"Ну кто так строит", - думал Матюхин, озираясь. Он тут же споткнулся о разбросанные там и сям вакуум-гифы, проехался по невесть откуда взявшемуся на пандусе льду и влетел в ангар. Не останавливаясь, он поднялся и побежал вдоль рядов замершей техники. Не нравились ему эти новые катера. По душе больше были старые малютки типа "Чуня" с крошечным фотонным отражателем диаметром восемнадцать метров двадцать сантиметров. Матюхин невольно притормозил и остановился перед мощным планетарным шторм-катером "Шизоранг". Походило сие чудо на посудину и в народе загадочно именовалось жбанолетом. В свое время Матюхин достал Гения Переделкина, изводя того желанием понять термин "жбан". Гений, оторванный от творческих словоизысканий, в сердцах провел глубочайшее исследование и вскоре Матюхин был удовлетворен. Объяснение он нашел в каюте и с час просидел над ним как Гамлет с черепом, или как майор Ковалев над челюстью.
Это был пугающе огромный жбан с инвентарным номерком. Рядом лежала записка: "Мотя! Это - жбан. Отнеси его в ангар и сравни с "Шизорангом". С приветом. Гений".
Горловина посудины зияла бездонной чернотой. Стажер из робости слабо крикнул в нее и отшатнулся от утробного рыка в ответ. Кряхтя, он отволок жбан в ангар и, ругая свою интеллигентскую вылазку, свой, простите, галилеев комплекс, допоздна ползал по "Шизорангу", сравнивая. Однако инвентарный номерок на нем так и не обнаружил.
Матюхин сбросил в узкий люк рюкзак и, обняв кайло, прыгнул следом. Он уже устраивался в лужементе, когда сверху, вдавив голову его в плечи, грохнулся рюкзак. Матюхин изумился и вышвырнул его назад. Ему всегда хватало одного рюкзака. Он задраил люк.
- С богом, - сказал он. Плюнул через плечо на альтиметр, постучал по дереву и стартовал.
В чреве катера раздались ужасные звуки (Матюхин поежился), потом "Шизоранг" заржал и полетел рысью.
Принцип движения "жбанолета" Матюхин представлял себе хорошо, особенно хорошо мог изобразить это звуками. Что он и сделал однажды в бане звездолета. В пелене пара на миг повисла тишина, затем раздался хор крепких ругательств и плотная очередь звуков выстреливающих катапульт - видимо, парившиеся асы-звездолетчики по звукам решили, что двигатель пошел вразнос и сочли за благо как можно скорее унести ноги. В суете Недолея сбили с ног, он рухнул в чью-то лохань и в ней съехал с пандуса к ротопульту, едва не свалившись в атриум. Когда пар рассеялся, Недолей обнаружил, что зал бани пуст, а пол усеян многоцветными мочалками. Озадаченный таким поворотом Матюхин хотел было вылезти из лохани, чтобы во всем разобраться, но тут выключили гравитацию… Вид проносящегося с бесконечным криком вдоль главного коридора голого стажера Матюхина в лохани с роскошным водопенным хвостом, его круглые глаза стали фирменной видеозаставкой блока корабельных новостей, передаваемых на Землю.
Катер завис над Синяком, сделал типовой разворот и вдруг, как вязанка дров, упал на сто мегаметров.
Матюхин кряхтя вылез из машины и опустил черный светофильтр. Все было так, как рассказывал капитан. Синяя поверхность грохотала под подошвами скафандра. Тонны тишины лежали на этой планетке, спекшейся как ядро. Кряхтя, Матюхин уселся на "третий глаз" и задействовал экспресс-лабораторию. Хотя было ясно даже и ежу, что никакого алямезона здесь нет. Он скучающе огляделся. На всякий случай он заглянул в окошечко походной лаборатории. Ежик, натасканный на изотопы алямезона, спал, свернувшись шариком, и, так сказать, не ловил мышей.
- Спит, колючая задница, - ласково проворчал Матюхин.
Вздохнув, он побродил вокруг "Шизоранга", ударами ботинка проверил катафоты, побросал в экспедиционный ящик несколько тонн образцов и вскоре стартовал. "Приключение, конечно, - кряхтя и зевая думал он, - хотя все равно рутина". Он заложил вираж. Одиночество и близость к звездам настроили на философский лад: "Зачем нам нужны эти звездные скопления, туманности? Стоит ли ковыряться в дружной чете хора светил? Быть может, истина - это коньячок и сигаретка в кресле-качалке? "Когда люди, кряхтя, узнают, что движет мирами, Сфинкс, кряхтя и кашляя, засмеется, и все живое на Земле накроется медным тазом". Кстати, а где мой рюкзак?" Матюхин начал озираться. Рюкзака нигде не было. Вот это приключение! Стажер уже начал представлять, как на Синяке его рюкзак подберет высокоразвитая цивилизация и по содержимому рассчитает выдающийся интеллектуальный уровень землян. Как владельца рюкзака, его наверняка выберут парламентером в грандиозном контакте двух галактических рас… Матюхин почувствовал, что краснеет: "А не оставил ли я в рюкзаке свежий "Пентхауз"?"
Катер влетел в армогидродемпфирующий створ "Ильи Муромца". Матюхин вылез из горловины люка. Рюкзак валялся на пандусе. Стажер с облегчением вздохнул.
Мужественно дрожа, Матюхин вошел с докладом к капитану. Капитан ждал его и тоже волновался. А когда он волновался, то всегда что-нибудь теребил в руках. Вот и сейчас в его пальцах нервно кувыркалась каменная монетка с дыркой посередине, вытесанная неизвестными клептоманами с Фиджи.
- Ка-ка…пи-пи…та-тан, - заикаясь и страшно волнуясь начал Матюхин. - Ко-ко… со-со… же-же… ле-ле, - он покачал головой и развел руками, будучи не в силах сказать что-либо еще. Он написал в блокноте: "Топлива нет. Матюхин". Подумал, и приписал восклицательный знак.
Капитан выхватил записку и до макушки налился темной венозной кровью:
- Крайцхагельдоннерветтернохайнмаль!!!
Матюхин зажмурился. Ему показалось, что капитан сейчас запустит в него огурцом или просто шарахнет видеофоном. Однако кэп взял себя в руки. Но у него тут же отвисла челюсть.
- Что это у вас? - сипло спросил он. - Где вы подцепили эту мерзость?
- Ка-ка… ку-ку мерзость? - закрутился на месте Матюхин, осматриваясь.
- Да стойте вы, не вертитесь! - гаркнул капитан и так резко подскочил к Матюхину, что нос его едва не оказался в зубах стажера, и хищно схватил что-то с воротника.
- Как к вам попала эта муха?
Капитан пристально смотрел в лицо стажеру. Зрачки его жутко сужались и расширялись. Души человеческой не было в этом взгляде.
- Какая муха? - пролепетал стажер в ужасе, мелко крестясь.
- У вас что - нет биобаррикады? Или вы не приняли "амебу жизни"? Почему к вам липнут мухи?
Капитан держал в руках муху, монету с дыркой, пятился, доставал бластер и набирал номер Альбертаса Пыжаса. Матюхин дернулся.
- Вы стойте где стоите! - рявкнул капитан. Вороненый ствол никелированного бластера плясал в его руке. - Черт, - ругался капитан, - что за номера у них там на третьей палубе?! Три-два-два? Или два-три-три?
- Медиколога в рубку! - дозвонился он наконец.
- Минуточку, капитан, - обиженно отозвался видеофон. - Я сейчас занят. Я тут…
- Срочно, черт побери!!! - заорал капитан, размахивая бластером, словно комиссар маузером.
Испуганный Пыжас тут же вошел в рубку.
- Что случилось?
Капитан молча сунул ему под нос муху. Пыжас вскинулся было и застыл.
- Откуда?.. - только и смог произнести он. Капитан мотнул головой в сторону космоса.
"Мы не одни!", - мелькнула мысль, но Пыжас тут же вспомнил, что они давно не одни. Уже лет двадцать. Просто в глубине души не до конца веришь в разумные кристаллы и мыслящие растения, в эти минерало-овощные - как выразился Авдей Мухоморов, гуру ксенофобов Земли - цивилизации. Но почему-то перспектива заиметь братьев по разуму неотличимых от мух вдохновляла еще меньше. "Мухоморов. Символично. Представляю, как покоробит старика образ Чужих".
Впрочем, Пыжас тут же укорил себя за неоправданную вспышку ксенофобии. Мухи пока еще не сделали никому ничего плохого. Правда, размножаются они, как паника на бирже.
Как честный врач, давший галактическую клятву Овсова-Панкратова о превосходстве разума над формой, цветом и остальными расовыми предрассудками вроде зоогамии, ксенофилии, гомогенеза и прочих псевдоподий, Пыжас со вздохом достал карманный набор ксено-тестов. Капитан уставился на него, как на безумного. Что делать, иногда, чтобы понять чужой разум, надо распрощаться со своим. Однако к счастью муха проигнорировала теорему Пифагора, таблицу умножения и длину волны излучения атома водорода, а также памятку "О правах человека", показанную Пыжасом по ошибке. Муха была мохнатая, противная и восьминогая. Пожалуй оно и лучше, что это просто насекомое.
Капитан поднял муху за крыло. Муха отвратительно зажужжала и забилась. Пыжас глотнул. И тут же сплюнул.
- Вы хотите, чтобы я произвел вскрытие?
- Чье? - мрачно спросил капитан, считая мухины ноги…Семь, восемь - прав был Аристотель!
- Как - чье? Ее.
- А я думал - его, - кивнул капитан на Матюхина. Тот спал с лица и начал оседать. - Это он занес к нам муху. Я хочу знать, представляет ли она опасность для земной жизни. Если да, то после ужина я взорву корабль. Но только после! Повар вскрыл НЗ… Сегодня на ужин ма-аленькие биточки. Вот такие, - капитан двумя пальцами показал медикологу.
Пыжас сунул муху в карманный экспресс-анализатор. Анализатор загудел. Пыжас посмотрел на осевшего стажера.
- А вы, молодой человек, бегом мыться. В трех водах. - Пыжас посмотрел на капитана. - В шести водах.
Капитан смотрел на стажера в упор и явно что-то прикидывал. Нехороший был у него взгляд, оценивающий.
- Вообще, поживите пока в ванной, - заключил Пыжас, выталкивая Матюхина в дверь.
Стажер исчез.
- Подождем, что скажет техника, - сказал Пыжас. - О, да у нее температура!
- У кого?
- У мухи.
- Что?!
- И гипертония.
Анализатор вдруг раздулся как шарик и взорвался. Черная вьюга закружилась по рубке. Это были мухи. Тысячи, десятки тысяч мух. Их повалило и покатило черной массой, сшибая мебель как кегли. Это было как-то унизительно.
- Что за чертовы шутки, Пыжас?! - орал капитан, размахивая бластером, как фея розой.
- Я тут при чем? - раздраженно огрызался Пыжас. Запутавшись в силовом кабеле, он боролся с ним как сыновья Лаокоона со змеями.
На шум в рубку заглянул жующий, в мохнатой кепке и темных очках, биолог Рудимент Милашкин.
Мухи с радостным воем устремились в раскрытые двери.
Милашкин присел, провожая их взглядом. Глаза его загорелись.
- Мухи! - восторженно шептал он, глядя на черную ленту биомассы, втягивающуюся в коридор. - Какой порядок, какое гомерическое шествие!
Хвост стаи исчез в недрах корабля. В рубке стало светлее. Оставшиеся твари дружно пожирали фикус, каковой фикусом не был, а являлся полномочным наблюдателем планеты Яй-Хо. Наблюдатель ругался по-яй-хойски и отстреливался спорами.
- Идиот! - заорал капитан, выскакивая из завала мебели. В руке его был огурец. Он прицелился им в Милашкина. Удивленно изогнув бровь, Пыжас с профессиональным интересом взглянул на капитана. Капитан покраснел, кашлянул и выбросил огурец. Он поставил обгрызенного наблюдателя в сейф, одернул китель, раздулся как рыба-шар и уставно прорычал по общей связи:
- Всем слушать сюда! Экстренное заседание штаба: Карамора, Сумерецкий, Умора, штурман, бортинженер, Переделкин, хозслужба - в рубку! Срочно! Всем остальным - ждать результатов экспертизы и пройти прививку от космической горячки. Одна нога здесь, другая вон там!
- А что, топтать - это идея, - проговорил Пыжас, охорашиваясь.
- Вот и займитесь, - огрызнулся капитан. - Болтаетесь без дела.
- Болеть надо больше, - спокойно возразил Пыжас. - Шучу.
- А что, капитан, - невнятно спросил биолог Милашкин, орудуя во рту титановой зубочисткой, - топлива еще нет?
Шкворень только поглядел на него.
- Молчу, молчу! - Милашкин отступил за сейф и стал решать логическую задачу: топливо кончилось, но появились мухи. Что делать?
Неожиданно биолог издал невнятное восклицание и, придерживая рукой кепи, невероятно длинными прыжками умчался за стаей мух.
- Мухолов, - процедил капитан презрительно. - Мух, видите ли, он не видел.
Дело в том, что после того, как полвека назад дед Шквореня сводил любимого внука на свою работу в холерные бараки…
Покосившись на Пыжаса, сидящего в кресле и невозмутимо мерившего себе пульс, капитан надел громадные ботинки от скафандра высшей защиты, похожие на недоразвитые бульдозеры, и начал топтать оставшихся мух, платочком смахивая их со стен и столов.
Коридор задрожал - приближался тяжелый топот. Несколько голов на разной высоте - от плинтуса до притолоки - возникли в приоткрытой двери. Это собрался штаб. Штаб остолбенел, не решаясь войти. Тут же поползли сплетни.
Заведя одну руку за спину, изящно взмахивая платочком, капитан кругами двигался по рубке. Что-то с треском лопалось у него под бронированными подошвами.
Штаб переглянулся.
Быстрее всех сориентировался прогрессор Мокасин Карамора. Он проскользнул в каюту. Притоптывая левой в такт капитану, но по причине отсутствия носового платка просто щелкая пальцами на манер кастаньет, он сделал круг и как бы невзначай спросил:
- Капитан, а что случилось? Кто-нибудь умер? Почему вы пляшете качучу?
- Да что ты, Мак! - страшно прошипел от дверей планетолог Эрул Сумерецкий. - Он же танцует русского.
Внезапно рубка наполнилась хриплым ревом и сиплым рычанием, вперемешку с замысловатыми ругательствами, смысл которых сводился к следующему: отчего же вы до сих пор стоите в этих замечательных дверях, горячо ожидаемые гости? Пришедший было в себя автопилот вновь с ужасом погрузился в беспамятство. Тем более, что датчики сообщали, что топлива как не было, так и нет.
Слова капитана подействовали. Во всяком случае стало ясно, что не только никто не умер, но и сам капитан жив-здоров.
- По местам! - весело гаркнул Мокасин Карамора, предупредительно заняв место подальше от капитана.
Все разом рванулись в рубку. Но тут случилось непредвиденное. Двери звездолета не были рассчитаны на передвижение по коридорам "свиньей", то есть клином, и потому команда застряла в дверях. Все бешено работали ногами, но с места не двигались. Капитан потерял дар речи, смотря на это безобразие, на это не достойное взрослых людей мальчишество, и начал медленно раздуваться, как рыба-шар. Глядя на него, в глазах штаба рос ужас перед следующей вспышкой гнева здорового капитана. Локти и пятки заработали усерднее. Косяк затрещал. Ковровая дорожка улетела далеко в коридор. К ногам капитана покатились оторванные пуговицы, полетели пряжки, какие-то пружинки.
Капитан взбесился:
- Доколе я буду глядеть на это безобразие?! Кучу-малу извольте устраивать в Музее внеземных физкультур, дети панспермии!
Если капитан раздувается в шар - это очень плохо, значит, дела совсем никуда, что будет с виновником - лучше не знать. Но если капитан упоминает процесс сотворения жизни, сформулированный одним продвинутым греком три тысячи лет назад…
Штаб это знал.
Кто-то упал внутрь рубки вместе с косяком, проход сразу расширился, и все влетели в помещение, мигом рассевшись за столом. Упавший был поднят, оторван от косяка и сунут на свободный стул - поближе к капитану.
- Дела наши хуже некуда, - мрачно начал капитан Шкворень, обводя всех взглядом, словно маяк пучком света шарил в ночной бухте. - Топлива нет. Корабль заражен мухой восьминогой морозоустойчивой. Я топтал их ногами, но покажите мне хотя бы одну дохлую муху!.. Они оживают, они плодятся, как многоточие при запавшей клавише. Уже есть потери. На, - он заглянул в телеграмму-молнию, - двадцать пять лет прервана связь с планетой Яй-хо. Их посол отбыл на родину. - Капитан скрипнул зубами. - Вместе с сейфом, подлец! И я спрашиваю вас: "Как нам быть? Чем бороться?"
- Травить их макаронами, - брякнул в забытьи штурман Пузиков, добрейший человек, известный гурман, камбузотер и подливало. Это он оказался рядом с капитаном.
Несмотря на внешнюю мягкотелость, штурман был асом своего дела. Несколько лет назад он совершил аварийную посадку в жаркой пустыне Монголии. Корабль практически разрушился, врезавшись в древнее кладбище динозавров. Сбежавшиеся к месту аварии местные жители в ужасе замерли. К ним из дымящейся воронки, шевеля и расталкивая исковерканные куски титана и гигантские поломанные ребра, медленно и страшно выбрался покрытый сажей толстый черный человек - только белки глаз и зубы сверкали. Рука человека сжимала гигантский окаменевший мосол. Сначала его приняли за страшного духа Бабламырка, пожирателя костей титанов, но вскоре все прояснилось. За проявленную храбрость штурмана напоили кумысом и дали уважительное прозвище Черный-Пузиков. Или, по-монгольски, Кара-Пузиков.
Капитан нервно дернул усом:
- Посерьезнее, Владислав. Кстати, ты поел?
- Прости, Кешенька, сорвалось, - смутился Пузиков. - Но раз ты прямо ставишь вопрос… Да, поел, но эти макароны… Сегодня мой желудок не смог исполнить великолепную арию, а проскрипел жалкие страдания.
Гений Переделкин прослезился и полез за записной книжкой: "Таланты, кругом одни таланты. Труд и только труд!"
- У нас есть яды, - скучным голосом сказал начальник хозчасти Псой Карлович Кербер-Тявкин. - Дубарь, чмоген, упсин, соус хреновый…
Штурман Пузиков вздрогнул, как гончая, услышавшая звук рожка.
- Прошу прощения, - сказал Кербер-Тявкин и перекинул пару страниц в роскошном замшевом блокноте, - соус не сюда. Вот. У нас есть кое-какое оружие: долбайдеры, карачуны, автоматы Кондратия, разрядники Святого Витта, а также разные выкидухи, залепухи, плюхи. Мы не военный корабль, капитан, - он томно глянул на мрачного Шквореня. - Все это - средства индивидуальной защиты.
Капитан кивнул:
- Ясно. Бортинженер!
Жужелицын кашлянул, пальцем погладил Парсека, доверчиво прикорнувшего у него на плече.
- Полуразумный земной станок безопаснее разумного чужого.
- Понятно. Что скажет наука?
Ксенолог Нахиро Умора осторожно сложил ладони подушечками пальцев и мягко заметил:
- По всей видимости, это не разумные существа. Но тест на разумность чисто человеческое изобретение - он может ошибаться. Разве мы хотим повторения "казуса тушки-и-чучела"?
Конечно, вторично такого галактического позора для Земли никто не хотел. До сих ученые не могут понять, куда делась цивилизация, чей представитель попал в конце концов в руки земного таксидермиста. Полагают, что вся она целиком бежала в другой сектор галактики, ужаснувшись соседству с жуткой расой, где первого встречного Чужого, не здороваясь, подстреливают, как куропатку, чтобы затем, основательно выпотрошив и приготовив с овощами, выставить чучело в музее с табличкой "Рукобрюх двуногий". Но кто виноват, что несчастный Чужой как две капли воды был похож на обычного кенгуру, а у космонавтов как раз подходили к концу запасы белковой пищи?
- То есть вы предлагаете подождать?
Умора кивнул:
- Да. Вызвать специалистов, разработать тщательный план, провести серию экспериментов. Я уже составил список, к каким организациям и специалистам мы должны обратиться. - Он достал свиток в виде большого рулона.
- А вот сожрут они вас, даже нечего будет соломой набить, - заметил планетолог Эрул Сумерецкий, умудрившийся вольготно расположиться на стуле, словно сидел в кресле. - Они бросаются на все, что видят.
Глаза штаба тревожно забегали. Придавленные ботинком капитана мухи на полу рубки начинали шевелиться.