Эпизод шестой
ШЕПЧУЩИЕ ТОПОЛЯ
I
Как–то в послеобеденный час Морис Клау появился в моем кабинете и сообщил, что "по причине реконструкции" временно прекратил вести дела в своем уоппингском пристанище и потому сумел выкроить минутку, чтобы нанести мне визит. Я всегда был рад возможности побеседовать с этим выдающимся человеком, хотя единственной подобающей "реконструкцией" его неприглядного заведения мне представлялся добрый пожар. Без лишних вопросов я предложил ему кресло и сигару.
Морис Клау снял свой плащ с пелериной и бросил его на пол. На эти руины портняжного искусства он возложил коричневый древний котелок, предварительно вытащив из него пузырек с вербеной . Затем он увлажнил вербеной свой куполообразный лоб и бесцветную бородку.
- Так освежает, - пояснил он. - Римский обычай, мистер Сирльз. День очень жаркий.
Я признал, что он прав.
- Дочь моя Изида, - продолжал Морис Клау, - сбежала от реконструкции и декорации как можно дальше, а именно в Париж.
Я отделался ничего не значащим замечанием, и у нас завязался разговор о дерзком ограблении, которое в те дни стало поводом для многочисленных газетных статей. Мы с головой ушли в беседу, когда (к моему большому удивлению, так как я считал, что он находится в тысяче миль от меня) объявили о приходе Шена Хауфмана. Мой старый американский приятель вошел в комнату; Морис Клау скромно поднялся, собираясь уйти. Но я задержал его и представил их друг другу.
Хауфман сердечно приветствовал Клау, не выказав ни тени невежливого удивления, с каким часто встречали моего эксцентричного, ни на кого не похожего знакомца. Хауфман и в самом деле обладал добродушным характером и умел за одеждой увидеть человека. Он с извиняющимся видом бросил взгляд на свою правую руку, висевшую на перевязи.
- Руки не подам, мистер Клау, - весело улыбаясь, сказал рослый американец с загорелым, бритым лицом. - Давеча поймал свинца, правая до сих пор не работает.
Естественно, я сразу же спросил, как он был ранен; американец коротко объяснил, что при исполнении служебных обязанностей столкнулся с преступной бандой; благодаря Хауфману двум бандитам был вынесен приговор за убийство, третий же ранил его в руку и бежал.
- Трое даго, - добавил он в своей характерной решительной и живописной манере. - Сто лет их уже разыскивают. Осенью угнали у меня кучу жеребят, одного парня застрелили, другого бросили, посчитав мертвым. Я им спуску не дал и бросился в погоню. Окружили их на мексиканской границе, двоих сцапали - Шварта Сэма и одного из Коста. Но молодой Коста - мы зовем его Корпус Крис - сумел бежать и всадил мне в локоть кусок свинца!
- Так вы приехали на отдых?
- Стало быть, - ответил Хауфман. - Грета меня притащила. Прямо заболела, когда я сказал, что не поеду. И вот мы здесь! Проведу в Лондоне месяцев шесть. Привез девочек посмотреть окрестности. В отеле мы жить не станем. Сняли дом чуток на отшибе - это Лаи придумала. Вчера въехали. Все в полном порядке. Жду вас сегодня на обед! И вас, мистер Клау! Ну как?
Морис Клау задумался над ответом, но отвечать ему не пришлось - Хауфман, весело помахивая нам здоровой рукой, исчез так же внезапно, как и появился, прокричав напоследок:
- Обед в семь тридцать. Девочки ждут!
В этом был весь Хауфман, однако его дружелюбие и сердечность мало кого могли оставить равнодушным.
- Он хороший человек, этот мистер Хауфман, - загромыхал Морис Клау. - По душе мне широкие натуры. Но забыл он сказать, где живет!
И верно! Пылкий, стремительный Хауфман забыл о такой немаловажной мелочи. Я подумал, что он, вероятно, найдет способ исправить свой промах и убедил Клау остаться.
Через некоторое время я посмотрел на часы: стрелка приближалась к шести. Я молча взглянул на Клау. Этот эксцентрик только пожал плечами и стал надевать плащ. И тогда раздался звонок телефона. Говорил Хауфман.
Я рад был услышать его голос со знакомым американским акцентом; смеясь, он извинился за свою забывчивость и быстро объяснил мне, где находится "Роща" - именно так называлась усадьба.
- Приезжайте сейчас же. Переодеваться не стоит, нет времени, - сказал он и бросил трубку.
Когда я поделился адресом дома с Морисом Клау, мне показалось, что он как–то странно посмотрел на меня сквозь стекла пенсне; но Клау ничего не сказал, и я решил, что ошибся. Мы едва успели на поезд. От станции до дома было недалеко; нас ждал автомобиль Хауфмана.
Весь путь от Стрэнда занял менее трех четвертей часа, и вскоре мы уже подъезжали к дому по самой чудесной тополиной аллее, какую я когда–либо видел.
- Господи! - воскликнул я. - Какие прекрасные деревья!
Морис Клау кивнул и принялся рассматривать высокие
стволы с каким–то странным выражением, значение которого было мне совершенно непонятно. Но не успел я обдумать эту загадку, как мы оказались в холле, где нас ждал Хауфман и две его восхитительные дочери.
Не знаю, какая из девушек выглядела очаровательней: Лилиан со светлыми кудрями и живыми голубыми глазами или темноволосая, дышавшая таинственной красотой Грета. Во всяком случае, человеку влюбчивому знакомство с ними наверняка грозило бедой. Даже престарелый Клау стал любезничать с девушками, всем своим видом давая понять, что занятия темными науками не лишили его способности наслаждаться обществом хорошеньких леди.
Грета, как я заметил, бросала на Клау задумчивые взгляды, а за обедом внезапно спросила, читал ли он книгу под названием "Психические измерения".
Клау довольно неохотно (так мне показалось) признался, что читал ее, и девушка тотчас сказала, что испытывает большой интерес к психическим материям. Обычно Клау бывает только рад сесть на своего любимого конька, но сейчас он решительно пресек все попытки втянуть себя в обсуждение потусторонних явлений и подчеркнуто перевел разговор на общие темы.
- Не позволяйте ей забредать в болото, мистер Клау, - одобрительно заметил Хауфман. - Чертовка спит и видит дома с привидениями и тому подобное.
Смеясь, девушка признала свою вину - ее неудержимо манил мир призраков.
- Но я их не боюсь! - заявила она с деланным возмущением. - Просто я мечтаю увидеть привидение.
- Ах, Грета! - воскликнула ее сестра. - Что за ужасная мысль!
- Вы и сами расследовали такие дела, мистер Клау? - спросила Грета.
- Да, - пророкотал Клау, - возможно. Кто знает?
Поскольку Клау явно не желал делиться своими знаниями о призраках, девушка состроила забавную разобиженную гримаску, в ответ на что ее отец громко расхохотался; больше в тот вечер речь о привидениях не заходила. Я не мог не заметить, однако, двух странностей в поведении Клау: первое, он бесспорно заинтересовался Гретой; и второе, что–то заставляло его то и дело отлучаться из комнаты.
Около десяти вечера мы попрощались с хозяином и его дочерьми; от предложенного автомобиля мы отказались, так как до отхода поезда оставалось достаточно времени и мы вполне успевали дойти до станции пешком.
Хауфман собрался было нас проводить, но мы отговорили его, заверив нашего хозяина, что без труда найдем дорогу. Клау был особенно настойчив; когда же мы наконец вышли на аллею и, свернув за угол, потеряли дом из виду, он остановился и сказал:
- Этой возможности поговорить с вами, мистер Сирльз, я ждал. Не исключено, что не имеет то значения, но усадьба, где живет наш добрый Хауфман, именовалась ранее "Парком".
- И что же? - спросил я, резко обернувшись к нему.
- Известна она в качестве "дома с привидениями", как именуют подобные места глупцы. Несомненно, поэтому и сменили название. О "Парке" писали немало в журналах, что посвящены психическим вопросам.
- "Парк", - пробормотал я. - Кажется, я читал об этом доме в той необычайной оккультной книге, о которой говорила сегодня вечером мисс Хауфман - "Психические измерения", правильно? Это ведь то самое место, где по слухам был убит монах, умер старый антиквар и некая молодая девушка, если не ошибаюсь?
- Да, - ответил Морис Клау, - о да. Поведаю вам секрет. Книжицу "Психические измерения" написал я и, разумеется, мне давно известно о "Парке".
Его слова поразили меня - о книге в то время много говорили. Клау вперил взгляд в окружавшие нас тени и, как мне показалось, с подозрением понюхал воздух.
- Оставим разговоры о сверхъестественных опасностях, - сказал я. - Но дело в том, что как только слуги обо всем этом узнают, а кто–то в округе наверняка им скажет, они дружно скроются из дома. В подобных случаях прислуга имеет замечательную привычку бежать, сломя голову.
- Обязаны мы, безусловно, поведать ему, нашему доброму Хауфману, - согласился Клау. - Быть может, придумает он способ покинуть дом, не сообщая молодым леди о пугающей репутации "Парка". Юная Грета обладает симпатическим интеллектом, - Клау притронулся пальцами ко лбу. - Пластинка такая чувствительная, фотографическая пленка такая нежная! Опасно ей оставаться. Бывают, мистер Сирльз, симпатические самоубийства! Эта девушка - она медиум. Из "Парка" должно увезти ее.
- Нельзя терять ни минуты, - сказал я. - Нынче же ночью мы должны решить, что нам делать. Не согласитесь ли зайти ко мне?
Морис Клау выразил свое согласие, и мы двинулись дальше через тополиную рощу.
Ночь была совершенно безветренная, но на всем протяжении аллеи беспрестанно раздавался жуткий, леденящий душу шепот. Деревья вздымали ветви к усыпанному звездами небу, словно ряды мертвецов, тянущих свои руки из могил. Возможно, это видение было порождено самой атмосферой усадьбы. Внутренний взор легко превращал тополь в костлявую фигуру монаха; и даже самый трезвомыслящий человек, знакомый с историей усадьбы, расслышал бы в тихих, неустанных голосах деревьев горестные женские вздохи. Словом, я ничуть не пожалел о расставании с аллеей, когда мы вышли за ворота и оказались на дороге.
Позднее, у меня в кабинете, мы подробно обсудили положение дел. Я достал из книжного шкафа "Психические измерения" и передал книгу Морису Клау.
- Где–то здесь, - пророкотал он, перелистывая страницы. - Зачитываю: "Восьмого августа 1858 года фра Джулимо, который принадлежал к независимому религиозному братству, занимавшему дом с 1851 по 1858 год, был найден задушенным у подножия тополя неподалеку от ворот". Мало смог я узнать о том братстве, - сказал он, поднимая глаза, - но они были, мне кажется, людьми добропорядочными. После убийства они почти сразу же покинули усадьбу. Арестов не было.
Клау справился с книгой.
- Далее, в конце февраля или в начале марта 1863 года в доме поселился мистер Б. Д. Он был антикваром с европейской известностью и повадками затворника. Всего лишь с двумя слугами - старым солдатом с женой - он жил в "Парке", то есть в "Роще", с весны 1863 по осень 1865 года. Известный нам Пепли дословно пересказывает беседы с людьми, что слышали рассказы мистера Д. о том, как порой ночью звал его по имени из тополиной рощи тихий голос. Приведена беседа с его слугой и женой последнего, подтверждающая эти заявления.
Однажды сентябрьским утром мистер Д. найден был мертвым в роще. Причина смерти в точности так и не установлена. Дом приходит в упадок. Он так необитаем; его страшатся. С 1865 до 1888 года стоит он совершенно пустой.
Затем усадьбу занимает некий мистер К.; но он прожил там лишь два месяца, этот К. После него усадьбу один за другим снимали еще трое жильцов. Только один из них жил там - неделю; остальные же, узнав, как должно полагать, о дурной славе дома, так в него и не въехали.
Семнадцать лет назад произошла последняя трагедия, связанная со зловещей тополиной рощей. В усадьбе появился эксцентричный старый холостяк и летом 1903 года пригласил к себе племянницу. Свидетельства указывают мне ясно, что бедняжка была невротичкой - о, это очевидно; потому объяснима трагедия. Она выпала, или выпрыгнула, из окна своей спальни однажды июньской ночью, и обнаружена была мертвой у подножия первого в роще тополя. Проклятье! это морг, этот дом!
Он возвратил мне книгу и замолк, глядя на меня.
- Вы сами посещали усадьбу? - прервал я затянувшееся молчание Клау.
- Четырежды, в разное время, мистер Сирльз! Шепот слышен лишь в нескольких комнатах, и только тогда, когда окна открыты. Заметьте, однако, что все трагедии случились в теплые месяцы, когда оставались окна распахнутыми.
- В этом шепоте… было нечто сверхъестественное?
- О нет. Вы прочитали ведь мои разъяснения.
II
Хауфман озадаченно уставился на нас.
- Везет же мне! - заметил он. - Грета прочла вашу книгу, мистер Клау, и уже сообразила, или скоро вычислит, что "Парк" и "Роща" - одно и то же. Я‑то предпринял эту поездку скорее из–за нее, - добавил он. - Та переделка, о которой я вам рассказывал, заставила ее поволноваться. Ей казалось, что какой–то тип ее преследует. Доктора заявили, что это частый симптом нервного расстройства, и велели сменить климат. Так что я все бросил - подумал, пусть лучше выздоравливает. Черт подери этот дом!
И он распрощался, твердо вознамерившись сменить место жительства. Но сама мысль о том, что придется подвергать себя таким неудобствам из–за малопонятных легенд о призраках, была чужда его практическому уму; миновало две недели, а Хауфманы все еще оставались в "Роще". Ремонт в лавке Клау, надо полагать, был далек от завершения, потому что тот несколько раз сопровождал меня с визитами к Шену Хауфману и девушкам. Закончилось тем, что в один прекрасный день Грета прямо спросила его, является ли усадьба тем самым "Парком", который был описан в "Психических измерениях".
Клау нехотя пришлось признать ее правоту, но девушка ничуть не встревожилась и, напротив, даже обрадовалась.
- Какая непонятливость! - воскликнула она. - Я должна была догадаться по описанию. По правде сказать, я ничего бы не узнала, только нынче утром все слуги разом уволились!
Клау многозначительно поглядел на меня. События развивались так, как мы и предсказывали.
- Они вам сказали? - спросил он. - Да? нет?
- Сказали только, что в доме обитают привидения, - отвечала Грета, - но больше, похоже, ничего не знали. Этого оказалось для них достаточно!
Появился Хауфман и в ответ на наши вопросы объявил, что ничего не может поделать.
- Лаи и Грета хотят остаться, - сообщил он. - Что тут скажешь? Отправил телеграмму домой и велел прислать слуг. Тем временем мы отданы на откуп приходящим служанкам и поденщицам!
Морис Клау был весьма обеспокоен. При первой же возможности он отвел Хауфмана в сторонку и стал расспрашивать его, где именно находятся комнаты, занимаемые семьей.
- Окна моей комнаты выходят на аллею, - ответил Хауфман. - Окна комнаты Греты - тоже. Комната Лаи на другой стороне. Пойдемте, поднимемся наверх и я покажу вам!
Мы с Клау последовали за ним. День был ясный и солнечный; из окна комнаты Хауфмана видны были величественные ряды тополей, стоявших молча, как строй громадных гвардейцев, в неподвижности летнего воздуха. Странно было размышлять о потусторонних чарах, видя яркий солнечный свет, весело заливавший деревья, цветы, кусты и лужайку.
- Это комната, где яснее всего различим шепот! - сказал Морис Клау. - Говорю в точности - провел я здесь несколько ночей!
- В самом деле? - отрывисто воскликнул Хауфман. - Стало быть, я крепко сплю. Ни разу ничего не слышал. Комната Греты справа. Дочь ни о чем таком мне не говорила.
Клау выглядел взволнованным.
- Нет в звуках ничего необычного, - ответил он. - Вполне я в том убедился. Но глас предания сильнее, мистер Хауфман! В часы безмолвного ночного бдения, даже неотзывчивому старому глупцу, подобному мне, приходят на ум страшные воспоминания, и вообразить он может все, что угодно. Помимо гибели монаха, каковой стал, вероятно, жертвой бродячего грабителя, трагедии нетрудно объяснить. Престарелый антиквар умер от удара, а бедная девушка, скорее всего, упала с балкона, когда бродила она во сне. Чрезвычайно невротическим обладала она темпераментом.
- Плохо, что Грета все узнала, - задумчиво пробормотал Хауфман. - Ее нервы не выдержат. Этого я и хотел избежать!
- Можете ли вы, по крайней мере, убедить ее сменить комнату? - предложил я.
- Нет! Она упряма, как мул! Ее покойница мать была такой же! Ирландская кровь!
Так обстояли дела, когда мы с ним распрощались. Несколько дней прошли мирно - а затем случилось то, чего мы опасались и в глубине души со страхом ожидали.
Хауфман ворвался ко мне в кабинет со словами:
- Началось! Грета говорит, что каждую ночь слышит голос!
Я был готов к такому повороту событий, и все же от его резкого восклицания у меня по коже пробежал холодок.
- Хауфман! - строго сказал я. - Довольно! Немедленно увозите девочек. Прежнее нервическое состояние и эти болезненные грезы могут сказаться на рассудке Греты.
- Вы не дослушали, - произнес он, пытаясь успокоиться. - Болезненное воображение, как же! Я и сам слышал этот шепот!
Я непонимающе взглянул на него.
- Что теперь скажете? - спросил Хауфман с ноткой какого- то мрачного удовлетворения в голосе. - Когда Грета рассказала мне, что слышала ночью нечто, причем это нечто не было шорохом листьев, я долго сидел, курил и раздумывал, что тут к чему. В первую ночь допоздна читал - и ничего. На следующую ночь сидел в темноте. Ветра не было, и я ровным счетом ничего не услышал. На третью ночь я опять сидел в темноте. Около полуночи поднялся ветер. В шорохе и вздохах листьев я расслышал голос - в жизни мало что слышал так четко! Он звал меня!
- Хауфман!
- Будь я проклят, он звал меня по имени! Готов присягнуть перед присяжными!
- Все это совершенно необъяснимо! - сказал я. - Жаль, что с нами нет Мориса Клау.
- Где же он?
- В Париже. Пробудет там до понедельника.
- К слову сказать, - продолжал Хауфман, - по пути сюда, у метро Чаринг-Кросс, я встретил одного человека. Попробует разобраться в этом деле. В тайнах он дока.
Хауфман упомянул название знаменитого американского сыскного агентства.
- Боюсь, далековато будет от мест, где он привык работать, но он вызвался помочь и я этому рад. Хотя неплохо было бы посоветоваться с Клау.
- Что с девочками?
- Как раз собирался сказать. Отослал их в Брайтон. Грета не хотела уезжать, но бедняжка Лаи была смертельно напугана! Короче говоря, они уехали.
Необъяснимое и жуткое происшествие занимало все мои мысли, и о работе нечего было и думать. Я отправился вместе с Хауфманом в отель, где познакомился с мистером Д. Шортером Оттли. Тот оказался типичным жителем Нью-Йорка: бритый, с бледным лицом, выразительными серыми глазами и твердой линией рта.
- Призраками не занимаемся! - улыбаясь, заявил он. - Не встречалось мне еще привидение, которого не остановила бы пуля!