– Сейчас здесь шныряют одни знаменитости и богачи. Всех не упомнишь… – Она не собиралась так просто расстаться с новой добычей. – Я возьму вас под руку. Знаете, с мужчинами так разговаривать удобней. Зовите меня Дарьей. Вы заметили, какая сейчас в мире нервозность? Все ожидают чего-то, и обязательно худшего. Стараются спрятать всё ценное подальше, понадёжней… Думаю, это акционерное общество страшно процветает. Но владельцы такие замкнутые, снобы. Вы для них лишь клиент. Вы тоже это почувствуете. Вы ведь приехали прятать свои работы? Или картины, семейные драгоценности?
– Н-нет. Хочу поместить архив деда, – высвобождая руку, ответил Борис.
– Он кто? – вопрос был задан так, что было ясно, это её не интересует.
Борис не торопился ответить, она отсекла его от лифта, и пришлось вполоборота к упорной собеседнице продвигался к лестнице.
– Знаменитый поэт и… генерал.
Мужской голос позвал её из ресторана, и Борис воспользовался этим, перешагивая через две-три ступени, быстро очутился на следующем пролёте, невидимом из холла. Спокойнее он поднялся на третий этаж, и оказался в коридоре у лифта как раз тогда, когда створки лифта открылись, и вышел носильщик китаец с его чемоданом. Уже вместе они зашагали к его номеру.
В шикарном номере он первым делом скинул пахнущую потом одежду, заказал её чистку и принял душ. Горячий, затем холодный душ прогнал дорожные впечатления, и, не распаковывая чемодана, он с обмотанным вокруг головы полотенцем вернулся в спальню, плюхнулся на двуспальную кровать. После душа не чувствовалось усталости, зато горело лицо, – давала знать поездка на чистом, насыщенном кислородом воздухе. И сна не было ни в одном глазу, – он выспался в самолёте. Одной рукой он открыл лежащий рядом чемодан, вынул бутылку коньяка, сделал небольшой глоток и задумчиво завинтил крышку. Мысли упорядочивались, и он отдался их течению. В целом день прошёл удачно: он прибыл на место, даже познакомился с Набоковым… Тот оказался страстным гонщиком, - надо попытаться сыграть на этом. Не бог весть, какая зацепка, но всё же лучше, чем ничего. С чего-то так или иначе, а начать придётся… Зазвонил телефон. Борис с удивлением опустил бутылку на пол, дотянулся до аппарата на тумбочке, переложил ближе, на постель. Лишь затем снял трубку.
– Прошу прощения, – в голосе дежурного администратора больше не было холодной отчуждённости мажордома английского лорда, её сменили нотки чрезмерного уважения. – Вас приглашает на вечеринку господин Набоков.
– Писатель? – не смог удержаться Борис.
Но шутки не получилось.
– Вице-президент корпорации, – судя по голосу, удивился и даже обиделся администратор; он не уточнил, какой корпорации, будто других не существует. – Господин Набоков описал машину… По ней вас узнали.
– Да, да конечно, – прогнал тень его сомнений Борис. – Я и есть, кто ему нужен.
– Господин Набоков подчеркнул. Вы должны явиться на вечеринку.
Борис опустил трубку. Выдернул из ноздри волосок, сунул ладони под затылок и с наслаждением потянулся. День складывался на удивление удачно. Если только приглашение не связано с утечкой сведений оттуда, откуда его послали.
А вдруг западня?…
Среди жилых застроек городка квартал руководства корпорации выделялся выстроенными с размахом особняками и садово-парковыми участками вокруг них. Борис медленно проехал по ухоженной, но безлюдной улице, проехал и мимо большого дома за забором и садом, адрес которого дал администратор гостиницы. Вдоль дорожки, в ряд, застыли дорогие иномарки, исключительно последних моделей. Почти столько же машин виднелось в переулке сбоку особняка. Ничего подозрительного он не обнаружил, – что, впрочем, ни о чём не говорило. Остановив "Феррари" последним в ряду, впритык к уличной дорожке, ещё раз проверил пистолет с лазерным прицелом. Он оставил автомобиль и, осматриваясь, неспешно прошёлся по дорожке между машинами и невысоким каменным забором в обратном направлении. Ночь была лунная, светлая.
Двухъярусный, с размахом выстроенный особняк Набокова был заполнен участниками вечеринки. За каждым распахнутым или прикрытым окном что-либо происходило, под музыку двигались тени, очертания мужчин и женщин, доносился кажущийся беспричинным смех. Борис приостановился у металлической калитки с электронным запором. Нажал кнопку звонка и подождал. Никто не отвечал. Рассудив, из-за вечеринки сигнализация отключена, он огляделся. Улица оставалась безлюдной, и он перелез через забор возле калитки, бесшумно спрыгнул на подстриженную траву. По выложенной плитками садовой дорожке, среди подстриженных кустарников вышел к парадным дверям, которые вдруг автоматически осветились при его приближении. Он приоткрыл дверь и шагнул внутрь.
В полумраке душной большой передней не оказалось ни души. После виденного в окнах, это представлялось подозрительным. Светлая дверь слева внезапно открылась, из неё выскользнула… длинноногая девица в подчёркнуто короткой юбчонке. Застёгивая пуговицы голубой блузки, она прикрыла пышную грудь. Следом появился молодой мужчина без пиджака, в распахнутой от воротника рубашке, схватил девицу за руку. И он, и она казались пьяными, то ли и вправду не замечали присутствия Бориса, то ли очень искусно делали вид, играли какую-то игру.
– Танюш, – умоляя, потянул мужчина девицу обратно в тёмную комнату.
– Ну что? – слабо сопротивляясь, капризно отозвалась она.
Дверь за ними закрылась. Прикрыл за собой парадную дверь и Борис. Передняя являлась единственным не захваченным участниками вечеринки помещением. Он в этом убедился, когда пересёк её и очутился в гостиной, настолько просторной, что местами погружённой в полумрак. Вечеринка оказалась многолюдной, и все были в том состоянии, когда только отдельные женщины способны обращать внимание на появление нового мужчины. По их удивлённым взглядам не трудно было догадаться, – присутствовали только свои. Он ни у кого ничего не спрашивал, обошёл весь нижний этаж, наконец заглянул в единственное ярко освещённое помещение – на кухню. И там увидел эту женщину.
Волосы у неё были густые и золотистые, ниспадали на плечи, на спину до разреза вечернего платья. Они подрагивали при походке, такой, которую он уже не смог бы забыть. Именно её снимок он получил от Службиста. И вот она проходила рядом, даже не взглянула, когда он посторонился на входе кухни. Живая, красивая и странная; в расцвете женственности, – ей едва ли исполнилось тридцать. От внезапной растерянности он молча пронаблюдал за ней, неотрывно смотрел на походку, со спины вовсе умопомрачительную. Стоял и прозревал, что должен иметь надежду видеть эту женщину снова и снова, иначе жизнь теряла смысл, иначе он состарится разом на десяток лет.
Вдруг, как Откровение, понял в чём её загадка. Словно прочитал в походке, – "да, я чертовски хороша, мне так говорят, и я вижу это в зеркало. Отчего же я не счастливая, как другие женщины? Веселитесь, не хочу никому мешать. Я и сама больше всего на свете хотела бы быть беспечной и безумно весёлой. Если бы… если бы рядом оказался Мужчина, мой Мужчина, единственный и неповторимый Мужчина. Я его жду, и жду, и жду. А лучшие годы уходят, и мне всё чаще хочется рыдать от отчаяния. Но я ещё надеюсь. Неужели ты не появишься, мой Мужчина?"
Она мило и ничего не значаще улыбнулась подошедшему к ней молодому поклоннику с аккуратно подстриженной бородкой, и Борис едва не застонал от приступа мучительной боли внезапной, не ожидаемой влюблённости, которая сдавила грудь и сердце. Он отвернулся и наткнулся взглядом на Набокова. Тот остался на кухне, у длинного блестящего стола штопором открывал бутылки с иностранными винными этикетками, – рукава голубой рубашки закатаны, до локтей открыты сильные загорелые руки, пуговица воротника расстёгнута, а галстук заброшен на холодильник. Среди обильного разнообразия приготовленной еды, которая его окружала, Набоков был вроде шеф-повара славного ресторанчика, но, в подпитии, думал о чём-то не очень приятном после разговора с вышедшей женщиной. Подняв глаза, он казалось, искренне обрадовался новому знакомому.
– Так и знал. Забор для тебя не проблема, – оживился он. – Ты мне сразу понравился. – Снял с подвеса рюмку, плеснул в неё из бывшей под рукой винной бутылки, предложил Борису. – Прислугу отпустил, – объяснил он своё занятие.
Борис сделал небольшой глоток и кивнул на выход.
– Кто она? – ему удалось задать вопрос почти беспечно.
Набоков постарался ответить весело, но у него не получилось.
– Жена президента. Не страны, разумеется. Фирмы.
– Она не выглядит счастливой, – заметил Борис. – В отличие от остальных, – рукой с рюмкой он обвёл нечто, долженствующее означать присутствующих на вечеринке.
Набоков не поддержал тему, будто обрадовался шагам и появлению на кухне высокого, розовощёкого здоровяка. Здоровяк подхватил одну из открытых бутылок с белым французским вином, глянув на пёструю этикетку, крупными пальцами-колбасками схватил за горлышки ещё две.
– Ей нравится, – объяснил он почему-то Борису. Затем повернул голову к Набокову. – Заметил? Женьки нет. – И опять пояснил Борису. – Наш главный программист объекта "А". За охрану отвечает. Мне б его заработки, а любит нажраться в нахалягу.
Свободной рукой здоровяк взял бутерброд с красной зернистой икрой, запихнул весь в рот и быстро вышел.
Набоков поморщился, вылил из своей рюмки в рот что-то коричневое и налил себе и Борису виски, взял его под руку.
– Пошли, представлю, – сказал он. – Это она решила позвать тебя.
Он пожал плечами, так показал отношение к капризу женщины, которой не мог отказать, и Борис пропустил его вперёд себя.
Нашли её наверху, в другой гостиной, небольшой и уютной, где под одинокую игру трубы топтались притихшие пары. Только матовый розовый шар с середины пола освещал танцующих, разбрасывал их тени, которые двигались по картинам, по стёклам распахнутых окон, по кожаным дивану и креслам, по телевизору с видеозаписью известного трубача, просто по стенам. Она сидела в кресле в дальнем затемнённом углу, рассеяно выслушивала, что ей говорил сидящий на ковре поклонник с бородкой, который напоминал подгулявшего столичного аспиранта. Увидав Бориса, тут же перевела взор на поклонника в ногах, что-то ему ответила.
– Тебя Оксана ищет, – подходя к креслу, хмуро бросил Набоков сидящему на ковре сопернику.
Тот не пошевелился, однако примолк.
– Пусть сидит, – возразила женщина.
– Первая леди нашего королевства, – сказал Набоков Борису. – Как все королевы, она заколдована. Но это не заразно.
– Прекрати, – попросила она. – Ты пьян.
– А это… – Набоков посмотрел на Бориса, удивился, что не знает, кто он собственно такой.
– Странствующий рыцарь, – неотрывно глядя в синие, бездонные глаза женщины, произнёс Борис. – Да… Рыцарь, который странствует и странствует, и не знает зачем, – повторил он, смиряя волнение.
Улыбка тронула её сухие губы, но глаза оставались серьёзными, изучающими. Она протянула ладонь, позволила ему задержать в своей.
– Я Рита, – сказала она. Вдруг предложила, вставая. – Давайте, потанцуем.
Борис опустил рюмку на журнальный столик, под хмурым взглядом Набокова повёл её к светящему шару, у которого было свободнее.
– Как же мне обращаться к странствующему рыцарю? – слегка отстранилась Рита, когда он наклонился, коснулся носом и губами золотистых, с запахом фиалок волос.
– Борис, – мягким шёпотом вспомнил он своё имя. – Конечно, Борис. Так назвала мать.
– Борис и Глеб… Первые русские святые. Вы верите в магию имён? Вы должны нести часть их святости.
– Тогда в вас скрываются ветреность и ум, скажем… Маргариты Валуа.
Он улыбнулся смелости такого предположения, но улыбка застыла, когда заметил в вырезе платья у высокой груди золотой крестик изумительной, старой работы, несущей отпечаток индивидуальности мастера. В крестик были вправлены четыре красных рубина и голубой алмаз в самом центре.
Рита перехватила его взгляд.
– Пятнадцатый век, – серьёзно сказала она. – Он заговоренный. Все женщины, носившие его, влюблялись в тех, кто им его надевал. – Затем спросила. – По глазам вижу, не верите... Говорите же! Я слушаю.
Он выговорил тихо, почти шепотом.
– Искренность чувств нельзя приобрести… подарком.
– Вот как? – не удивилась она. – А вы знаете, чем?..
Она ждала ответа. Не дождалась и высвободилась из его рук. Пальцами приподняла крестик, словно после его замечания хотела разглядеть внимательнее. Приглушённый свет отразился на нём, блеснул в глаза Борису и пропал. Следом за Ритой он вернулся в угол, к Набокову, который раскинулся в кресле, в котором прежде сидела она, наблюдал за ними, вдыхая из рюмки запах коньяка. Набоков поднялся, уступил место, однако Рита осталась стоять, будто засмотрелась в окно, на залитый лунным сиянием сад.
– О чём так интересно разговаривали? – кисло полюбопытствовал Набоков.
– Что Александр Сергеевич должен писать стихи, – ответил ему Борис. – А Набоков, непременно романы.
– А-а, – Набоков невесело усмехнулся. – Если б знали, как звать мою бабку?.. Мать решила, я буду артистом или кем-то в этом роде. Считала, имя обяжет развивать способности и вкус. Впрочем… Похвастаюсь своей коллекцией, – объявил он Борису, ставя рюмку на подоконник.
Уверенный, что тот пошёл за ним, Набоков направился к выходу из гостиной. Минуя помещения с участниками вечеринки, они прошли к торцевой комнате второго этажа, единственной, которая была запертой. Подобрав код, Набоков открыл прочную дверь, молча ввёл Бориса в свой кабинет. Окна были плотно зашторены, и в темноте Борис двигался следом на слух: мягкий ковёр поглощал звуки шагов, но писк нажимаемых кнопок дистанционного управления, которыми отключалась блокировка и особая сигнализация, помогал ему не отставать не на шаг от хозяина особняка. Угадываемые очертания шкафа с книгами бесшумно сдвинулись влево, и дохнуло сухой прохладой. Несколько шагов узким проходом, и они оказались на винтовой, круто уводящей вниз лестнице. Проход за спиной Бориса почти беззвучно отсекло опущенное компьютером перекрытие, и сверху разлилось мягкое рассеянное освещение.
– Есть лифт, – сообщил Набоков. – Нам он не нужен.
При спуске по тайной винтовой лестнице терялось представление, куда же она их ведёт. Можно было лишь догадываться, – под землю. Внизу спуска бесшумно открылась очередная бронированная дверь, и за ней они очутились в просторном помещении, где уплотнялся и усиливался свет, очень похожий на дневной.
Набоков прервал затянувшееся молчание, пояснил:
– Новейшая компьютерная охрана. И держи себе картины, антиквариат прямо под особняком! Надёжней швейцарского банка. При желании, можно хранить любые суммы ценных бумаг.
– Даже не совсем законные деньги?
Набоков приостановился под сводом, странно оглядел малознакомого гостя с головы до ног.
– У меня здесь только подлинники. Что? Взглянем на Ван-Гога?
Борис внезапно прозрел, кто подарил Рите крестик и с какой целью.
– Заговорённый крестик, пятнадцатого века… Тоже здесь, хранился?
Набоков замер. Трезвея, с минуту смотрел не то на Бориса, не то сквозь него. Потом сухо ответил:
– Нет. – И сказал: – Вижу. Не веришь в мистические силы. Ты слышал об индийском предсказателе?
– Который обещает что-то вроде Апокалипсиса?
Тоном голоса и видом Борис ясно показывал своё отношение к подобным предсказаниям.
– Да, – не желая замечать его легкомыслия, тихо и серьёзно подтвердил Набоков. – Многие ему поверили. Очень многие. До сих пор его предсказания сбывались. С завязанными глазами он указал на точку на прокрученном глобусе. Из неё вырвутся силы хаоса, из неё же они будут укрощены на всей земле. Знаешь, куда он показал?
Было видно, тема его волновала. Борис невольно перешёл на серьёзный разговор.
– Надо думать, в это место? Почти посредине Евразии?
– Верно, – подтвердил с лёгкой усмешкой Набоков. – Только в этом месте каждый сможет сохранить то, что у него самое ценное. Президент фирмы гений! Как угадал?! Вложить в медвежий угол миллиарды и миллиарды, а теперь получать сумасшедшую прибыль. А завтра будет много больше! Ты даже не представляешь, какая будет прибыль у президента!
– И у тебя?
Набоков не желал обращать внимания на вопрос, продолжал:
– Мистика? А я знаю, это будет… – Он вдруг осёкся, но тут же рассмеялся, будто показывал представление, и оно было окончено, и весело спросил: – Так мы идём смотреть Ван-Гога?
Борис отступил назад, развернулся и стал подниматься по винтовой лестнице.
– Ты решил, мы предсказателя купили?! – крикнул ему в спину Набоков и громко рассмеялся. Затем последовал за ним. – Без меня не выйдешь!
Лишь труба способна выразить настроение тоскующей по любви одинокой души. Преследуемый её игрой и такой мыслью Набоков в гостиной второго яруса, затем в остальных помещениях, внизу особняка искал Риту, и не находил. Её не было нигде.
Он вернулся в гостиную наверху, в полумраке увидел на журнальном столике возле подлокотника кресла, где недавно сидела она, маленькую вишнёвую шкатулку. Взял шкатулку и свою рюмку, вышел на лоджию. Увидал, как в саду, на дорожке в кустарниках мелькнуло её платье, проследил за его перемещениями, услышал предупреждающее жужжание автоматически открытой и закрытой калитки. Он держал шкатулку в ладони, – прежде, чем решиться раскрыть её, сделал глоток из рюмки. В шкатулку была наспех возвращёна золотая цепочка с крестиком, в который в пятнадцатом веке в Византии искусно вправили рубины, похожие на капли крови, и голубой алмаз небесной чистоты.
Борис заметил в лоджии неподвижного Набокова, когда тенью пробирался напрямую к забору. Перемахнув через него, он приземлился на уличную дорожку, быстро прошёл мимо машин гостей Набокова. Все были без огней, без света. Ничто не выдавало в них человеческого присутствия. Но он проявил настойчивость, и был вознаграждён. Рита тихо сидела за рулём серебристого "Мерседеса". Борис распахнул дверцу, без спроса опустился, сел рядом. Ни слова не говоря, Рита завела машину, плавно выехала к середине зачарованной луной улицы. Молчание прервала она, когда выехала на главную улицу городка, сжатую разноцветными яркими витринами, с гуляющими по обеим сторонам беззаботными жителями. Она повела машину медленно, почти бесшумно. Приглушённая музыка, накладываясь одна на другую, доносилась из ночных баров, кафе, ресторанчиков. Между развлекательными заведениями притихли яркие и разноцветные витрины модных магазинов.
– Я кажусь странной, – не то сказала, не то спросила Рита.
Борис проявил тактичную осторожность.
– Я бы сказал, не совсем счастливой.
– Маргарита Валуа тоже была не очень-то счастлива. Быть может, в этом наш крест… – вновь не то сказала, не то спросила она. – Впрочем, глупости. Зачем вы приехали в этот город?
– Вам не признаюсь, – неохотно ответил Борис, предчувствуя, сейчас всё испортится.
– Мы живём здесь странной жизнью. Как будто пируем накануне чумы. Вы ведь слышали о предсказаниях индийца? Оказывается, столько процветающих людей живут в ожидании бедствий и хаоса. Сюда приезжают даже порученцы правительства. Вы заметили, у нас только пятизвёздочные гостиницы? И они не пустуют. – Она ненадолго смолкла. – Так зачем же приехали сюда вы?