- О, разумеется! Если бы я была жестоким человеком, я бы сказала вам: уважаемый следователь, попадите в такую ситуацию, как у него, встаньте на край бездны в тридцать лет, и вот тогда проявите свою волю: будьте положительным, делайте по утрам зарядку, помогайте малоимущим, что там еще... Выучите китайский, наконец... Конечно, стать наркоманом в ситуации Горика - это самое неразумное, что только можно представить. Но... Как объяснить ему, во имя чего надо отказываться от периодического забвения? Я люблю слова и знаю много слов, но на такие объяснения у меня их не хватает.
- Значит, "подвержены фатализму" - это все-таки правильный термин?
- Государство всегда право...
- Вы помните тот вечер, когда убили Елену? - спросил следователь.
- Разумеется! Это ведь был день обнаружения кражи - первый день, когда вы появились.
- Мне очень приятно, что вы помните день, когда я появился.
- Мы будем говорить об этом?
- Какой у вас язык!.. Ну ладно, мне сказали, вы первой ушли с работы.
- Подождите! - воскликнула я. - Конечно, я все вспомнила. Инна запорола отчет и попросила Горика ей помочь. Фактически она наняла его за тридцать тысяч.
- Он помог? - спросил Гергиев.
- Ну да... Хотя... Утром он все уничтожил, потому что оказалось, что деньги она ему не перевела... Он должен был сидеть в корпорации, когда убивали Елену!
- Нет, он ушел в десять минут шестого. Это показала электронная система контроля.
- Тоже понятно. Инна дала ему свой код, и он решил, наверное, поработать дома. Да, это удобнее.
"Что сделает наркоман, внезапно получивший тридцать тысяч? - подумала я. - Он ушел с работы, чтобы купить дозу! Отчет он решил переделать потом, ночью или утром, на домашнем компьютере! Вот дурак! Но ведь денег она не заплатила..."
- Вы меня слышите? - спросил Гергиев. - Сегодня на допросе мы вживили ему чип. А он ударился в бега! Наивный парень.
- Но вы ведь видите, где он?
- Да, он едет к вам... У меня просьба: когда он зайдет, не закрывайте дверь.
Голос Гергиева стал серьезным. Даже через провода я почувствовала: то, что этот красавчик был милым со мной все последнее время, вовсе не означает, что он милый. Сейчас из трубки прозвучали такие интонации, что рука к ней примерзла.
- А вот и он! - весело сказал следователь, снова превращаясь в рубаху-парня.
...Еще подходя к двери, я почувствовала, что Горик под кайфом - дверь вибрировала. Кроме того, он позвонил как-то заторможенно.
Все верно. Глаза его покрыты мутной пленкой, зрачки огромны. Бедный парень, ведь он глушит свой страх перед болезнью. Не знаю, как я бы вела себя в его положении. Хватило бы у меня мужества оставаться адекватной? Каково это: знать, что смертельно болен, но болезнь можно заморозить, платя гигантские деньги, за которые нужно пахать, пахать, пахать - вечно пахать, боясь увольнения. Если уволят, по какой бы причине это ни сделали, то почти нет шансов получить такой же пост с такой же зарплатой. Значит, начнешь умирать. На глазах у матери... А ей каково? Бр-р. Я передернула плечами. Это одна из причин, почему я не коплю пятьсот тысяч на ребенка. На фиг это надо, так рвать сердце...
- Меня подставили... - невнятно забормотал Горик. - Подставили, я знаю... Ах, какая подстава! Вот подстава-то какая!..
Я не закрыла дверь, когда он вошел. Горик бухнулся в кресло напротив бара. Его глаза казались наполненными грязной водой. Хотелось их вытереть.
- Ты объясни, что случилось, - сказала я, усаживаясь напротив. - Хочешь кушать?
- Хочу кетчупа, - признался он и облизал губы. В уголке его рта скопилась желтоватая пена.
- Алехан, принеси кетчупа.
Алехан изумленно покачал головой, но покорно ушел на кухню.
- Рассказывай быстрее! - Я повернула руку с чипом в его сторону: пусть эти гады услышат хоть что-то в его оправдание. Теперь они могут слушать нас в стереорежиме!
- Помнишь, меня Инна попросила доделать отчет?
- Ну, говори, говори!
- Я решил сделать его дома... - Он замолчал, с радостным любопытством оглядываясь. - А чем стены покрыты? - спросил он. - Это ткань? Она зеленая, да?
- Горик! Ты решил сделать отчет дома, а до этого - уколоться, и поехал в какое-то ваше обычное место, правильно?
- Да, определенно зеленая! - сказал он.
- У тебя есть свидетели, что ты там был все это время?
- Конечно, есть... Она...
- Кто она?
- Толстуха.
Зубы у меня от страха клацнули.
- Какая толстуха?
- Не знаю. Подошла, спросила: хочешь уколоться? У меня есть в два раза дешевле. Давай карточку. Потом села в машину... Дала мне комплект, попросила: подвези до пустыря... Удивительно зеленая стена!
- Ты подвез? - Я изо всех сил потрясла его за плечо. Он был похож на мешок с водой.
Рядом стоял Алехан, держа в руках кетчуп.
- Бесполезно, - сказал Алехан.
- Ты подвез, Горик?!
- Подвез... Она вышла, я укололся.
- Там, в машине?
- У стены. Есть там укромное местечко... Господи! Укромное! Чего уж хуже - никакого алиби!
- Говно героин у нее был... - презрительно произнес Горик. - Надо было ей морду набить...
- Ты знаешь, где ее найти?
- Не-а...
- Как же ты ей морду набьешь?
- Тогда, тогда надо было. Когда она снова в машину сунулась. Сказала, падла: "Ты все равно труп! Так лучше повесься!" - и дала мне что-то в руки! Но это был глюк. Нет, точно глюк. Змею мне сунула!
- Веревку! Если "повесься", значит, она сунула тебе в руки веревку! - с отчаяньем сказала я.
Горик безнадежно уплывал.
- Это же глюк! - ласково объяснил он мне. - Какая веревка у глюка? У глюка только змея! - и захохотал.
В коридоре раздались шаги. Они были очень спокойными и неторопливыми. "Точно прослушивают, - подумала я. - Иначе бы ворвались, как кони".
- Не хотите к нам на работу перейти? - добродушно спросил Гергиев. Он встал надо мной: руки в карманах, раскачивается, переступая с носка на пятку. Его подчиненные наклонились над Гориком.
- Сейчас бесполезно, - произнес один из них, оттягивая его веко. - Совсем глаза закатились.
- Я ведь вам забыл сказать. - Гергиев по-хозяйски осмотрел моего мужа. - Вы что, кетчуп любите?
- А вам какая разница? - огрызнулся Алехан.
- Кетчуп вреден... Так вот: есть и еще одна улика. В половине шестого вашего Горика видели на трассе, ведущей к Звенигороду. Там есть известное наркоманское место. Ребята, которые там тусуются, утверждают, что он подобрал какую-то беременную женщину, которую никто раньше не видел.
- Беременную?
- Или толстую. Так они сказали. Она села к нему в машину, и они покатили дальше. Больше его в тот день никто не видел... И отчет ведь не был сделан, а? И мать у него очень толстая... Чего не сделаешь для сына, правильно?
- У меня вынут чип? - спросила я.
- Чешется? - Видно было, что он еле сдерживается, чтобы не улыбнуться. - Никто раньше не жаловался.
"Мозги у меня чешутся! - хотела крикнуть я. - Не могу больше! Хочу все выяснить. И о "Саваофе", и о собственном сне, и о деньгах, а также о Елениных так называемых любовниках, о многих других вещах - все, все выяснить. Хочу узнать, какую ложь я сказала полтора месяца назад. Что это была за ложь, кто и зачем превратил ее в правду? Но пока чип у меня в руке, я не могу никого расспрашивать".
Горика увели, точнее утащили. Гергиев потоптался немного, пытаясь заглянуть то в одну комнату, то в другую - особенно, как мне показалось, его интересовала спальня - и ушел.
"Чип вынут на днях, по вашей статье о халатности чипы не используют, - сказал он на прощанье. - Желаю приятных снов в супружеской постели... Она у вас узкая. Это очень мило для десятилетнего брака". А не клеит ли он меня?
Я вернулась в комнату. Алехан сидел на диване, ссутулившись, бессильно уронив руки - в одной из них была бутылка кетчупа.
- Как же ты поторопилась! - тихо сказал он, не глядя на меня.
- С чем, Алехан?
- Со своим признанием о названных паролях! Тебе нужно было подождать... Видишь, преступник найден.
- Я же не знала, что так получится. У меня не было другого выхода. Пять лучше, чем сорок.
- Пять лет? За это дают пять лет?
- Это не смертельно.
- А если переиграть?
Я глазами показала на чип, мол, что ты разболтался-то? Еще ничего не кончено. Он отмахнулся кетчупом.
- Алехан, на записи видно, что Елена разговаривает с убийцей об измененной фразе... Это один из кирпичей в основании дела... Давай потом об этом поговорим?
Он даже с какой-то яростью замотал головой. Ну как ребенок...
- Надо смириться, Алехан. Я назвала пароли... Меня за это уволят и посадят на пять лет... Может, даже на меньше? Ведь ими никто не воспользовался. Но прежде чем меня посадят, я хотела бы все выяснить. Кто, зачем и главное... что. Ты понимаешь?
- Я умоляю тебя: не надо ничего выяснять! Ты уже перехитрила саму себя... Ты и сейчас все испортишь. В своей погоне за столетней толстухой ты попадешь в дурдом. Найдут другую толстуху - настоящую. Это сделает полиция. Все окажется простым, как пять миллионов... У него очень толстая мать.
- Я не могла видеть его мать во сне. А Елена не могла дружить с наркоманом и его старой матерью-ассирийкой.
- Все, все найдут, все докажут... Можно объяснить и накладку с фразой, уверяю тебя.
- Я знаю, Алехан, что все можно объяснить. Скажу больше: я думаю, все наши беды оттого, что все можно объяснить...
- Что объяснено, то и есть правда, - печально сказал мой муж.
- Нет, это не так. Есть правда, которую нельзя объяснить. Или которая противоречит объяснениям.
- А зачем она нужна такая?
На это я не нашлась, что ответить.
Очень много людей вокруг...
Принято считать, что перенаселение - это проблема только нашего века. Ничего подобного: в журналах столетней давности я нахожу те же жалобы. Мы с Алеханом как-то подсчитали, и у нас получилось, что пропорционально росту населения города увеличилась и его территория, то есть плотность примерно осталась прежней. Ну, за исключением того, что меньше стало разных оазисов - пустырей да парков.
Многие думают так, как я. Вот уже двадцать лет существует Общество отказа от продолжения рода - ООПР. Все двадцать лет оно тем не менее влачит жалкое существование. Действительно, какой смысл заботиться о будущих поколениях - хватит им там еды или не хватит; о нас тоже, судя по всему, заботились - неудачно, но ведь все обошлось, еды нам хватает. Каждый раз кричат, что все, планета разбухла, скоро лопнет, но эти крики уже никого не пугают. Во-первых, накануне лопания всегда находится какая-нибудь маленькая дырка для спускания пара - вроде чумы, мировой войны, СПИДа или просто трансгенных продуктов и Новой воды, а во-вторых, ну и лопнет - даже с Марса, я думаю, эта так называемая катастрофа будет менее заметной, чем средних размеров солнечная вспышка.
Кстати, о Марсе... Вы будете смеяться, но я в молодости поучаствовала в этом буме, помните? Да-да, записалась в число переселенцев. Я уже тогда считала, что Земля по своей природе не терпит пустот, что она заполняет любой промежуток мельтешением, копошением, что ограничатся люди - расплодятся черви, что шум - это и есть ее голос, что она вообще такова. Поэтому все эти ООПРы никогда не добьются своей цели. Это как если бы члены Лиги Девственниц пришли со своими проповедями в публичный дом.
Я тогда сама была словно больная, твердила себе под нос: "Две тысячи человек! Две тысячи человек на целую планету! Потом, конечно, понаедут, заселят, засрут, но это уже не при мне... До конца жизни я буду жить в раю!" Я ведь чего опасаюсь - что земной рай заселен еще пуще Земли, что там непрерывно слышны разные звуки: кто-то поет свои ангельские песни (а вдруг они в стиле техно-поп? а вдруг их можно петь и после десяти вечера?!), кто-то чирикает, рядом грохочет водопад... Мои представления о новой планете были далеки от научных, хотя я и читала на обучающих сайтах все статьи, касающиеся природы Марса, - готовилась. Два месяца провела в специальном лагере, где, как утверждали организаторы, все было, как на Марсе - и каньоны, и дюны, и песчаные бури, и лютый холод по ночам.
То да не то... По ночам я слышала шум города, находящегося всего в двух километрах от лагеря, десять раз в день над нами пролетал самолет и пять раз - вертолет, песок просто кишел какими-то паучками, все будущие переселенцы постоянно заражали друг друга грибком, а когда становилось жарко, на стенах колонизаторского домика выступала плесень. Я смотрела на ее ползучий радостный рост и снова видела восторг зарождения жизни.
Ну, а потом... Вы помните, что потом.
После извержения Олимпа (того, марсианского Олимпа) решили не рисковать. Эта двадцатисемикилометровая горища сильно всех напугала. Потом уже я узнала, что и планы-то эти были околонаучными - или даже совсем не научными. Основатели колонии накосили денег и распустили свой лагерь, воспользовавшись извержением. Наши взносы (я заплатила, по-моему, тысяч пятьдесят) не играли никакой роли, кое-кому их даже вернули. Все это делалось, чтобы привлечь разные фонды. Государство тоже поучаствовало. Если помните, была даже такая программа - МММ, "Мой молодой Марс". Кстати, наша корпорация на этой программе увеличилась ровно вдвое. Она добилась права на распределение подрядов (тогдашний владелец контрольного пакета был зятем тогдашнего президента страны), и через корпорацию оплачивались разработки по созданию кислорода, по выведению особых растений, а также закупка продуктов, костюмов, транспорта. А особая марсианская утилизация отходов? На нее ушли основные деньги, насколько мне помнится. Комиссия за два года так и не разобралась, за что стоило платить такие сумасшедшие деньги. Но дело замяли, ведь это была сугубо президентская программа. И правильно, что замяли. Свести с президентом счеты, то есть посчитать, сколько он нахапал, было физически невозможно. Таких компьютеров еще нет... Все, что осталось от тех разработок и закупок - это Новая вода, вещь действительно полезная, но и самая дешевая.
Сейчас у меня много времени и для чтения и для писания. От работы я отстранена. Идет расследование.
Одна радость: когда завели дело о халатности, с меня сняли чип. Видимо, не хотели, чтобы стали известны их мерзкие методы допроса.
Я ведь всех сильно удивила: сказала, что это была шутка.
Представитель службы безопасности от злости позеленел.
- Вам здесь все равно уже не работать! - прошипел он. - Докажем мы или нет, но вы здесь не останетесь! Более того, в вашей карточке будет такое! Уф-пр-тфр! - Это он сладострастно содрогнулся, представляя содержание моей карточки. Садист, как я и подозревала.
- Ну насчет шутки я пошутила! - В разговоре с таким дебилом можно позволить и тавтологию. - Просто я очень испугалась. Вы поймите мое положение! Я знаю директора банка, могла знать о проверке - разумеется, я должна была стать главной подозреваемой. Вот и наговорила на себя...
Я могла бы и меньше оправдываться. Сейчас расклад даже лучше: трое против одного. Микис так и говорил сразу, что никаких паролей я не называла. Мой муж изменил показания. А Марианна... Как обычно, она играет роковую женщину. "Не помню, - сказала она. - Но больше склоняюсь к тому, что эти пароли были названы... Даже сейчас попытаюсь их вспомнить. "Пошлость"? Нет? "Полевая бабочка"? Тоже нет? Вот вертится в голове..."
- Она у вас не с приветом? - угрюмо спросил Гергиев после этого.
Алехан же раскричался: "Я убью ее! Зачем она это делает?!" Он бегал по кремлевскому коридору у дверей следователя, а я потирала запястье, наблюдая за ним. Я улыбалась и морщилась. Вынимать чип оказалось больнее, чем вставлять. Зато приятнее...
- Перестань, Алехан, у нее такая неразбериха в жизни...
- Это повод всех кусать?
- Конечно. Нормальный повод. Когда же и кусать, если не тогда, когда плохо?
- Вот все бы, кому плохо, сейчас начали кусаться!
- Все так и делают.
- Вы домой не собираетесь? - Гергиев вышел из кабинета и встал напротив меня.
- Извините. Мы расшумелись? Сейчас уходим.
- А где ваш кетчуп? - обернулся следователь к моему мужу.
- Я похож на дурака?
- Немного.
Алехан покраснел, обдумывая, стоит влезать в драку в казенном помещении или такой мотив, как "личное", здесь не котируется. Пока он обдумывал, Гергиев присел рядом, в кресло, присоединенное к моему.
- Больше я вами не занимаюсь, - сказал он. - Теперь считается, что кражу провернули Антон и ваш Горик. Причем Горик был пешкой. Он просто оказал услугу - назвал пароли - и получил за это крохотный кусок. Пять миллионов. У нас есть доказательства, что он знал Антона.
- Да вы что?
- Антон тоже баловался наркотиками... Вы не знали? Он иногда подъезжал на шоссе. Это ведь недалеко от его дома.
- Господи! - Я прижала освобожденную руку к сердцу.
- Ну, он был, конечно, не профессионал, а любитель. Так, изредка, от полноты жизни... Вы тоже думаете, что он мертв?
- Почему тоже?.. Но да, думаю.
- А если просто сбежал?
- Вы не ответили, почему тоже?
- Неважно. Следствие считает, что он скрылся. А жену его убрали потому, что она о чем-то догадалась.
- Неужели вы подозреваете старуху в соучастии?
- Она призналась.
- Не может быть!
- Более того, сразу, с порога, заявила, что лично убила Елену. Вообще все взяла на себя. И не называйте ее старухой, ей сорок восемь. Она еще молодая крепкая женщина, хотя и толстая. Ее иногда мучает высокое давление, но в остальном она здоровее меня.
- Зачем же они убили Елену?
- Чтобы убрать свидетеля... Вы понимаете, как все было: Антон задумал эту операцию, так сказать, напоследок, перед своим исчезновением. Схему он прекрасно представлял себе, но он не знал паролей. От вас он их не надеялся получить, но давно уже приглядывался к Горику, которого часто встречал на их пятачке на шоссе. Может, слышал, что у того СПИД, что он постоянно нуждается в деньгах. Вы уверены, что не рассказывали Татарскому о своем Горике? Наверное, вы и перед ним возмущались равнодушием государства к проблеме больных СПИДом?
Я пожала плечами.
- Конечно, не уверена. Скорее всего, я об этом рассказывала.