- Наверное, не открою великую тайну, - пространно начинает бубнить Маринг, - если скажу, что каждый из нас уже обдумал эту тему с разных сторон. Не раз и давно. Плоть она и есть плоть. Материя. Вещество. По химическому и молекулярному составу она практически не отличается от плоти домашних животных. Она точно так же переваривается в желудке. Точно так же подвержена тлению. Взбрык и Дельф не умерли своей смертью. Их убили. По типу смерти это то же самое, что забить домашнюю скотину. Я знаю, о чем вы сейчас думаете. Вы думаете, что это я убил их. А мне плевать на ваши догадки. Точно так же, как вам плевать на мои. Хотя я почти наверняка знаю, кто убийца, обвинять его я не буду. Я считаю, что это совершенно разные вещи: убить математика Взбрыка, с целью употребления в пищу, или употребить в пищу плоть визийца. Что мы считаем важным в живом, мыслящем существе? Разум. Во всех религиях Галактики он называется душой. Все религии считают, что после смерти душа покидает тело. Именно поэтому они призывают при жизни меньше заботиться о бренном теле, а больше о душе. У нас очень тяжелая ситуация. Прибытие корабля может задержаться. С ним могут случиться непредвиденные случайности. Взбрык и Дельф уже мертвы. А мы живы. Я думаю, мы имеем и моральное, и этическое право употребить в пищу тела Взбрыка и Дельфа. И мне кажется, что они сами, раз уж так получилось, что они мертвы, были бы не против, если мы спасем свои жизни таким, как может кому-то показаться на первый взгляд, диким способом. К тому же существует практика завещания своих тел для науки. Уж чему они после этого подвергаются, не идет ни в какое сравнение с нашими намерениями. Так что… Я за.
- Дершог?
- Таркары не питаются падалью, - уверенно сказал Дершог. - Мы охотники, а не могильщики. Я не буду высказывать свое мнение по этому вопросу именно потому, что сам отказываюсь от подобной пищи. Что делать вам - вам и решать. Но есть тела коллег я не стану.
- То ты рассказываешь, как прекрасен тушеный артулунк, - говорит Люч, - то возмущаешься от непристойного предложения съесть визийца. В чем разница?
- В том, что убийство с целью пропитания и пропитание убитым несколько дней назад, это разные вещи. К тому же неясно, как умерли Взбрык и Дельф. Если мгновенно, это одно дело. Если смерть наступила после того как организм не смог бороться с повреждениями, несовместимыми с жизнью, это совсем другое. В материи могли произойти изменения. Вплоть до появления трупного яда. Но дело каждого решать, что ему делать. Если бы не было катастрофы, я бы, может, и осудил вас. Сейчас же я не имею права этого делать. Потому что знаю, насколько тяжела наша ситуация. Решайте. Делайте, что сочтете нужным. Я пас.
- Патакон?
Патакон медленно переводит взгляд с одного на другого, подолгу смотрит, пытаясь заглянуть в глаза. Его никто не осчастливил такой возможностью.
- Я против. Я знаю, что после этого вы меня самого съедите, но я против. И вообще, все что вы тут собираетесь сделать - мерзко. Все сказки о сложной ситуации и об отсутствии выхода - всего лишь жалкая попытка оправдать отвратительный поступок, который вы с самого начала хотите совершить. Съесть представителя другого биологического вида - это, конечно же, не то же самое, что съесть своего собрата. Но Взбрык и Дельф не просто представители других цивилизаций, других планет. Они наши братья. Братья по несчастью.
Еще пять дней назад они были просто учеными. Им, в общем-то как и нам, не было никакого дела до других членов экипажа космической станции. Но когда взорвался кислород, Дельф, давая возможность коллегам уйти из горящих отсеков, думал не о полыхнувшем на нем халате, а о втором огнетушителе, который я не успевал ему поднести. Когда сработала аварийная сигнализация, и пока все спрашивали, что случилось, Взбрык не спешил уйти в жилой модуль, как это предписано правилами поведения в экстренных ситуациях, а пытался отправить на пожар всех андроидов. Еще два дня назад мы были готовы отдать им половину своей и без того скудной порции, если бы возникла в этом необходимость. А теперь вы собираетесь обглодать их кости, рассуждая за обедом об отсутствии морали у кузейеров и недостаточно высоком развитии уровня их интеллекта, чтобы принять их в Галактическую федерацию и признать за ними право голоса на Галактическом совете. Делайте что хотите, только знайте: если вы их тронете, я вам после этого лапы не подам.
Люч выдержал длинную паузу, прежде чем спросить меня.
- Сергей.
- Я не думал над этим вопросом. Сама идея мне кажется невероятной. Невозможной. Да, я слышал о подобных случаях на Земле. Больше того, я точно знаю, что по крайней мере один раз мясо погибших людей помогло выжить их товарищам, попавшим в авиакатастрофу. Даже если предположить, что артулунк - это обычный поросенок, которых тысячами едят на Земле, я все равно считаю, что съесть поросенка и съесть Патакона - это не одно и тоже.
- Ты говоришь совершенно не о том, - перебивает меня Люч. - Патакон жив.
- Сейчас жив, вечером мертв… Может, когда начну загибаться от голода, я и доползу до морга чтоб обглодать Взбрыку ноги, но я пока что не загибаюсь. Так что можете считать, что я воздержался.
Я замолчал. Почему-то мне кажется все меня считают идиотом. Все, кроме Патакона. Для него я шанс. Смешно. Взбрык думал про меня то же самое.
- Ну что же, - говорит Люч. - Теперь моя очередь. До вчерашнего дня я тоже считал, что даже мысль о том, чтобы съесть кого-либо из коллег - дикость. Теперь я так не считаю. Да-да, я изменил свою точку зрения. Не спрашивайте меня, почему я ее изменил. Главное, что теперь я допускаю такую возможность. Я не собираюсь волевым решением разрешать или запрещать есть тела наших погибших коллег. Мой голос по данному вопросу весит ровно столько же, сколько голос Дершога или Патакона. Поэтому мы имеем два голоса за, два голоса против и один воздержавшийся. И пока я считаюсь руководителем экспедиции, мы не тронем тела погибших коллег. Если, конечно, Сергей не изменит свое мнение.
- Кстати о жратве, - говорит Дершог. - Сейчас всего шесть часов, но раз уж мы все равно не спим, может не будем ждать десяти часов, а сходим в столовую?
Никто не возражает. Патакон приносит остатки сухого пайка. После нескольких дней употребления пищевой добавки нормальная еда кажется какой-то странной, безвкусной.
Уже двое суток, как я не спал. Первую ночь провел с испугу в полудреме, вторую у меня отнял Люч. Чувствую себя почти нормально, только глаза закрываются. Мне кажется, что-то еще недосказано. С терпением мученика жду. Новых разговоров за столом никто не заводит, старых не продолжает. Наверное, мне показалось…
Вернувшись в каюту, я завалился на кровать и тут же уснул.
Пошла вторая неделя, как воскрес Патакон. Ничего особенного не происходит. Чаще всего мы сидим по своим каютам, выбираемся лишь в столовую. При встрече обмениваемся односложными приветствиями. Иногда собираемся в кают-компании, смотрим фильмы. Один раз ко мне зашел Дершог. Мы поболтали с ним ни о чем. Дершогу тяжело. Хищник, проживший всю жизнь на мясе, ест теперь черт-те что. Странно, что он до сих пор не съел кого-нибудь из нас. Вчера я даже проверил тела Дельфа и Взбрыка. Все на месте. Дершог пытается бодриться, но я-то знаю, меня не проведешь. Я вижу, с каким трудом ему даются привычные улыбки, провокационные остроты. Он молодец. Держится. А я, кажется, начинаю киснуть.
С ужасом вспоминаю суету и неразбериху, убийства коллег, подозрение всех и каждого. Какое счастье, что это постепенно отошло на задний план. Наверное, все кончилось бы очень плохо, если бы мы не остановились… Кстати, я до сих пор не нашел причину прекращения убийств. Уж не пламенная речь Люча остановила их. И не откровения Патакона. Как бы там ни было, вопрос о телах коллег больше не поднимался. Похоже, у нас просто не осталось сил на склоки. Мне кажется, что мы сможем дотянуть до прилета корабля Торговой федерации.
…Наверное, я все-таки заснул, потому что противный звук, что отогнал от меня приятное видение, пришел откуда-то издалека. Еще ничего не понимая, но уже осознав, что я не на вилле в горах, а на огрызке космической станции, я открыл глаза. То, что я принял за вызов селектора - приглашение на ужин - и от чего был готов отказаться, - надо же было испортить такой сон! - оказалось ревом пожарной сигнализации. Я рывком поднял тело и сел на кровати. Голова тут же закружилась, в глазах пропала резкость изображения, появилась еле уловимая серая рябь.
Я метнулся к компьютеру, вывел информацию на экран и у меня чуть не отнялись ноги. На первой палубе пожар. Автоматика блокировала все переходные шлюзы и начала откачивать кислород. Вот чего нам не хватало для полного счастья. Второго пожара.
От трех мощных ударов в дверь я вздрогнул.
- Горим, землянин! - что было мочи проорал Дершог. Я поспешил на выход, по привычке спрятав под комбинезон пистолет.
Дершог стоял с красными от усталости и плохого сна глазами, в мятом комбинезоне, с огромным ранцевым огнетушителем за спиной.
- Спокойно, горит первая палуба, - сообщил я обстановку. - Система контроля уже блокировала переходные шлюзы и откачивает кислород. Меньше, чем через пару минут огонь потухнет.
Мы обернулись на шум и увидели бегущего к нам Маринга, с точно таким же как у Дершога огнетушителем за спиной. Одновременно мы задаем друг другу одинаковый вопрос: где Люч и Патакон? Проверяем их каюты. Они закрыты, на стук в дверь никто не отзывается. Сигнал тревоги слишком громкий, чтоб его не услышать или не проснуться.
- Они внизу, - говорю я, и мы понимаем, что их ничто не могло спасти.
Автоматика беспристрастна. Она не дает скидок, не делает снисхождения. Она педантично выполняет программу. Сохраняя жилой модуль, она блокирует палубу, даже если на ней будет весь экипаж.
Пожар потушен, на первую палубу уже подается воздух. Мы нетерпеливо ждем. Минуты кажутся часами. Может коллег еще можно откачать… Наконец красный глазок на сигнальной панели сменяется зеленым, щелкают электромагнитные замки. Гидравлика поднимает тяжелую крышку люка. Я спускаюсь первым, за мной идут Дершог и Маринг.
Патакон лежит возле трапа на вторую палубу, Люч, прислонившись спиной к стене, сидит возле входа в библиотеку. Они мертвы. Им уже нельзя помочь. Мы чувствуем запах горелой бумаги и еще чего-то еле уловимого, но ужасно знакомого.
Заходим в библиотеку. Несомненно, эпицентр пожара был здесь.
Четвертый стеллаж выгорел почти полностью, третий и пятый обгорели на треть. Мы осматриваемся. На столе лежат четыре книги, все по астрономии. Вне всяких сомнений, эти книги достали Люч и Патакон. Я не понимаю… Я пытаюсь и не могу понять, для чего они выложили их на стол? Что надеялись в них отыскать?
- Я осмотрел отсеки, - говорит Дершог. Оказывается, он не пошел за мной и Марингом в библиотеку, а осмотрел палубу. - Во втором, девятом, шестнадцатом и двадцать третьем отсеках тоже был пожар.
- Ничего удивительного, - не оборачиваясь говорю я. - Этим и объясняется то, что компьютер изолировал всю палубу. Несколько очагов возгорания на большой площади. Но из-за чего? Вдруг? Так не бывает.
- В отсеках на полу обгоревшие книги, - говорит Дершог.
Я оборачиваюсь. Смотрю на него, но тут мой взгляд цепляется за пустую нижнюю полку первого стеллажа. Я поворачиваюсь кругом. У всех стеллажей пустые нижние полки. С нашей усталостью, да если еще учесть, что коллеги редко бывали в библиотеке, вряд ли на это кто-то обратит внимание. Значит Люча и Патакона убили? Ну вот и еще две загадки. Кто устроил поджог и зачем Патакон и Люч пришли в библиотеку?"
Но я слишком слаб, чтобы задумываться над этим всерьез. У нас еще две смерти. Принимаю это как данность. Теперь нас осталось трое. Я, Маринг и Дершог. Я понимаю, что кто-то из них убил Люча и Патакона. Только что с этого толку? Скоро две недели как мне не дают покоя мысли о том, что кто-то из моих коллег убийца. И самое страшное, что я уже не хочу знать кто. Я хочу выжить. Хочу, и потому спинным мозгом чувствую, что следующий я. Но я не показываю вида.
Мы переносим тела Люча и Патакона в морг, я выдаю Марингу и Дершогу по суточной дозе пищевой добавки, и мы расползаемся по каютам.
Лежу на кровати, уткнувшись носом в стену. Мысли снова и снова возвращаются к новым убийствам: "Господи, а ведь я поверил, что все кончилось. Значит нет? Убийца просто выдержал паузу? Он что-то готовил? Они готовили? К дьяволу! Нужно быть осторожней. Всего лишь осторожней. Я до сих пор жив. Значит, я зачем-то нужен. Вот только зачем?"
Переворачиваюсь на другой бок.
"Довольно. Если долго смотреть в бездну, однажды она в тебе отразится. Последний раз. Что мы имеем? Имеем замкнутое пространство и двух убийц. Минимум одного. Нужно продержаться двадцать три дня. Вполне реально. Теперь я осторожен. Но я ослаблен голодом. Они тоже. Но их двое. Я вооружен. Зачем Люч и Патакон спустились на первую палубу? Их могли пригласить под видом общего сбора. Или же для конфиденциального разговора. Могли пригласить по отдельности… Вариантов десятки".
Встаю. Голова кружится, в глазах рябит. Прохожу несколько раз от стены до стены. Я не могу отвлечься от произошедшего. Стараюсь, но не могу.
Подхожу к двери, прислушиваюсь. В коридоре тихо. Выхожу из каюты, осматриваюсь. Коридор пуст. Я не крадусь, я просто не в состоянии красться, а всего лишь стараюсь не шуметь. По пути к трапу никого не встречаю. Спускаюсь на первую палубу, начинаю осматривать отсеки. Просто чтобы иметь хоть какое-то представление о произошедшем. Даже если я найду улики, что мне в них толку?
Осмотр я начинаю с библиотеки. Стоя у порога, окидываю ее взглядом, потом иду к сгоревшим стеллажам. Гора из огрызков книг, недоеденных пламенем, оплавленный текопластик стеллажей, закопченная стена, пепел. Сажусь за стол, листаю книги которые на нем лежат. "Строение звездных и планетарных систем", "Метеоритный рой. Структура и движение", "Спиральные галактики", "Белые карлики". "С чего бы это вдруг Люч заинтересовался спиральными галактиками? Он остался лежать у порога, Патакон успел добежать до трапа. Значит… Ничего это не значит. Патакон шустрый, Люч медлительный. К тому же шаргаши более восприимчивы к угарному газу".
Снова подхожу к груде горелой бумаги. Смотреть на нее можно целую вечность, только что толку. Закатываю рукава комбинезона выше локтя и начинаю рыться в пепелище. Ох и провоняю же я…
Мои руки натыкаются на что-то твердое. Это не кусок стеллажа. Достаю. Так и есть. Программируемый плазменный маяк, с чуть оплавленной ручкой. Только со снятым вакуумным колпаком. Теперь мне все понятно. Плазменный маяк использовали для поджога как бомбу с часовым замедлителем. Как же все просто… Выставляешь на маяке время первого сигнала и амплитуду между вспышками, снимаешь защитный колпак, прячешь маяк в груду книг. В назначенную секунду маяк дает вспышку и плазма мгновенно воспламеняет книги в радиусе тридцати сантиметров.
Второй, девятый, шестнадцатый, двадцать третий… В этих отсеках среди пепла и обгоревших книг должно быть по плазменному маяку.
А многого и ненужно. Нет необходимости спалить все дотла. Сотня книг даст достаточное количество огня и дыма. Анализ пламени даст вероятность, процентов в восемьдесят-восемьдесят пять, наличия открытой плазмы. Для компьютера нужен всего лишь повод. Дальше он все сделает сам. Иду проверять отсеки…
Мои предположения оказались верными. Теперь я знаю, как был организован поджог, но так и не понимаю, что заставило Патакона и Люча прийти сюда. Кто заставил?
Утром просыпаюсь рано. Еще нет и восьми часов. В голове шум, внутри пустота. И в прямом, и в переносном смысле. Заставляю себя встать с кровати. Руки после вчерашнего все еще воняют копотью, хотя я извел полпачки чистящих салфеток. А может это мне только кажется, и запах всего лишь у меня в мозгу.
Переодеваюсь. У меня осталось два комплекта чистого белья. Последний приберегу для встречи спасателей. Подхожу к иллюминатору. Среди бездны космоса, усыпанной миллиардами звезд, светится краешек желтой планеты. Лучше бы мне вообще не знать как она выглядит.
Пищит интерком.
- Да.
- Землянин, может откушаем? - спрашивает Дершог. "А почему бы и нет?"
Переключаю селектор на конференцию.
- Внимание. Экипаж космической станции "Сателлит-38" приглашается в столовую.
Мои слова мертвым эхом отзываются в пустоте кают и коридоров.
Дершог уже в столовой. Он сидит подпирая голову правой лапой, облокотившись ей о стол. Увидев меня, левую чуть поднимает для приветствия. В ответ я киваю головой, сажусь напротив.
- Если ты ждешь Маринга, то он не придет, - говорит Дершог.
- Почему, - спрашиваю я.
- Он мертв.
- Мертв?
- Если не веришь, - Дершог откидывается на спинку стула, - можешь проверить. Шестая ячейка.
Я ему верю, но не увидеть тело собственными глазами я не могу. Поднимаюсь из-за стола.
Дершог идет первым, я за ним. У меня нет никаких мыслей, никаких ощущений. Все происходит само собой. Я давно перестал удивляться смертям.
Мы входим в санчасть, проходим в морг. Дершог открывает шестую ячейку, я стою слева от него, чуть позади. Он выдвигает поддон. В низкой ванне лежит мертвое тело Маринга. На шее зияет черная от запекшийся крови рана.
- Почему ты его убил? - равнодушно спрашиваю я.
- Я предупреждал тебя, - так же равнодушно отвечает Дершог. - Если начнется охота, я не стану запираться в каюте.
"Ну, вот и все, нас осталось двое".
- Кого еще ты убил?
- Больше никого.
- Значит всех убивал Маринг?
- Не знаю. Мне кажется он убил только Люча и Патакона. Если, конечно, это не ты.
Я понимаю, что Дершог будет беречь меня. Неизвестно, когда придет помощь, а таркары не питаются падалью.
Моя рука скользит под комбинезон, мимо расстегнутой пуговицы. Я достаю пистолет, поднимаю его и нажимаю на курок. Глухой выстрел рвет тишину, запах сгоревшего пороха, дым щекочет ноздри. Я попал точно в ухо. Дершог падает на колени, потом валится набок, затем на спину. Я стою рядом. В моей руке "Бульдог". Дершог еще жив, смотрит на меня полуприкрытыми глазами.
- Вот об этом я не подумал, - тихо хрипит таркар.
- Что я убью тебя?
- Что у тебя может остаться оружие.
Дершог лежит на спине и смотрит куда-то мимо меня. Я не боюсь, что он притворяется и собирается силами, чтобы напасть на меня, в его мозгу пуля. Но пистолет все равно не убираю.
- Ты поступил правильно, - говорит Дершог.
- Ты поступил бы так же?
- Главное, ни о чем не жалей, - как будто не слыша моего вопроса продолжает Дершог. - В природе выживает сильнейший. Это закон Вселенной. Его нельзя обойти. Я прожил по нему полжизни, по нему же и умер. Я пытался стать другим, но это меня не спасло.
Дершог закрывает глаза и перестает дышать. Я смотрю на бездыханное тело таркара. Мы не были друзьями. Мы всего лишь хорошо друг к другу относились. Я не чувствую ни жалости к Дершогу, ни отвращения к себе. Прицеливаюсь и дважды стреляю ему в голову. На полу расползается кровавая лужа. Беру со стола анализатор жизни, проверяю биотоки мозга.
Дершог мертв.
Меня не беспокоит, дал ли Люч сведения об оставшихся в живых, когда отправлял SOS. До прилета спасательного корабля дней двадцать-тридцать. А может и больше. За это время можно придумать вполне достоверную историю и обставить ее декорациями.