элвис заглянул в комнату Джека, увидел, что тот лежит ничком на полу. Ночнушка Джека была задернута до шеи, а его костлявая черная задница на тусклом свете казалась сделанной из лакрицы. Элвис решил, что Джек направлялся в сральник, или возвращался оттуда, и упал. Может, сердце.
- Джек, - позвал Элвис.
Элвис проковылял в комнату, установил ходунки возле Джека, сделал глубокий вдох и отступил от них, опираясь только одной рукой. Опустился рядом с Джеком на колени, надеясь, что сможет потом подняться. Боже, но как же взвыли колени и спина.
Джек тяжело дышал. Элвис заметил шрам вдоль волос Джека, длинный, рядом с которым кожа казалась светлее, почти серой. ("Тут они и вырезали мозг, - обычно объяснял Джек, - засунули его в сраную банку. Теперь у меня в башке мешочек с песком").
Элвис тронул старика за плечо.
- Джек. Мужик, ты как?
Нет ответа.
Элвис попробовал еще раз.
- Мистер Кеннеди.
- Ух, - сказал Джек (мистер Кеннеди).
- Эй, мужик, ты на полу, - сказал Элвис.
- Неужели? А ты кто?
Элвис заколебался. Не самое лучшее время накручивать старика.
- Себастьян, - сказал он, - Себастьян Хафф.
Элвис взял Джека за плечо и перекатил на спину. Это было не сложнее, чем перевернуть желе. Теперь Джек лежал на спине. Он перевел взгляд на Элвиса. Начал говорить, заколебался. Элвис взялся за ночнушку и сумел натянуть ее до коленей, чтобы вернуть старперу хоть какое-то достоинство.
Джек наконец-то пришел в себя.
- Видел, как он сбежал в коридор? С таким еще шорохом.
- Кто?
- Тот, кого они послали.
- Кто они?
- Сам знаешь. Линдон Джонсон. Кастро. Послали кого-то добить меня. По-моему, это был сам Джонсон. Реально уродливый. Реальный чертов урод.
- Джонсон умер, - сказал Элвис.
- Это его не остановит, - ответил Джек.
Позже тем утром, когда солнце прострелило сквозь жалюзи на окне Элвиса, он заложил руки за голову и обдумывал прошедшую ночь, пока миловидная черная сестра с грейпфрутами-сиськами смазывала ему член. Он сообщил о падении Джека и пришли медбратья, чтобы вернуть того в постель, а его самого к ходункам. Он доковылял до своей комнаты (получив разнос за то, что шляется посреди ночи), чувствуя, что в дом престарелых задуло новый воздух, с запахом неизвестного, которого не было днем ранее. Сейчас он почти весь вышел, но все же ощущался, гудел на заднем фоне, как какой-то генератор, готовый перещелкнуться на режим посильнее при первом же требовании.
И Элвис был уверен, что это не его воображение. Скребыхающий звук, который он слышал ночью - Джек тоже его слышал. И что это было? Не стук ходунков, не калека, волочащий ноги, не скрип инвалидной коляски, это было что-то другое, и теперь, когда он задумался, оно казалось не совсем паучьими ножками в гравии, а скорее мотком колючей проволоки, что катился по кафелю.
Элвис так погрузился в размышления, что и забыл о медсестре, пока она не воскликнула:
- Мистер Хафф!
- Чего?.. - он увидел, что она улыбается и смотрит на свои руки. Он тоже посмотрел. Там, на одной из ее ладоней в перчатке, возлежал огромный стояк с синими венами и гнойным нарывом размером с пекан. Это был его стояк и его гнойный нарыв.
- Ах вы старый негодяй, - сказала она и мягко положила член ему между ног. - Пожалуй, вам лучше принять холодный душ, мистер Хафф.
Элвис был сражен. Впервые за долгие годы у него так встал. С чего?
А потом он понял, с чего. Он не думал о том, что член не может встать. Он думал о чем-то, что его увлекло, и теперь, когда у него в голове щелкало что-то кроме старых воспоминаний и сомнений, переживаний о следующих обеде и походе на толчок, он получил новую дозу жизни. Он улыбнулся и продемонстрировал медсестре десны и оставшиеся зубы.
- А вы сходите со мной, - сказал он, - и тогда согласен на душ.
- Глупышка, - ответила она, опустила его ночнушку, встала, сняла перчатки и бросила в мусор у его койки.
- Может, подергаете чутка, - сказал Элвис.
- Вам должно быть стыдно! - сказала медсестра, но сказала с улыбкой.
Когда она ушла, то оставила дверь открытой. Это сперва обеспокоило Элвиса, но потом он решил, что его койка под таким ракурсом, что никто ничего не увидит, а если и увидит - ну и хрен с ними. Он не собирался смотреть дареному стояку в уретру. Поднял простыню повыше, запустил под нее руки и задрал ночнушку на пузо. Ухватился за своего змея и начал душить его одной рукой, пробегая пальцем по гнойнику. Второй рукой ласкал яйца. Подумал о Присцилле и миловидной черной медсестре и дочке Быка и даже синеволосой толстой дамочке с татуировкой ЭЛВИС на попе, и дергал все сильнее и быстрее, и черт возьми, становился все тверже и тверже, и первым пролился фурункул, взорвавшись горячим гноем на ноги, а потом яйца, о которых он думал, что они уже опустели навсегда, заполнились соком и электричеством, и наконец он достиг предела. Дамба лопнула, потекло. Он услышал, как радостно кричит, и почувствовал теплую влагу, скользящую по ногам, доставшую даже до пальцев.
- О боже, - сказал он тихо. - Хорошо. Хорошо.
Закрыл глаза и уснул. И впервые за долгое время - не урывками.
Время обеда. Столовая "Тенистой рощи".
Элвис сел за стол с подносом пареных моркови и брокколи и ростбифом. Сбоку на подносе сгрудились сухой хлеб, кружочек масла и низкий стаканчик молока. Не воодушевляет.
Рядом запихивала в нос морковь Печальный Йодлер, разглагольствуя о грехах Господа, Небесного отца, от которого во сне залетела бедняжка Мария, когда он присунул ей свой хрен, пока она храпела, и - благослови ее душу - даже ничего не поняла и не получила удовольствия, а проснулась уже с животом, полным ребенком, и без всяких воспоминаний о перепихоне.
Элвис все это уже слышал. Раньше это его коробило, речи о Боге-насильнике, но он их уже наслушался и теперь ему было все равно. Она все трещала.
Старик напротив, который носил черную маску и - иногда - белый стетсон, известный пациентам и персоналу как Кемосабе, щелкнул в пол из двух своих игрушечных пистолетов без пистонов и крикнул невидимому Тонто наклониться, чтобы прокатить его домой.
За другим концом стола Диллинджер рассказывал, сколько виски он выпил и сколько сигар выкурил, пока член не отрезали под корень, чтобы он стал ей и скрывался здесь в женском обличье. Теперь, говорил он, он больше не думает о банках или автоматах, женщинах или хороших сигарах. Теперь он думает о грязных тарелках, цвете шторок и гардин в сочетании с коврами и обоями.
Даже хотя на него вновь нахлынула депрессия, Элвис припомнил прошлую ночь и бросил взгляд вдоль стола на Джека (мистера Кеннеди), который восседал в дальнем конце. Он увидел, что старик смотрит на него так, словно только им двоим была известна какая-то тайна. Паршивое настроение Элвиса уменьшилось на деление: это настоящая загадка, и с приходом ночи он ее расследует.
Снова качнем сторону Земли с санаторием "Тенистая роща" в сторону от Солнца и снова взметнем голубую и низкую луну. Сдуем прозрачные облака с грязного черного неба. А теперь сосредоточимся на трех часах ночи.
Элвис проснулся от шума и повернул голову к его источнику. Рядом с койкой стоял Джек и смотрел на него. На Джеке был пиджак поверх ночнушки и толстые очки. Он сказал:
- Себастьян. Оно на свободе.
Элвис собрался с мыслями, слепил из них более-менее цельную аппликацию.
- Что на свободе?
- Оно, - сказал Джек. - Прислушайся.
Элвис прислушался. В коридоре раздавалось скребыхание, как в прошлую ночь. Сегодня оно напомнило гигантские крылышки саранчи, неистово бьющиеся в маленькой картонной коробке, их кончики царапают картон, режут, разрывают.
- Господи боже, что это? - спросил Элвис.
- Я думал, это Линдон Джонсон, но нет. Я отыскал доказательства, что это новый убийца.
- Убийца?
Джек наклонил ухо. Звук удалялся, затем затих.
- Сегодня у него другая цель, - сказал Джек. - Пойдем. Хочу кое-что тебе показать. Не думаю, что спать сейчас безопасно.
- Да боже мой, - сказал Элвис. - Расскажи администраторам.
- Костюмчики да накрахмаленные воротнички, - ответил Джек. - Нет уж. Я доверился им в Далласе, и смотри, куда это завело меня и мой мозг. Я думаю мешком с песком, только изредка ловлю пару волн от мозга. А кто знает, когда им вздумается отсоединить батарейку в Белом доме?
- Есть о чем волноваться, да, - сказал Элвис.
- Ну-ка послушай, - сказал Джек. - Я знаю, что ты Элвис, и ходили слухи, ну знаешь… как ты меня ненавидел. Но я много об этом думал. Если бы ты ненавидел меня - прикончил бы прошлой ночью. Все, что мне от тебя нужно - чтобы ты посмотрел мне в глаза и сказал, что не имеешь никакого отношения к тому дню в Далласе и что никогда не знал Ли Харви Освальда или Джека Руби.
Элвис уставился на него так искренне, как мог.
- Я не имею никакого отношения к Далласу и не знал ни Ли Харви Освальда, ни Джека Руби.
- Хорошо, - сказал Джек. - Можно звать тебя Элвисом, а не Себастьяном?
- Пожалуйста.
- Великолепно. Ты надеваешь очки, когда читаешь?
- Я надеваю очки, когда хочу нормально видеть, - ответил Элвис.
- Тогда захвати их и пойдем.
Элвис легко размахивал ходунками, чувствуя, что сегодня они ему не очень нужны. Он был возбужден. Джек чокнутый, а может, и сам он чокнутый, но зато у них начиналось приключение.
Они пришли в туалет для посетителей. Тот, что предназначен для мужчин.
- Заходи, - сказал Джек.
- Так, минутку, - сказал Элвис. - Ты же не заведешь меня туда, чтобы поиграться с моим хреном?
Джек уставился на него.
- Послушай, я занимался любовью с Джеки, Мэрилин и многими другими, а ты считаешь, что мне зачем-то понадобился твой дряхлый хер?
- Тоже верно, - согласился Элвис.
Они зашли в туалет. Он был просторный, с несколькими кабинками и писсуарами.
- Сюда, - сказал Джек. Подошел к одной из кабинок, толкнул дверь и отошел, чтобы освободить проход ходункам Элвиса. Элвис пролез внутрь и посмотрел туда, куда показывал Джек.
Граффити.
- И все? - спросил Элвис. - Мы расследуем скребыхание в коридоре, хотим узнать, кто напал на тебя вчера ночью, а ты показываешь мне картинки в сральнике?
- Ты приглядись, - сказал Джек.
Элвис наклонился поближе. Его глаза были уже не те, и очки, пожалуй, стоило бы сменить на получше, но он разглядел, что граффити состояло не из букв, а из простых картинок.
Дрожь, как рюмка хорошей выпивки, пронеслась по Элвису. Когда-то он был фанатичным читателем древних и эзотерических текстов, вроде "Египетской Книги Мертвых" и "Собрания сочинений Г. Ф. Лавкрафта", и он тут же узнал, на что смотрит.
- Египетские иероглифы, - произнес он.
- Тютелька в тютельку, - сказал Джек. - Эй, а ты не такой дурак, как некоторые говорят.
- Спасибо, - ответил Элвис.
Джек залез в карман пиджака и достал сложенный клочок бумаги, развернул. Прижал к стене. Элвис увидел, что он покрыт такими же картинками, как те, что были на стене в кабинке.
- Я скопировал их вчера. Пришел посрать, потому что мой туалет еще не отмыли. Увидел это на стене, вернулся к себе в комнату, поискал в книгах и расшифровал. Верхняя строчка переводится примерно так: "Фараон сосет ослиный хер". А нижняя - "Клеопатра - шлюха".
- Чего?
- Собственно, и все, - сказал Джек.
Элвис был озадачен.
- Ну ладно, - сказал он наконец. - Один из здешних многочисленных чокнутых, исключая присутствующих, воображает себя Тутанхамоном, вот и пишет на стене иероглифами. Ну и что? В смысле, какая связь? Зачем мы приперлись в туалет?
- Не знаю, как конкретно все связано, - сказал Джек. - Пока не знаю. Но это… чудовище - оно застало меня вчера спящим, и я проснулся как раз вовремя, чтобы… в общем, он повалил меня на пол и присосался ртом к моей заднице.
- Говноед? - предположил Элвис.
- Не думаю, - ответил Джек. - Ему была нужна моя душа. Ее можно извлечь из любого отверстия в теле человека. Я про это читал.
- Где? - спросил Элвис. - В "Хастлере"?
- "Настольная книга о душе для мужчин и женщин" Дэвида Уэбба. Там в конце есть еще неплохие рецензии на фильмы о похищенных душах.
- О, надежный источник, - сказал Элвис.
Они вернулись в комнату Джека, сели на кровать и просмотрели его книги по астрологии, убийству Кеннеди и несколько эзотерических томов, включая философский труд "Настольная книга о душе для мужчин и женщин".
Элвис нашел эту книгу особенно любопытной; там обозначалось, что у людей не только есть душа, но что ее можно украсть, и еще были разделы о вампирах, гулях, инкубах и суккубах, как и о различных поедателях душ. Вывод был такой: если рядом есть такой чувак, то следи за своими основными отверстиями. Ртом. Носом. Задницей. Если ты женщина, то работы тебе прибавлялось. Уретры или уши - мужские или женские - не считались. Там душу не найти. Почему-то они не были основными отверстиями.
На задней обложке был список товаров, связанных и несвязанных с книжкой. Маленькие пластмассовые пирамиды. Шляпы, которые надеваешь, чтобы передавать мысли. Подсознательные аудиозаписи, которые помогают выучить арабский. Доставка бесплатная.
- В этой книге собраны все поедатели душ, кроме политиков и фанатов научной фантастики, - сказал Джек. - И по-моему, такой у нас и завелся в "Тенистой роще". Поедатель душ. Открой раздел про Египет.